Читать книгу Маленький дракон с актерского факультета - Лариса Олеговна Шкатула - Страница 4

Взору Екатерины открылась зала. Язык бы не повернулся назвать её гостиной или холлом. Это была именно зала, из тех, что она видела на старых иллюстрациях или в музеях, восстанавливающих подобную старину.

Длинные узкие окна драпировались шторами из тяжелого сиреневого шелка. Стены тоже были обиты сиреневым, но тоном светлее.

Длинный стол, накрытый тонкой скатертью ручной вышивки, являл собой произведение искусства – так вся посуда и приборы были подобраны, словно составляли с комнатой и даже воздухом в ней единое целое.

Всевозможные канделябры со множеством свечей ещё не горели: хрустальная люстра давала яркий искрящийся свет, но Катя была уверена, что свечи непременно зажгут, когда гости сядут за стол.

Всё в этой комнате было подлинным. То есть никак не выглядело обстановкой нуворишей с богатством напоказ, то была ненавязчивая роскошь аристократов, создаваемая веками.

И как у всякого выходца из социалистического общества, у Кати первым делом возник вопрос:" Откуда всё это?"

Но думать об этом в торжественной обстановке ей показалось смешным, тем более, что Эраст как раз подвёл девушку к группе гостей и представил:

– А вот и наша Катя.

Нет, как вам это понравится? Наша!

Тут же все задвигались, окружили её. Мужчины наперебой целовали руки, женщины сияли доброжелательными улыбками. Со всех лиц просто лучилась чуть ли не восторженность. Как если бы она была принцессой среди любящих придворных.

– К столу! – хлопнула в ладоши хозяйка. – Прошу всех к столу.

Собственно, Екатерине только показалось, что гостей много. Когда все расселись за столом, она украдкой пересчитала: одиннадцать человек. Стул рядом с хозяйкой дома оставался пустым.

– Простите, Леон немного задержится, – извинилась, Катя с трудом вспомнила, Полактия Фортунатовна. – Не успеем мы взяться за вилки, как он явится.

Приход хозяина и вправду не замедлил произойти, ибо выглядел настоящим явлением. В залу вошёл человек-лев. Царственно могучий и прекрасный.

Пышная рыжая грива с легкой сединой, янтарно-желтые глаза, мускулистый торс. Доброжелательная улыбка человека сильного и уверенного в себе. И когда он подошёл к жене, стало видно, что это настоящая пара. Две половинки целого. Катя украдкой вздохнула: мало кому из женщин удается найти себе эту самую половинку. Будет ли и рядом с нею такой же мужчина?

– Я не опоздал? – Леон с некоторой лукавинкой оглядел присутствующих. – Да я бы и не посмел. Кто иначе стал бы произносить первый тост.

– Как всегда, за прекрасных дам? – стали выкрикивать гости.

– Увы, – посмеиваясь вздохнул он, – один раз в году эта традиция нарушается, за что я приношу извинения прекрасным дамам.

– Эрик, – пользуясь небольшой паузой, шепнула Катя, – в этой суматохе я никак не вручу вам подарок. С днём рождения!

– Спасибо, я рад!

Девушка с облегчением избавилась от тяжелого атласа.

Но теперь книге не мог найти места Эраст. Он огляделся – рядом ничего подходящего не оказалось. Катя невольно проследила за его взглядом. В другом конце залы примостился небольшой столик на изогнутых ножках.

Эраст положил атлас… на воздух! – если про воздух можно так сказать – слегка подтолкнул его рукой, и книга медленно поплыла, опустившись точно на столик.

Катя оцепенела. Никто за столом не обратил внимания на этот его жест, хотя девушка готова была поклясться, что многие его видели. Уж не угорела ли она? Катя покачала головой, сморгнула – книга продолжала лежать на столике в дальнем углу залы.

– Что вам положить, – заботливо склонился к ней Эраст.

– Что-нибудь, – пересохшим от волнения голосом пробормотала Катя; сделать вид, что её тоже ничего не удивляет?

Она решила, как следует оглядеться. Странных гостей пригласил на свой день рождения молодой человек. За исключением её самой все они были, по меньшей мере, сверстниками его родителей…

– А у тебя есть друзья? – спросила Екатерина.

