Читать книгу Скольжение по спирали. Или поклонники Мии Римик - Л. К. Шан, Л.К. Шан - Страница 4

« – Алло?

– Вечер добрый. Могу я услышать месье Камэ?

– Да-да. Я вас слушаю…»

Резкая, болезненная трель телефонного звонка пронзила безмятежную тишину субботнего вечера. Маленькая комната с затхлым воздухом и зашторенными окнами впервые за долгое время подала единственный признак своей отрешенной жизни. И выкрик этот был безумен, внезапен и алярмичен по своей сути.

В заношенных пантуфлях и незастегнутом халате господин Леон Камэ – грузный господин, лет эдак под пятьдесят, пронизал дымовую завесу своих апартаментов, и снял трубку в другом конце комнаты.

« – Алло?»

Голос его был хрипл, как будто он не разговаривал несколько недель подряд, и вот теперь его связки заново пытались воспроизводить подзабытые за ненадобностью звуки. Услышав свое имя, названное не представившимся господином на том конце провода, месье Камэ про себя отметил, что не помнит, когда ему вообще звонили в последний раз, равно как и обращались по фамилии.

« – Я… хотел бы вас просить об услуге. В вашей области…»

Голос в трубке говорил негромко, зато учтиво, с холодной любезностью, присущей всем без исключения людям старой закалки, к которой господин Камэ причислял и себя, а потому манеру общения с легкостью распознал и, не без нахлынувшего подобия радости, принял. Господин Камэ довольно поежился, готовясь придать своей речи как можно более формально-остраненный вид.

« – Уверяю вас месье, вам стоит сюда приехать! Это уникальный шанс – без вашего участия сее действо не состоится. Однако, поспешите – дело не терпит отлагательств… Я со своей стороны гарантирую вам щедрое вознаграждение за столь позднее беспокойство. По двойному тарифу, разумеется. Вас это устроит, господин Камэ?»

Господин Камэ вскинул брови, услышав решающий аргумент в конце и без того убедительного пассажа.

«Двойной, да?»

Он закусил густой рыжеватый ус, и поднял взгляд на настенные часы – стрелки замерли на четверти десятого, наглядно разделяя циферблат пополам. Через полчаса можно заставить себя почитать, а потом отправляться в ванну и спать – в этом городе все ложились спать пораньше, как курицы осенью… Совсем не так, как тогда, когда в молодости, когда он жил в верх Господин Камэ еще раз все взвесил. Перспектива надевать пальто, чистить ботинки и ехать в…

« – Вы когда-нибудь слышали о «Ми Руа»? Это в некотором роде, придорожная гостиница, отель. – послышалось торопливое объяснение, и не дождавшись ответа, голос уточнил – за площадью Близнецов, на север до пересечения улиц Имаж и Насьон. Там дальше шоссе, езжайте по нему…

– Простите, я совершенно не понимаю, где это находится. Никогда не слышал об этом… «Ми Руа».

– Вы увидите, обязательно увидите его, месье. Поезжайте по шоссе, как я вам говорил, и вы заметите слева здание с двумя шпилями – вам именно к нему. Пардон, больше не могу говорить. Приезжайте, встретимся внутри».

Трубка коротко запротивничала гудками, и господин Камэ поспешно вернул ее на место, переваривая услышанное.

Нужно было определяться. Он беспокойно потопал одной ногой в поношенном пантуфле, и снова уныло взглянул на большие настенные часы.

С одной стороны делать ему было совершенно нечего – весь сегодняшний день он просидел взаперти, лениво выкуривая сигару за сигарой, не выходя из комнаты, и не явившись даже на утренний кофе к хозяйке дома, мадам Римик. На письменном столе лежала незаконченная книга одного итальянского синьора, который удумал раздробить свою историю на несколько, на первый взгляд, совершенно несвязных между собой частей¹. Дочитать до конца господин Камэ пообещал себе единственно из-за природного упрямства – никакого художественного интереса она для него не представляла. Сейчас же, после такого беспокойного вторжения в его размеренное течение реки жизни, господину Камэ, во что бы то ни стало, захотелось остаться дома, с книжкой в руке, пока он не уснет в кресле, а шея на утро не заболит от неудобного положения.

