Читать книгу Три судьбы—2 - Лариса Королева - Страница 6

Омск, март 2006 г

Леонтьев потёр ноющий висок, но при этом порадовался тому, что частенько случавшиеся сразу после операции приступы острой головной боли его больше не беспокоят. Перед ним сидела классическая длинноногая блондинка, которая выглядела бы довольно хорошенькой, если бы не покрасневшие от слёз глаза и распухший нос, который она постоянно тёрла несвежим скомканным платком и при этом беспрестанно повторяла:

– Меня уже допрашивали. Я уже говорила, что ничего не знаю…

– В том-то и дело, уважаемая Алина Олеговна! Вы говорили, что ничего не знаете. А теперь расскажите то, что знаете. Списки присяжных, а также карточки персональной информации хранились в вашем рабочем сейфе, доступ к которому, как секретарь суда, имеете только вы. И дубликатом, как показала экспертиза, он не открывался. Как же эти сведения оказались у преступников, которые теперь подкупают и шантажируют людей, собирающихся исполнить свой гражданский долг? Кому вы передали список?

– Никому ничего не передавала, – твердила в ответ юная служительница Фемиды, пять лет назад получившая высшее юридическое образование и диплом с отличием. – Эти списки есть в открытом доступе, они вообще публикуются в прессе.

– Да, публикуются. Тысячи фамилий. Но только двенадцать из них входят в состав присяжных на определённом процессе. А их телефоны и домашние адреса тоже в газетах печатают? Конечно, рано или поздно о человеке можно всё выяснить. Но травля народных заседателей началась в тот же день, когда их утвердили. Вы же прекрасно понимаете, что совершили должностное преступление, – продолжал настаивать на виновности допрашиваемой Владимир.

Он пытался разобраться: покрывает кого-то секретарь суда, или просто сильно запугана. В любом случае, он понимал, что линию поведения она выбрала чёткую: всё отрицать. Владимир предполагал, что, скорее всего, списки она отдала одному из трёх адвокатов, защищающих на процессе преступную троицу. Юристы, безусловно, тоже будут отрицать свою причастность к передаче данных, давить на них бессмысленно. И заставить эту Алину Олеговну признаться, скорее всего, не получится. Разве что найти прямые доказательства её причастности к утечке информации или нащупать тайные струнки этой продажной души, на которые можно надавить, чтобы выжать из неё совсем другую мелодию – признательную и покаянную.

Леонтьев уже почти отчаялся чего-то добиться и боролся с желанием стукнуть кулаком по столу, а то и по бедовой голове этой бестолковой девицы, когда у него завибрировал сотовый телефон, и на дисплее высветилась фамилия молодого оперативника из его отдела. Владимир вышел из кабинета, ответил на звонок и услышал:

– Я тут поговорил с другими девушками из суда, и мне шепнули, что у этой Алины шуры-муры с Игорем Вороновым. Ну, начальником управления по строительству администрации области. Девушки видели, как она пару раз садилась в его машину. Вроде бы по его протекции её и взяли на работу. Думал, может вам пригодится…

– Я знаю, кто такой Воронов, но информация очень даже пригодится. Молодец, Коля. Рой дальше.

То, что его бывший шеф связан с криминальным миром, Леонтьев знал давно, но не подозревал, что связи эти настолько тесные. Теперь у Владимира уже не было сомнений в том, что списки присяжных девушка передала именно Воронову. Вернувшись в кабинет, он снова сел напротив подозреваемой и заговорил примирительно-выдержанным тоном:

– Ну что же, Алина Олеговна, вас можно понять. Вы прикрываете своего высокопоставленного любовника и надеетесь, что он сделает волшебный звоночек, и вас сразу же опустят и оставят в покое. Да вот неувязочка какая. Не станет Воронов вам помогать. Во-первых, он сам из милиции вылетел по служебному несоответствию, и чудом избежал уголовной ответственности… Он вам об этом не рассказывал? А во-вторых, несмотря на нежные к вам чувства, женат ваш покровитель всерьёз и надолго, и потому не станет вокруг вашей особы слишком откровенно суетиться. Тесть у него человек весьма влиятельный, и хотя на похождения своего зятька смотрит снисходительно, обидеть любимую дочку не позволит. Или Игорь Валентинович вам говорил, что скоро разведётся, и вы заживёте вместе? А вы, такая взрослая и образованная девушка, и поверили традиционным байкам стареющего женатика? Так что зря вы ради этого человека карьеру свою разрушили, вас могло ждать большое будущее.

