Читать книгу Кошка - Лара Шефлер - Страница 2

Если ты играешь с кошкой – будь готов к крови. У них мягкие лапы, только вот иногда кошки забываются: и тогда в ход идут когти и зубы, но для них это остается всего лишь игрой.

Л., из Ненаписанного

Еще в школе Лару прозвали Кошкой за фамилию, за гибкое тело, за внимательный взгляд черных глаз и едва слышный крадущийся шаг. Прозвище Ларе очень нравилось, она чувствовала в нем что-то особенное, что-то, что полностью соответствовало ее внутреннему миру. Кошки – существа независимые, игривые и очень коварные, и Ларе нравилось думать, что она тоже может с кем-то играть, и даже может оказаться опасной. Когда ее называли Кошкой она, еще сама того не осознавая, чувствовала в себе женщину.

Лара, или Лариса – как ее с шутливой строгостью называл папа, родилась в простой рабочей семье: отец был фельдшером скорой помощи, мать работала в универмаге, продавала детские игрушки. Именно от нее Ларе достались густые черные волосы, которые от влаги тут же начинали виться. С детства она их не любила и всегда стриглась коротко, под мальчишку, из-за чего не могла носить ни одной красивой заколки, как другие девочки. Этому правилу она изменила лишь в институте, когда влюбилась в Алексея – папиного напарника, ведь тогда ей очень хотелось казаться старше.

А пока детство Лары проходило беззаботно и почти счастливо – не всегда хватало денег на любимое мороженное или новый фильм. Они часто собирались с девчонками на «пикник» в лесу, жаря принесенные соски, хлеб или картошку. Разумеется, с ними сидели и мальчишки. Однажды они играли в бутылочку, и Лара впервые в своей жизни поцеловалась с Виталием из соседнего подъезда. Он потом долго ходил за ней по пятам, пока вместе с родителями не уехал в другой город.

Но самым фантастическим событием ее летней жизни была путевка в Крым, в детский лагерь «Огни Советов», как-то через знакомых купленная родителями в подарок перед выпускным классом в колледже. Ларе тогда едва исполнилось восемнадцать лет, и она радовалась, как ребенок – море, она увидит море! Тогда она не знала, что тем летом ее детство умрет навсегда.

***

Стоял душный августовский вечер. В кустах цветущих роз, растущих вдоль разбитой асфальтовой дороги, пели цикады. Лара по-детски шла по бордюру, осторожно переставляя загорелые ноги в шлепанцах. На ней красовался зеленый, чуть выцветший купальник без чашечек, влажный после моря, и джинсовые шорты с мокрыми пятнами на задних карманах. Лара не любила этот купальник – мама привезла его три года назад из далекой загадочной Москвы, сейчас же он был немного мал и когда намокал, виднелись затвердевшие от холода соски. Лара смущалась своей груди, заметно выросшей за последний год, но особенно она стеснялась перед Ильей – вожатым отряда «Заря», с которым они ходили купаться.

Ильей звали высокого молодого человека, поджарого, спортивного, с русыми волосами и зелеными глазами. За три смены в лагере его кожа приобрела приятный бронзовый цвет. У него был загадочный бархатный голос и жилистые руки, сильные и очень ловкие, именно в эти руки Лара и влюбилась – казалось, что они могут все-все. Больше всего ей хотелось прикоснуться к этим всемогущим рукам, не как в столовой или на игре в волейбол – случайно, а по-настоящему, долго-долго, изучая каждый сантиметр гладкой, загорелой кожи, покрытой золотистыми волосками. Об этом она мечтала под одеялом в комнате, под тихое посапывание остальных девочек и пение сверчков. Лара не понимала, откуда в ней взялось это странное желание, наверное, все дело в морском воздухе и фруктах. Там, в своем городе, она никогда не ела столько персиков.