Он снова задумался. Дотянулся рукой до своей проплешины – как всегда теплой, и воинственно засопел.

Господин Камэ часто дотрагивался до своей макушки, старательно собирая волосы со всей округи, и аккуратно прикладывая их к незащищенному островку своей головы. Тонкими рядами, нитевидные там возлежали длинные волосы, прикрывающие бледную кожу проплешины.

Господин Камэ заходился сопеть, когда его молчаливая натура искала выход гневу, раздражению или беспокойству. Его большое, немного заплывшее возрастом и калорийной пищей, лицо становилось пунцовым, рыжие усы ощетинивались, как еж, а маленькие глаза сверкали черным блеском. В такие мгновенья бывший сержант национальной жандармерии Леон Камэ становился похож на сжатую пружину, которую – отпусти, и выстрелит молниеносно и сильно. Бывший коллега аджюдан Вобэр так и вовсе за это называл господина Камэ – Льйон.

И действительно, расшагивая по комнате, как лев в клетке, он вел с собой неслышный диалог, в котором два его Я боролись за принятие окончательного решения.

Первый «Я», несколько одомашенный и весьма теплый, пахнущий вкусными сигарами и коньячными парами, утверждал, что бросаться на немедленные поиски неизвестного отеля, где непонятный человек неконкретно просил помощи – это ужасно утомительно. Господин Камэ устало взглянул на желтоватую рубашку не первой свежести, кое-как развешанную на спинке стула. Всем своим видом она являла собой протест намечавшейся авантюре, и полностью поддерживала идею первого «Я».

«С другой стороны, вспомни…», хитро шептал ему горячим дыханием второй «Я». Господин Камэ бросил грустный взгляд на календарь и увидел чреватое проблемами число – 28 ноября, которое означало, что за ближайшие двое суток нужно раздобыть денег на оплату ренты жилья. Мадам Римик весьма добра к нему, но злоупотреблять ее терпением, господин Камэ себе никогда не позволял. Чертов голос, обжигающий ухо, напоминал о двойном тарифе, который с наскоку был предложен незнакомцем.

Господин Камэ грузно сел на кровать и достал сигару. В его голове мучительно рождалась решительность.

«Да уж… Дополнительные триста евро… мне совершенно точно не навредили бы. Даже наоборот. Вопрос, конечно, правда ли все это? Он ведь даже не представился… Хм… Ошалелый какой-то… Час за триста. Хотя какая разница? Да и… В конце концов, вдруг дело пустяковое… Скатаюсь на часок, и баста. Тогда возьму Реми Мартан… да и сигары заканчиваются… Ну и Мие можно будет заплатить. Ладно. Какой, говоришь, отель? Со шпилями?»

ОТЕЛЬ «МИ РУА». ВЕЧЕР

Человек по телефону не обманул господина Камэ – отель действительно находился недалеко. Правда, шпилей, по которым должен был ориентироваться впервые прибывающий гость, было не два, вернее не совсем два: один – правый, частично развалился, и теперь крыша отеля была похожа на бойцового пса, купированного на одно ухо.

Внешне отель напоминал детище воспаленной фантазии каталонского гения Гауди², причем зрелого и сформировавшегося, когда маэстро навсегда вышел за пределы эклектичной архитектуры. Раздутые колонны помпезно возвышались над овальным крыльцом, с кривыми линиями ступеней, а величественная дверь была причудливо украшена массивными узорами чугунной ковки. Заломившийся набок шпиль, вместе с острыми треугольными мансардами чудовищно напоминали птенцов на крыше знаменитой Каса Мила. Волнистая форма здания, выступая чуть вперед своими балконами в стиле модерн, сохранялась от фундамента до самой крыши – асотеи³. Потому предположить, что это архитектурное чудо, в большей степени похожее на чей-то заброшенный особняк начала XX века, служит ночлегом для заплутавших прохожих и усталых шоферов, было удивительно трудно.

