Читать книгу Солдат из прошлого. Воскрешение - Лана Скрипниченко - Страница 5

Лето заканчивалось. Макс по договоренности с родителями, которые перебирались после дачного сезона в Москву, был у себя на даче. Неожиданно позвонил Мох.

– Ты, кстати, зажал свой день рождения. Он у тебя был летом, случайно посмотрел на твоей странице. Или это фуфел? Колись.

Макс с досадой вспомнил, что хотел убрать реальную дату, но забыл. Насчет того, что Мох сунул нос в его данные случайно, конечно не поверил.

– «Что ему от меня надо?»

Пришлось признаться.

– Да, нет, все правильно, я не отмечаю. Подарков все равно не получишь, а отмывать дачу от блевотины надоело, – Макс надеялся отшутиться. Но не тут- то было, Мох, судя по всему, нацелился в гости, возможности отвертеться без веских причин, чтобы не вызвать подозрения, не было.

– Не парься, позовем девчонок с филфака, всё отмоют. Эту проблему, если других не придумал, беру на себя. Бухло мое. Остальное с тебя. Так, когда ты нас пригласил?

Компания начала собираться с обеда. Сколько в общей сложности собралось народу, Макс понятия не имел, приглашением тоже занимался Мох. Как именинник, он встречал вновь прибывающих гостей, из которых большую часть видел впервые. Макса все это жутко раздражало, но сказать Моху «нет» не мог.

Некоторые приходили, здоровались, жали руку, поздравляли, забирали часть выпивки, еду и уходили в поле, где было больше романтики и не надо было убирать – народ попался опытный, девушки ситуацию просекли сразу. К вечеру поток гостей иссяк. С поля доносилось пение и радостные вопли. Макс даже завидовал и с удовольствием присоединился бы к ним. Но Мох оставался в доме и ему приходилось тусить рядом – Мох за ним следил. Наконец, в доме остались только «свои» – моховские камрады во главе с ним.

Макс не знал, что делать, поскольку понятия не имел, как моховские обычно развлекаются – его на свои тусовки с выпивкой ни разу не пригласили. Мох расположился в дедовском кресле с коктейлем, от которого валил дым («…карбид он что ли туда насовал», – думал Макс), без предисловий начал:

–Именинник! Развлекай дорогих гостей! Мы ждем. Не знаешь как? Ок, я подскажу – покажи своё барахлишко. Заценим.

В просьбе не было ничего необычного. У каждого в личную «барахолку» попадали предметы, с которыми владелец (тот, кто нашел) не хотел расставаться. Если предмет не продавался и был ценным, то брался на внутренний учет. Если хозяин менял свое решение и вещь выставлялась на продажу, в общую кассу делался взнос, например, 6/7 от вырученной суммы. На первый взгляд могло показаться, что это несправедливо. Но, с учетом того, что разработкой маршрутов и поиском покупателей в значительной степени занимался Мох, такое деление отвечало общим интересам: хозяин вещи получал свою долю от общего числа участников группы.

В личных коллекциях могли находится весьма ценные экземпляры и Мох временами практиковал спонтанные ревизии – не пропало ли что из того, что косвенно принадлежало всей группе. Ревизии никого не пугали, напротив, хотелось похвастаться перед другими – этого у камрадов не отнять. Словом, ничего особенного, кроме одного «но» – у Макса, кроме «шмурдяка», ничего никогда не было. Разве что Мох хотел, чтобы он показал что-то, что нашел до того, как стал ездить с ними.

Кое-что в заветной коробке у Макса и правда было – он пробивал самостоятельно старые фундаменты на месте бывших деревень. Дачный поселок, в котором они сейчас находились, вырос немного в стороне от такой деревни. Часть домов сохранилась. От других остались фундаменты. Макс искал их, ориентируясь на гигантские сорняки и старые фруктовые деревья.

– Нет проблем! – Макс вышел из комнаты и вернулся через пару секунд с жестянкой в руках – достал из тайника. Открывая, вспомнил, что в этой же коробке, помимо всего остального, лежал тот самый солдатский медальон.

– Что? – спросил Мох, видя заминку Макса. – Ладно, не бойся, показывай уже.

Макс открыл коробку. Среди монет, крестов, конин и пуговиц лежал солдатский медальон. Мох усмехнулся, взял капсулу, покрутил, рассматривая со всех сторон.

– Сам нашел? Возле фундамента? Интересное место для медальона, не совсем подходящее. Наверное, дезертир потерял. Или раненый – старушка прятала в погребе от немцев. Да, Макс? Почему не вскрыл? Мы поступаем так – выпускаем душу, пусть полетает, не век же сидеть взаперти, как джину. Что в этом плохого?

