Читать книгу Н+П=??? «Будьте внимательны…» - Лана Муар - Страница 3

– Ну, Егор. Ну, скажи!

– Отвянь, а?

– Ну, Егорушка…

– Слушай, Синицына, отковыряйся уже или шуруй к Ящеру со своими допросами.

– А я не хочу идти с ним на выпускной. Может, я хочу идти с тобой. Ну, Егор.

– Синицына, ты перебухала что-ли? Какой выпускной? Меня со справкой выпихнут, а на следующий день уже дядя с военкомата придет с волшебной бумажкой. Пальчиком поманит ехать к нему в гости, а я сумочку быстренько соберу и, прикинь, поеду. На годик так, а то и на два, если дядя этот больше жизни любит морюшко.

– А как же дача? Я зря что ли договаривалась с родителями?

– Ау, голову включи, Синица. У меня уже все заранее решено. Справка, повестка и поеду строем ходить. Вы даже набухаться до соплей не успеете, а я уже буду лысый, в форме и кирзачах где-нибудь в жопе мира.

– Так ты придумай что-нибудь.

– Думал уже. Не придумывается ничего.

Столкнув с колен на диван пьяную девушку, Егор отмахнулся на пошедшие уже на пятый круг стонотства и с бутылкой пива побрел на кухню. Раскрыл настежь окно, сел на подоконник и щелчком пальца выбил из полупустой пачки сигарету. Получилось не очень. Штуки три выскочили и, еле слышно брякнувшись о карниз, полетели вниз согласно всемирному закону тяготения. С тем самым ускорением, которое в девять целых и восемь десятых.

– Не прикольно.

А что могло быть прикольного в этой ситуации? Быть на год старше всех в классе прикольно только до одиннадцатого, а дальше варианта два: либо каким-то чудом успевать поступать, либо готовиться топтать плац. Строем ходить не хотелось. Вообще не улыбало, ни капли. А поступить… Обязательный экзамен по русскому, и приговор-диагноз – технарь. Значит, готовимся к новому этапу в жизни, будущий рядовой Ниделин. Годик оттрубишь, там может на контракт останешься, если понравится конечно, но что-то подсказывало, что нет, не понравится. Ящеру хорошо – предки белый билет по дистрофии намутили, Гриня поступит – батя ему уже и универ выбрал, и с ректором перетер, и денюжку нужную занес. Ещё и Синицына со своим выпускным по больной мозоли. Не прикольно.

– Ниделин, ну ты чего? – обиженно спросила Егора Ирка. Пьяно икнула и кулем опала на табуретку.

– Ничего. С пивом завязывай, родаки тебе башку отвернут, когда в таком состоянии увидят.

– А они не увидят. Они на дачу уехали. Может ко мне пойдем, а?

– Не хочу.

– Ну и дурак, – Синицына надула губы и нелепо щёлкнула пальцами, – Дай сигарету.

– Обойдешься.

– Тебе жалко что ли? Сигареты жалко, на выпускной пойти жалко… Тебе на меня плевать, да? Чем Машка лучше, а? Она же крашеная, а я натуральная блондинка. Хочешь докажу? Вот прямо сейчас, хочешь?

– Да сядь ты и успокойся, Синица! Доказывать она решила.

Егор без каких-либо усилий вернул поднявшуюся было девушку обратно, а сам прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. От выпитого в голове не было ни намека на веселье. Наоборот, накатила какая-то тянущая безысходность, которую ни пиво, ни сигареты не приглушали. Да даже Синицына со своими намеками как-то встала поперек горла так, что не вздохнуть.

– А хочешь, я с папой поговорю?

– По поводу? – спросил Егор, приоткрывая глаза.

– Ну, чтобы тебя отмазали. Ящерову же сделали справку и тебе сделают.

– Да? Давай ещё тогда тоже дистрофию. Чтобы военком совсем уржался. Я и дистрофия. Совсем башкой не думаешь?

– Можно ведь что-то другое, наверное, – обиделась Ирка.

– Какой у тебя добрый папашка оказывается. И дачу на выпускной, и, если доча придет, попросит, то он сразу полетит связями трясти, чтобы отмазать от армейки ее одноклассника. Не смеши, Синица. Я в такое не верю, – фыркнул Егор. – Особенно, когда ты бухая и несёшь фигню.