Не менее любопытным было и его расположение. В густых зарослях деревьев – парковых, конских каштанах, за которыми скрывался фасад отеля, причудливую его крышу тем не менее было видно еще с шоссе, при подъезде издали. И еще: никаких огней! Даже если, ночь безлунна, и ничто не зазывает загулявших зевак с их ветреными девицами на укромный приют, отель возвышается своим суровым и холодным видом над одиноким шоссе.

Эта же ночь, напротив, выдалась полнолунной, и господин Камэ внимательно рассмотрел въездные ворота, вылитые из цельного чугуна.

«…приветливо распахнутые, или беспечно оставленные незакрытыми…», подумал про себя господин Камэ, аккуратно направляя свой темно-зеленый фиат к въезду в гостиничный двор.

Проехав полсотни метров в тенистой роще каштанов и высоких кустов, господину Камэ открылась небольшая парковочная площадь перед самим зданием гостиницы. Пустая.

Он заглушил мотор, и огляделся. Ворота позади так и остались распахнутыми, деревья молча стояли в безветренной тишине, а темные окна номеров не предвещали никакого оживления внутри отшельнического строения.

«О, не иначе мое дело будет связано с цыганской свадьбой…» – саркастически усмехнулся господин Камэ, оглядываясь на совершенно пустую парковку и беззвучное приветствие отеля. Видимо, обычно здесь останавливаются на ночлег только такие дальнобойщики, которые не пользуются услугами легкомысленных женщин, так как в такие отрешенные места не захаживают даже их длинные ноги.

Найдя для себя причину, почему об этом отеле он никогда не знал ранее, господин Камэ, кряхтя, с трудом начал выбираться из машины.

Сам будучи мужчиной солидных размеров, он уже добрый десяток лет прибегал к услугам малогабаритного фиата, так широко выпускавшихся в начале девяностых, когда каждый третий французский пешеход брал себе в качестве первых колес именно этот автомобиль. С тех пор уже выросло новое поколение пешеходов и автомобилистов, французы успели пересесть сначала на ситроены и пежо, а потом на британские и немецкие иномарки, но господин Камэ почти все это время оставался верен своим принципам, а потому железного коня на иностранных пришельцев менять не решался.

Звук захлопнутой дверцы в молчаливой мгле отдался троекратным эхом, и одинокий человек на пустой парковке направился к крыльцу. На ходу застегивая воротник несвежей рубашки, выглядывающей из-под толстого вязаного свитера и распахнутой куртки бежевого цвета, господин Камэ, почти бегом, взобрался по ступенькам, волнистые линии которых походили на искаженное отражение в кривом зеркале.

Оказавшись перед холодным железом двери, пахнущей выцветшей ржавчиной, господин Камэ поймал себя на мысли что, впервые за долгое время, чувствует некоторое профессиональное вдохновение и даже прилив сил.

«Это все от безделия. И не ворчи, Леон, будто не хотел сюда ехать. Ты ведь рад, что еще при делах. Ну так займись же этим отелем! Даже если ты приехал расследовать убийство мыши облезлой кошкой-рецидивисткой. Ты же еще что-то можешь, докажи это»

Господин Камэ воспрянул духом, заставил себя улыбнуться и почти решительно потянулся к дверной ручкe…

Внезапно дверь резко отворилась, как будто кто-то предусмотрительно за нею стоял, подсматривая в глазок в ожидании запоздалого гостя. Господин Камэ так и застыл с обескуражено протянутой рукой, как вдруг услышал взволнованный голос, доносившийся из темноты:

– Ну же, входите! Это вы знакомый Мии?

Прихожая была совершенно не освещена, то есть натурально, господин Камэ шагнул во мрак. Рядом он услышал торопливый лязг замков поспешно закрывающейся двери, а уже через секунду какие-то грубые руки бесцеремонно вытолкали его за плечи внутрь здания, еще глубже, в темноту.

