Читать книгу Багряный плен - Ксения Викторовна Мирошник - Страница 1

– Умоляю… мама, выпусти меня, – я вцепилась в прутья стальной клетки, установленной на обозе. – Мама, молю…

– Ты знаешь, что это невозможно, Мирела, – мамин голос прозвучал отстраненно, будто чужой.

– Мама, – прошептала я, глотая слезы, – умоляю! Я обещаю, что уйду, как можно дальше. Я найду способ избавиться от него. Прошу, мамочка!

– Ты в своем уме? Он перешел к тебе по наследству, уже испоганил твою кровь и стремится очернить сердце!

Уже не молодая, но еще очень красивая женщина с черными, как ночь глазами, приблизилась к моей клетке. От Ратри веяло властью, внутренней силой и непреклонностью, но жестокой она не была. Красная широкая юбка с позвякивающим от ходьбы поясом из скрепленных между собой монет, всколыхнулась от резкого движения. Пожилая цыганка тоже взялась за прутья, цветной платок, завязанный на затылке, чуть съехал. Никогда еще не видела маму такой. Ее одежда всегда выглядела безупречно.

– Ты не знаешь, о чем просишь! – негромко, но яростно, сказала она. – Ты проклята и весь наш род вместе с тобой!

– Еще нет! – цепи на руках звякнули, вызывая новый приступ тошноты, рожденный страхом. – У меня есть время. Год! Целый год, чтобы найти того, кто снимет эту ношу с моих плеч.

– Не говори ерунды, Мирела! – всего на одно мгновение, мимолетное, но все же такое обнадеживающее, я уловила сомнение в голосе матери. – Никому еще не удавалось избавиться от багряного плена!

– А кто пытался? Всех, кого когда-либо постигала та же участь, табор забивает насмерть, включая прабабушку, от которой он достался мне! – злость в моих словах не ускользнула от внимания матери, она отстранилась, а я ощутила, как теряю надежду. – Но я могу попытаться!

– Это невозможно! Не тешь себя пустыми надеждами, – лицо матери стало суровым. Так она справлялась с болью, страхом и независящими от нее обстоятельствами. – Подумай о братьях и сестре.

– Я обещаю, что если не справлюсь, вернусь через год, еще до того, как проклятый дар вступит в полную силу, – снова взмолилась я.

– Сейчас ты готова пообещать что угодно, Мира, но можешь ли ты заречься, что страх перед смертью не остановит тебя? – холод во взгляде и тоне матери, заставил отпрянуть.

Ратри развернулась и собралась вернуться к своему шатру, где мой отец, цыганский барон, прятался от меня с тех пор, как дар пробудился. Прошлой ночью, совершенно случайно, не осознавая, не ведая, что творю, слегка поранив руку, я подняла из земли мертвого ребенка. Самое ужасное, что произошло это омерзительное действо на глазах у всего табора и скрыть постылый дар уже было невозможно. Я вряд ли когда-нибудь смогу забыть глаза отца, наполненные ужасом и болью.

– Свяжи меня клятвой! – выпалила я, цепляясь за любую возможность выжить.

– Одумайся, глупая! – грозное лицо матери снова развернулось ко мне. – Где же это видано, чтобы мать свое дитя клятвой связывала?!

– Где же это видано, чтобы сородичи свою сестру забивали палками? – гнев осушил слезы. – Я не выбирала этот дар, я его не звала! Он сам меня нашел. В чем моя вина, мама?

– Ты проклята! – как Ратри сдержалась и не сплюнула на землю, я не знаю. – В твоих жилах теперь течет мерзкая кровь, которая способна беспокоить мертвых.

– Это и твоя кровь, – с вызовом ответила я. – И твоя, и моего отца- барона!

– Молчи! – я знала, что мои слова разозлят мать, но злость сильное чувство, которое может повлиять на действия человека.

– Позволь мне очиститься от этого дара! Позволь найти решение!

– Забудь, Мирела, и смирись со своей судьбой.

Больше Ратри ничего не сказала, даже прощального взгляда не бросила, быстрым шагом ушла к шатру. Внутри образовалась огромная дыра, размером с необъятное небо над головой. Все еще цепляясь за прутья клетки, я спустилась на деревянный пол и прислонилась лицом к стали. До этого дня я жила в прекрасном мире, раскрашенном в яркие цвета и наполненном смехом, танцами и песнями. Сейчас этот мир отвернулся от меня. Цыгане очень сплоченный народ, семейственный, преданный своим сородичам, но они могут быть очень жестокими, защищая себя и свои суеверия.

Багряный плен – редкий дар, очень опасный, богомерзкий. Испокон веков цыгане забивали насмерть того, в ком он пробудился. Страшная смерть, которая сопровождается еще и болью в сердце, ведь забивает несчастного весь табор, который прежде считался семьей. Меня им наградила плохая наследственность. Где-то там, в крови, одна какая-то несчастная капелька, принадлежащая бабушке Ратри, изменила мою жизнь раз и навсегда.

Самым странным во всем этом для меня стало то, что я будущая шувани, как и моя мать. В таборе шувани почитают, к ним прислушиваются, их оберегают. Как мог такой омерзительный дар коснуться меня своими лапами? Моя магия слишком чиста для этого. Как духи могли допустить подобное?