Время клонилось к вечеру, их отряд поднимался с моря к лагерю, чтобы все успели помыться и немного отдохнуть перед ужином, ведь сегодня в девять будут танцы. Лара не любила эти танцы, потому что никто из мальчишек не приглашал ее. Пока остальные танцевали, она в одиночестве сидела на старой деревянной скамье под тяжелым покрывалом из глицинии, глядя, как блики дискотечного шара падают на разбитый асфальт. Тогда Ларе начинало казаться, что она самый одинокий человек на всем белом свете, и сердце словно зажимали в чугунные тиски.

Но все это вечером. Сейчас Лара вместе со всеми бездумно шла по петляющей дороге, укрытая тенями пушистых зеленых сосен, и вдыхала аромат нагретой смолы, смешанный с запахом столовского супа.

До лагеря оставалось совсем немного, как Илья что-то сказал вожатой Ольге и скрылся за стрижеными кустами лавра. Лара невольно остановилась и обернулась на его удаляющийся силуэт. И вдруг, сама не понимая, что она делает, поспешила следом.

В шлепках идти было неудобно, и она сняла их. Голые ступни чуть покалывала хвоя, заглушая звук шагов. Илья, перешагивая через притоптанные кусты малины, обошел серую будку трансформаторной и обернулся. У Лары сердце ушло в пятки. Она прижалась к нагретому металлу будки и зажмурилась. Подглядывать нехорошо, если он узнает, то скажет родителям. Нет, она просто умрет от стыда на месте.

Через мгновение раздался журчащий звук. Лара, едва живая от ужаса и любопытства, тихонечко выглянула из-за угла.

Он справлял нужду, чуть приспустив плавки. Ягодицы у него были не загорелые, молочно-белые, словно выточенные из камня. Илья стоял, задумчиво глядя в небеса, при этом едва шевеля губами. Было в этом зрелище что-то завораживающее, что-то самозабвенное, что-то, доступное лишь ему. Впервые в своей жизни Лара вдруг ощутила, как в животе сжимается тугой ком, и волна горячего, мучительного желания поднимается из глубин.

***

Лара всю ночь думала об Илье, вновь и вновь представляя вид белых ягодиц Ильи. Трусики почему-то были мокрыми, хотя до месячных еще далеко. Лара не спала. Ей было стыдно, но в то же время, в глубине своей черной, порочной души она ни о чем не жалела.

На завтрак были персики и творожная запеканка. Обычно Лара любила персики, но теперь ела, не чувствуя вкуса. Сок тек сквозь пальцы, по предплечьям и капал на коленки. Илья сидел за дальним столом и улыбался, о чем-то говоря с вожатой Ольгой. «Лишь бы он посмотрел в мою сторону, лишь бы посмотрел» – молила Лара.

И он посмотрел. Перед глазами потемнело, и показалось, что она вот-вот задохнется. Он знал! В его глазах отчетливо читалось – он знал!

Илья подмигнул ей. Лара выронила персик прямо на пол и закрыла лицо липкими руками. Что же ей теперь делать? Как говорить с ним? Или, быть может, все это только кажется? Это все из-за бессонницы, точно. У нее па-ра-ной-я.

В море она не плавала, сидя на берегу и глядя, как сине-зеленые волны идут рябью. Пахло солью и мокрым песком. Остальные ребята купались, брызгая друг друга водой. Илья тоже был среди них и смеялся громче всех, кидая мальчишек в воду. Господи, какой же он красивый!..

Заметив, что она снова на него пялится, Илья помахал рукой и позвал в воду. Лара лишь закусила губу. Еще этот дурацкий купальник… Мало того, что сплошной, да еще и мальчишки все время дергают за завязки, нет, она однозначно не полезет в воду, когда там Илья. Тем более, если там Илья.

Вожатый покачал головой, обрызгал какого-то паренька, и бегом выбрался на берег.

Теперь он шел прямо к ней.

– Кошкина, а ты чего? – весело спросил он, садясь рядом. Его тело все блестело от капель. Он как бы невзначай коснулся ее плеча. Его кожа оказалась ледяной, но Лару бросило в пот. – Вода отличная, как раз для такой жары.

– Не хочу, – буркнула она и отодвинулась, закрыв лицо руками.

