Читать книгу Затерянные в параллелях - Лариса Малмыгина - Страница 8

В подслеповатое окошко старалось заглянуть солнце, но растянутый вместо стекла бычий пузырь всеми силами сдерживал его проникновение. Пахло сыростью, землёй и еще чем-то особенным, непонятным, вызывающим тошноту. С потрескавшейся маточной балки потолка свисала тяжелая серая паутина, она раскачивалась, словно маятник, несмотря на то, что затхлый воздух в жилище замер, будто настороженно прислушивался к чему-то. Абсолютная тишина, обреченность, смерть.

Я лежала на полати, укрытая изъеденной молью шалью. Шаль мерзко благоухала нафталином. Но именно нафталин привел меня в чувство. Перед мысленным взором возникла картинка из прошлого, в котором мама старательно укладывает в сшитые ею матерчатые пакеты зимнюю одежду.

– Почему вместе с людьми Бог создал насекомых? – морща лоб, говорит мама. – Куда не посмотришь, везде маленькие твари осложняют человеку жизнь. В саду на каждое культурное растение по десятку специализирующихся на нем вредителей, в доме заняли нишу моль, тараканы, клопы, на улице гнус.

Да, в те времена еще существовали тараканы и клопы, потом они исчезли, выжила только моль…. Кстати, куда делся колорадский жук, уже второй год картофель стоит чистый?

Ах, если бы мама знала, что её несчастная дочь сейчас мечтает услышать даже жужжание мухи! Или писк комара. Если бы только знала, где она сейчас! Теперь-то я понимаю, что смерти нет, но от этого не легче. Не хотела бы я когда-нибудь оказаться в таком пакостном месте, как эта Корнеевка, или в Троицке с его безумными жителями и бесстыдно обнаженной местностью, в которой даже не растут сорняки.

Скрип открывающейся двери заставил вздрогнуть. Вошел дядя Гена.

– Выспалась? – как ни в чём не бывало спросил он и улыбнулся своей особенной голливудской улыбкой. – Здесь хорошо спится.

– Как в могиле, – съехидничала я.

Дядя Гена поперхнулся слюной и затряс головой.

– Тебе надо бежать отсюда, – откашлявшись, проговорил он.

– Как? – желчно усмехнулась я. – Туман не даст выйти к кладбищу, а если удастся его миновать, мертвецы остановят на полпути к выходу в город.

– Мертвецы не смогут остановить, они в состоянии просто с завистью наблюдать за тобой. Чем же еще покойникам целый день заниматься? – грусть промелькнула в словах бывшего соседа. – Живых надо бояться, девочка. Живых!

– Расскажите об этом мире, – вдруг решилась попросить я. – Что он из себя представляет?

– После кончины физических тел те, кого не взяли в рай и не опустили в ад, перемещаются в так называемые параллельные миры, – не удивился моему вопросу Ширяев. – Основная масса приговорённых к параллели целый день вынуждена находиться на кладбище и только ночью отдыхать от него. Представляешь, как тяжело им видеть свои неприбранные могилки? Кто-то, отбыв наказание, селится в хуторах и занимается сельским хозяйством. Почему именно сельским хозяйством, ведь для него нет никаких условий, я не знаю. Корнеевы, за давностью лет, освобождены от повинности. Но им не повезло, их жёны похоронены на другом погосте. Вот и кукуют вчетвером без женщин.

– Им до сих пор нужен секс? – насторожилась я и с содроганием вспомнила сальные волосы и грязные руки покойников.

– Им нужна женская ласка и нежность, – печально проговорил дядя Гена. – А также вкусный обед и выстиранная одежда.

– А где ваше место жительства? – чувство жалости поднялось из глубин моего подсознания. – Явно не в Корнеевке.

– Не в Корнеевке, – согласился бывший сосед. – Когда я умер, Шура с детьми уехала на север, там нашел хорошо оплачиваемую работу Валерка. Он и Люду, можно сказать, выдал замуж за своего сотрудника. Я остался один-одинёшенек. Как-то, уже после кончины жены, попытался оставить свой труп и перебраться поближе к ней, не удалось. Конечно, за самоуправство меня наказали, я провел полгода в аду. Если бы ты знала, как там жутко… Но я терпел и молился.

– В аду! – обомлела я. – Расскажите о нём!

– Потом как-нибудь, – поморщился дядя Гена.

– Где вы сейчас проживаете? – любопытство взяло верх над страхом и мне показалось, что я окончательно взяла себя в руки.