– Имеешь в виду ровесников? – догадался он. – Есть конечно, только с историками мне намного интересней. Они такие выдумщики! Да, забыл тебе сказать. Сегодня день рождения и у меня, и у моего отца. Мы действительно родились в один день. Мама смеётся, что подгадала специально. Мол, так поменьше расходов…

– Представляю.

– А со своими друзьями я отметил накануне, – пояснил он. – Зашли в бар, слегка оттянулись.

"Слава слэнгу!" – чуть не прокричала Катя, потому что словечко, употреблённое Эрастом, так не вязалось с окружающей обстановкой, так выпадало из её антуража, что девушка наконец почувствовала: то, что происходит с нею, не сон, не продукт больного воображения, а главное, не бред, которого она уже начала опасаться. Она поднесла ко рту салфетку, но будто невзначай промокнула вспотевший лоб.

Некоторое время гости в молчании позвякивали приборами, пока наконец женщина, сидевшая по правую руку от отца Эраста, чуточку капризно не произнесла:

– А свечи? Лео, это же ритуал, не уклоняйся!

– Так ведь люстра горит, – прикинулся непонимающим другой именинник.

– А ты потуши, – продолжала настаивать женщина.

Люстра погасла как бы сама по себе и на мгновение в зале наступила полная темнота, а потом Катя увидела рот Леона, из которого струйкой потекло пламя. От этого пламени отрывались крошечные искры, подлетали к каждой свече и зажигали её. Катя почувствовала, что ещё немного, и она потеряет сознание.

– Кажется, я угорела, – успела шепнуть она Эрасту.

– Ай-яй-яй, – как сквозь сон услышала Катя голос Леона. – Мы совсем забыли, что среди нас новичок! Эрик, ты меня удивляешь. О чём другом можно думать, когда рядом с тобою такое юное прелестное существо? Поухаживай за девушкой.

Тут же Катю будто окутало легкое облако сирени – она всегда особо любила запах этих цветов – а длинная спинка стула опустилась назад, как сиденье в самолете. Около лица запорхал невидимый веер.

– Спасибо, со мной уже все в порядке. – встрепенулась девушка; спинка стула поднялась в прежнее положение, и она слегка оперлась о неё, с вымученной улыбкой обратясь к встревоженным лицам гостей. Тоже мне, спортсменка!

– Вам нужно лучше питаться, мой ангел, – сказала мать Эраста. – Современные девушки слишком уж ограничивают себя в еде.

– Не будем их за это осуждать, дорогая, – добродушно проговорил её муж и обратился к Кате. – Нас не успели познакомить, но жена шепнула, как вас зовут. Какую музыку вы предпочитаете, Катюша?

– Если можно, джаз.

– Превосходно. Только, – не возражаете? – пусть будет негромко. Единственное, в чём я не согласен с молодежью, так это степень громкости. По-моему, музыка не должна оглушать.

Тотчас со стен полился глухой бас Луи Армстронга, но как девушка ни оглядывалась в поисках колонок или самого магнитофона, она ничего не обнаружила.

По словам Алисы из Зазеркалья, становилось всё страннее и страннее. У Кати появилось ощущение, что окружающие исподтишка посмеиваются над её тщетными попытками что-нибудь понять и осмыслить. Женщина напротив неё вынула из воздуха странный длинный мундштук с ещё более длинной сигаретой и продолжала беседовать с сидящим рядом мужчиной, который тоже откуда-то из воздуха достал для неё огонек, причем держал его пальцами, будто шарик за нитку. И поскольку сигарета зажглась, девушка поняла, что огонь был настоящим.

Её рациональный ум никак не хотел соглашаться, что она видит чудеса. "Просто какие-то ловкие фокусы, – уговаривала Катя саму себя. – Наверное, они в прошлом все работали в цирке…"

Вряд ли Эраст не понимал, что с нею происходит, но делал вид… Катя вдруг поняла: они все ДЕЛАЛИ ВИД, будто ничего не происходит.

Определенно, для чего-то она им нужна. Для чего? Свежая кровь? Она содрогнулась. Нет, на вампиров вроде не похожи… Можно подумать, она когда-нибудь видела этих самых вампиров!

– О чём это наша юная леди так напряженно размышляет? – обратился к ней Леон; отчества его Катя так и не услышала, потому про себя могла звать его только по имени. – Как вы себя у нас чувствуете?

– Вне времени, – призналась она. – До сих пор никто из вас почему-то не спросил меня, что я думаю об Алишере Усманове? Или, например, как мне вчерашняя конференция «зелёных»?