На девушку было жалко смотреть. Она была настолько подавлена, что съёжилась и застыла, как перед угрозой неминуемого удара, и даже забыла, что нужно лить слёзы и шмыгать носом. Тем не менее, она упорно молчала.

– Ну что же, я принимаю ваше решение, хотя и не поддерживаю. Всё, что я могу для вас сделать, отпустить пока под подписку о невыезде.

Подписав девушке пропуск на выход, Леонтьев подошёл к окну и, глядя на вечерний город, задумался, мысленно подводя итоги сегодняшнего дня. Ему чертовски хотелось выпить грамм сто водочки и таким образом снять напряжение, накопившееся после целого ряда встреч. Но этого делать было нельзя, на сегодня предстояла ещё одна беседа. Правда, уже не важная, проходная, но всё равно обязательная. Он взглянул на наручные часы и тихонько пробормотал:

– Через двадцать минут ещё одна гражданочка – и всё. И потом домой.

История банды, главари которой сейчас ждут приговора, и, хотелось бы надеяться, дождутся, развивалась на его глазах. В девяностые годы в области, как и по всей стране, среди бандитов началась бойня за «место под солнцем», то есть, за раздел сфер влияния и доступ к большим деньгам. При этом воры в законе были в основном выходцами с Кавказа, управляющими регионом извне. И тут появился лидер, отстаивающий интересы местных.

В середине восьмидесятых эпатированный в колонию уголовник Гриманов по кличке Гримм сам себя объявил вором в законе, чего не имел права делать по понятиям, так как официально этого статуса ему никто не присваивал, да он ему и не соответствовал, хотя бы потому, что был женат и имел детей. Попавший чуть позже в ту же зону грузинский вор после встречи с Гриммом объявил сибиряка самозванцем, что практически означало смертный приговор.

Однако за спиной самопровозглашённого авторитета стояла реальная сила. Созданный им братский круг контролировал к тому времени ряд сибирских зон и тюрем. И после долгих консультаций и переговоров Гримм всё же был коронован. На волю он вышел триумфатором, в родном Омске его встречали как хозяина, в том числе и младший брат, ставший правой рукой новоиспеченного законника. За считанные годы группировка братьев Гримм раскинула свои щупальца по всему региону. Сказки братья создавали мрачные, со страшным концом.

Город был поделен на зоны, в каждой были свои смотрящий, бригадир и бойцы, криминальная обстановка в режиме реального времени докладывалась Гримму, залётные гастролеры имели право работать только с его благословения. А он произвёл в воры несколько своих приближенных, в том числе никогда не судимых родного брата и его одноклассника, доведя число «законников» в своих рядах до семи. Неизвестно, было ли это число случайным, или братья ориентировались на сказочников, создавших «Белоснежку и семь гномов» и «Волка и семерых козлят». При этом бывшие авторитеты, пытавшиеся отстаивать свои былые права и привилегии, безжалостно уничтожались. Один был застрелен в подъезде собственного дома, другой – во время поездки в Москву.

Дошло до того, что преступное сообщество обложило данью воинскую часть. Участники молодёжного крыла «Общака» вели настоящую охоту на солдат и офицеров, вылавливали их в безлюдных местах, избивали и отбирали деньги, которые шли в бюджет «организации». Со временем военнослужащие приняли поборы как данность и, выходя в день получения зарплаты за ворота воинских частей, стали сами «по доброй воле» отстёгивать часть довольствия в воровской общак. У всех семьи, жёны, дети. Офицеры боялись и платили, не говоря уже о коммерсантах. Конец поборам пришёл, когда участники «Общака» попытались обложить данью элитную бригаду ВДВ, но получили от десантников такой жесткий отпор, что отказались от этого вида заработка и оставили в покое всех военнослужащих.

Своей ставкой братья Гримм выбрали находящийся в часе езды от Омска небольшой городок Тюкалинск, в котором отстроили для своих семей особняки, рядом селились их приближённые, так возник закрытый коттеджный посёлок со шлагбаумом и охраной.

