Читать книгу Прежде чем я покину этот мир - Лана Раяваара - Страница 6

Я была очень любопытная. Меня интересовало все. Абсолютно все. Однажды я разобрала фотоаппарат, чтобы узнать, как он устроен и это только один маленький пример моего любопытства (я его собрала обратно, но он почему-то перестал функционировать).

Обычно я просыпалась под звуки бодрых октябрятских или пионерских песен, которые звучали утром по радио. Радиовещание начиналось ровно в 6 утра с гимна Советского Союза. Потом разные бодрые песни. Эти песни меня зажигали. Я вскакивала с постели полная сил и желания познавать мир. Ведь в мире было так много интересного. В 5 лет, я мечтала забраться на облако и медленно проплывать над миром, чтобы наблюдать за тем, что в нем происходит. Я считала, что облако – это вата и у меня не было сомнения, что оно меня выдержит, нужно только туда попасть.

Я поступила в музыкальную школу, когда мне было 8 лет. Музыкальная школа находилась в районном центре У., это 7 км от нашей деревни. Обычно я ездила туда на автобусе. Зимой, когда дороги заносило снегом, или же весной, когда дорогу разводило водой (тогда дорога была грунтовой) мне приходилось ходить туда пешком. Я пробиралась то по сугробам, то по грязи 7 км туда, потом 7 км обратно три раза в неделю. Можете себе представить, что это было не очень большое удовольствие, если учесть, что мои подруги могли беззаботно делать что хочется, в то время, когда я была вынуждена учиться играть на цимбалах (купить пианино у родителей не было денег), изучать музыкальную литературу и сольфеджио. Музыка не была моим призванием, я это поняла позже. И опять я мечтала поскорее бы вырасти, чтобы самой распоряжаться своим временем и делать то, что хочу.

Но я рада, что я проучилась 5 лет и получила такие знания, которые я ни в коем другом случае не получила бы. Уроки по музыкальной литературе открыли мне мир высокой музыки. Если до этого я не переваривала классическую музыку, то после школы, я стала, как бы понимать её и даже полюбила. Один вопрос из этой истории мне остался неясным. Проучившись в школе 5 лет, я не стала сдавать экзамен, чтобы получить свидетельство. Почему? Я до сих пор этого не понимаю.

Дело было так. Кажется, это был апрель месяц 1973 года. Моя мама в том году болела, а также у неё, была расстроена психика и она уехала на целый месяц в санаторий Друскининкай. Мой папа остался один с двумя детьми. Папа никогда не готовил сам и для него, конечно же, было трудно с нами справляться. Он был целый день на работе, и мы были брошены на самих на себя. Питались мы как попало. Я уже писала, что бабушка Татьяна не любила ни меня ни моего брата, наверное, потому что она не любила мою маму. Она всегда говорила папе, что Вольха не ровня её сыну. И поэтому не было и речи, чтобы мы ходили к ней питаться. И когда в наш район поступила одна путевка в пионерский лагерь Артек, то папа естественно отправил меня туда. Он был заведующим Районо и власть была в его руках. Вот так я и уехала на месяц в этот лагерь, а когда вернулась, то экзамены уже прошли.

Мне кажется, никто не предложил мне сдать экзамены позже, но может быть я и сама не хотела их сдавать. Скорее всего, так оно и произошло – мне было лень разучивать новые произведения, и я решила, что свидетельство об окончании музыкальной школы мне не нужно.

Но в дальнейшем я сделала выводы, что свой труд нужно всегда закреплять. В данном случае свидетельством. Нельзя бросать дела в конце. Я чувствовала себя ущербной из-за того, что поленилась и не довела дело до конца. Но это был ещё один урок. Я его тоже запомнила на всю жизнь.

Главным в нашей семье был папа. Он любил командовать. Он командовал всеми. Ему нельзя было возражать. Если мы делали что-то плохое, то нас стегали ремнём или ставили в угол. Вполне возможно, что такое воспитание практиковалось не во всех семьях, но у тех, кого я знала, такой метод был весьма распространен. Помню, как один раз кузина Галя и я голыми загорали в огороде. Когда Галина мама это заметила, то она стала орать и понеслась за нами с розгой. Вот это была картина, я вам скажу. Мы бегаем по саду голые, а она с розгой и воплями за нами. Теперь смешно, но тогда – нет. Мы часто залезали в чужие сады и огороды, чтобы полакомиться клубникой, яблоками или черешней, и если нас ловили, то наказание розгами или ремнем было обычное дело. Но мы, несмотря на это, все равно продолжали лазить по садам, ведь там всегда все было вкуснее. Похоже, что дух приключений было не уничтожить ни розгами, ни стоянием на коленях в углу. После таких наказаний я всегда прокручивала способы мщения, к примеру, взять и умереть. Я даже представляла, как меня хоронят и как все плачут вокруг, и про себя я злорадствовала: так вам и надо, обидели меня, вот теперь расхлёбывайте! Но это были только фантазии, и после них обида исчезала. Хуже всего – это психологические издевательства. Тем более, что после физических наказаний моя мама, к примеру, начинала ко мне подлизываться. Она покупала мне конфеты и была очень ласковая и нежная со мной, старалась мне во всем угодить. А также наказания всегда сопровождались слезами. А плакать очень полезно. Они всегда приносят успокоение, как будто всё зло выливается вместе со слезами.