Сидящие за столом рассмеялись.

– Считаете, что мы аполитичны? – продолжал допытываться он.

– Я не могу делать таких скоропалительных выводов, но мне кажется…

– Смелее, девочка, смелее, – подбодрил её пожилой красавец, похожий на американского актера Тимоти Далтона. Он взмахнул рукой, в которой держал нож и Катя почувствовала у себя на голове какой-то обруч. Причём не просто ободок для поддержания волос, а нечто потяжелее. Она скосила глаза, чтобы увидеть отражение в одном из зеркал. Это же корона! – Ну, вот, теперь вы – настоящая королева.

– Ты всегда был романтиком, – усмехнулся Леон.

Катя протянула было руку к короне, чтобы снять её, но в последний момент передумала. Насмешничаете? Ладно, почему бы и мне не пошутить!

– Так что вам, Катюша, кажется? – спросила её женщина, сидящая напротив.

– Что вам всё равно, – сказала девушка, будто в воду прыгнула. Нехорошо в чужом доме обижать гостей, но они сами напросились. Хотели знать правду?

А только зря она сомневалась. Никто не только не обиделся, но и все присутствующие согласно закивали головами.

– Увы, это так и есть.

Катя растерялась.

– И вы спокойно об этом говорите?

– Не понимаете, кто мы?

– Боюсь догадываться.

– Не напрягайте напрасно свою прелестную головку, – улыбнулся ей а ля Тимоти Далтон. – Мы историки.

– И маги, – добавил Леон.

– Историки и маги? – переспросила Катя. – Но такого не бывает.

– Есть многое на свете, друг Горацио.., – насмешливо проговорил один из гостей, на глазах девушки сменивший смокинг на форму каратиста. – Желаю подраться! Кто против меня?

– Ещё второй тост не произносили, – запротестовала Полактия Фортунатовна.

Она будто произнесла заклинание. Гости, которые до этого расшалились как дети, переоделись то в маскарадные костюмы, то просто в летние сарафаны и рубахи, стали бросать друг в друга букетики фиалок, связки надувных шариков, сразу успокоились и вернули себе прежние вечерние наряды.

– Выпьем за то, чтобы не закрылась Чёрная Дыра! – торжественно произнес Леон и, наблюдая, как гости стоя пьют, попенял Катерине. – А вы, Катя, что-то не пьёте.

– Но я не представляю себе, за что этот тост.

– Тогда пора! – Леон отодвинул бокал, пружинистым шагом подошёл к Катерине и подал ей руку. – Прошу вас пойти со мной.

– Но гости… Эраст… Что они подумают?

– Ничего не подумают. Они знают. А нам с вами надо поговорить. И кое-что посмотреть.

Катя успела лишь оглянуться на стол, из-за которого её так поспешно вытащили, – ни одно из лиц не выражало удивления.

Леон быстро шагал вперёд и чуть ли не волок Катю за собой, пока она не возмутилась. Резко остановилась в одном из переходов – откуда их оказалось столько в обычном с виду коттедже? – она решительно сказала:

– Вы тащите меня за собой, будто тряпичную куклу. В доме пожар? Началась война? Я надела высокие каблуки, считая, что буду спокойно ходить, а не бегать по переходам!

Леон слегка ошарашенно посмотрел на неё и расхохотался.

– Простите, опять увлекся. Похоже, и прожитые годы никак не охладят меня…А бегущая дорожка вас устроит?

Правда, она не знала, что это такое, но виду не подала, а лишь кивнула.

– Устроит, если вы будете меня поддерживать.

И хорошо, что она так сказала, ибо в ту же секунду пол ушёл у неё из-под ног, но Леон уже крепко держал её за локоть.

– Никогда бы не подумала, что у вас такой большой дом, – крикнула Катя; ей казалось, что иначе Леон её не услышит.

– Пустяки, – отмахнулся он. – Просто мы раздвинули пространство.

– А я могу узнать, куда мы так торопимся?

– В сокровищницу.

Теперь дорожка уводила вниз. От стремительности движения и мелькания огней по стенам коридора Кате казалось, будто она едет в метро, но не в самой электричке, а где-нибудь на крыше. От этого её даже стало подташнивать. Наконец они остановились перед широкой дубовой дверью, закрытой на какие-то хитроумные засовы.