– Ну и дурак. Дай сигарету.

– Ай, да бери ты уже, только помолчи.

Брошенная пачка приземлилась на дальний от девушки край стола, и она кое-как до нее дотянулась. Выудила одну, подкуривалась, долго щёлкая зажигалкой, явно неумело, и тут же закашлялась.

– Кому пытаешься доказать, что ты крутая? – зло процедил Егор, забирая сигарету и протягивая однокласснице открытую бутылку, – На, запей.

– Спасибо.

Синицына сделала жадный глоток, поперхнулась, и пиво пеной пошло у нее через нос, заливая платье.

– Да твою ж…

Схватив первое попавшееся под руку полотенце, Егор начал вытирать лицо девушки, костеря ее и себя на чем свет стоит.

– Синица, ты только не вздумай блевать, лады? Давай как-нибудь к дому ближе, а? Платье пожалей. Мамке потом отстирывать придется.

– Я в стиралку закину. Проводишь меня? – жалобно просипела она, поднимая лицо. – Можешь даже не оставаться. Просто проводи хотя бы, ладно?

– Черт с тобой. Где твоя куртка?

– На диване где-то. Такая синяя, с пёрышками.

– Да знаю я твою куртку, Синица. Пошли уже, пока окончательно не развезло.

Подхватив девушку под грудь, Егор скривился от замешанного амбре пива, тоника и терпкого запаха каких-то неперивариваемо приторных духов. «По-любой, у мамки сперла. Ещё и здесь выпендриться решила, идиотка,» – пронеслось у него в голове. Зайдя в комнату, где в одну кучу были свалены на постель куртки, он прислонил опасно покачивающееся тело к стене, придерживая одной рукой, а второй, на ощупь, выкопал из вороха курток свою и Синицынскую.

– Надевай, синька.

– Муне что э муа, – Ирка стала хватать воздух ртом, испуганно прикрывая его ладонью.

– Да твою ж…

Сграбастав в охапку это чудо дорвавшееся до алкоголя, Егор олимпийским спринтером рванул к туалету. Бег с препятствиями, блин. Одной рукой рванул дверь, лбом щёлкнул выключатель, а ногой поднял крышку унитаза и после пролетевшей секунды предусмотрительно отошёл на шаг назад, намотав волосы девушки на кулак.

– Синица, ты это давай, не стесняйся. В первый раз всегда стрёмно, потом привыкнешь, но лучше бы тебе вообще не бухать, если так карает…

Ниделин нес полнейшую ахинею с одной единственной целью – заглушить издаваемые девушкой звуки. Стоять рядом в такой пикантный момент вообще приятного мало, но если уж так легла карта, то истинный джентльмен, вроде как обязан…

– Да ты там сколько выжрала-то? – откровенно психанул Егор, после того как уже притихшая Ирка пошла на новый круг. – Желудок у котенка меньше наперстка, но гадит эта сволочь, как хорошая корова?

– Заткнись, – вяло отозвалась девушка, отмотала небольшой кусочек от рулона туалетной бумаги и вытерла рот. – Сам ты корова, Неделя! Выйди ты уже, и так стыдно, так ты ещё тут со своими подколками. Давай, топай!

Хлипкая Синицына неожиданно сильно толкнула парня в грудь, хлопнула перед его носом дверью и защелкнула замок.

– Ирка, ты бы лучше не закрывалась. Мало ли что. В обморок там долбанешься если, то башкой об край унитаза шарахнешься, а я двери ломать быстро не умею.

– Иди в… – огрызнулись из-за двери, но через мгновение замок лязгнул обратно и зашумела вода.

И шумела она примерно полчаса. Егор уже подумал, что Синицына от стыда решила утопиться или ещё чего хуже, но фырканье и приглушенный мат, крайне нелепый в Иркином исполнении, явно намекали, что пьяница-неудачница жива и здорова. Может не совсем полностью, но уже может совершать основные двигательные функции самостоятельно.

– Эй, заплывающие за буйки, может тогда, как выплывешь, сама дотопаешь?

Вода тут же стихла, а дверь распахнулась, едва ли не слетев с петель.