Психологическую травму наносил мне мой брат. Он надо мной издевался и постоянно обижал меня. Он давал мне понять, что я хуже всех, типа я уродина. У меня была привычка напевать себе под нос, когда я делала уроки. Его это сильно раздражало, и однажды, в сильный мороз он вышвырнул меня на улицу в легкой одежде и в тапках. Это был случай физической расправы, но было очень много других случаев, когда он просто обзывал меня плохими словами. И если сравнить телесные наказания родителей и ментальное издевательство моего брата, то разница огромная. Про телесные наказания я вспоминаю сейчас со смехом, а вот издёвки моего брата – над этим я все время думаю. Наверное, после его унижений мне хотелось стать сильнее и умнее и доказать ему что он не прав. Но я его любила, несмотря ни на что, и сейчас люблю и не держу на него зла. Тем не менее, это, скорее всего, оставило какой-то след в моей душе, какую-то неуверенность в себе, что ли.

В 70 годах в нашей деревне было много детей. Летом мы собирались около школы и играли в разные игры. Иногда в волейбол, иногда в футбол, а иногда в другие детские игры, типа пряток. А зимой, как только озеро покрывалось льдом, мы играли в хоккей. Я не могу без грусти вспоминать то время. Мы играли в шпионов, в войну, мы делали шалаши в лесу, мы строили замки из снега. С моей кузиной Людой мы однажды ночью пошли в лес, чтобы проверить есть ли у нас сила воли и бесстрашие, так мы хотели воспитать в себе твердый характер. Кажется, все это было навеяно пропагандой, и историей Павлика Морозова, где он выдает своих родителей, которых потом расстреляли. Тогда я возмущалась и не понимала, как можно было отправить своих родителей на смерть. Я бы такого никогда не сделала. Ни за что. Но это была идеология. Из нас хотели сделать преданных партии исполнителей. Родители не должны были стоять на пути. Важнее партии и Родины ничего нет.

Сейчас я понимаю, что в нас хотели воспитать крепкий дух, так сказать спартанский и мы должны были быть физически и ментально закаленными, чтобы защищать Родину. Поэтому неудивительно, что у меня было стремление развивать в себе силу воли. Я ведь и здесь должна была быть первой. Я должна была быть сильной физически и сильной духом.

В темном лесу было очень страшно, но мы все равно шли вглубь, а вокруг ухали филины и совы. Помню, как луна освещала наш путь, и я думала, что скоро кто-то выскочит на нас с ножом и зарежет. Рассказы бабушки Домны о встающих из могил покойниках, разбойниках, которые подстерегали одинокого путника на дороге, истории о лешиях, которые затаскивали людей в болота и о всякой другой нечисти, не делали эту прогулку приятной. Нам было страшно и, в конце концов, кто-то из нас не выдержал и побежал назад (скорее всего это была я) Нужно было это видеть, как две девочки, потеряв голову от страха, несутся по сугробам в освещенном луной лесу. Это было незабываемое происшествие, раз я это помню до сих пор. В одну зиму в окрестностях было очень много беспризорных собак, наверное, около 15 штук этих особей бегало по нашей деревне. Поздним вечером мы с Людой выходили на промысел, так мы называли наше приключение. Мы приносили им немного еды и после этого они были нашими верными друзьями. Мы носились с ними по пустынной дороге при свете фонарей, а вокруг сверкал снег. И нам было очень весело. Потом эти собаки куда-то исчезли.

Мой отец заставлял меня и моего брата работать, мы должны были вставать на час раньше перед уроками и делать уборку в доме. По очереди мы должны были чистить ему ботинки, и приходилось делать многое другое, помогать по хозяйству. Единственно к чему он не допускал никого, это глажение его брюк. Каждое утро, перед отъездом на работу, он сам утюжил брюки. Он аккуратист и более аккуратных людей нужно поискать. Ему сейчас 90 лет и в его владениях, таких как сарай, гараж и в его письменном столе идеальнейший порядок. Если он заправляет постель, то можно быть уверенным, что там не будет ни одной складочки. Понимаете, теперь, почему мы должны были с утра наводить порядок в доме? Мама – полная противоположность ему. Ей было все равно, порядок или беспорядок в доме. Но, конечно же она содержала дом в чистоте, а как же иначе. ведь папа злился бы, если бы в доме не было бы порядка.