– Ну как хочешь, – пожал плечами Илья и вытянул ноги.

Лара робко выглянула из-за локтей. Бугорок на его плавках стал заметнее. Лара не могла оторвать от него взгляд, как ни старалась. Конечно, она знала анатомию мужчин, они в восьмом классе проходили, она даже видела картинки у папы в книжках, но…

– Кошкина, куда ты смотришь?

Ларе показалось, что она уходит на дно реки. Собрав все свою решительность, она мужественно подняла глаза на вожатого.

Илья улыбался.

– Ладно, сиди, – снисходительно отозвался он и встал. Красные плавки, из которых снова виднелась великолепная белая полоска, все перепачкались в песке.

Едва дотерпев до окончания купания, Лара подхватила шлепки, и первая побежала по кривой дороге в лагерь. Ей хотелось домой, к маме, лишь бы забыть этот разговор, этого Илью, умереть, господи, как ей хотелось умереть!..

Она бежала на самый верх сквозь тени сосен, жар нагретого асфальта, сквозь далекий шум машин, шелест ветра, грохот поездов, сквозь собственный стыд, ненависть, лишь бы ничего не чувствовать, забыться, потерять себя, исчезнуть, не существовать… И тут чья-то рука больно схватила ее за плечо и рванула в сторону.

Лара вскрикнула, запнулась обо что-то ногой, и упала бы, если бы не знакомые жилистые руки. Тапки соскользнули с ее ноги, один улетел в кусты, второй куда-то совсем далеко.

Илья…

– Да это я, – вожатый разжал пальцы и поманил за трансформаторную. Видя, что Лара не шевелится, он улыбнулся своей добродушной улыбкой и добавил. – Я не кусаюсь.

Лара ничего не ответила, делая вид, что ищет свои шлепанцы.

– Надо поговорить, – сказал он серьезно, снова взял ее за плечо и мягко потянул. – Насчет твоего поведения.

Внутри словно забил ледяной фонтан. Он знает, знает, знает, знает, знает!.. Знает, что она вчера видела, знает, о чем она думала всю ночь, знает о ее мыслях… Что же делать? Куда бежать? Может быть расплакаться?.. Извиниться?.. Тогда он простит ее, он ведь такой хороший…

Нет, нет, нет! Она сделала плохую вещь, она должна понести наказание, пусть он накажет ее, она заслужила.

– Ты чего дрожишь? – Илья коснулся ее локтей. – Кошкина, с тобой все хорошо?

Горло словно забили камнями. А Илья все смотрел и смотрел, пялился, и от этого было только хуже.

– П… простите меня… – выдавила Лара. Взгляд, как назло, снова привлек тот бугорок. В шортах он не был таким заметным, но каким-то необъяснимым чутьем она чувствовала – оно там. – Я… я не хотела…

– Ты подглядываешь, – скорее утвердил, чем спросил Илья. – Зачем?

– Я больше не буду, – прошептала она, чувствуя, что как по щекам стекают горячие струйки. Вот же дура, расплакалась!.. – Обещаю, не буду. Только не говорите родителям!..

– Не скажу, – отозвался он. На мгновение Ларе показалось, что в голосе вожатого прозвучала досада.

На негнущихся ногах Лара повернулась к нему спиной, словно к огромному хищнику и, все еще ощущая спиной пристальный взгляд. Достала из кустов лавра первый тапок… Второй оказался в нескольких метрах, вроде бы недалеко… Прыгая на одной ноге, она потянулась за шлепанцем, роняя на асфальт слезы. Как же было стыдно!.. Наверное, она больше никогда не сможет смотреть на мальчиков, никогда.

– Стой, – вдруг раздалось за спиной.

И Лара остановилась. Прямо так, на одной ноге.

– Не поворачивайся, – проговорил Илья тише и шеей она ощутила его горячее дыхание.

Господи…

Пальцы скользнули под лямки купальника, те, что завязывались на шее. «Он же сейчас развяжет его!» – с отчаянием подумала Лара. Вот сейчас. Еще немного…

Что он делает?.. Это… это был поцелуй?..