Оказавшись в центре вестибюля – мрачного и почти неосвещенного, господин Камэ оглянулся назад, чтобы рассмотреть человека, открывшего ему дверь. Этим человеком оказался невысокий юноша, на вид ему было едва за двадцать. Над его верхней губой чернела полоска идиотских редких усиков. Одет он был в серую кофту, безвкусную униформу, какие носят в колледжах или других заведениях, а также старые домашние брюки с вытянутыми коленями. Странный человек испуганно оглянулся, и поторапливая месье Камэ, прошипел:

– Идемте за мной, нам нужно поговорить. Нечего здесь делать.

И то верно. Внутренность отеля была скудно освещена: единственный заметный источник света шел от настольной лампы одинокой стойки администратора, зато пахло каким-то редким алкоголем, и отовсюду веяло ощущением тесноты.

– Я действительно знакомый мадам Римик, но какое это имеет значе…

– Т-ссс! Пожалуйста, тише! – голос донесся сдавленный, шипящий и даже раздраженный. – Я знаю, кто вы! Я ждал вас, – он протянул руку навстречу господину Камэ, но вместо приветствия и логического представления, он вложил в огромную ладонь приглашенного маленький пружинный фонарик (где такие еще только берутся) – Вы пришли один?

Загадочный юноша прытью оказался у стойки администратора и стал по-хозяйски звенеть ключами.

Господин Камэ задумался.

«В действительности, какая разница, как его зовут – думал он, – Это, надо так полагать, управляющий? Я уже давно ничему не удивляюсь. Почему он так нервничает? По телефону он говорил так спокойно. Вероятно, он выпил. Или даже выпивал. Ну конечно – вот откуда разит дешевым столовым вином! В общем, это не удивительно – заскучать в таком-то месте. И что тут такого, что он выпил? Может скучно стало, а может действительно случилось что. У всех свои странности. Главное, чтобы заплатил».

Господин Камэ, успокоившись, повернулся вокруг, ожидая пока его клиент перестанет возиться со своими делами у стойки. Тесное фойе (в отеле Георга V это могло бы называться вестибюлем) было совершенно темным, и походило больше на прихожую с диваном. Стесненность помещения и отсутствие освещенности, за исключением настольной лампы, намекало на отсутствие гостей в номерах, и, вероятно, унылое ожидание их появления.

Сзади, чуть левее от приемной стойки, находилась приоткрытая дверь из рельефного темного непрозрачного стекла, которая вела на лестницу – на удивление освещенную. Из приоткрытой двери просачивался тонкий луч света, разрезая пол прихожей светлым треугольником с вытянутой вершиной. Лифт, по причине немногоэтажности здания, не предусматривался.

По правую руку, замыкая маленький квадрат холла, располагались низенькие креслица, и большой потрепанный диван, покрытый ядовито-красным ситцем перед стеклянным столиком – кажется, единственным предметом роскоши в этом отеле. Взгляд господина Камэ еще успел скользнуть по зашторенным окнам, точь-в-точь как у него дома, и он даже усмехнулся про себя от этого сходства, но голос, вдруг уверенный и спокойный, оторвал его от мыслей и наблюдений:

– Я забыл представиться. Прошу меня за это извинить. Айек. – Молодой человек, оказывается, уже вылез из стойки, закончив свои дела, и теперь стоял перед господином Камэ, протягивая свою руку, маленькую, как у юноши-шахматиста, – Айек Ноел младший.

– Очень приятно, месье…

– Не месье. Я из Теннесси.

– Что?

– Теннесси. Как Томас Уильямс⁴, ха-ха. Кхгм. Простите. Не нужно никаких «месье». Просто Айек.

– Что ж, ладно, Айек…

– Точно… Пройдемте.

Удивительно, как Айек Ноел Младший, проворно вернул себе фонарь, одним ловким движением вынув его из больших рук господина Камэ, а потом всем благочестивым видом и гостеприимным жестом пригласил своего ночного гостя пройти следом по абсолютно темному коридору, ведшему неизвестно куда. Только господин Камэ открыл рот, как Айек предвосхитил его вопрос:

– Будем ориентироваться по свету фонаря. Почему-то света в коридоре нет. Я не электрик, и не разбираюсь, но, кажется флюорисцентная лампа перегорела, а за ней следом вылетели и остальные. Цепное подключение, как в гирлянде. Вы что-нибудь понимаете в электричестве?