Несколько мгновений Леон медлил, будто прикидывал: стоит или не стоит открывать дверь в Катином присутствии.

– У вас очень хорошая защита, – вдруг сказал он. – Сколько я ни пытался услышать, о чём вы думаете, улавливаю лишь какое-то монотонное жужжание. Кто научил вас ставить щит от прослушивания мыслей?

– Ваш сын, – усмехнулась Катя. – Я попросила, и он объяснил мне, как это делается. Видите ли, мне было не по себе, когда ваша жена стала вслух пересказывать мои мысли…

– Всё-таки женщины – существа невыдержанные, – вздохнул он. – Полактия Фортунатовна могла бы и не спешить с демонстрацией своих возможностей… Может, она просто не подумала? Мы ведь всё это умеем.

– С таким умением рождаются или этому учатся?

– Конечно, учатся. Историку-исследователю рано или поздно попадают в руки всяческие древние пособия по черной и белой магии. Поневоле научишься. Потому мы и изъяли их из хранилищ и библиотек – люди неподготовленные по незнанию могут натворить немало бед…

– А как вы решаете, кому можно читать такие книги, а кому нельзя.

– О, современная психология разработала немало тестов, пользуясь которыми можно исследовать способности человека… Но что же это я держу вас перед закрытой дверью, как плохой хозяин?

Леон изобразил в воздухе какую-то фигуру. Дверь загрохотала, как если бы с неё стали падать всевозможные крючки и засовы, а затем медленно открылась.

Перед ними темнел провал, из которого медленно поднималась сверкающая огнями лестница, уткнувшаяся в основание дверного проёма, как прибежавшая на свист хозяина собака. Леон сделал приглашающий жест, и Катерина осторожно шагнула на первую ступеньку лестницы.

Перед ними раскинулась огромная каменная пещера с высоким потолком, откуда свет лился непрерывным потоком, как если бы потолок излучал это свечение. По бокам пещеры, насколько хватало глаз, тянулись длинные застекленные полки, подобные стендам, на каких выставляются музейные экспонаты.

Катя медленно пошла мимо, читая аккуратные таблички перед каждой вещью. Здесь были собраны труды историков, археологов, физиков, летописцев, кажется, с тех пор, как человек научился писать.

– Это копии? – спросила изумлённая Катя.

– Здесь только подлинники, – сухо ответил Леон; неужели его так рассердило её предположение?

– Удивительный музей, – пробормотала девушка.

– Это сокровищница, – поправил он. – Музей – место, где раритеты выставляются для обзора, вернее, для обозрения. А здесь они хранятся. И принадлежат узкому кругу заинтересованных людей.

– И кто эти люди?

– Орден честолюбивых историков.

– Какое странное название.

– Вас смущает слово – честолюбивые? Наши идеологи придали ему негативный смысл. А мы воспринимаем его по первоначальному значению. Честолюбивый человек любит, чтобы всё было по ЧЕСТИ: доброе имя, незапятнанная репутация, почёт, положение, которого он заслуживает своим трудом, знаниями, пользой, приносимой обществу… Что же вас беспокоит?

– Что вы имеете в виду под словом – положение?

– Богатство. Возможность пользоваться всеми благами цивилизации. Исполнять мечты, желания… Ничто так не разъедает душу, как неутоленное желание…

– И все это – только для узкого круга?

– Для членов нашего ордена.

– Но это всё уже было, – Катя замялась, подыскивая слова. – Масонская ложа, аристократия всех веков и народов…

– Нет, Катюша, вы меня не поняли. Аристократы вообще были всякими, в том числе вырожденцами, одиозными личностями. А я говорю о лучших, умнейших людях своего времени, которые благодаря таланту добиваются этого для себя и себе подобных.

– Скажите… а белые историки тоже имеют свой орден?

– Куда им! – Леон презрительно усмехнулся. – У них, конечно, есть организация, но её идеи так примитивны… Та же пионерия, только для взрослых… Вам о них рассказал Эрик?

– Да. Якобы они мной интересуются.

– Не якобы, а в самом деле интересуются. По крайней мере, мы в последнее время подметили суету вокруг вас…

– И решили перехватить добычу у них из рук.

– Добычу! Скажете тоже. Просто они, как и мы, нуждаемся в свежих молодых силах. Увы, даже маги не могут жить вечно.