Илья держал его, горячо дыша прямо ей в затылок. Волосы встали дыбом. Шея, ключицы, ниже… Подушечки его пальцев, шершавые, едва коснулись кончиков набухших сосков. В это мгновение по всему телу словно пропустили электрический ток. Она, едва сдерживая вскрик, выгнулась дугой и, сама того не понимая, уперлась ягодицами ему в пах.

Илья резко отдалился и отпустил. Вытер губы и, метнув в нее дикий, звериный взгляд, поспешил вперед, словно и не было ничего.

Лара, все еще не понимая, что произошло, осталась стоять в одном шлепанце посреди дороги.

***

Лара лежала в небесной тишине, вся ледяная от мелкого пота и сжимала зубами кончик накрахмаленной простыни. В спальной комнате восемь железных кроватей, стоящих вдоль стен, и Лара спала на самой крайней, той, что у окна. Отсюда до нее доносился далекий шум прибоя, запахи соли, хвои, распустившихся цветов, становившиеся лишь сильнее в ночной прохладе.

Остальные девочки давно спали, и мучилась лишь Лара, лишь ее душа. Подмяв под себя простынь, линующую к телу, она дрожала, вспоминая прикосновения Ильи к соскам. Что-то надломилось в ней, что-то умерло, что-то исчезло навсегда.

Лишь спустя годы она поймет, что это было ее детство.

Она лежала и думала, что за страшную тайну хранило в себе то мгновение? Что Илья хотел сделать?.. Неужели… Нет, нет, он не такой!.. Он всего лишь наказал ее за излишнее любопытство, получил свое. Но почему… почему ей хочется испытать это вновь?..

Наверное, она очень гадкая, развращенная девка, каких мама называет неприятным словом «проститутка». Проститутка в сознании восемьнадцатилетней девочки, нет, уже девушки, представлялась чем-то абстрактным, лишенным формы, но коварным и похотливым существом.

Кошкина – проститутка.

Да-да, так ее буду называть в колледже!

Лара зарылась лицом в подушку и тихонечко расплакалась. Она не хотела!.. Она правда больше никогда не будет!.. Ну почему, почему она пошла тогда за ним!.. Почему он такой красивый?.. И что скрывает тот таинственный бугорок на его плавках, от прикосновения к которому мужчины становятся почти животными?.. Она никогда не забудет этот взгляд, полный чего-то темного, дремучего, страшной силы, которая могла уничтожить ее в любое мгновение, но почему-то решила оставить жизнь. Даже его лицо переменилось, исчезла та добрая светлость, которая заставляла трепетать ее сердце, зрачки расширились, губы сжались в нить, на скулах вздулись желваки. Еще никогда она не видела его таким, да что там, еще никогда она не думала, что такие изменения возможны.

Неужели он теперь ее ненавидит?..

От этой мысли стало только хуже. Слезы лились и лились из глаз, отчего наволочка промокла насквозь.

Кошкина-проститутка, проститутка, проститутка, проститутка!..

Что скажут родители?..

Конечно, он расскажет им! Она и сама бы рассказала, если б не жгучий стыд.

Она пролежала так час, два, а может быть вечность, содрогаясь от рыданий и жалости к самой себе.

Уснула она лишь тогда, когда над серой гладью моря, вопреки всему, начало подниматься солнце.

***

А потом была целая неделя соревнований на воде. Лара не участвовала, сославшись на месячные. Вожатая Ольга понимающе кивала и разрешала ей сидеть на берегу вместе с другими девочками из младших отрядов, кто не умел плавать.

Илья заменял судью, ходил со свистком и со спасательным кругом, но чаще торчал на вышке, поставив загорелые, присыпанные песком ноги на перекладину. Лара проходила мимо, всегда стараясь пробежать опасный участок как можно быстрее. Она чувствовала на спине его взгляд, скользящий между лопатками, как змея, и снова ощущала себя провинившейся собакой.