Айек задал этот вопрос абсолютно внезапно, и совершенно серьезно, при этом глядя прямо в глаза своему собеседнику, задиристо сверкая серыми зрачками. Господин Камэ на это криво улыбнулся и неубедительно качнул головой.

«Уж не намекает ли он мне лампочки вкрутить?»

Шагая в кромешной тьме, господин Камэ задумался над вопросом, зачем в принципе нужна такая электрическая цепь, где при исключении одного элемента, выходит из строя вся система?

– Разве отсутствие света на мешает гостям отеля?

– Отель пуст.

Вот и весь ответ. Айек говорил ровно, но где-то позади, фоном слышалось волнение. Неопределенность ситуации начала волновать господина Камэ, и тот подумал попросить деньги наперед. Молодое, мальчишеское лицо Айека, и его сутулая фигура лишь усилили сомнения господина Камэ в платежеспособности его клиента, и в темном коридоре послышалось неровное сопение. Спустя несколько шагов тотальной тишины господин Камэ прервал свои риторические размышления перешел в контратаку:

– Скажите, Айек, на какую помощь вы рассчитываете?

– Вам не составит труда ее оказать… Остальное я расскажу вам на месте.

Такой уклончивый ответ господина Камэ не устраивал, ему все больше казалось, что Айек темнит и увиливает от ответа:

– А откуда вы узнали о моей деятельности? Если не секрет, конечно.

– Конечно-конечно. Осторожно, здесь направо… Мне жена о вас рассказывала. Рекомендовала вас как хорошего специалиста. Вы же не только практикующий консультант-психолог, так ведь? Вы, кажется, в прошлом работали в полиции, я прав? Мне жена говорила, что вы настоящий детектив!

– Вот как! А кто, позвольте узнать, ваша супруга?

Внезапно-сладостное удивление господина Камэ заняло все его внимание, вытеснив чувство негодования и раздражения от прогулок по темному коридору обшарпанной гостиницы в компании странного человека, с меняющимся настроением.

Господин Камэ, как подводный охотник на скорпен, выуживал из памяти, всех клиентов кто теоретически мог быть настолько очарован результатами его работы, что выдал бы ему такую замечательную рецензию, еще и выставляя его в выгодном свете настоящего детектива!

Господин Камэ даже развернул, чтобы выглядеть еще массивнее, но при этом, по привычке, рассеяно потянулся рукой к лысой макушке.

Действительно, вот уже больше полутора десятка лет господин Камэ зарабатывает на жизнь частными услугами личного консультирования. Окончательно разочаровавшись, что полицейским платят немного, а риск бывает неоправданно высок, господин Камэ перешел на поприще частного детектива, семейного юриста, коллектора, телохранителя и всего остального, что не имело жесткой привязки к названию профессии, зато приносило неплохой доход при свободном графике. Как правило, спектр его консультаций с годами становился шире, и его услуги неуклонно дорожали. Господин Камэ по роду службы часто оказывался вовлеченным во множество семейных передряг, где требовалась его острый взгляд или тяжелая рука, крепкое слово или даже наличие лицензии на ношение огнестрельного оружия. За последние восемь лет он разобрал две дюжины бракоразводных процессов, с почти половинной дележкой имущества (при этом, ухитряясь консультировать одновременно обоих супругов за спиной у друг друга). Также он проследил и зафиксировал более десятка супружеских измен, умело выступая в тени и прибегая к провоцирующим уловкам обеих сторон. Одно время он занимался наследством и юридическим сопровождением дележки имущества между наследниками.

Ввязываться в семейные передряги, и залезать с головой в волканирующий эпицентр чужих отношений, господину Камэ было сродни уколу адреналина – вкус яда, который он сам давно утратил и больше не ощущал.

