Читать книгу Расскажи мне о счастье… Рассказы - Лариса Геннадьевна Ласькова - Страница 5

Отче Мой!

Если возможно, да минует Меня чаша сия;

Впрочем, не как Я хочу, но как Ты…

От Матфея 26:36—46

Гид мне нравился. Не трещал без остановки, цитировал большие фразы из Библии и псалмы Давида, делал паузы, оставляя время подумать.

– Иисус был Сын божий, он знал, что с ним будет дальше, но он был так же и человеком, и как всякому человеку, ему было страшно…

Я села на камень, достала воду. Тихо подошла Ирина. Мы познакомились с ней всего два дня назад, жили в одном номере и уже сдружились. Она была старше меня, возраст неумолимо читался в грустных глазах, в полуулыбке, в наклоне головы.

– Устала? – Ира села рядом.

Я молчала.

– Наташа, ты хотела бы знать заранее, что будет дальше?

Часть 1

День был обычный. Самая что ни на есть обычная суббота. Я проснулась рано, но в ванной уже шумела вода. Лизке не спится или Дима уже встал? Четырёхлетний Лёша, или как мы его звали Лёха, ещё спал. Я накинула халат и вышла на балкон нашей квартиры на пятом этаже… Холодно вообще-то, февраль. Зима стояла морозная, ветреная и снежная. Вчера наконец-то нам сделали антенну, и я наклонилась через перила посмотреть, как эти работнички её закрепили… Дальше… А дальше – порыв ветра, меня подняло, как пушинку, как будто во мне нет моих пятидесяти кг, и я полетела с балкона вниз. Ужас перехватил горло, голоса не было, и только последнее отчаяние заставляло меня цепляться за всё, что попадалось на пути. Я не чувствовала боли, не понимала, что происходит. Ветер завывал, и с одного из соседских балконов меня снизу хлопнуло простынёй. Наверное, это и спасло мне жизнь.

…Я рассыпалась, как хрустальная ваза.

Когда приехала скорая, я была в сознании. Видела бледное от ужаса лицо мужа, потом его босые ноги. «Простынешь же», – хотела сказать и не смогла… Перевела взгляд на неестественно загнутые у лица окровавленные, ободранные до костей руки. «Надо же, кости и вправду белые», – промелькнула мысль. Всё поплыло…

…Голос, как сквозь вату.

– Отойдите, молодой человек, не мешайте!

– Это жена моя, она же смотрит… Она будет жить?

– Она в шоке.

Укола я не почувствовала, но как-то всё отпустило и потемнело…

Три месяца я висела между жизнью и смертью, но в итоге всё-таки оказалась живучей. Господь пожалел меня, шею я не свернула, внутренние органы почти не сместились. То ли сугроб под окнами спас, то ли простыня соседская, то ли ангел придержал белым крылом.

Часть 2

В выходные все мои выздоравливающие соседки разъехались по домам. Я ещё не вставала. Пошарила в тумбочке, нашла последнюю печеньку. Так-с, а кормить Нас сегодня будут? Проспала завтрак, что ли?

Набрала телефон мужа.

– Дим, приди ко мне… да, прямо сейчас, я есть хочу.

Ответил он тихо, мне показалось, почти шёпотом.

– Я занят сегодня, позови нянечку или ещё кого-нибудь.

Короткие гудки.

Я в недоумении уставилась на телефон. Нет, номером не ошиблась. Заболел, что ли?

После наркозов и уколов соображала я плохо.

Кому бы ещё позвонить? Мама в командировке, отец сегодня играет на свадьбе, на второй день баянистов приглашают, хотя уже всё реже. Остаётся Люська. В глаза мы её называли тётей Людой, но между нами она была просто Люськой. Младшая сестра отца, напуганная какими-то подонками в подъезде, она так и осталась навсегда в десятилетнем возрасте. Отец жалел её, и после развода с моей матерью забрал Люську к себе…

Она прибежала быстро, притащила огромную авоську с едой и с порога начала причитать:

– Наташечка, солнышко, да ты что, зачем же ты это придумала? Узнала про Димку – и что ж сразу с балкона-то?

Люська поперхнулась словом, увидев мой остановившийся взгляд.

