Читать книгу Сорваться со шкафа - Ланс Нилленг - Страница 3

Однако Центр неумолимо молчал. Моника надиктовала еще с десяток сообщений. Но никакого отклика они не получили, и девушка вдруг отчетливо поняла, что осталась здесь навсегда.

Навсегда в этих пропыленных стенах, дышать этим спертым, затхлым воздухом, под мерзким глянцевито-серым небом. Местные жители жгут последние запасы спичек, спички не загораются, потому что сырые – от них вонь по всему городу. И приторный запах жирной, чавкающей под ногами земли. Здесь везде лужи. Солнце выглядывает раз пять на день – и сразу же скрывается, словно не желая видеть порождение нечистот, носящее имя Азилум.

Моника швырнула трансмиттер об стену. Он разбился вдребезги. Она раздавила обломки подошвой ботинок и выбралась наружу.

Город встретил ее, нисколько не изменив своего мрачного лица. Серая лента облаков тянулась издевательски медленно. Сами же облака больше походили на грандиозные скопления сигаретного дыма. Тяжелые, сизовато-серые, они плыли, едва не задевая крыши жилых развалин, словно тучные люди, поднимающиеся высоко в горы.

«Не настолько уж тут и плохо», – подбадривала себя Моника. В общем, она была права: ведь выходцам из Города Мечты многие города кажутся сущими темницами. Но вряд ли сыщется местечко мерзостней Азилума.

Моника вышла на дорогу, которая раньше, в «лучшие времена» служила автотрассой. Навстречу ей двигалась живая колонна – человек шестьдесят-семьдесят. Они маршировали молча, некоторые несли на палках разноцветное тряпье, скрученное в какое-то невообразимые фигуры, вроде кукол. У кукол были злые лица, намалеванные сгоревшими спичками и угольками. Моника отступила, подождала, пока странная процессия пройдет, а потом вдруг приметила знакомую аспидно-черную шевелюру в колтунах.

– А, это вы, – Шпалис подошел к ней поближе. – Я вас сначала не узнал. Хотите, пойдемте с нами.

Моника отрицательно покачала головой. Не то, совсем не то она желала выразить, а как сделать это – не знала. Ей вздумалось спросить у него, можно ли отсюда выбраться без посторонней помощи. Она попыталась что-то объяснить ему, но он, кажется, ее не понял.

– А что это за люди? – осведомилась она наконец без особого интереса.

Шпалис вновь состроил свою неподражаемую гримасу.

– Ничего невероятного, – сказал он. – Всего-навсего адепты Вечного Разрушения*. Ужасные люди. С ними даже поговорить не о чем.

– Шпалис! – окликнул его один из замыкавших колонну – очень высокий, угрюмого вида мужчина.

Шпалис суетливо распрощался с Моникой и кинулся вслед за уходящей процессией. Когда она скрылась из виду, Моника медленно побрела по краю дороги, приближаясь (хотя она этого до сих пор не знала) к месту, где строго раз в неделю сходилось азилумовское Собрание.

Минуло обещанных полчаса, и Егор уже успел в полной мере прочувствовать болезненные уколы собственной инициативы. Шпалис притащил его в неухоженный тесный двор, образованный унылыми задами восьми-девяти многоэтажек. Кое-где по углам торчали чахлые кустики бурьяна, не желавшего расти в таких откровенно неблагоприятных условиях. У многоэтажек стыдливо теснился мусор, ибо граждане справедливо решили, что не стоит захламлять непосредственное средоточие Собрания. Зато в центре площадки гордо возвышался перевернутый вверх дном мусорный бак – импровизированная трибуна.

Многоэтажки стояли плотно, однако между двумя из них был небольшой просвет, или «ворота». Через «ворота» могли свободно пройти два человека, но свободно пройти им не давали, требовали пропуск, дабы избежать проникновения шпионов Мегаполиса (ни один из азилумовцев этих шпионов в глаза не видел). Пропусками в разное время служили клочки бумаги, кусочки меха, выдранные из воротников, кофейные банки с написанными на крышке инициалами, обломки пластиковых карт, обрывки обоев и металлические пуговицы. За пропуски велась настоящая война: граждане обшаривали брошенные квартиры, выспрашивали у соседей, которые жили за километр от них, отнимали у счастливых обладателей, рылись в мусоре. Все знали – без пропуска им путь закрыт.