– А что они увидели во мне особенного? Насколько я могу чувствовать, ничем от своих сверстников не отличаюсь…

– Белые историки – тоже маги. Наверняка они воспользовались ген-искателем.

– Искателем определенных генов или гениев?

Леон рассмеялся.

– Браво, вы угадали. Можно сказать, это и то, и другое.

– Вы тоже пользовались искателем?

– Мы больше доверяли старой доброй магии. Потому просто вызвали дух Кассандры, и она указала на вас… Признаюсь честно, я буду счастлив иметь такую сообразительную невестку.

– Невестку? – Катя чуть не лишилась дара речи. – То есть, вы хотите сказать…

– Что вы выйдете замуж за Эрика.

– Ни фига себе! – нарочито вызывающе сказала Катя. – Без меня, меня женили. Следовательно, моё желание в расчет не принимается. Или при виде вашего Эрика любая девушка должна умирать от счастья?! Интересно, а ваш сын об этом знает?

– Знает. И он поступит так, как ему посоветуют более опытные и мудрые старшие товарищи.

– Ну а как же любовь? Или честолюбивые историки её отвергают?

– Не отвергают. И вы вполне можете полюбить друг друга. Со временем.

– Понятно, стерпится – слюбится!

– Вы считаете, что Эрик вас недостоин?

– Я считаю недостойным ваше поведение в отношении меня. Кто дал вам право вмешиваться в мою жизнь? А тем более, навязывать своё мнение? Мои родители, в отличие от вас, всегда со мной считаются.

– Ваши родители – не маги и не могут знать, что мы – ваша судьба.

– А как же белые историки? – ехидно напомнила Катя. – Наверняка и они считают себя моей судьбой. Или вы можете заставить меня следовать вашим желаниям?

– Заставить? – Леон смутился. – Мне казалось, вы более благоразумны. Неужели вы отказываетесь иметь ВСЁ? Всё, что захотите! Всё, что сможет изобрести ваша самая изощрённая фантазия?

– Не хочу.

– Поймите, – он все ещё надеялся её уговорить, – обычная человеческая жизнь не что иное, как рулетка. Повезёт – не повезёт. А везёт немногим. И сколько на жизненном пути случайностей, которые просто невозможно предусмотреть! Неужели вы хотите пустить свою жизнь на самотек?

– Я хочу прожить СВОЮ жизнь, а не ту, что вы мне заготовили.

Леон отступил от Катерины и с сожалением оглядел её, дрожащую от волнения, с упрямо закушенной губой.

– Жаль. Жаль, что вы оказались такой неразумной. Полактия была права, вы – не наша, а я не доверился её чутью… Но уже ничего поделать нельзя. Ваше имя вплетено в магический узор…

Катерина устыдилась. Как неподобающе вела она себя с человеком, который ничего плохого ей не сделал. Отказывая, вовсе не обязательно грубить. Да ещё такому обаятельному мужчине.

– Чудеса, – он поднял на неё свои янтарные глаза. – Я вдруг услышал ваши мысли и рад, что эта вспышка – всего лишь юношеский максимализм… Но вы ещё ничего не видели.

Он осторожно подтолкнул её к стеллажам.

– Посмотрите, вот рукопись Платона, считающаяся безвозвратно утерянной. Вот оригинал комедии Аристофана "Аврора и Эрот". Эскизы летательного аппарата Леонардо да Винчи…

Кате было стыдно, но она, увы, не испытывала того трепета, которого ждал от неё неистовый историк-маг.

– Здесь только старинные книги и рукописи? – всё же спросила она, как шутила её сестра, чтобы в разговор влиться.

– У нас есть и более современные экземпляры. Например, рукописи поэтов эпохи сталинизма, уничтоженные ретивыми гэпэушниками.

– И никто об этом не знает?

– Те, кому нужно, знают.

– И единолично пользуются тем, что принадлежит людям всей земли?

– Браво. Вы умеете говорить высоким штилем. Только ведь именно земляне пытались эти вещи сжечь, взорвать и прочее. Вы же не верите, что подобный вред нашей истории нанесли какие-нибудь зловредные инопланетяне? И только люди нашего ордена часто с риском для жизни вытаскивали эти раритеты из-под каменных завалов, горящих замков и церквей, затопленных подвалов. И зря, Катенька, вы нас осуждаете: мы не брали чужого.

