Читать книгу Когда осыпается яблонев цвет - Лариса Райт - Страница 4

30 июля 1965 года

Дорогой дневник № 3!

Ты начинаешься как раз тогда, когда начинается новый этап в моей жизни. Надеюсь, тебе повезет больше, чем твоим старшим братьям, и твоим страницам не придется стыдиться написанных на них глупостей о конфетах, стыренных со шкафа, или о Наташкиной юбке, бант на которой такой огромный, что не может не вызвать зависти. Ну вот, я опять пишу ерунду, хотя от меня давно не прячут сладостей и юбки с бантами я не ношу. Когда же я закончу ходить вокруг да около и скажу наконец о главном? Все, больше не тяну ни буковки! Итак…

Я поступила!!! Да! Да! ДА!!! Я сделала это, хотя никто не верил. Конечно, мама говорила, что все получится, а папа утверждал, что у его дочки «просто не может не получиться». Но я-то слышала, как они шептались на кухне с Левицкими о том, что ужасно расстроены моим выбором. Не в том смысле, что я пошла в педагогический, а в том, что не стала поступать в медицинский. Папа сказал, что он «запасся тысячу и одной возможностью, чтобы нажать на кнопочки, но теперь ему остается только ждать у моря погоды и, возможно, молиться, хотя это и странно звучит для советского человека, а уж для врача тем более». А мама посоветовала ему пристальнее изучить записную книжку. Предположила:

– Возможно, кто-то из твоих пациентов имеет отношение к педагогике.

– Наверняка, Галчонок, наверняка. Только я точно не помню, – ответил папа, и оба они тяжело вздохнули и стали выслушивать уверения гостей в том, что «как-нибудь все образуется».

А образовалось, мой милый дневник, вовсе не как-нибудь, а очень даже замечательно. Я справилась сама, без всяких дурацких рычажков и кнопочек. Я – студентка! Теперь папа дружелюбно ворчит и говорит, что на моем месте выбрал бы предмет более распространенный и необходимый для изучения (на самом деле сомневаюсь, что ему кажется необходимым для изучения какая-либо наука за исключением кардиологии). А мамочка ходит и светится от счастья и говорит, что наконец-то узнает, о чем поют ее любимые Пиаф и Азнавур. А мне вот больше нравится Гейнсбур, хотя родители считают, что приличным девушкам не стоит им увлекаться. Но я и не увлечена им. Единственное мое настоящее увлечение – французский (после Витьки Копылова из первого дневника и Алика Штейна из второго заметен прогресс и смена приоритетов – е́сть к чему стремиться). Я и стремлюсь. Французский, и только французский. Штейны и Копыловы в далеком прошлом (ладно, признаюсь, не в очень далеком, но главное – в прошлом). А в будущем только Гюго, Вольтер, Золя и те, кто parle francais[2]. А самое замечательное то, что по-французски теперь буду говорить я. Je suis tres heureux, mon cher amis.[3] Не уверена, что смогу заснуть, но все же: спокойной ночи.