В Тюкалинске находился и основной офис созданного бандитами благотворительного фонда «Содействие», учредителями которого стали все местные воры в законе, а также бывшие сотрудники милиции, преподаватели вузов и даже несколько деятелей искусств.

На окраине города организовали молодёжный лагерь, в котором подростки из неблагополучных семей почти легально проходили боевую подготовку и обучались воровским понятиям. Один из «воспитателей» отсидел за незаконное хранение и сбыт наркотиков, второй – за убийство и кражи. Когда милиционеры закрывали этот лагерь, обнаружили десятки ящиков водки, коньяка и шампанского.

Гримм Старший называл свою подконтрольную территорию «наша северная Сицилия». Но чем больший вес набирала его группировка, тем больше злились высокие милицейские власти. Из Москвы периодически приходили директивы о необходимости наведения в области порядка. Но в местных отделениях милиции работали люди, прикормленные Гриммом, и вор вёл себя все наглее.

– А что ты ему пришьёшь? – частенько повторял начальник отдела уголовного розыска главка, шеф Леонтьева. – Не за что пока Гриманова брать, при его деньгах любое дело быстро рассыплется в суде. Тут железные факты нужны, чёткие доказательства его причастности! Так что копайте глубже.

Опера копали и пачками брали сутенёров и рэкетиров, распространителей наркотиков и квартирных воров, прекрасно понимая, что бьют в молоко, а сливки остаются сверху.

Однако у всего есть предел, в том числе и у беспредела. Терпение лопнуло и у московского начальства, и у жителей области, когда при очередных разборках и попытке наказать непокорного предпринимателя, бандиты сожгли его кафе. Вместе с посетителями. В переполненный зал трое парней с порога бросили несколько бутылок с зажигательной смесью, после чего охваченные пламенем люди бросились к выходу, создав давку. В тот день погибло восемь человек, десятки получили серьёзные ожоги. Возмущённые жители вышли на улицы, требуя наказать виновных.

Милиция, прокуратура и ФСБ, закрывавшие до этого глаза на деятельность группировки, были вынуждены принять срочные меры. Двоих исполнителей этого преступления задержали через несколько дней. Третьего нашли повешенным на дереве неподалеку от сгоревшего кафе. Леонтьев выезжал тогда на место преступления, которое, как и многие деяния группировки, осталось нераскрытым. Хотя было понятно, что убрали поджигателя свои же, чтобы уж наверняка заставить молчать, от кого он получил заказ.

Братья Гримм пытались откреститься от поджога, но после такого кровавого преступления от них стал отворачиваться даже жестокий уголовный мир. И тут прокуратура наконец-то раскрутила дело по обвинению в массовом убийстве и организации преступного сообщества против самого Гримма. Но суда непотопляемый авторитет не дождался, он скончался в камере Следственного Изолятора от сердечного приступа. По крайней мере, такова была официальная версия его гибели.

На похороны Гримма съехалась братва со всей страны, в том числе и самые видные авторитеты страны, один из которых в расцвете лет выпил коньячка в самолёте, выполняющем рейс «Москва – Омск», и тут же скоропостижно скончался. Якобы тоже от сердечного приступа. В тот же день мотоциклист изрешетил из автомата авторитета, ответственного за Омск, в тот момент, когда тот садился в свою машину. После этого перепуганные приближённые Гримма, решив, что воров в законе устраняют спецслужбы, стали в ужасе уезжать из Тюкалинска и Омска в попытках скрыться и залечь на дно.

Леонтьев тогда тоже был уверен, что ФСБ решило ослабить и запугать воровской мир таким радикальным способом. Он уверился в своём мнении после таинственного звонка в прокуратуру, когда вкрадчивый голос спросил, почему же милиция не нашла заброшенный мотоциклистом на крышу гаража Калашников. И автомат в подсказанном месте нашёлся, хотя и не вывел на след его владельца.

Однако, несмотря на то, что кольцо вокруг Гримма Младшего и двоих его соратников начинало сжиматься, какое-то время они ещё продолжали контролировать торговлю автомобилями, их угоны и транспортировку, браконьерскую заготовку и продажу леса, поставки бензина, сбыт наркотиков и проституцию.