Он нервно облизнул сухие обветрившиеся губы, вспомнив о «сладком деле Мистрель» и красном спорткаре на трассе Е17… Как и сейчас, тогда стояла поздняя осень.

Разгорячившийся в раздумьях, господин Камэ необычно для себя потерял бдительность и, словно в лихорадке, не заметил, что шаги впереди него резко стихли, а уже через мгновение, что-то острое, ворсистое, неприятное, с размаху прилетело ему меж глаз, на секунду вонзилось, и, оттолкнувшись, как на батуте, исчезло впереди, во мгле.

Вместе со сдержанным выкриком господина Камэ, по-старчески заскрежетал ключ в скважине, и через секунду темный коридор озарился желтым прямоугольником света.

– Что с вами, месье? – участливо обернулся на него Айек.

– Разрешите мне пройти в ванную, кажется, я переносицей дверной косяк сшиб…

– Сожалею, месье, но это было мое плечо.

– Вот черт! Пардон… Проходите пока, а я вернусь через минуту.

– Конечно. Я тоже посмотрю что-нибудь холодное в номере.

Господин Камэ зашел в крошечный квадрат ванной и прикрыл дверь. Он остался наедине. Из номера послышались звуки возни и суеты. Это было неважно.

Ванная комната была тесной, но зато светлой. Глаза заново учились реагировать на свет, и господин Камэ почувствовал в них резь. Из полуоткрытых век он осмотрел комнату.

Ванной, как таковой, здесь не было, а на ее месте находился душ, рядом с которой свисала небольшая раковина, и отдельно, в гордом одиночестве располагался фаянсовый трон. Господин Камэ уставился в зеркало, и тяжело выдохнул.

«Ну вот. Мало мне было мешков под глазами, теперь еще и нос разбит, а через минуту-другую синие подтеки разойдутся…».

Он открыл воду, и подставил большие руки под струю холодной воды. Окунул в нее лицо, и снова посмотрелся в зеркало.

«Как отвратительно заканчивается эта суббота… А ведь я даже еще не приступил к делу. Теперь еще этот бланш – как чудно. Шарман, просто. Сейчас выйду и точно затребую задаток. Хотя стоп! Я до сих пор не знаю, зачем я здесь!», – промелькнула мысль в голове господина Камэ, прежде чем он обернулся на дверь.

Одновременно, позади, послышались аккуратные шаги, потом какой-то легкий скрежет, потом колыхнулся столб воздуха, а потом все произошло очень быстро.

В дверном проеме ванной стоял Айек Ноел, и хотя у господина Камэ было одно мгновение, и ни секундной больше, он успел с фотографической скоростью заметить изумительное изменение выражения лица своего клиента.

Айек больше не выглядел спокойно-уравновешенным или участливо-тактичным.

Он не был ни взволнован, ни тем более напуган. Нисколько.

Невысокий человек с короткой стрижкой стоял в дверном проеме, и хотя был на две головы ниже господина Камэ и раза в полтора уже в плечах, каким-то непостижым образом умудрялся смотреть на него сверху вниз. Позже господин Камэ захочет обдумать, как Айеку удалось такое провернуть, но не сейчас, а попозже, потому что сейчас…

Сейчас в его, серых, как теннессийский орех, глазах читалось выражение, с которым когда-то смотрел Поль Гаше⁵, на своего любимого несчастно-больного пациента:

– В этих чертовых номерах нет льда, но зато есть вот это. Увидим, подойдет ли.

И прежде чем господин Камэ успел опомниться и моргнуть в знак солидарности, для него все приостановилось. Время, звуки и изображение. Все ухнуло назад, туда, в темный коридор, где только худенький луч фонарика, или холодные воспоминания о шоссе в 94 году.

Он слышал, но уже не чувствовал, как где-то сзади и сверху, что-то обжигающе-холодное, но сокрушительно сильное, оттолкнуло его висок резко в сторону, причем с такой неимоверной силой, что за виском незамедлительно последовала вся голова, которая потянула шею, а за нею, не поспевая, на прохладный паркет повалилось все его большое тело.