"Но и не делились с другими", – хотела сказать она, но вовремя спохватилась: опять лезет не в своё дело.

– Простите, наверное, Полактия Фортунатовна права. Я действительно не ваша.

– Но можете ею стать.

– Увы, меня не вдохновила ваша жизнь. Как вы думаете, почему я пошла в театральный институт? Чтобы играть для народа. Для всех, кто будет приходить на мои спектакли, а не для узкого круга людей. Пусть они хоть трижды талантливы. И сердце мое не трепещет при виде ваших сокровищ. Зато оно трепещет при виде занавеса, огней рампы… Я хочу дышать совсем другим воздухом и не променяю свою мечту на самую древнюю рукопись!

– Современные молодые люди так черствы, так равнодушны… Огни, шум, треск, громкая музыка! – с ожесточением проговорил Леон.

– А современные старики желчны, злы и занудны! – выпалила Катя и осеклась. – Видите, я неисправима. Когда мы с моей бабушкой вот так ссоримся, а я потом прошу у неё прощения, бабушка говорит: "Молодой на битву, а старый на думу". И мы миримся.

– В ваших глазах я выгляжу стариком? – спросил он.

– В моих глазах вы выглядите человеком, который всё знает, а ведь таких людей нет?

– Спасибо, – улыбнулся Леон. – Может, вы и правы. В последнее время мне всё труднее находить язык с собственным сыном, а если быть честным до конца, когда я говорил, что мой сын сделает всё, что ему скажут старшие товарищи, я вовсе не был уверен в этом. Хотя я бы на его месте…

– Думаете, я ему не понравилась? – вырвалось у Кати.

– Я не о том. Он не принимал бы во внимание чьи-то там советы, а руководствовался своим сердцем… Значит, вы не хотите быть с нами?

– Я хочу жить, как жила. Это меня вполне устраивает. Я должна иметь право даже на ошибки. Свои собственные. А не страдать от влияния какой-нибудь неучтенной вами звезды…

Леон опять рассмеялся.

– Положительно, на вас невозможно долго сердиться. Что поделаешь, насильно мил не будешь. Вы не верите в судьбу. А напрасно. Уж если на вас указала Кассандра… И даже ген-искатель Вяземского…

– Да что я умею такого, чего на моём месте не смогла бы сделать другая девушка?

– Главное, вы сумеете пройти через Чёрную Дыру, что удаётся далеко не всем. И. возможно, вам удастся спасти из огня бесценную рукопись Авиценны, которая поможет медикам открыть секрет бессмертия.

– Секрет бессмертия? А разве современники Авиценны о нём не знали?

– Они не придали значения одному его трактату, который знаменитый врач написал ещё в юношеском возрасте.

– И без этого трактата секрет не откроют?

– Откроют. Но значительно позже.

– Так вы же свои рукописи всё равно никому не показываете. Или на этот раз решили изменить правилу?

– Мы всегда будем следовать ему неукоснительно: современное общество должно развиваться своим путём.

– Белые историки тоже хотят раздобыть этот трактат?

– Тоже

– И что они с ним сделают?

– Отдадут людям! – фыркнул Леон. – В городе Кургане появился талантливый врач, который почти вплотную приблизился к изысканиям Авиценны. Наверняка белые маги жаждут ему помочь. Но зачем, скажите, бессмертие тем, кто не может как следует прокормить и тех, кто живёт недолго?

– И всё-таки вы не вправе решать судьбу всего человечества! – упрямо проговорила Катя. – Вы слишком много на себя берёте!

– Слышала бы вас Венуста Худионовна, представляю, как она была бы счастлива.

– А это ещё кто такая?

– Одна ученая старушка… Похоже, нам пора расставаться. Мы ещё встретимся, но вовсе не при тех обстоятельствах, при каких бы мне хотелось. Прощайте!

Он вытянул вперед руку, как бы отодвигая её от себя, и в ту же секунду какая-то сила подняла Катерину в воздух. Некоторое время словно не она сама, а мир вокруг неё летел куда-то в кромешной тьме. А потом вспыхнул свет.

Девушка сидела на стуле перед столом, за которым она обычно занималась, в своей узкой длинной комнате и тщетно пыталась вспомнить, что она только что делала? Но мысли ускользали, точно им не за что было зацепиться, и Катя подумала: наверное, у неё просто закружилась голова…

Она поднесла руку к голове. Было такое ощущение, будто её стискивает металлический обруч.

