Читать книгу Другой рай - Ксюша Яким - Страница 3

Я в клубе «Зеро». На улице середина дня, а здесь уже полно народу. В глубине зала, на сцене, стоит большой экран с надписью: «Фестиваль короткометражного кино».

Голоса людей смешиваются со звуками джаза, который играет в колонках по бокам стен. То тут, то там среди толпы мелькают мальчики с подносами и предлагают гостям шампанское.

Подзываю одного из них, беру бокал и спрашиваю:

– Где Рафаэль?

Мальчик кивает в сторону сцены и растворяется в толпе. Говорю кому-то сбоку: «А где Рафаэль?». Отвечают, что видели его где-то рядом.

Все здесь кажутся счастливыми и пьяненькими, будто бы для этого свиходаренного бомонда времени вообще не существует.

Джаз стихает. На сцене появляется парень с микрофоном в руках.

– Дамы и господа! Леди и джентльмены! Сейчас мы покажем новый короткометражный фильм «Евгеника»! Режиссёр – Мули Нучо! Мастер артхауса. Поприветствуем, дамы и господа!

Парень хлопает в ладоши – публика повторяет за ним. Аплодисменты постепенно нарастают, и на сцену выплывает тощая фигурка режиссёра. Он берёт микрофон, раскланивается перед зрителями и когда в зале воцаряется тишина, говорит:

– Эта картина, как и жизнь – создана для всех. Приятного просмотра!

Режиссёр машет рукой и уплывает со сцены. Публика перешёптывается и переглядывается.

Свет в зале гаснет. На экране появляется океанический остров. На берегу, под палящим солнцем, сидят две обнажённые фигуры. Мужчина и женщина. Спутанные волосы женщины развеваются на ветру. Мужчина стоит на коленях в песке. Возле него валяются палки и лесной мусор. Он высекает искру и шепчет: «Я ещё не умею расщеплять атом. Я ещё не научился» Он встаёт и подходит к женщине: «Я пошёл за мамонтом»

Женщина продолжает смотреть вдаль и, не глядя на мужчину, говорит: «Мне некогда. Мне нужно стирать» Мужчина, отходя от женщины, поднимает голову вверх, тянет руки к небу и кричит: «Нам уже никогда не отмыться!»

Экран гаснет.

Ночь. Луна отражается в воде. Серебристый берег. Женщина в зарослях опорожняется, затем поглаживает щёку и мычит, будто бы от боли.

Она заходит в пещеру. Там горит костёр. Мужчина насаживает свежие куски мяса на вертел, а женщина выстукивает камнем зуб у себя во рту.

Они берут сырые куски и выходят наружу, идут вглубь зарослей и останавливаются на поляне. Здесь стоит каменный истукан. Они кладут мясо к подножию немой фигуры, падают на колени и, раскрыв ладони, тянутся к безмолвному идолу. Слышны их завывания. Непонятно: они благодарят или умоляют о чём-то своего кумира?

Через минуту мужчина и женщина возвращаются в пещеру, едят и сношаются.

Экран потухает.

Ночь. Горит большой костёр. Вокруг него танцуют люди в набедренных повязках. В центре стоит обнажённая женщина с неестественно вытянутой шеей. Лицо женщины разрисовано мелким орнаментом татуировки и светится счастьем. Скорее всего, это местная королева красоты. Она плачет. Наверняка это слёзы радости.

Вдруг люди у костра перестают танцевать, берут ножи и кидаются к женщине. На её запястьях они делают надрезы. Припадают к ним грязными ртами. На лицах людей появляется блаженное выражение, какое бывает у младенцев, сосущих материнскую грудь. Женщина рыдает, то ли от боли, то ли от счастья. Экран темнеет.

Включается свет. Публика встаёт. Люди аплодируют, как бы приглашая режиссёра на сцену. Его тощая фигурка вновь выплывает из глубины зала, взбирается по ступенькам и кланяется публике.

– Вы меня искали? – прикасается кто-то к плечу.

Оборачиваюсь и вижу мужчину с аккуратной маленькой бородкой.

– Рафаэль, – он протягивает ладонь.

– Костя.

Мы жмём друг другу руки.

– Ну как? Понравилось? – кивает он на экран.

– Обычный, причёсанный хаос.

Он приглашает к столику. Мы садимся. Я отдаю диктофон с интервью и зачем-то добавляю, пытаясь втянуть Рафаэля в болтовню о певице: «В этой Лили что-то есть! Я о бабах редко так»

Он улыбается в ответ, но не поддерживает разговор. Мальчик с подносом, ставит на стол бутылку виски и стаканы. Рафаэль разливает янтарную жидкость. Залпом осушаю свой, наклоняюсь и говорю:

– Знаешь, я бы женщин не воспевал. Не верю им!

– Костя, если ты идёшь к тёлкам просто бери плётку, – со смехом отвечает Рафаэль.

Мы допили бутылку, потом заказали вторую. Голова стала тяжёлой. В ушах уже громко орал саксофон и истошно визжала труба. Я сильно пьяный вызвал такси до дома, бросив машину здесь.

Через полчаса ехал на заднем сидении и смотрел в окно. Огни ночного города слипались, превращаясь в яркую, мелькающую, мутную гирлянду. Фигурки людей тёмными пятнами проносились мимо. Меня укачало.

– Как думаешь, может, мы молекулы в атоме? – сказал зачем-то таксисту, сдерживая тошноту.