Сейчас играл ее отряд. Лара развалилась на полотенце, глядя как на солнце сверкает словно сделанная из фольги морская вода. Небо, пронзительно синее, без единого облачка, изредка пересекали белоснежные чайки. Солнце припекало, и со лба у Лары стекали капельки пота.

«Вот бы поплавать» – с тоской подумала она. Конечно, если она забежит в воду, обман раскроется, а это Ларе никак не нужно. Она только смирилась с репутацией проститутки, а теперь еще и прослывет лгуньей! Тогда ей точно ничего больше делать в этом мире.

– Эй, Кошкина!

Лара вздрогнула и невольно повернулась на оклик. К ней, подпрыгивая на нагретом песке, весь красный от жары, шел Илья. Снова в синтетических плавках кроваво-алого цвета, поблескивающих на солнце.

– Точно не пойдешь? – спросил он, вытирая пот со лба. – Ты хорошо прыгаешь. Они без тебя продуют.

– Ну и пусть, – буркнула она и отвернулась.

– Ты вообще как? – он осторожно взял ее за запястье, и по телу Лары вновь пробежала мелкая трепетная волна. В глазах Ильи читалось искренняя забота.

– Хорошо, – вымолвила Лара, удивленная таким вопросом. Дернула руку – не отпускает. Чего он опять хочет? Разве она недостаточно страдала?.. – А что?

– Приходи в старую будку. Через двадцать минут, – зеленые глаза при этом вновь потемнели и затуманились, сверкнув тусклым малахитовым блеском. Пальцы сильнее сжались. – Придешь?

– А надо?

– Только если хочешь. Ну что?

– Да, приду, – наконец, выдохнула она, и только тогда Илья отпустил.

– Полотенце захвати, – на этих словах он ей подмигнул и ушел.

Ровно через двадцать минут, как и договаривались, Лара стояла рядом со старой хозяйственной постройкой, стоящей в отдалении от пляжа, на краю пролеска. Здесь еще с советских времен хранился инвентарь: разбитые байдарки, весла, выцветшие круги из жесткого пенопласта, и еще куча всякого барахла. Здание, сколоченное из почерневших досок, покосилось от старости. Дверь выходила на противоположную от пляжа сторону, на ней висел темно-коричневый амбарный замок.

– Заждалась? – с улыбкой спросил Илья, доставая из кармана шорт, брошенных на плечо, ключ.

– А нас не увидят?

– Неа. Я сказал, что плавать пошел. А тебя отпустил в лагерь, – беззаботно отмахнулся он. Замок наконец-то предупредительно цокнул и свалился прямо Илье в ладонь. – Вот так. Заходи.

Дверь со скрипом открылась, и на Лару пахнуло сыростью и старой, залежавшейся землей.

Из крохотного окошка, забитого ДВП, едва пробивался свет.

– Тут темно, – констатировала Лара зачем-то.

– Темнота – друг молодежи, – усмехнулся Илья и приглашающе показал на пустую полку для инвентаря, тянущуюся вдоль окна. – Полотенце только постели.

Лара, чувствуя легкий зуд где-то внизу живота, осторожно переступила через порог и шагнула в полумрак. Крыша была худой, сквозь дыры просвечивало полуденное солнце. Постелив полотенце, как и сказал Илья, она скромно села на краешек скамейки.

Илья прикрыл скрипучую дверь и соорудил некое подобие засова. Лара терпеливо ждала, что же будет дальше, плотно сжав бедра. Нет, то, что она одна, в закрытом темном сарае наедине с мужчиной, вовсе не пугало: это же Илья, он не мог сделать ей ничего плохого. Лара с нетерпением ждала, что же будет дальше, хотя подсознательно понимала, для чего они здесь. Хотя она вновь чувствовала себя проституткой, но сейчас это не имело никакого значения.

– У тебя закончились? – спросил Илья, вытирая руки о шорты.

– Что?..

– Ясно, – улыбнулся он. В полумраке лицо вожатого было почти не разглядеть, но она поняла это каким-то сторонним чувством. – Значит, обманываешь? Ну и что мне с тобой делать, Кошкина?..

