Читать книгу Иван – дурак - Ксения Ветер - Страница 1

   Ваня вышел заранее, уже знает дорогу и может позволить себе неспешно пройтись до метро, разглядывая пробегающих мимо девчонок и витрины ларьков. Даже увязший в выхлопных газах, летний воздух ощущается легким, даже заходящее солнце греет, наполняя его радостью и торжественным предвкушением чего-то неизвестного, но несомненно великого. Прозябание в школе закончено, экзамены позади, и весь мир лежит у ног каждого, кто получил аттестат.

   Ему придется подать документы в несколько вузов, иначе тётя Люда просто не отстанет от него, но в успех своего поступления Ваня не особенно верит и совсем не расстраивается. Ни один из его братьев не просиживал джинсы за партой больше положенных в школе лет, и оба они кажутся ему куда авторитетнее тётки.

   На лето она устроила его на работу в свой НИИ, и, видимо, тоже понимает, что Ваня не посветит учебе все летние дни и ночи. Лешка просидел там пару лет, до того, как устроился в мастерскую, так что для подработки не стыдное и совсем не пыльное занятие. Ваня не переоценивает значимость своей работы, но старается относиться к ней со всей возможной серьезностью, не опаздывает, стирает и гладит форму. Всё-таки, если не считать помощи Лешке в гараже и тех редких случаев, когда Гриша брал его к клиентам, это его первый настоящий заработок. Конечно, Ваня не собирается там задерживаться – кто собирается задерживаться на первой работе в семнадцать – но собирается справедливо отрабатывать деньги.

   Если повезет, он сможет на них не только вложиться в семейный быт, но и закатить шикарные проводы в армию, и, если повезет, купить ту крутую куртку, которую видел в торговом центре у метро. Зачем ему куртка летом, и что с ней будет, когда Ваня уйдет в армию, он старается не задумываться – с Лешкой они почти одного размера.

   Спускаясь в метро, он едет с окраины к центру, наперекор всем возвращающимся вечером офисным работягам, и даже полупустой вагон метро делает Ваню в его глазах особенным. До Академической минут пятнадцать, от метро совсем недалеко, летом темнеет поздно, и солнце только начинает катиться вниз к горизонту, когда Ваня доходит до НИИ.

   Четырехэтажное здание института совсем не новое, но обновленное – с аккуратными, на английском, табличками, внутренней отделкой, и мелкие птички носятся по дереву у входа, заполняя иллюзией оживленности. За те несколько недель, что Ваня был здесь, он ни разу не видел больше десятка людей внутри, включая себя и уборщиц. Лето, Лешка говорил, осенью будет повеселее – семинары, конференции, и Ваня искренне не представляет, что вообще можно интересного найти в археологии.

   Дверь открывается без скрипа, внутри пусто, не считая охраны, и Ваня сразу идет к подсобке. Дневной сторож – Василий Петрович – коротко кивает, завидев его, и Ваня тоже только кивает вместо приветствия. Василий Петрович работает тут лет двадцать, и не Ване спорить с его привычками и пытаться дружить с пенсионерами.

   Со второго этажа навстречу Ване спускается задержавшаяся на работе аспирантка – он уже знает её, хоть и не знает имени. Она работает тут каждый день, кроме выходных – в больших очках, с небрежно собранными светлыми волосами, в ярком летнем платьице. Старше Вани, но не тётка лет тридцати; хорошенькая для ботанки, и он замедляет шаг и кричит:

– Привет! Передумала насчет телефончика?

   Она не отвечает – никогда не отвечает ему, проходит мимо, прижимая к себе сумку, но в уголках её губ Ваня видит или придумывает улыбку. Он убежден, что, как и Лешка, просто неотразим для женщин. Ваня оглядывается ей вслед со смешком, смотрит, как та выходит из здания, но не окликает больше. Василий Петрович не обращает внимания на его попытки.

   В подсобке Ваня быстро переодевается в форму, перекладывает телефон и возвращается к Василию Петровичу уже ночным охранником, а не просто недавним школьником Ваней. Мысль об этом всё еще наполняет его иррациональной гордостью, и он нарочито небрежно одергивает рубашку.

– Последняя, – говорит Василий Петрович коротко, уступая своё место.

– Окей.

   Когда дневной охранник собирается и выходит, Ваня запирает дверь изнутри, кладет в карман ключ и идет на рабочее место. Людей внутри здания не осталось, и его дело отсидеть до утра, не проспав пересмену. В пакете ждет пара бутербродов, в подсобке – чайник, в верхнем ящике – кружка и коробочки с чаем и растворимым кофе, перед глазами – экраны нескольких мониторов, таких же древних, как палки вверху, в кабинетах археологов. Экраны показывают уже до мелочей изученные залы института.

