Читать книгу Свет далёкой звезды - Лана Кузьмина - Страница 17

Мы едем в город, где прошло моё детство. Все вместе: я, Аня и дети.

– Потянуло к корням? – шутит жена.

Я качаю головой. Корни не здесь. Они там, за тысячи километров к югу в чужой стране, в городе, которого больше нет. Даже имя его зачёркнуто, исправлено на новый, не имеющий ничего общего с советским прошлым, вариант.

Каждый год я езжу в Подмосковье на кладбище. Навещаю могилу бабушки, которую никогда не видел. Она умерла за год до рождения Тани, когда обо мне самом и речи не шло.

Впервые я побывал здесь в пятнадцать лет. Заросший травой холмик с покосившейся оградой по периметру небольшого участка ничем не выдавал того, что здесь похоронен человек, у которого ещё есть родственники. Дед не верит в загробную жизнь и содержать в порядке клочок земли, в котором не осталось ничего от когда-то любимой им женщины, для него бессмысленная трата времени и сил. Там только прах, соединение химических веществ, которое вскоре распадётся, поддерживая непрерывный, созданный природой, круговорот.

Как там было? «Каким судом судите, таким будете судимы и какой мерой мерите, такою и вам будут мерить»? Кажется, у Булгакова. Или в Библии? Если так, то мне искренне жаль деда. В конечном итоге он получит лишь то, во что безоговорочно верил всю свою жизнь – пустоту, темноту и забвение.

Мы навещаем бабушку, ставим цветы у обновлённого памятника. Знаю, что для неё не так важен наш приход. Он важен для нас. Чтобы помнить и никогда не забывать, кто мы и откуда пришли в этот мир.

Мы проходим по улицам города. Я показываю школу, где учился, техникум в здании старой усадьбы, от которой остался лишь яблоневый сад да колонны у входа. Остальное – уничтожено, перестроено и закрашено. Идём мимо сетевого магазина, серые стены которого под новым задорно-оранжевым цветом ещё помнят меня, тощего мальчишку, стоявшего в бесконечной очереди за хлебом и ароматными бубликами с маком. Наконец подходим к торговому центру, с торца которого прилепился неуместный здесь отдел ЗАГСа. Я рассказываю, что тут и стоял «учительский дом», в котором я жил до пятнадцати лет.

Марк зевает, Лика стучит мыском по бордюру. Им скучно. Марк маленький и быстро устаёт, а Лике, как она любит повторять, «по барабану». Ей хочется жить, с надеждой смотреть в будущее, а я, заросший плесенью старичок, бубню о корнях, затягивая её в покрытое пылью прошлое.

Идём к вокзалу. Там на меня долго смотрит пожилая женщина в пёстром платке. Из кармана красной вязаной кофты торчат жёлтые головки мать-и-мачехи. Я вспоминаю – весна на дворе. Как незаметно летит время. Женщина улыбается доброй лучистой улыбкой.

– Я случайно услышала ваш разговор, – говорит она. – Вы жили в учительском доме? Жалко, что его больше нет. Такой красивый. Настоящая старина, истинная.

Я отвечаю, что дом держался из последних сил, пытаясь сохранить равновесие, но он был слишком стар и немощен, чтобы продолжать жить полноценной жизнью. Люди в нём просто мучились и выживали, а не жили.

Женщина смеётся и говорит, что у меня оригинальное мышление и мне нужно писать книги, а потом дарит нам по цветку. Аня вставляет цветок в причёску и смеётся. Солнце золотится в её волосах, играет в солнечного зайчика с серёжками-лепестками. Мне безумно хочется обнять её и закружить в безмолвном танце, но я, как часто случается со мной при большом скоплении народа, скован и не могу сделать ни шага.

В электричке Марк сразу же засыпает, Лика вставляет в уши наушники, отгораживаясь от остального мира, а Аня прижимается ко мне и просит рассказать сказку.

– Обычно мужчины рассказывают сказки до свадьбы, а не после, – говорю я.

– Ну я же хочу послушать не о любви, а о чем-то более приземлённом, например об этом одуванчике. Сможешь? Вот так, с ходу?

– Это мать-и-мачеха, – автоматически поправляю я.

– Неважно, – Аня улыбается, – сможешь или нет?

– Попробую, – говорю я и начинаю рассказ.