Ночь пришла темная, почти безлунная. Хозяйка неба скрывалась за густыми облаками. Этой ночью в таборе не зажгутся костры, не будет слышно голосов и тем более песен и веселья. Завтра Шанти (день летнего солнцестояния, прим. авт.), а это значит, что с первыми лучами солнца отец с матерью разведут огромный костер, на котором приготовят сытный завтрак на всех. Ману́ – мой старший брат обойдет весь табор и разведет семейные огни. Так было всегда. Так должно быть. Но сейчас я сжимала в пальцах цепи и плакала, с ужасом думая о том, что завтрашний день принесет именно мне. Семья отреклась от меня, сородичи вмиг презрели.

Я свернулась калачиком на деревянном полу и накрыла голову руками, будто пытаясь уменьшиться, спрятаться от этого мира. Слезы душили, но я не буду рыдать в голос, эта ночь должна быть тихой. Несмотря на то, что со мной произошло, я все еще шувани и как никто другой должна чтить традиции. Браслеты зазвенели на руках, и я сбросила их, одержимая тишиной.

-О, духи, – сквозь тихие всхлипы взмолилась я, – услышьте меня, станьте опорой, защитите.

– Мира, – послышался осторожный шепот, и я приподняла голову.

У клетки, просунув свое маленькое личико между прутьями, стояла моя младшая сестренка Динара. Она плакала и ее тоненькие косички подергивались, когда она утирала нос. У ее ног, цепляясь за цветастую юбку, стоял Кало, наш самый младший. Ненадолго из-за облаков высунулась луна, и я разглядела на чумазых щеках две дорожки, проложенные слезами. Я села на колени и потрепала густую кучерявую шевелюру мальчика, он шмыгнул носом.

– Зачем вы здесь? – спросила я, поглаживая обоих по влажным щекам. – Если отец или мама узнают, вам достанется. Да, и Ману будет сердиться.

– Он тоже здесь, – прошептала сестренка и кивнула головой себе за спину.

Брат вышел ко мне, но сказать ничего не сказал, просто наблюдал, сложив руки на груди. Сердце сдавило. Я не думала, что он придет проститься. У Ману строгий характер, если не сказать тяжелый, но сердце доброе. Он ревностно чтит традиции и заботится о благополучии табора, как никто другой.

– Ману, – я протянула руку сквозь решетку, желая коснуться и его, но брат лишь с силой втянул носом воздух, не пытаясь приблизиться.

Я не смогла скрыть разочарования, но то, что он пришел, уже многое значило для меня. Я всмотрелась в любимые лица, надеясь, что младшим не позволят завтра смотреть на происходящее.

– Динара, – прошептала я, подавляя очередной всхлип, – хорошо смотри за братом. Будь умницей, не дерзи матери.

Прощаться было невыносимо, маленькие личики смотрели на меня большущими глазами с мольбой. Ману даже не дрогнул. Но я хорошо знала своего брата, глубоко внутри он прятал боль и сожаление. Мы никогда не были близки, но любили друг друга безмерно. Ману не умел говорить о чувствах, не любил объятий или касаний, он показывал любовь поступками, чаще всего молчаливыми. Легкий кивок головы и дети поняли, что им пора.

Я старалась казаться сильной, казаться стойкой. Им больно и страшно, незачем еще и мои страдания видеть. Я поцеловала сестренку, обнимая ее лицо ладонями и утирая ее слезы, а потом приласкала Кало. Ману положил свои руки им на плечи и развернул ребятишек в другую сторону. Провожая их взглядом, я схватилась за широкий фартук, поднесла его к губам и спрятала в нем свой вопль.

Ману подошел ближе и внимательно всмотрелся в мое лицо. Его глаза, такие же черные как у Ратри, пробирали до костей. Мороз пробежал по коже, сердце забилось чаще от этого страшного взгляда.

– Держи, – сказал он строго, и я увидела его ладонь, протянутую сквозь прутья.

Я застыла в нерешительности, не до конца понимая, чего же он хочет. Брат резко кивнул, призывая меня к действию, и я инстинктивно схватилась за его руку.

– Ты вернешься ровно через год, в день летнего солнцестояния и либо докажешь всем, что наши взгляды устарели, либо примешь смерть, – сказал он и это была чуть ли не самая длинная речь, которую мне когда-либо приходилось слышать из его уст.

Смысл его слов медленно добрался до сознания, и я попыталась выдрать свою руку из его цепких пальцев.

– Не делай этого, Ману, – взмолилась я, начав снова рыдать.

– Клянись! – сурово рявкнул он.

– Ману!

Братская клятва не похожа на другие. Принимая мою клятву, Ману берет часть ответственности за нее на себя и, если я ее нарушу, он умрет вместе со мной. Предлагая клятву матери, я не рисковала ничьей жизнью, кроме своей. Дать её брату – другое дело.

– Ну же! – дернул он мою ладонь. – Клянись!

Я снова попыталась убрать руку, но Ману не выпустил, продолжая сверлить меня своими мужественными глазами. Он не отступит, теперь точно. Я смирилась.

– Клянусь!

Вокруг нас поднялся ветер, закружилась пыль, зашелестели листья. Мы оба глубоко вдохнули, принимая древнее колдовство и разделяя клятву на двоих. Когда ветер стих, Ману выпустил мою руку, бросил к моим ногам ключи и пошел прочь, ни разу не обернувшись.