   На крайний случай припасен журнал со сканвордами.

   Ваня поудобнее устраивается на стуле и от души зевает.

   Тете Люде с первой зарплаты тоже нужно будет купить какой-нибудь женский подарок.

   ***

   Плюс его работы в том, что никому, кроме ботанов-археологов, не интересна столетняя рухлядь, а им нет нужды её красть – достаточно здесь работать. Да и с ними Ваня бы справился. Он видел несколько телеков и микрофонов в больших залах, но сомневается, что кто-то всерьез будет вламываться за ними сюда. Иногда он, как и любой, любит представлять себя героем боевика, обезвреживающим грабителей, получающий вознаграждение в миллиончик или хотя бы похвалу от мэра, восторги отца, тети, зависть братьев, но умеет различать реальность и фильмы. В реальности есть много других занятий приятней и безопаснее.

   Смотреть один из телеков наверху он пока опасается, да и не уверен, что те вообще показывают что-то, тем более ночью. Лешка говорил, что на его месте спал или переписывался с девчонками, и Ваня снова зевает и достает телефон. Он несколько раз листает ленту в социальных сетях, пишет полдесятка сообщений друзьям, но отвечает только один, и то – "сплю, отвали". Про себя Ваня называет его дебилом, ведь в их возрасте, летом, можно заняться уймой вещей куда веселее, чем сон или просиживание в НИИ. Он переходит в раздел поиска, выбирает девчонок примерно своего возраста, рассматривает фотки и лайкает, но ни одной не пишет. Может, позже. Радио в углу такое же старое, как мониторы перед глазами, но Ваня включает его, не особенно различая музыку и разговоры ведущих.

   Давно за полночь, и глаза его постепенно смыкаются, сдаваясь дреме. Ваня отстраненно думает, что надо бы сделать кофе, но тянется к нему слишком долго, не успевает, и веки смыкаются, превращая бубнеж радио в уютную тишину.

   Просыпается он от грохота где-то наверху.

   От шума Ваня подскакивает на стуле, судорожно протирая глаза, и первой его еще сонной мыслью становится бандитское нападение на стены НИИ, второй – НЛО, третьей – дождь. Дождь действительно барабанит в стекла, но его частый мерный шорох совсем не похож на грохот. Ваня вслушивается в шум дождя, даже думает, расслабляясь, что ему показалось, и звук – отголосок сна. Но грохот повторяется, и он вздрагивает снова.

   У него есть тревожная кнопка, но нет ничего, похожего на оружие – ему ни к чему, он не должен ценой своей жизни за несколько тысяч рублей оборонять тысячелетние камни. Не должен, не собирается, но Ваня тревожно озирается, выискивая хотя бы какую-то палку. Есть только ножки от стула, на котором он сидит, но Ваня решает не ломать пока чужую собственность.

   Грохота не слышно, но его внимание привлекает движение на одном из мониторов. В здании нет никого, кроме него, движение исчезает с экрана так же быстро, как появилось, и Ваня мотает головой и решает, было, что ему почудилось – и движение, и резкий шум. На всякий случай он осторожно встает со своего места, идет вдоль стены, озираясь, до входной двери здания и проверяет замок.

   Дверь заперта, замок на месте, и Ваня вздыхает облегченно.

   Почудилось, и, возвращаясь, он включает в подсобке чайник, высыпает в кружку полбанки кофе и вглядывается в изображения на мониторах. Свет в залах не включен, в окна бьет дождь, оборудование охраны старое, с отвратительной картинкой, ночью видно плохо, но достаточно, чтобы различить. Один из стульев на экране неожиданно взмывает в воздух и ударяется о противоположную стену – словно кто-то взбесился и в ярости швырнул первое, попавшееся под руку. Снова раздается грохот. Ваня успевает обрадоваться, что не успел сделать кофе и взять в руки горячую чашку.

   Сраный полтергейст.

   Ни о чем подобном не рассказывал ни Лешка, ни дневной охранник, ни тетка.

   Ваня сглатывает, пытаясь судорожно вспомнить хоть какие-то способы борьбы с призраками. На ум приходят только соль и железо из каких-то сериалов, а у него как назло под рукой только стул, чашка и бутерброд. Самое главное – не поддаваться панике, и, услышав щелчок чайника, Ваня всё-таки заливает кипятком кофе, возвращается, делает несколько обжигающих глотков и только потом смотрит в мониторы снова. Шкафы на одном из экранов отчетливо дребезжат, шатаясь, пока дверки не распахиваются и раскопанные "сокровища" начинают падать с полок одно за другим.