– Не знаю, что хотите, – буркнула она.

– Что хочу? – тихо рассмеялся он. – Разрешаешь?

– Ага.

– Тогда расслабься. Ноги вытяни. Вот так. Обопрись одной ногой вот сюда, другую согни, – его пальцы скользили по коже, как по клавишам пианино, и от этого еще сильнее накатывало нетерпение. – Опять на тебе эти дурацкие шлепки?

Лара не ответила, прислушиваясь к собственным ощущениям. Одна рука Ильи лежала на ее левом бедре, другая придерживала спину. Ладони, большие и шершавые, ладони мужчины, впервые касались ее кожи. Через вонь сырости она чувствовала запах его сильного тела, распаренной на жаре кожи, пота и морской соли. Этот запах заполнял собой все, заставляя что-то внизу живота сладко ворочаться в предвкушении.

– Глаза закрой, – хрипло прошептал Илья совсем рядом, над ухом.

Не успела Лара возмутиться, что тут и так темно, как его скользкий язык проник под губы. Это было не так, как тогда, в бутылочке, нет, совсем по-другому…

Его пальцы снова отодвинули лямки купальник, в этот раз грубее. Он касался ее сосков тыльной стороной ладони. Пальцы другой руки сначала гладили по животу, а затем принялись спускаться ниже, Лара выгнулась от неожиданности, прижавшись к жаркому телу Ильи.

– Я тебя не обижу, – поняв ее испуг, снова прошептал Илья и поцеловал в шею. – Можно я его развяжу?

– Развяжи…

– А эти? – он оттянул лямки на спине.

– И эти…

Через мгновение Лара уже сидела перед ним с обнаженной грудью, спустив купальник до пупка.

Илья наклонился и легонько облизал ее правый сосок. Затем второй. Слюна тут же высохла, и нежную кожу приятно стянуло.

– Ах… – вырвалось у нее, и живот снова свело от неизвестного желания, в этот раз так сильно, что Лара едва не упала со скамьи.

– Ты чего?

– Не знаю…

– Хочешь, тебе станет лучше?

– Не знаю…

– А кто знает? – усмехнулся Илья и поцеловал ее в плечо. – Ты должна расслабить бедра и не сжимать их, иначе ничего не получится. Ладно?

– Ладно…

– Раздвинь пошире.

– Так?..

– Еще немного. Да, так.

Его рука оказалась прямо на ее промежности. Он начал водить пальцем между двумя складками, о существовании которых Лара и не подозревала до этого дня, и все в ней отзывалось трепетом, будто звенел серебряный колокольчик. Вдруг эти странные складки сами, против ее воли, разошлись.

– Здесь хорошо?

– Да… Но…

– Но? – прикосновения остановились.

– Хочу еще…

– Тогда оближи, – он протянул к ней указательный и средний палец. – Сейчас будет еще.

Лара, едва живая, покорно прошлась языком по жестким фалангам.

– Теперь с другой стороны, – Илья погладил ее по голове. Подушечки, одна, вторая, третья… – Молодец! Всегда бы была такой послушной.

Он оттянул купальник, раздвинул складки, и …запустил пальцы внутрь. Лара сжала зубы, она ощущала каждую их неровность, все туже сжимая мышцы. Сперва ей снова стало стыдно, но Илье, кажется, было совершенно все равно.

А потом он начал шевелить пальцами. Вперед-назад, как челнок швейной машинки, вперед-назад, вперед-назад…

Из Лары вышел тихий невольный стон. Впервые она рискнула открыть глаза: лицо Ильи оказалось совсем рядом, с тем же самозабвенным выражением, как тогда, в кустах, а глаза блестели в полумраке, как два драгоценных камня. Он не смотрел на Лару, наблюдая что-то внутри самого себя, прислушиваясь к их синхронному дыханию, к ощущениям на кончиках пальцев, которые ласкали шелк внутри нее.