– В смысле сама? – захлопала ресницами Синица. – Ты же сказал, что проводишь.

– Тебя вроде как попустило…

– Нет! Меня ещё мутит!

– Ага. Вижу, – недоверчиво хмыкнул Егор. – Короче, Синица. Я, может быть, и вызвался тебя провожать, но, сама понимаешь, ситуация в стране, кризис, дети бастуют…

– Какие дети? – вылупилась Синицына.

– Которые бастуют.

– Ага.

– И тут дело такое. Что такое бартер знаешь?

– Ну-у-у…

– Ясно. Не мне одному сегодня уровень образования подтянули. Бартер – это простейшая форма цивилизованных отношений, Синица. Ты мне, я тебе. Поняла?

– Нет.

– Ясно. Тогда попробуем по-русски. Я тебя провожаю, а ты мне такси до дома оплачиваешь? Ферштейн?

– А сразу нельзя на такси или обязательно до меня пешком?

– Можно. Но оплачиваешь все равно ты. Я свои кровные на этот праздник жизни…

– Хоть кому-нибудь расскажешь про это, Неделя, и я тебя…

– Ага. Кому? Этим? – Егор махнул рукой в сторону комнаты, где вечеринка только набирала обороты, – Они утром сами не вспомнят что творили. Так что держи язык за зубами и кошелек шире. Тогда все будет по высшему разряду. Зер гуд, фройлян?

– А ты чего по-немецки?

– Я ж говорю, ситуация в стране, кризис…

– И дети бастуют, – закончила Синицына. Кивнула сама себе, напялила куртку и потопала к дверям, стараясь прошмыгнуть незамеченной оставшимися в комнате.

– Ящер, на созвоне! – перекрикивая музыку, гаркнул Егор и, расхохотавшись от того, как Синица молнией сквозанула за порог, сам вышел следом.

Поплевав на ладони, Егор резко выдохнул и уже привычно разбежался. Пять шагов по изрезанной трещинами асфальтовой дорожке, правая стопа опускается в светлое пятно бортика на стене дома, под левой жалобно громыхает крышка мусорного бака, а руки после прыжка сжимают покрытую ржавчиной перекладину-ступеньку пожарной лестницы. Подтянувшись, правая перехватывается за следующую, левая ещё на одну выше, снова правая, и вот уже под ногой есть опора. Дальше – проще. Сколько раз ползал на четвертый этаж, не вспомнить. Три коротких удара костяшками в стекло окна, за которым горит свет, и затем минута затишья. Половинка всегда долго возится с залипающими от времени и краски шпингалетами, но на то в кармане и лежит отвёртка и два блестящих, почти новых, которые Неделя скрутил в новостройке по соседству. Перегнувшись через подоконник, Егор окончательно повеселел: Синица таксисту заплатила столько, что хватило купить пачку «Кэмэла» на сдачу, да и тут – хмурит брови Аська, а сама улыбается:

– Через двери, как нормальные люди, ты ходишь только днём?

– Ага. Я вроде этого… – пощелкал пальцами Неделя, – Вампир. Через двери, когда зовут только. А вообще, сейчас я рыцарь. С мечом и щитом.

Выудив из кармана шпингалеты, Егор по-хозяйски окинул взглядом старые и отвёрткой начал колупать краску, закрывающую прорезь шлицов у шурупов.

– Слушай, вампир, ничего, что я спать собиралась? – Ася опустилась на край расправленного дивана, наблюдая за тем как Неделя пыхтит у окна.

– Так ты спи. Разве я тебе мешаю? – спросил он. – Сейчас закончу и снова уйду под покровом ночи.

– Есть хочешь, Дракула?

– А есть что?

– Перемолотое мясо девственницы сойдёт?

– Чего? – Егор развернулся и заулыбался, – Чем она тебе не угодила? Вроде ж свои своих не мочат.

– Хрюкала много. И я конкуренцию не люблю, – Аська оттянула халат пониже, чтобы спрятать выступающий из-под него длинный край ночнушки. – Так будешь котлеты или нет?

– Буду, – кивнул Егор. – И ещё. Мамку может попросишь, чтобы она моей позвонила, а?