   Думая о той куртке, которую он видел недавно, Ваня отставляет чашку, вздыхает поглубже,

   И идет к лестнице.

   ***

   На экранах он видел большие залы второго этажа, но когда Ваня доходит туда, призрака уже нет – только раскрыты шкафы, перевернуты стулья, и валяются на полу разбросанные палки и полуистлевшие тряпки. Идет он осторожно, напряженный всем телом, то и дело озираясь, но идет на шорох. Звук теперь тише, но быстрее, как мог бы рыться в деревенском доме забежавший ночью еж. Движения нет и во втором зале, и Ваня идет по коридору дальше, к служебным комнатам.

   Свет фонаря снаружи, на улице, бросает на стены тени, дождь мерно стучит в окна, и от этого тени кажутся подвижными, живыми, опасными. Всё что угодно могут эти тени, когда стулья сами бьются о стены. Одна из дверей в коридоре распахнута – реставрационная, и чавкающий, торопливый шорох раздается именно оттуда.

   Включать свет Ваня глупо боится, словно этим может разозлить полтергейста только сильней.

   За открытой дверью не видно ничего, только темнота.

– Эй, – зовет он, но ни разу не слышал, чтобы хоть в одном фильме на такое откликались духи.

   Шум прекращается мгновенно, и Ваня готов представить что угодно, хоть доисторического динозавра, готового броситься на него из маленькой комнатки. Динозавра нет, нет ничего, кроме его тяжелого дыхания, и Ваня осторожно делает еще несколько шагов к распахнутой двери.

– Эй, – зовет он снова, и снова не слышит ответа.

   Не стоит заходить в маленькую тёмную комнату, это понимает каждый, хоть раз видевший фильм ужасов, это понимает и Ваня. Просто он дурак. Ему ужасно не хочется убегать, хоть об этом кричит каждая напряженная мышца в его теле. Он заходит, силясь хоть что-то разглядеть с выключенным светом, пока за ним плавно не закрывается дверь. Темнота смыкается вокруг, непроглядная, и сердце его замирает, пропуская с десяток ударов. Ваня судорожно нашаривает на стене выключатель, но не успевает включить свет. Что-то бросается на него, вцепляясь в волосы, царапая, как огромная кошка, и Ваня рефлекторно закрывает рукой лицо. Второй он хватает первое, что попадается под руку. Рукоятка легко ложится в ладонь, он бьет наотмашь, и существо отлетает в сторону, давая ему собраться.

   Пальцы сами нащупывают кнопку на рукояти, нажимают, и фонарик вспыхивает в его руках ярко, целиком заполняя комнату; светом алым и золотым. У противоположной стены, залитая этим светом, стоит женщина и потирает ушибленную скулу. Пышные её, янтарные волосы рассыпаются по плечам, стекают по груди и бедрам, сами тоже словно источающие золотое свечение; отголосок солнца. Кожа её белая, как лист бумаги для принтера, ровная, и сама кожа её будто светится особым, магическим светом. Она такая красивая, что слепит. Не считая волос, она полностью обнажена, и Ваня чувствует жаркий приступ смущения, краской приливающий к лицу.

   Изящная женская фигура совсем не похожа на того, кто расшвыривал, как пушинки, шкафы и стулья, рычал в темноте и пытался выцарапать ему глаза. Она смотрит на него, недоуменно приподняв бровь, на фонарик в его руке, и совсем не выглядит испуганной или застигнутой врасплох – только удивленной. Как будто это Ваня вломился в её дом и перерывает её вещи, глупый ребенок, которого не стоит наказывать, но нужно пожурить. Нужно, но она слишком великодушна или придумала славную шутку, и губы её трогает совсем девичья, шаловливая улыбка.

   Дождь сильнее молотит в единственное окно комнаты, стекло дребезжит, и вдали слышится раскат грома.

– Ты поймал меня, славный герой, – произносит она, и Ваня далеко не сразу понимает, что это ее голос.

   Голос её похож на голос из компьютерных игр – мелодичный, эхом звучащий отовсюду одновременно, рождающийся внутри его собственной головы. Она небрежно откидывает волосы через плечо, обнажая грудь, и Ваня отворачивается, опуская фонарик – быстрее, чем успевает понять, что делает. За спиной переливом колокольчиков он слышит женский смех.