У бабушки Татьяны и деда Семена была корова, поэтому каждое лето мы должны были помогать заготовлять корм на зиму. Правда, в самом начале лета меня отправляли в пионерский лагерь, а также каждый год на каникулах я ездила к другой бабушке в другую деревню. Но там тоже была корова, и мне приходилось им тоже помогать. Из-за этого я, скорее всего, и невзлюбила физический труд, потому что меня заставляли работать. С другой стороны, по-другому ведь нельзя было. Работы было много, и родители не справились бы со всеми делами без помощи. Мама работала в школе учительницей, а папа заведовал отделом образования в районе. И у нас был поросенок и куры. Летом выращивали картошку, огурцы, лук, чеснок, свеклу, морковь, бобы, фасоль, тыкву и капусту. Капусту квасили в огромной бочке, и её нам хватало на всю зиму. Делали варенье из черники, брусники, клюквы. Грибы сушили и солили. Из своего сада у нас были яблоки, груши, черешня, смородина и паречки. Самое вкусное варенье – из суниц. Так по-белорусски называется земляника. Теперь её в нашем лесу почти нет, к сожалению. Этих продуктов нам хватало на зиму. Сейчас это называется жить на своем обеспечении. Только хлеб и сахар мы покупали в магазине. Ну и что-нибудь другое, типа рыбных консервов. Рыбы было полно в нашем озере, а когда ещё был жив дядя Петя, то он приносил нам мясо косули, или лося. Он был и охотник, и рыболов, и пчеловод. Несмотря на работу, которая никогда не кончалась, мы все же находили время и на чтение книг и на игры. Но тогда я работу ненавидела и мечтала быстрее стать большой. Я очень любила делать что-то своими руками, например, я рисовала куклам одежду, шила им и вязала. Уже в 12 лет я стала шить себе. Первым был купальник, потом сарафан. А также я сконструировала себе и Люде босоножки. Правда они были сделаны из картона и целлофана и поэтому продержались только один день.

Если живешь в городе, то работать физически не приходится. Остаются только занятия спортом. Так что если раньше работа была повинностью, то теперь это удовольствие. Этим летом, к примеру, я сама пристроила к нашей бане маленькую терраску. Свояк меня проконсультировал и помог распилить толстые балки для рамы (я сама ещё не умею пользоваться электропилой, собираюсь научиться в ближайшее время), а все остальное я сделала сама. Сначала расчеты и чертеж, заказала стройматериалы, вырыла ямы для столбов, зацементировала столбы в эти ямы, сделала раму и прикрепила её к опорам (тут мне свояк тоже помог). Потом прибила на раму доски. Вся эта процедура заняла у меня два дня. На третий день я покрасила доски и прибила дощечки с боков. Перед этим я их распилила ручной пилой и покрасила.

В детстве я не любила работать, и часто симулировала какую-нибудь болезнь и устраивала истерики. Но мои уловки не помогали. Я была непослушной. Я всегда «боролась» за свои и чужие права. Но большей части, чтобы выкрутиться из какой-либо ситуации. Помню такой случай, когда в школе дали летнее задание собрать коллекцию бабочек. Я не помню причину, скорее всего из-за лени, но я не выполнила это задание. И когда учитель по биологии попросил меня показать мою коллекцию, я сказала, что я принципиально не собирала бабочек, потому что их нельзя убивать и что у них есть право на жизнь. Это была чистейшая ложь и я, конечно же, не думала ни о каких там правах бабочек. Несмотря на то, что нас учили не лгать, я лгала без зазрения совести всегда, если считала, что это спасет мою «шкуру». Так что, считать всех детей, такими маленькими ангелочками, не стоит.

И я заметила, что мы дети, можем быть очень жестокими. О борьбе кланов я уже писала. Но мне очень хорошо запомнился случай, который произошел в деревне у бабушки Домны. Нам с Галей было примерно 5 или 6 лет. Я помню, как мы шли по тропинке в бывшем панском саду, и нам повстречалась маленькая девочка, лет трёх. Она была очень неухоженная, из носа текли сопли, платье грязное и лицо тоже было в грязных разводах. Я не знаю, что повлияло на наш поступок, может быть жалкость её вида, но нам захотелось над ней поиздеваться. Мы сняли с нее трусики и стали над ней смеяться. Она как будто даже не поняла в чем дело и, ковыряясь в носу, молча смотрела на нас. Когда я подросла, то я часто вспоминала этот случай. И чем больше я размышляла над этим, то я все больше убеждалась, что эта черта, поиздеваться над слабыми детьми, заложена в генах большинства детей. Понятно, что у детей ещё не сформирована лобная часть мозга, но почему же в нас не было, к примеру, сочувствия, или же просто равнодушия, а было желание поиздеваться над более слабым ребенком?