– Там могут быть данные на пропавшего без вести, – Макс стоял перед нависающим над ним Мохом и чувствовал себя как «мальчиш-кибальчиш» из мультфильма.

– Допустим. Что с того? Одной фамилией на обелиске будет больше. Тебе не кажется, что это лицемерие? Сколько таких обелисков, облупленных или вовсе без табличек? О них вспоминают на 9-ое и забывают до следующего мая. Хочешь присоединиться к таким лицемерам? Видимо, да. А по-моему лучше быть честным – пропал без вести, значит так и должно быть. Табличка с фамилией – слабое утешение для того, чьи кости мы потревожили. Подумай об этом как следует, Макс и ты поймешь, что я прав. Потом еще раз спрашиваю тебя – почему?

– Что, почему? – Мох заставлял его оправдываться за то, что Макс лицемерием не считал, наоборот – переступил свой страх и спас медальон от «ритуала восстановления справедливости» по-моховски:

– «Что пропало без вести, то кануло в Лету, кто мы такие, чтобы грабить вечность?»

Звучало пафосно и цинично, но для моховских было верхом остроумия и справедливости. Ценности в солдатском медальоне для моховских- никакой, разве что возможность поюродствовать и покуражиться над тем, что для других было свято.

Макс не чувствовал угрызений совести – лишь опасение, что Мох задумал провести «показательную порку» и вишенкой на этом паршивом торте в честь дня его рождения выбрали его.

– Мох, не заводись, скажи просто – что я должен объяснять? За медальон? Так это «шмурдяк», причем голимый!

– Камрады, – начал Мох, оценив заход Макса – выставить его, Моха, занудным склочником, который придирается по пустякам. У каждого, наверняка, была какая-нибудь своя обида на «начальство»: на несправедливость в распределении доходов, на чрезмерную подозрительность и строгость. Моховские были незатейливыми ребятами, но мозги временами ворочались и у них, не говоря про чувства, которые Мох держал под контролем, не давая развиться в осмысленный протест и попытку уйти из стаи. – Нас хотят ввести в заблуждение, поставить под сомнение справедливость наших законов, приравнять «крысятничество», да, да, вы не ослышались, к невинной недооценке добытого нами «хабара».

Обвинение серьезное: крысятничество предполагало, что бывшие компаньоны могли сделать с ним, что угодно – избить, покалечить, даже убить. Этот расклад оставляли на случай, если за предполагаемую "крысу" никто из присутствующих не захочет поручиться – тогда оставалось одно – смерть и вечный покой в безымянной могиле, в которую успели превратить Мохов и К одно укромное болотце поблизости от Москвы. Даже Макса угораздило стать свидетелем разборки, которая закончилась подобным образом и на его глазах человека сунули головой в болото и утопили. Его заставляли держать за ноги, но он наотрез отказался. Но и не мешал – стоял рядом и смотрел, как на чудовищный квест. После того, как все было кончено, к нему подошел Мох:

– Вот, теперь ты точно один из нас.

До того болота было далеко, но судя по настрою Моха, это обстоятельство его не смущало, видимо уже придумал другой вариант – как утилизировать тело или все же это была еще одна проверка на лояльность Макса, в которую Мох никогда не верил, удивлялся, что он делает в их компании и хотел найти объяснение этой загадке.

Происходящее взволновало и стаю: солдатский медальон – не золото, следовало разобраться.

– «Наверное у него есть что-то посерьезнее медальона. Спрятал, а Мох узнал. Или подозревает. И хочет, чтобы этот м-к сам сейчас предъявил свою настоящую кубышку» – так решило большинство.

Мох подал знак, вокруг Макса образовалось "кольцо смерти".

– Камрады! – Мох уже вошел в роль "судьи". – Надеюсь, вы уже поняли, к чему весь этот перфомАнс. Я думаю, что среди нас "крыса". Кто-нибудь хочет что-то сказать? Может быть я не прав или мне показалось?

Ответом было молчание. Все понимали, что Мох что-то задумал, но что именно, для каждого, включая Макса, оставалось загадкой. Мох пока еще не назвал Макса "крысой". Формально оставалась возможность, что он скажет:

– «В стае справедливость превыше всего, а солдатский медальон правда шмурдяк».

Макс тоже надеялся на нечто подобное, не представляя, насколько успел настроить Моха против себя – его инородность не просто раздражала Моха – он был одержим тем, чтобы Макса «разоблачить», вопрос – в чем – этого Мох не знал.

– Повторяю, кто хочет что-то сказать? Никто? Я так и думал – единство стати превыше всего. Лишнее мы отсекаем.