Спецоперация против группировки, в которой участвовали более шестидесяти милиционеров, прошла майской ночью два года назад. Обыски и облавы проводились почти по тридцати адресам, в отделения доставили два десятка человек. Большинство из них сфотографировали, дактилоскопировали и отпустили. Под стражей остались три вора в законе, носящих клички Гримм, Соха и Холод, которые должны получить огромные сроки, вплоть до пожизненного заключения. И сейчас братва пытается освободить своих авторитетов, добившись оправдательного вердикта присяжных.

– Кажется, я уже сделал всё возможное, чтобы этого не допустить, – прошептал Владимир, вертя в руках бамбуковую палочку.

Раздался осторожный стук в дверь, и он пошёл к своему столу. В кабинет вошла женщина лет семидесяти, но он помнил, что по документам ей пятьдесят девять. Возраста посетительнице прибавляли коротко остриженные редкие седые волосы и сухая морщинистая кожа лица. Она была последней из четырнадцати присяжных (двенадцати основных и двоих запасных), с которой ему предстояло побеседовать.

В первый же день, получив задание от Мудрова, Леонтьев отдал своим операм список семи народных заседателей, которых, предположительно, ещё не успели подкупить. Времени на вызовы повестками не было, людей срочно забирали по месту жительства или работы и привозили в управление. В зависимости от ситуации, в беседах применялись самые разные методы воздействия – от взывания к гражданской сознательности до предупреждения о возбуждении уголовного дела. Всем обещалась личная безопасность, предлагалась охрана и переселение на время процесса на конспиративные квартиры. Последнее понадобилось лишь живущей в одиночку женщине лет сорока, судя по обострённым нервным реакциям на каждый вопрос, старой деве, по крайней мере, даме с неустроенной личной жизнью.

Сейчас перед Леонтьевым сидела последняя из пяти присяжных, кто уже отдал свой голос в защиту подсудимых. Её до сих пор не опросили, потому что она уезжала к сестре в посёлок под Новосибирском, и только сегодня вернулась. Теперь ему предстоит выслушать ещё одно оправдание.

– Сколько вам заплатили? – спросил Леонтьев.

– Купили однокомнатную квартиру, – не стала врать и выкручиваться пенсионерка.

– Вы же учителем работали, сеяли в своих учениках доброе, разумное, вечное, – принялся увещевать её оперативник.

– Ничего я не сеяла и не веяла, я в музыкальной школе преподавала и учеников брала, пока артрит не начался, – женщина положила на стол деформированные кисти рук. – Теперь мне пианино уже ни к чему. Но сына достойного вырастила. Институт закончил, инженерное образование получил, а кому оно сейчас нужно? Думал на завод устроиться, квартиру от государства получить. А нет уже ни завода, ни государства. Торговать и воровать он так и не научился. А живём мы впятером в старой двушке моих родителей. В одной комнате – сын с невесткой, в другой – внучка с ребёнком, она с мужем не ужилась и домой вернулась. Не на улице же её оставлять. А мне под спальню бывшую кухонную кладовку расчистили, аж два на два метра, так и сплю за занавеской, без окон и дверей. Хорошо хоть просыпаюсь первая, чайник ставлю, никто меня не будит.

– Ваши проблемы мне понятны, – вздохнул Владимир. – Тут одна женщина из вашей коллегии рассказывала, что ей посулили должность для сына. И она согласилась. Но ведь вы же сами, наверняка, на каждом углу сетуете на разгул преступности, а когда представляется возможность воздать по заслугам ворам и убийцам, готовы выпустить их на свободу из личных корыстных мотивов. Как же так получается?

– Если бы это только от меня одной зависело. Дело в системе. Бандиты были и будут, посадят этих, на их место придут другие. А внучке квартира нужна, ей ещё ребёнка воспитывать и личную жизнь устраивать. И мне как-то старость доживать, за мной, с моими-то руками, уже скоро уход понадобится.

– Кто к вам подходил?

– Молодой человек в деловом костюме. Назвался Иваном. Подробнее не представлялся. Предложил подыскать квартиру. Мы и подыскали. Он потом приехал по адресу, передал хозяевам деньги, и мы оформили сделку. Больше я его не видела. Да у меня и телефона-то его нет, он сам на домашний номер мне звонил…

– Чем угрожал в случае вашего отказа?

– Ничем. Он просто сказал: «Внучка ваша такая хорошенькая девушка, и малыш у неё – просто чудо». И это прозвучало страшнее любых прямых угроз. Но вы же понимаете, что теперь-то я уже не проголосую за обвинительный приговор?