Я медленно выдохнула:

– А теперь с этого места поподробнее… Что я такого должна была узнать о Диме, чтобы сигануть с балкона?

Люська смотрела на меня, как мышь на удава, глаза её бегали, руки затряслись.

Мне не было её жалко, я так же медленно продолжила:

– На меня смотри…. Что я должна про него знать? Говори….

Люська сказала.

Об этом уже знали все, кроме меня. Что у моего мужа любовница, уже год, что он увёз детей к моей маме, и она не в командировке, а с детьми, и не знает, как мне это сказать, и что он подал на развод, и что он хочет доказать, что дети не его, и что квартира, за которую мы четыре года платили ипотеку, оказывается его личная, подаренная его тёткой ещё до того, как мы поженились официально, и что нанял он какого-то столичного адвоката и только ждёт, когда я смогу явиться в суд… И ещё Люська рассказала, что Диму подозревали в покушении на моё убийство, но дочь подтвердила его алиби. Когда я упала, Лиза выходила из ванной, а испуганный отец выбежал с кухни… Ей поверили, мужа отпустили.

…Ночь прошла без сна. Я тупо смотрела в густую темноту, пытаясь совместить Люськин рассказ со своей семейной жизнью.

Про Лизу Димке доказывать ничего и не нужно. Она была не его дочерью…

Мы познакомились, когда мой первый муж, до этого переживший тяжёлый развод и тут же женившийся на мне, через три месяца нашей совместной жизни собрал свои вещи и ушёл обратно, сказав мне на прощанье: «Первая семья – это семья, а всё остальное – цирк». И осталась я одна, беременным клоуном в этом цирке. А еще через два месяца, поскользнувшись в гололёд, я свалилась под ноги смешному очкастому пареньку, чуть не уронив его на себя. Дима был младше меня на восемь лет, он только что окончил университет и только что расстался со своей девушкой. Я до сих пор не знаю, почему он решил жить со мной, и почему я согласилась. Любовь с первого взгляда? Невыносимое одиночество? Попытка доказать своим бывшим и всему миру свою востребованность?

Он привёл меня к себе в дом. Родители его были в шоке, но Дима упорно убеждал их, что он знаком со мной давным-давно, и беременная я от него, и любит он меня безумно. Родственники попытались соблюсти приличия и, скрепя сердце, согласились с его выбором. Я переселилась со съемной квартиры в Димкину комнату.

Прожили мы там не долго. Воспитанность родительская испарилась довольно быстро. Когда полетели камни из-за пазухи, и поползли змеи подколодные, нам пришлось съехать, снова снимать квартиру.

Семейную нашу жизнь счастливой назвать было нельзя. Мы оказались очень разными, часто ссорились, подолгу молчали. Когда наш гражданский брак окончательно затрещал по всем швам, мы решили родить второго ребёнка…

Я приподнялась на кровати, пытаясь сесть.

Мы? А не сама ли я это решила, заткнув ему рот ответным воплем, что ни о каком аборте речи быть не может? Он замолчал, отвернулся к окну, буркнув: «Делай, что хочешь».

Роды были тяжёлые. Сразу из роддома сына увезли в реанимацию. Я билась в истерике, изводила Димку бредовыми умозаключениями, что ребёнок при смерти из-за того, что рождён вне брака, и что нам нужно срочно пожениться и обвенчаться. После долгих уговоров муж привез меня в ЗАГС, но венчаться он отказался наотрез, ссылаясь на свою разношёрстную многонациональную родню.

…В палате постепенно серело.

Любовница? Год? Год назад Диму перевели на другую должность, с командировками. Муж уезжал часто, практически каждую неделю. Я оставалась одна с детьми, ворчала, но материально действительно стало легче, так что ворчала я просто «для порядку». Так значит, это были не командировки? А деньги откуда? Другая должность всё-таки была?

…Рассвело совсем. Я разглядывала белый с подтеками потолок.

Что там Люська наплела про квартиру? Дарственная? Какая дарственная? Мы же ипотеку оформляли…

Я снова попыталась сесть.