Но это и был обруч. Хотя совсем не тот, каким она обычно поддерживала волосы, чтобы не лезли в глаза, когда она склоняется над конспектами. Обруч был тяжёлым, холодил голову, и когда Катя сняла его, оказалось, что это самая обыкновенная… корона! То есть, не совсем обыкновенная. Судя по тяжести и блеску, золотая. В каждом из её многочисленных зубцов было вделано по бриллианту размером с небольшую горошину…

Откуда она взялась? Уж не страдает ли Катя лунатизмом вперемешку с клептоманией? От одного предположения девушка в ужасе содрогнулась.

Наверное, с нею что-то произошло. Что-то, о чём Катя забыла. Провалы в памяти? Тогда неизвестно, что хуже…

Она попыталась восстановить минувшие события. Вернее, то, чем она могла бы заниматься. Ведь делала же Катерина что-то! Вон, на часах восемь вечера, а из института она пришла в четыре…

Дверь в её комнату скрипнула, открылась, а Катерина, задумавшись, от неожиданности чуть не свалилась со стула. На пороге стоял муж хозяйки и удивленно пялился на неё.

– Ты дома? Но ты же уходила.

– Если вы знаете, что я ушла, тогда что вы делаете в моей комнате?

– Но я… но мне.., – растерянно залепетал хозяин. В это время взгляд его упал на корону, бриллианты которой засверкали в электрическом свете. – А это что у тебя?

Вот тут-то и понадобилось так называемое артистическое мастерство. И Катя сыграла. Как можно равнодушнее она произнесла:

– Разве вы не видите? Корона.

Она небрежно надела неизвестно откуда взявшуюся вещь на голову.

– Мы в институте репетируем "Гамлета". Я играю королеву Гертруду.

– Она же вроде старая, – проявил свою "осведомленность" хозяин.

– Где же мы возьмем старую? – подыграла ему Катя. – Спектакль-то студенческий.

– Корона золотая? – подчеркнуто небрежно поинтересовался он.

– Кто же это нам даст золотую? Какой-то сплав… Извините, но вы мне мешаете. Я как раз учу роль.

– Я уйду, – поспешно согласился он. – Но ты… это… не рассказывай моей, что я к тебе заходил. А то начнет допытываться, что да зачем…

– Но я и сама об этом не знаю, – напомнила Катя.

– Да пустяк, – замялся он. – Кроссворд разгадывал, хотел у тебя ластик взять.

– Пожалуйста, – Катерина протянула ему резинку.

– Как же это ты прошла, что я не заметил, – задумчиво повторил он. – Через окно лезла, что ли?

– В такой юбке? – Катя привстала, демонстрируя юбку и подумала заодно, что кроме потери памяти, у неё ещё и крыша стала протекать. Сидит за столом в новой юбке, хотя прежде она всегда переодевалась в домашнее.

– Юбка что надо, – согласился хозяин, жадно глядя на её стройные ноги, – в такой лезть жалко.

Он явно медлил уходить, но Катя открыла дверь и настырному мужчине пришлось убираться.

Девушка вздохнула с облегчением, которого, впрочем, хватило ненадолго. Значит, она куда-то уходила? Но куда? Где, интересно, раздают такие дорогущие золотые короны?

Она оглядела себя в зеркале. Юбку купила. Тоже дорогущую. Ни с того, ни с сего. Хотя недавно решила, что подождёт до стипендии. Что заставило её разориться раньше времени? Юбка конечно красивая, но ведь и есть что-то надо. Катя пересчитала свою наличность: на два дня хватит, а потом, как говорится, зубы на полку. Хорошо, что пока не нужно идти к стоматологу…

Да, а что делать с короной? После того, как она застукала хозяина входящим в её комнату, спрятать что-нибудь подобное в своих вещах не представляется возможным.

Лёнчик! Катя вспомнила о своём ухажере. Зря что ли она переслушала столько его стихов? Зря недосыпала и мерила километры по ночным улицам? Должны и поэты годиться на что-то серьёзное.

Завтра она отдаст ему корону – пусть спрячет у себя до выяснения. Она легла в кровать с книжкой последнего любовного романа Джоанны Линдсей, но мысли её упорно возвращались к странному провалу в её памяти. Должна же быть хоть какая-то зацепка. Но ничего от своей памяти она так и не добилась.