Он переспросил: «Что?» и наклонился к рулю, чуть обернувшись.

– Ничего. Вот и приехали, говорю.

– А, ага, – сказал таксист.

Я расплатился с ним, вышел из машины, и меня тут же вырвало на асфальт. Поднялся в лифте и вошёл в тёмную квартиру. Ира уже спала.

Нет сил раздеться и помыть рот. Бухаюсь рядом с женой. Черт, до чего же холодно! Будто в могиле.

Может, заняться спортом. И что? Какой в этом смысл? Может, написать роман. Зачем? Чтобы потешить своё эго? Чтобы надеяться: вдруг в этих словах я буду вечен? Застолбить себе место на Википедии? Ну, кому это нужно?

Может, уехать куда-то, далеко-далеко? Сесть в лодку и заплыть в океан. И что потом? Качаться на волнах, гладить блестящий глянец воды, прибиться, в конце концов, к прекрасному берегу.

И что дальше? Из кустов выбегут аборигены… несуществующая земля… дикари с копьями… почти рай… нет, не копья… пусть ананас… из него вылезут королевы красоты… с длинной-предлинной шеей… потом выползут суперзвёзды… кто-то же их вылепил из палок и лесного мусора.

Я сижу в лодке и подплываю к студии телемагазина в пустыне. Вокруг пески. Солнце жарит так сильно, что хочется зарыться в бесплодную землю. Напротив стоит девушка с избытком солярия на лице. Держит в руках микрофон и бутылку воды.

Она любопытно смотрит на меня, быстро откручивает крышку, обхватывает горлышко силиконовыми губами и жадно глотает воду. Я кричу, что хочу пить, но вместо этого мычу. Тянусь к бутылке в её руке.

– Константин! Зрителям интересно: отпустить камень или всё равно вкатывать его вверх, в гору? – бойко спрашивает она.

Вдруг что-то трещит, шипит и щёлкает. Становится темно. Мужской голос громко говорит: «Чёрт, дура, ты опять задела каблуками провода!»

Начался ливень. Я раскрыл ладони, набрал воду и наощупь отправил в рот с желанием напиться. Она текла по рукам, стекала по лицу, но внутрь не попала. Я с ужасом подумал, что подохну тут от жажды и жары. Закричал. Вместо крика вырвалось глухое мычание. Это конец. Я умру здесь! Всё.

Я в страхе открыл глаза. За окном ночь. Хочу пить. Чёртово похмелье! Встаю и иду в ванную. Открываю кран дрожащими руками. Кое-как набираю полные ладони и пью, пью, пью жидкость, пропущенную через сотни фильтров. Вода, очищенная от примесей тяжёлых металлов, от щёлочи и от ртути попадает, наконец, в мой рот.

Смотрю на стаканы с зубными щётками. На одном нарисован весёлый зелёный дракончик. Его выбрал Денис. Мой трёхлетний сын.

– Папа, смотри, – сказал он, – я знаю этого азаврика. Это кикопус. Он кушает травку и пугает других азавриков.

– А кто его тогда пугает? – спросил я.

– Никто! – радостно смеясь над глупым вопросом взрослого, протяжно ответил мой сын, а потом добавил:

– Он самый сийный, как ты!

Детские глаза в озорном ожидании посмотрели на меня. Сын ждал, когда сильный папа покатает на самолётике. Я взял его в охапку и покружил в воздухе.

Он радостно и беззаботно смеялся, а я изображал рыки кикопуса, подкидывал маленькое тельце в воздух и бережно ловил. Счастливое лицо сына в полете. Доверие. Искренний смех, без страха упасть и разбиться, потому что сильный папа поймает и убережёт.

Сколько вообще время? Достаю телефон из сумки и нащупываю там что-то мягкое. Шарф певицы. Зарываюсь в него и чувствую себя придурком из какого-нибудь дешёвого любовного романчика. Насмехаюсь над тем, как должно быть тупо выгляжу со стороны, но не могу остановиться. Нюхаю его.

Что за благодать? Я голый, бегу по тёплому песку и забредаю в кромку океана. Волны нежно целуют щиколотки. Лёгкий ветерок ерошит волосы, а солнце мягко обнимает плечи. Впереди виден горизонт и на воде отражается чистое небо. Кажется, что если взмахну руками, то полечу куда угодно. Здесь хорошо. Мне здесь понятно.

Выбираюсь из воды, ступаю на мягкий прогретый песок и вижу зелёные прерии, увешанные красными плодами. Там, в глубине, птицы заливаются чудесными песнями. Какой свежий воздух! Тут я не знаю страха и сомнений. Здесь нет плохо и нет хорошо.

Иду вглубь густых зарослей и вижу обнажённую женщину у водопада. Она стоит спиной, но я и так знаю – это Лили. Подбегаю к ней. Она оборачивается. Я будто видел тебя когда-то, но не могу вспомнить – где?

Вдруг дует сильный ветер. Лили исчезает и появляется моя мать. «Не спорь со мной. На, ешь», – она суёт поджаренные кусочки мяса. Отворачиваюсь от неё и прикрываю наготу.

Начинается ливень. Он больно хлещет по плечам, ляжкам и спине. Негде спрятаться. Рядом стоит голая Ира и, не моргая, говорит: «Я ночевала у мамы. Хочешь, позвони проверь». На её шее и сосках багровеют чужие засосы.

Швыряю шарф обратно в сумку и укладываюсь досыпать в ледяную постель.