– Теперь-то уже, конечно, нет. Ладно, можете идти.

Когда за бывшим учителем музыки закрылась дверь, начальник отдела по особо важным делам всё же налил себе стопку водки, закусив обжёгший голодный желудок напиток почерствевшим пирожком с мясом, который он купил ещё утром по пути на работу, да так и не выбрал времени съесть.

* * * * *

На следующий день Леонтьев зашёл к Мудрову в кабинет ближе к концу рабочего дня, чтобы доложить о результатах работы с присяжными и просто пообщаться. Владимир как раз выражал своё возмущение тем, как легко люди предают свои идеалы, и как легко в данном случае оказалось подкупить присяжных, когда зазвонил служебный телефон. Мудров снял трубку, и по тому, как напряглось и помрачнело его лицо, друг понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

Дослушав донесение оперативного дежурного, Алексей кинул трубку на рычаг и в сердцах произнёс:

– Твою ж мать!

– Что там?

– Сегодня при этапировании из СИЗО на зону сбежали браться Золотовы!

– Как им это удалось? – у Владимира от изумления широко раскрылись глаза.

– Как в американском боевике! На трассе, проходящей вдоль леса, стоял сотрудник в форме ФСИНа и знаками просил остановиться, рядом – их же ведомственная легковая машина. Водитель притормозил и приоткрыл стекло. Всё! Больше ни он, ни второй конвойный ничего не помнят. В кабину был распылён усыпляющий газ. Очнулись оба через несколько часов в той же кабине машины, на поляне в лесочке, за несколько километров от места происшествия. Без телефонов и оружия. Рядом та самая легковушка, разукрашенная логотипами службы исполнения наказаний…

– А третий конвойный? Тот, что должен был находиться внутри автозака?

– Исчез вместе с заключёнными.

– Стало быть, сообщник, – предположил Леонтьев. – Должен же был кто-то сообщить жуликам о точном времени выезда из СИЗО и маршруте следования автозака. Кроме того, конвойный был заперт изнутри и мог, почувствовав неладное, мгновенно поднять тревогу. Но он этого не сделал.

– Это пусть руководство ФСИНа теперь разбирается с предателями в своей системе. Наша задача ориентировки разослать и принять все меры для поимки сбежавших. Хотя, учитывая уровень подготовки этого побега и то, сколькое времени уже прошло, задача это непростая, – мрачно резюмировал Мудров.

– Подожди, – вскинулся Леонтьев и подскочил со стула. – Что-то я не въехал! Если водитель и охранник валялись в отключке в кабине, как же машина оказалась на поляне?

– Я же сказал, Володя, как в американском боевике! Предположительно, её загнали в фуру.

– Чёрти что, это же немыслимо! Хорошо ещё, не на вертолёте умыкнули! Представляешь такую картинку? Летит над трассой какой-нибудь МИ или КА, лопастями вращает, а под брюхом у него автозак с заключёнными и конвоем телепается, – старый оперативник в возбуждении заходил по кабинету, сделав несколько шагов от стола до окна и обратно. Потом склонился над сидящим Мудровым, широко улыбнулся и заговорчески произнёс: – А знаешь, сдаётся мне, Лёша, что это нам с тобой привет от старины Серёги.

– Ты предполагаешь, что это Скворцов организовал побег своих подельников? Зачем они ему? Кровными родственниками не являются. Как профессионалы показали себя никакими, засыпались по всем эпизодам. В отличие от другого исполнителя, который чётко сделал своё дело, и кого мы пока не поймали…

– А это Сергею не по надобности, это ему из прихоти. Он ведь с детства любил рисануться перед нами и доказать своё превосходство.

– Превосходство его сомнительно, – усмехнулся Мудров. – Но если за этим побегом стоит именно Скворцов, стало быть, имеет для этого деньги и возможности и чувствует себя в полной безопасности.

– Он всегда любит делать хорошую мину при плохой игре. Ты-то с ним только до армии общался, а я – всю жизнь, до прошлого года. Я лучше его знаю.

– Однако пулю ты от него, при таких-то хороших знаниях, схлопотать всё же умудрился.

– Ничего, – широко улыбнулся Леонтьев. – Думаю, мне ещё представится возможность вернуть ему её обратно.