– Мне придется исполнить три твоих желания. Ты что же, не знаешь сказок?

   Ваня чувствует, как она подходит к нему сзади, лицо еще горит от следов когтей, крича об опасности – но он не может заставить себя обернуться. Новых ударов нет, она лишь обходит его, мягко ступая босыми ногами по полу, и встает напротив, заглядывая в лицо. Ваня с трудом заставляет себя смотреть в глаза в ответ.

– Слышал что-то такое, – мямлит он, стыдно запинаясь. – Вроде бы. Золотая рыбка, старик, море, типа того.

– Именно, золотая рыбка, – кивает она с улыбкой, то ли передразнивая его, то ли делая понятнее, – Считай, что это, типа, я.

– Окей.

   Он не знает, что еще ответить. Её заметно забавляет его смущение, и она делает еще один шаг навстречу, почти касаясь обнаженной грудью. Грудь её полная, упругая и мягкая даже на вид, и Ваня сглатывает, невольно делая отступая. Свет фонарика прыгает от движения, бросая на стены переливающиеся золотом тени.

– Чего бы тебе хотелось? Решай быстрее. Рыбка ведь быстро умрет без воды. Мне надо спешить.

   Носик её капризно морщится, демонстрируя недовольство такой задержкой – будто это не она сама забралась в охраняемое здание, а Ваня набросился на неё посреди улицы, как маньяк. Мысли бегут в его голове, запинаясь одна о другую, и, сколь бы безумно, невозможно, нелепо ни было происходящее – глупо упускать шанс. Даже если это шутка, даже если это сон – в крайнем случае, он просто ничего не получит.

   Нельзя не попросить, и Ваня выпаливает:

– Машину. Нам нужна машина. Лешка всё время говорит, что без неё никак.

   Она фыркает, качая головой, ожидавшая или наоборот разочарованная его желанием, и янтарные её волосы идут плавными волнами, вновь хотя бы немного прикрывая тело. Так с ней проще говорить, и Ваня сразу чувствует себя увереннее. Её изящные пальчики щелкают в воздухе, и на миг за окном вспыхивает молния – совсем близко, ударяясь чуть ли не у стены здания. Ваня вздрагивает, подпрыгивая, она – нет, только улыбается снисходительнее и мягче. Есть что-то расслабляющее, ядовитое в её улыбке, как дурман.

   В комнате воцаряется молчание, и она раздраженно кивает на окно, предлагая посмотреть. Отчего-то, даже увидев её обнаженной женщиной, Ваня пятится к окну спиной, стараясь не выпускать её надолго из вида. Он отдергивает в сторону шторку, выглядывает наружу и не может сдержать удивленного вздоха. На месте, куда только что ударила молния – от неё видны на асфальте темные горелые трещины – стоит новенький черный седан. Дождь отстукивает ритм на его металлической крыше, и Ваня с трудом берет себя в руки и недоверчиво оглядывается.

– Я не дурак, – говорит он, хотя уже и сам не совсем уверен в этом. – Это может быть чья угодно машина.

   Она кидает ему ключи, и Ваня ловит их рефлекторно, со звоном.

– Но к ней же еще нужны документы, страховка… Для Лешки? – просит он уже менее смело. – Мне еще нельзя.

– Совсем маленький, – смеётся она, и сейчас её смех похож на воркование голубей летним вечером.

   Она проходится пальчиками по столу – стол заставлен коробками, инструментами, какими-то древними плошками – находит тетрадь и вырывает из неё пару страниц. Когда Ваня принимает от неё листы бумаги, они уже выглядят как документы, и он не в силах отличить их от настоящих. Не в силах он и поверить, но догадывается не изводить своими подозрениями.

– Спасибо, – только говорит он.

– Разве ты не хочешь что-нибудь для себя? – она вновь обходит его, на этот раз поглаживая плечи. – Я знаю, что хочешь. Давай попробую угадать, что?

   Он не успевает ответить, руки её вцепляются в плечи, и сквозь форму он чувствует острые когти. Мягкая грудь прижимается ниже его лопаток, дыхание обдает кожу шеи, обжигая волнением, и Ваня чувствует, как уши его горят сильнее.

– Попробуй.

   Деревья снаружи трясутся, шурша листвой, дождь постепенно стихает, и, хоть сна не было ни в одном глазу, Ваня постепенно расслабляется, растворяясь в её тепле. Свет фонарика неровный, как пламя. Ладони легко проходятся по его плечам, рукам, груди и спине, он всего на несколько секунд закрывает глаза, а когда открывает – на себя он видит ту самую, самую классную на свете куртку.