Лара тронула его за запястье, желая, чтобы он делал это быстрее. Илья сунул пальцы глубже, почти достигнув той самой границы, где начиналась долина сладкого беспамятства. Лара выгнулась, упершись головой спиной в жесткое дерево сзади, чтобы он мог дотянуться, мог развязать тот тугой узел, в который превратился живот, чтобы он ускорился, продолжал, ведь ее уже подхватили волны и понесли куда-то наверх, к ангелам, вот сейчас… сейчас…

За стенкой переговаривались ребята, уходящие в лагерь на обед. Кричала голодная чайка. Шумели воны, мерно выбегая на берег, вперед-назад, вперед-назад.

Илья тяжело дышал, уперевшись взмокшим лбом ей в плечо. Лара запустила руку в его скользкие волосы, оказавшиеся мягкими, как у куклы, и заурчала от удовольствия. Что-то хлопнуло – он приспустил плавки. Раздалось несколько коротких, чмокающих звуков, и на бедро Лары прыснуло что-то обжигающе горячее и потекло вниз. Лара вскрикнула от неожиданности, а потом рассмеялась.

В это же мгновение внутри само Лары что-то сжалось, и вдруг взорвалось. По телу прошла судорога, волна удовольствия подняла ее на самый верх и теперь опускала вниз, медленно возвращая в реальность, в сырой прогнивший сарай, в объятия мужчины с пылающей жаром кожей, в собственное разгоряченное тело, в мокрый купальник, на махровое полотенце, пахнущее хозяйственным мылом… Что-то вязкое стекало по бедру, застывая в пленку.

Лара осторожно коснулась этого пальцем:

– Фу, – и вытерла о полотенце.

– Ну вот так вот, – устало рассмеялся Илья. – Сама-то, – и снова коснулся насквозь промокшего купальника.

Лара тоже рассмеялась и потянулась к нему, чтобы поцеловать. Не было больше стыда, не было границы, которую они перешагнули вместе, теперь они были чем-то большим, чем простая девчонка и вожатый соседнего отряда, да, теперь у них был этот маленький сладостный секрет.

Илья коротко поцеловал в лоб и подтянул плавки.

– Пошли. Нас, наверное, уже ищут.

– Илья…

– Что?

Лара хотела спросить, значит ли это, что между ними теперь любовь, но передумала. Конечно, между ними любовь, что это еще может быть?

– Ты не знаешь, что будет на обед? – не растерялась она.

– А что? Проголодалась?

– Немного.

– Вроде бы котлеты. Любишь котлеты?

– Только не рыбные.

Илья усмехнулся и легко чмокнул ее в щеку. На этом все и закончилось, словно и не было ничего.

Уже в своей комнате на полотенце Лара обнаружила засохшие пятна, как если бы она пролила сок. Они все еще хранили ту загадочную тайну, тайну великой близости, которая не даст Ларе уснуть в эту ночь.

***

Лето подходило к концу, август уже вступил в свои права. Смена заканчивалась, а Илья так больше и не подходил к ней, только смотрел, опустив глаза. Он что, сожалел? Стыдился? Или что-то еще?.. Лара не понимала. Все, что она могла – ходить за ним по пятам, любоваться его загорелым телом, искрящимся после воды, украдкой вздыхать и мечтать о новом тайном свидании. Может быть не в старой будке, может быть даже в палате вожатых, хотя там никогда не бывает пусто, может быть, он не может найти укромного места, поэтому не подходит?.. Лара не знала, но это не значит, что она не скучала, и что ей не было больно.

О, как она скучала. Ночами, когда все девочки спали, она снова плакала в подушку, представляя себе его руки, его поцелуи, как он снова и снова касается кончиком языка сосков. И от этих воспоминаний было лишь больнее, в сердце врезалось ледяное алмазное сверло.

Однако время и вправду лечит – не в том понимании, к которому Лара привыкла, нет, она учит забывать о своих ранах, особенно о ранах на сердце. В конце концов, ночь не может длиться вечно, за ней всегда будет рассвет. Так и Лара успокаивалась, все реже плакала, страдала лишь ее душа.