Мне кажется, что природа задумала это для того, чтобы сильные дети, как бы воспитывали слабых детей, чтобы те становились крепче что ли. Ведь замечено, что дети, над которыми издевались в школе, становились сильнее. Многие из этих детей достигли в своей жизни намного больше, чем те дети, которые над ними издевались. Может поэтому и мой брат надо мной издевался. Но это только мои размышления и мои попытки найти ответ тому, почему я так тогда поступила и почему я испытала от этого непонятное мне чувство, типа самодовольства что ли, или же злорадство. Чувство унизить кого-то, или поиздеваться над кем-то постепенно ушло само по себе, и я даже не заметила, когда. Моё детство было полно всяких событий. И когда я пишу эти строки, я снова переживаю все это, и тоска сжимает моё сердце. В основном это были радостные и захватывающие события. Но были и грустные. Мне было 11 лет, когда погиб мой дядя. Было очень страшно. Я очень переживала тогда за мою двоюродную сестру, мою лучшую подругу. Это трагическое событие навсегда оставило след в моей душе. Оставило вечную тревогу, которую я не могу объяснить словами.

В 14 лет я стала очень раздражительной и нервной. Я стала считать, что все люди, типа моих родителей устарели и что они ничего не понимают в жизни. Мои родители стали меня раздражать, мы часто ругались, и я не хотела больше жить с ними под одной крышей. Мой нетерпеливый и упрямый характер плюс отцовский метод воспитания – все это повлияло на мое решение уехать из дома. Поэтому, когда я увидела объявление в газете на прием в Витебский технологический техникум по специальности модельер-конструктор, я, не раздумывая, подала заявление. Туда же, как оказалось, поступала и моя подруга детства, которая приезжала в нашу деревню летом на каникулы к своей бабушке.

Предчувствие меня никогда не обманывало. То, что я была очень свободолюбивой и не могла терпеть гнета и указок, всё это делало мой выбор легким и тогда и в дальнейшей моей жизни. В 15 лет я впервые испытала предчувствие. Еще до того, как мне пришло сообщение из техникума, что меня приняли, я поняла, что я скоро покину свой родной дом навсегда. За неделю до ответа я вдруг почувствовала щемящую тоску по всему тому, что меня окружает. Я даже помню этот момент. Я иду по нашему двору в ситцевом платье, которое я сама сшила, и вдруг на меня наваливается жуткая щемящая тоска. Тогда я сразу поняла, в чем дело. Я уже не сомневалась в том, что я поступила. Конкурс был хоть и небольшой, всего 5 человек на место, но я не была уверена, что пройду. В тот момент я поняла, что одна фаза моей жизни бесповоротно закончиться и начнется что-то новое.

Это чувство, оно до сих пор извещает меня о том, что что-то скоро поменяется. Оно всегда правдивое. Как только на меня нападает особенная тоска по прошлому, я знаю – начинается новый этап в моей жизни. Моя особенная тоска, ностальгия – это предвестница перехода из одного физического состояния в другое: из девочки я превращаюсь в девушку, из девушки в женщину. Оно верное и безошибочное. Кто-то может сказать ведь это и так ясно. Да, это ясно, но после этой перемены часто меняется не внешность, а поведение. Это как кокон превращается в бабочку. Постепенно эта тоска утихает и начинается новый период в жизни, где мое мировоззрение поменялось и мое отношение к жизни тоже. Кое-кто из ученых говорят, что изменения происходят не постепенно, а ступенчато. И когда происходит скачок, то он происходит за очень короткий период. Я в этом убедилась, в моем организме все происходит именно так, практически за одну ночь. Но потом этот период длится без изменений примерно 8—10 лет и потом опять скачок и ты уже другая. Это все я поняла на основании своего личного опыта. Итак, я и в самом деле поступила. И я была счастлива, что моя подруга детства тоже поступила. Она помогала мне скрашивать тоску, которую я испытывала по дому и по маме. Мне казалось, что я совершила ошибку. Я даже подумывала бросить учебу, но мой упрямый характер, доводить дела до конца, не давал мне такой возможности. У меня ведь был уже опыт с музыкальной школой. Наша студенческая жизнь была с одной стороны разгульная, но с другой стороны, нужно было усердно учиться. Правила были строгие, никаких прогулов, могли исключить и за плохое поведение, и за плохие отметки. Но мы все равно находили время для развлечений. На одном из таких вот развлечений, куда обязательно входила обильная выпивка, меня почти что изнасиловали.