– Ну как? – она спрашивает, отпуская.

   Нельзя сказать, что она не угадала.

– Здорово, – выдавливает из себя Ваня.

   Он ощупывает куртку, проверяет карманы и кладет в один из них ключи от машины. Налюбуется он после.

– А третье? – он спрашивает.

   Ей же надо спешить.

– Я помогу тебе, – воркует она, вновь подходя ближе, почти касаясь лицом, и Ваню накрывает её резкий, сладкий, кружащий голову запах. – Хочешь? Выберу за тебя еще одно желание.

   Он проклинает свой рот, хочет укусить язык – но позже; отвечает он:

– Да.

   Её светлые, янтарные волосы накрывают его, дурманя, на миг лишая сознания и превращая всё вокруг в одно сплошное золотое марево. Едва сказав это, он слышит снаружи собачий лай.

   Ваня бросается к окну и видит, как какая-то ободранная серая шавка прыгает вокруг их новенькой машины.

   Хвостом шавка не виляет, но явно не случайно забрела во двор и не собирается уходить.

   Никогда в жизни Ваня не мечтал о собаке.

   Если это сон – утром он уже не увидит эту противную псину, если нет – лай ничтожная плата за машину и классную куртку. Он достает из кармана ключи, несколько раз нажимает кнопки брелка, открывая и закрывая машину, и каждый раз она отвечает ему коротким сигналом и миганием фар. С каждым разом ему становится тревожнее.

– А я не останусь у разбитого корыта? – спрашивает Ваня запоздало, оборачиваясь.

   В комнате уже никого нет.

   ***

   Остаток ночи Ваня расставляет по местам стулья – к счастью, ни один не сломан; складывает на полки раскиданные древности, стараясь соответствовать табличкам – хотя совсем не уверен, чем отличается один кусок ржавого металла от другого. Он несколько раз обходит залы, придирчиво осматривая на предмет погрома, и только убедившись, что всё более-менее похоже на то, что было вечером, выключает и кладет на место найденный в маленькой комнате фонарик.

   Кофе в его кружке давно остыл, микроволновки нет, и Ваня выливает бурую жижу – может себе позволить в честь безумной ночи, снова ставит чайник и делает новую кружку кофе, с несколькими полными ложками сахара. Пьет он на этот раз неспешно, подолгу дуя на жидкость, осторожными глотками, и всё равно успевает выпить три чашки. Он пытается стереть запись с камер наблюдения, и не уверен, что достигает успеха – программисты, продумавшие управление камерами с полсотни лет назад, наверняка слышали об "интуитивно понятном интерфейсе" меньше творцов интернет-игр.

   К счастью, вряд ли пенсионер Василий Петрович лучше него пользуется техникой.

   Куртка лежит на столе рядом, с головой выдавая его продажность, и Ваня то и дело косится на неё и осторожно гладит рукава и отвороты. Его несколько раз тянет в сон до утренней смены, и перед глазами вспыхивают события ночи – обнаженная женщина, золотые волосы, молния и черный седан. Они тают, всё больше и больше похожие на сон, с каждым часом ближе к рассвету. Василий Петрович сменяет его в девять ровно, как и всегда не опаздывая ни на минуту.

– Без происшествий, – зачем-то говорит ему Ваня, выдавая себя с головой.

   Тот не обращает внимания на его прокол, только кивает и идет мимо, к подсобке. Может, Ване повезет, и он действительно ничего не заметит. Ваня наскоро моет и ставит на место свою кружку, переодевается, уступая смену дневному сторожу, берет свой пакет, куртку и спешит к выходу. Принесенные бутерброды он так и не съел.

   Куртка не исчезла с первыми лучами рассвета, не растаяла и машина – стоит там же, на рисунке от удара молнии, превратившемся в грязноватую лужу. Ваня подходит к ней, насторожено осматривая вблизи, и, конечно, разбирается в машинах не так здорово, как Лешка, но в состоянии оценить – тачка у них что надо. Он снова несколько раз нажимает кнопку брелка, открывая и закрывая машину, всё еще не в силах поверить – но она так же приветливо откликается и мигает фарами. Торопливо оглянувшись – не смотрит ли за ним кто из знакомых – Ваня прячет ключи в карман и отходит от машины.

   Невероятно. В ноздри снова – воспоминанием – бьет резкий и сладкий запах ночной гостьи.

   Ваня решает подумать об этом после того, как хорошенько отоспится.

   Псину нигде не видно.