Лето заканчивалось. Лето заканчивалось навсегда. Настал последний день последней смены, и в честь этого вожатые устроили последнюю линейку. Лара вместе со всем кричала: «всегда готов», стараясь не смотреть на Илью, в честь праздника надевшего голубую рубашку и брюки, он же, напротив, не сводил с нее глаз. Наверное, причина была в платье, которое сшила мама из импортного крепдешина, украшенного черными кружевными оборками на плечах. Лара выглядела в нем немного старше своего возраста.

– Всегда готов! – крикнули они в последний раз, и у кого-то на глаза навернулись слезы. У Лары же слез уже не осталось.

После, как солнце растаяло в розовой дымке, отряды повели на пляж. В сумерках привычная дорога казалась незнакомой и таинственной. Лара, как всегда, шла последней. Кто-то из девчонок добыл густое крымское вино, от которого стягивало небо и немел язык. Они шли и, пока вожатые не видели, пили из одного горла. Ларе тоже досталось, по телу распространилась приятная теплота, мышцы расслабились, в голове вдруг появилась легкость и ясность. Душа Лары, наконец, обрела долгожданный покой.

Над головой распростерлось бархатное небо, усыпанное звездами, как ледяными маргаритками. Теплый летний ветер колыхал волосы и подол платья, залезая под трусики, целовал затылок, словно не хотел отпускать. Уже завтра их ждал поезд и долгая дорога домой в плацкартном вагоне, стук колес и запах креозота. Все завтра, а сейчас…

– Кошкина, – раздалось сзади.

Илья… Как ни в чем не бывало, стоял рядом с проклятой трансформаторной будкой, сунув руки в карманы.

– Чего? – спросила равнодушно.

– Ничего. Иди сюда, – его глаза опасно сверкнули в полумраке.

– Не хочу, – хмыкнула Лара, которой вдруг стало очень обидно, и пошла было своей дорогой, как он поймал ее за руку. – Ну чего?!

– Дурочка, – он легонько шлепнул ее по попе, и на нее вновь накатило мучительное желание ощутить его пальцы в себе. Вперед-назад, вперед-назад…

Поняв, о чем она думает, Илья обернулся в поисках людей и, убедившись, что никого нет, поманил ее за собой.

Оказавшись за будкой, он поцеловал ее, как в тот раз, с языком. Его губы оказались сладкие-пресладкие, и пахли алкоголем. Рука снова скользнула под ее платье, нащупывая грудь, а вторая замерла на талии.

– Илья…

– Что?

– Сними брюки, – попросила она.

Илья только рассмеялся.

– Я серьезно, никто же не видит, – пальцы сами скользнули к заветному бугорку, нащупали молнию на ширинке, кожаный ремень… – Давай…

– Лар, давай не будем, – серьезно отозвался он, ловя Лару за кисти. – Ты еще маленькая.

– Я не маленькая, – обиделась Лара и все равно попыталась расстегнуть ширинку. Таинственное нечто за тканью твердело и становилось больше с каждой секундой. – Я уже в одиннадцатом классе!

– Кошкина, я сказал «нет», – жестко отозвался он и больно сжал запястья. – Ты пьяная.

В его голосе звучало… презрение? Он презирал ее?

Проститутка…

– Прости меня… – всхлипнула Лара и закрыла лицо руками. Как она себя ненавидела в этот момент, как снова хотела умереть! – Прости пожалуйста…

Он обнял ее, но не как раньше, без нежности, скорее с жалостью. Так обнимают брата или сестру, но никак не возлюбленную.

Что-то порвалось в ее душе, какая-то тонкая струна.

Они простояли так еще немного, не зная, что сказать друг другу, а потом он ушел. Лара, в душе которой осталась лишь пустота, спустилась к остальным и села у костра. Она больше не слышала песен, шума прибоя, треска веток в костре, все заволокло черным непроглядным туманом.

Так кончилось самое счастливое, и в то же время самое несчастное лето в ее жизни.