Ипотеку оформлял Димка, я металась между домом с дочкой-первоклассницей и больницей, где в реанимации лежал мой новорожденный сын. Мы с Димой приехали в банк, я подписала бумаги, не читая…. Но деньги-то мы платили исправно, каждый месяц!.. Теперь понятно, откуда столичный адвокат.

Часть 3

Через месяц я вышла из больницы. Ещё через месяц я оказалась разведёнкой с двумя детьми, без жилья и средств к существованию. Против велеречивого адвоката у меня аргументов не нашлось, и у суда вопросов не возникло. Спасибо, что про алименты не забыли.

Поселились мы с детьми у мамы, в однушке, доставшейся ей после развода с отцом. Ещё через месяц я вышла на работу.

– Наталья Павловна, у нас за время Вашего отсутствия прошла оптимизация…

Меня понизили в должности, урезали оклад почти вдвое… Но это было уже не важно. Я окаменела, я не чувствовала ничего, я ничего не хотела, меня держали только дети, они были той соломинкой, которая спасла меня от нахлынувшего отчаяния. И бессонными ночами меня точила одна и та же мысль: «Как могло случиться, что этот смешной очкастый паренёк превратился в жестокого монстра, выгнавшего из дома жену с двумя детьми? Как я не заметила этого перелома в его душе? Не увидела или просто не хотела видеть?» Ответа не было.

Лето заканчивалось.

Солнце уже не жгло, а нежно грело, прозрачный воздух пьянил. Я любила это время года. Я любила осенние горьковатые астры, жёлтые шары на длинных тонких ножках, высокие гладиолусы, огромные шапки георгинов. Вспоминалось детство, бабушка, её пироги. Как она вытирала повлажневшие глаза платочком, провожая меня с мамой и папой в первый класс. Я шла между ними гордая, в новой школьной форме с белым фартучком, в белых гольфах и туфельках на малюсеньком каблучке. А бабушка глядела нам вслед…

Тело моё ныло, сказывалось падение. Сидя на скамейке, я, как белка в колесе, прокручивала в голове недавние события. «Он сказал, а я… Надо было вот так… А он… А если… Он сказал… А надо было…».

Колокольный звон.

Я зашла в церковь. Долго стояла, не сводя глаз с измученного лица Спасителя. Не молилась, слова не шли. Не просила ни о чём, просто смотрела…

Батюшка внимательно наблюдал за мной, подошёл первый…

Меня прорвало, я рассказала ему всё, с самого начала, с той секунды, когда я вышла на балкон в этом проклятом халате, я рыдала, захлёбывалась. Батюшка молчал, и только глаза его смотрели спокойно и ласково. Я жаловалась на жизнь, я хотела мстить, я хотела добиться справедливости.

Рука священника легла на мою голову.

– Ты хочешь быть правой? Или ты хочешь жить? – тихо спросил он.

Эпилог

Иерусалим жил своей беспокойной жизнью. Громко молились у Стены Плача ортодоксальные евреи, шумел восточный базар, автобусы один за другим подвозили к храмам группы разноязычных туристов. По Via dolorosa – Дороге Скорби шли паломники с молитвой, и каждый нёс свой крест, замаливая грехи, с просьбой о простом человеческом счастье. Здесь, в этом Старом городе, я почувствовала всем телом, каждой точкой кожи, всей душой незримое присутствие Бога на Земле, его любовь к нам, таким разным, таким грешным, таким непримиримым, раздираемым на части злобой и отчаянием… Прости нас, Господи, ибо не ведаем…

Пустынное солнце безучастно смотрело сверху на пёструю толпу, разогревая старые стены. Иерусалим, разделённый по сантиметрам между религиями, в надежде на лучшее будущее, жил и верил, что Господь вернётся, что рухнут эти древние камни, закрывающие Золотые Ворота.

«Отче наш, иже еси на небесех… Да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя яко на небеси и на земли… Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим… И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго, ибо твое есть царство и сила и слава во веки веков. Аминь».

Зазвенел колокольчик. Гид созывал нас к автобусу.

Я встала с камней, подняла глаза на Ирину.

Хотела бы я знать заранее, что будет дальше?

– Не знаю, Ира. У меня нет ответа на этот вопрос.