Макс понял, что развязка близка. Он почувствовал, как его сердце заколотилось, на ускоренных оборотах, разгоняя кровь по телу, быть может на последних минутах жизни.

Стая смотрела на Макса с удивлением, но без сочувствия. Он всегда был немного чужим, а Моху виднее.

– Но, прежде чем имя "крысы" будет названо, и она будет казнена, сделаем то, что делали всегда. Мы не допустим лицемерия.

Мох, который все еще держал медальон в руке, начал демонстративно откручивать крышечку. Колпачок капсулы проржавел и не поддавался. Мох вытащил из кармана мультитул. Макс понял, что капсула будет вот-вот вскрыта и возможно имя еще одного погибшего будет утрачено навсегда. Зачем же он тогда рисковал, если сейчас не мог ничего сделать, чтобы… защитить того солдата, к которому обратился мысленно и пообещал, что сохранит медальон, как память о нем? Остатки самоуважения "утекали" из него, как жизнь с каплями крови.

Мох не ожидал и пропустил момент, когда Макс выхватил у него из рук медальон. Он стоял, открыв от удивления рот – случилось нечто ужасное – бесправная, ничтожная "крыса" покусилась на его власть и авторитет.

– Не дам открывать! Отнесу поисковикам.

– Тебя самого сейчас отнесут, дебил, что ты делаешь? Умри хотя бы достойно.

– Надо буде умру, но не тебе рассуждать о том, что достойно. Посмотри на себя, Мох!

– А что со мной не так? – Мох с деланным спокойствием спрашивал Макса, видя, что он вышел из себя и мог проговориться насчет своих истинных мотивов присутствия в стае.

– Потому, что ты, вы все подонки!

– Сильно. Обоснуй.

Макса и правда несло, но тон беседы, навязанной Мохом, вынуждал отвечать.

– То, что вы делаете, это подло, неправильно.

– Неправильно – что?

– В могилах роетесь, как падальщики!

– Мы. А ты? Ты, типа, другой?

– Нет. Был бы другим, с вами бы не связался. Я не лучше, но и не хуже вас – что я у кого украл? Пусть скажет. Мне сгружали один шмурдяк! Все это знают. Лишнего не болтаю. Прицепились к медальону будто это «рарик» какой!

Моха ситуация начала забавлять. Вместо суда над «крысой», она судит их! Он подыскивал наиболее эффектные фразы, чтобы произвести впечатление и не дать усомниться, что ситуация у него под контролем. Да, ценность медальона была ничтожна. Макса следовало наказать, но не за него. Но как объяснить, что Макс опасен не тем, что мог что-то украсть, а тем, что мог разрушить их мир?

– Макс, тебя послушать – ты прям герой, герой, а мы…, – Мох обвел присутствующих деланно возмущенным взглядом. – Ты нам объясни, ради чего ты тут «бросаешься под танк»? Это медальон твоего прадедушки? – в голосе Моха уже звучала откровенная издевка.

– Какое это имеет значение? Что ты прицепился к этому медальону? Это же «шмурдяк», – снова повторил Макс, понимая, что надежды – перевести разбирательство в более безопасное русло – почти нет – Моха расценил инцидент с медальоном, как личную обиду и угрозу всему, над чем он властвовал.

– Верно сказал, для нас это «шмурдяк». Но ты не имел права нарушать наши правила. Ничего не красть у своих – значит НИЧЕГО. А ты взял. Знаешь, почему? Потому, что ты "крыса" и всегда ею был, только я не знал, как это доказать. Как после этого тебе можно верить? Может быть на тебе жучок и ты не «крыса», а «крот», «подсадной»? Или все это вместе взятое. Ты для нас опасен, и я должен эту проблему решить. Я правильно говорю, камрады?

Надежда на то, Мох не решится устроить показательную казнь, все же речь о простом медальоне, испарилась – после сказанного, вариантов благополучного исхода история уже не имела. Макс удивился – ситуация близилась к развязке, а он был спокоен, как удав.

– А знаете что – пошли вы все на хрен (грубый аналог), уроды! Я такой же, только хуже. Мох, ты, конечно, тут главный. Но я тебе в рабы не нанимался. Медальон не отдам. Можете меня убить. Я вас не боюсь.

Последнее Макс произнес на автомате, не задумываясь. Сжав медальон в руке, почувствовал легкое жжение. Слова, которые вырвались на эмоциях, поскольку Макс себя знал – храбрецом он никогда не был – непонятным образом запустили цепную реакцию во времени и пространстве, меняя местами последовательность событий, перетасовав судьбы всех, кто в этот момент находился в доме.