– Неделя, ты такой простой. Думаешь, вломился ночью, окно раскурочил, котлет пожрешь и тебя ещё спать уложат?

– Ага. Я же на большее не намекаю.

– Кобель, – презрительно фыркнула Аська и шлепая тапочками вышла из комнаты. Скрипнула дверь в соседнюю комнату и потом, уже шепотом, – Мам, ты не спишь? Позвонишь тете Кате?

Новые шпингалеты с лёгкостью закрывались и открывались. Может, только из-за меньшего размера они немного портили вид окна – по краям выступали небольшие пятачки непрокрашенного дерева, но и тут Егор нашел, что сказать:

– Главное, что работают, а краску я притащу, – хмыкнул и снова заработал челюстями, откусывая от котлеты приличные куски.

– Ты жевать не пробовал? – спросила Половинка, повернула голову к двери, когда за ней показалась мама и притихла.

– Нет, Кать, трезвый. Чертили, а теперь сидят, фильм смотрят. Если бы я знала. С этим интернетом теперь… Ой, и не говори, Кать. Не дети, а беда сплошная. Передам. И леща тоже. С этим можешь не переживать. Спокойной ночи, Катя, – тетя Таня покачала головой, глядя на Егора. – Вроде взрослый уже, а… – и махнула рукой. – Что с вас взять. Дети ещё.

– Спасибо, тёть Тань. Котлетосы во! – показал большой палец парень, больше похожий на хомяка.

– Ась, на кресле Егорке постелишь?

– Нет, мам, к себе положу.

– Да ты… Ещё чего удумала! – задохнулась женщина, махая руками, как потерпевшая. – Шуточки у тебя.

– Ага. Делать мне больше нечего. Сплю и вижу, когда мне такое счастье обломится. Этот кобель тут появляется только для того, чтобы пожрать на халяву.

– Угу. Я такой, – кивнул Егор, подчищая вилкой остатки пюре. – Половинкина, тебя что-то не устраивает?

– Меня? Иди посуду мой, вампир. Здесь тебе не ресторан.

В тишине было слышно каждое движение, каждый шорох одеяла по простыне, и Аська долго лежала неподвижно. Смотрела в потолок, слушала как ворочается на кресле Неделя, и думала. Ни о чем конкретном и обо все сразу. Повернувшись на правый бок, она вздохнула и тихонько позвала:

– Егор, спишь?

– Ага.

– А чего не спишь?

– Думаю.

– Тоже? А ты о чем?

– О несправедливости в жизни.

– Не рано?

– Может и рано, но лучше сейчас, чем потом.

– Понятно… – протянула Аська, подбила край подушки и, перевернувшись на живот, снова замолчала.

В полутьме комнаты контур носа с небольшой горбинкой и пухлые губы стали чётче и резче. Словно приглушённый свет Луны, едва пробивающийся сквозь тонкую полоску между шторами, задался целью сделать лицо Ниделина ещё притягательнее. Он провел языком по верхней губе, закинул руки под голову, а у Аськи от этих простых движений внутри застонало, заскребло. Как Яська точил когти о ножку стула, так и здесь непонятная тоска проверяет сердце. Шкрябает, каждый день шкрябает и никак не успокоится, не отпустит. Глызина, Кокорина, Савина, Рублина Кристинка… Все девчонки томно вздыхали, когда по коридору вышагивал этот кобель. Все об этом кобелизме знали, но все равно шушукались и строили глазки, чтобы урвать кусочек внимания. Может, будь он как все старшеклассники – такой же нескладный или тощий, как Ящеров, – никто бы так по нему не сох. Но нет же. Собрали в одном человеке по крупицам все, что магнитом заставляет оборачиваться, вздыхать украдкой и гнать от себя дурные мысли. А как за него болели на городских соревнованиях? С ненавистью смотрели друг на друга, но кричали, срывая голоса, когда на дорожке появлялся Неделя. Вальяжно прохаживался, размахивая руками, перебрасывался шуточками с другими бегунами, так же разогревающимися перед стартом. И, замерев в низком старте, превращался в тугую звенящую струну. Наверное, в этот момент у каждой, кто смотрел на него, пересыхало в горле. На стартовой линии среди обыкновенных людей появлялся леопард.