– В Троицке, – горько усмехнулся Ширяев. – С Леонтием мы познакомились в преисподней, он отбывал наказание в пять лет. Здесь, в параллели, раз в неделю нам предоставляют выходной, и мы вольны провести его где хотим. Вот я и оказался у Силыча в гостях.

– Всем предоставляют? – вспоминая пустые улицы мертвого города, не поверила я.

– Не всем, – мотнул головой Геннадий, – только образцово-показательным. В выходные наши люди разлетаются по всему свету и, изображая привидения, пугают живых. Особенно любят они старинные замки с приветливыми фантомными хозяевами. В некоторых из них даже устраиваются балы.

– Не хило, – хмыкнула я. – А что Корнеевы? Им не дают отпуска?

– Они сами не хотят путешествовать. Говорят, устали. А когда накапливается усталость, хочется оказаться ближе к Богу, – вздохнул бывший сосед. – Единственное, что их радует, это свидания с женами, но свидания очень редки, а женской ласки хочется каждый день.

Мне снова стало плохо, я с ужасом представила похотливые руки грязных жмуриков. Причем, сразу четверых.

– Тебе надо бежать, – вернулся к первоначальной теме Ширяев. – Я попробую помочь, девочка.

– Да? – обрадовалась я, хотя всё во мне кричало о неверии в успешность отчаянного мероприятия. – Когда?

– Сегодня ночью, – тихо проронил бывший сосед и приложил указательный палец к губам. – А пока веди себя примерно и изображай желание привезти сюда гору самых разных цветов.

Я закивала, но тотчас вспомнила о намерениях Корнеевых сделать меня общей женщиной. А что если они приступят к криминальным действиям немедленно? Уголовники не боятся вернуться в тартарары?

– За что сидел в преисподней хозяин дома? – осмелилась спросить я.

– Довел до самоубийства кого-то, – пожал плечами бывший сосед. – О своем проступке он особенно не распространялся.

За окном послышались шаги, я вздрогнула, Ширяев вскочил с полатей. Через минуту скрипнула дверь, вошел Леонтий и подозрительно покосился на товарища по адовым нарам.

– Сейчас ухожу, – отрапортовал ему дядя Гена. Его щеки запылали. – А Кристина должна отдохнуть. Она очень устала. Не тревожь её, пожалуйста.

– Предлагаешь бросить её одну для сбега? Уж не мнишь ли ты воротить жену сыну? – Силыч занервничал. – Даже ради нашего дружества не пойду на это.

– Понял уж, что не отпустишь, – Геннадий длинно и долго вздохнул. – Хотя Валерия жалко, но тут ничего не поделаешь. Придется смириться. А ты успокойся, девочка, – это он обратился ко мне, – и научись послушанию. Поскольку живая, станешь выбираться в Александровск, покупать семена цветов и сумками приносить их сюда. А еще будешь покупать саженцы. Так ведь?

– Так, так, – закивала я.

– И тогда Корнеевка превратится в цветущий сад! – с пафосом провозгласил Геннадий.

– Яблоневый, подобно как у барыни, – неожиданно загорелся идеей Леонтий, – в ребячестве я уважал антоновку.

– А еще у вас будут груши и сливы, – дядя Гена вошел в раж, – клубника и малина, вишня и смородина, крыжовник и ирга!

Силыч сглотнул слюну, глаза его приняли бессмысленное выражение, такое, какое бывает у загипнотизированной факиром кобры. Он чуть ли не раскачивался, слушая волшебные речи сладкоголосого оратора.

– Из Троицка станут приезжать снабженцы, чтобы покупать семена, и тогда никто не сравнится с Корнеевыми в богатстве! – продолжал обольщать хозяина предприимчивый гость. – Вместо этих хижин вы построите дворцы с ваннами, во дворах возведете фонтаны!

Накал страстей достиг предела, и Леонтий наконец сдался. Он опустился на полати и мечтательно заулыбался.

– Вот и ладно, вот и молодец, – перевёл дух Ширяев, – значит, договорились.

Я тоже перевела дух. В конце тоннеля забрезжил свет.

– Столковались, – подтвердил хозяин и искоса взглянул на меня. – Передыхай пока, поешь, харч я тебе доставил, а утречком мы за тобой приспеем.

Он встал. За ним поднялся дядя Гена.

– Мужа бросишь? – уже у выхода обернулся Силыч.

– Брошу, брошу, – подтвердила я и подумала, что никогда этого не сделаю. Теперь-то уж точно никогда. Если удастся выбраться наружу, я буду самой любящей женой и матерью на свете. Я стану любить всё в своем мире и ценить всё стану. Даже одуванчики.