Читать книгу Убийство по Шекспиру - Лариса Соболева - Страница 5

Нет, никого не пришили, во всяком случае, пока. Это пожаловала директор театра, срочно вызванная администратором по случаю ЧП. Директор – высокая и худая женщина лет шестидесяти пяти, однако в сапогах на высоких и тонких каблуках, с рябым и некрасивым лицом, с химической завивкой, слегка растрепанная – наверняка ее подняли с постели. Стоя на сцене, она сурово свела брови к переносице и без того тонкие губы поджала, раскрыла блеклые глаза во всю ширь, глядя на тела, которые успели положить на носилки и накрыть простынями. Атмосфера заметно накалилась, хотя ни один из работников театра не рискнул предстать перед очами директора, а воздух, казалось, задрожал в ожидании взрыва. «Ну и ну! Одна тетка привнесла с собой ядерный заряд», – отметил про себя Степа и посмотрел на Микулина, который, как буйвол после ярма, уставился на новое действующее лицо, дескать, этой только не хватало.

– Что здесь произошло? – рявкнула директор, распахнула демисезонное пальто и поставила руки на бедра. По всему было видно, это пришла бесспорная, полноправная хозяйка сего заведения. – Что, я спрашиваю, здесь произошло? Какое ЧП?

Администратор, находившаяся у сцены внизу, – ни слова. Физиономия ее приобрела выражение обиды, как будто только что именно администраторшу обвинили в отравлении артистов. Степа разглядел еще одного человека, которого сразу не заметил из-за… да, из-за его незаметности. Неопределенного возраста, маленький, невыразительный мужчинка сидел, вжавшись в кресло первого ряда. Изредка его голова осторожно выныривала из тени, приподнимаясь над креслами, как головка черепахи из панциря, в такой момент Степа и заметил его. Тип неприятный, неприятно поблескивали и очки на его носу, а маленькие бесцветные глазки следили за всем поверх них. Тем временем директор, не дождавшись разъяснений, гаркнула:

– Где помреж?

– Я здесь, Эра Лукьяновна, – опасливо выглянула из-за кулис кудряшка с бюстом. Кажется, появлением директрисы она была напугана больше, чем двумя трупами, не вставшими на поклон в конце спектакля. Она плаксиво выговорила сухими губами: – Ушаковы умерли. Оба. Сразу. Во время спектакля.

– Почему у тебя на спектакле умерли актеры?!! – взревела директриса.

Степа незаметно прыснул. Вопрос прозвучал глупо, но что не ляпнешь в состоянии аффекта! Хотя все равно смешно и глупо.

– Гражданка, не кричите, – и Микулин двинулся навстречу директрисе. – Все же в этом дворце два трупа.

– Вы кто? – встрепенулась грозная директриса.

– Микулин, капитан милиции и старший опергруппы, прибывшей на место происшествия, – представился тот. – Могу я узнать, кто вы?

– Директор театра Эра Лукьяновна, – отчеканила та.

– Очень хорошо. Тогда я бы хотел поговорить с вами.

– Идемте, – сказала Эра Лукьяновна и ступила на первую ступеньку, намереваясь сойти со сцены. В поле ее зрения попала администраторша, которая от свирепого взгляда директрисы попятилась. А Эра Лукьяновна напустилась на нее: – Не могла мне сразу сказать? Что, язык отсох?

– Я хотела вас подготовить… – буркнула администратор, накуксившись.

– Спасибо, подготовила! – съязвила директриса, буквально сползая со ступенек, так как боялась свалиться вниз, уж больно неудобно в столь почтенном возрасте спускаться на высоких шпильках со ступенек без перил.

Сидевший на первом ряду мужчинка соскользнул с места и услужливо подал ей руку. Спустившись, Эра Лукьяновна зашагала как фельдфебель – твердо и уверенно, чему теперь не мешали высокие каблуки. Микулин оглянулся на Степу, сделал знак рукой, мол, идем со мной.

Эра Лукьяновна привела их в свой кабинет, обставленный безвкусно, но дорого. Особенно бросились в глаза искусственные цветы, сразу напомнившие Заречному о гробах и покойниках. Директриса расположилась в директорском кресле за столом, предложив милиционерам диван напротив. В кабинет приплелся и мужчинка, но Микулин вежливо попросил его выйти.

– Это наш руководитель творческого состава, – сказала в защиту мужчинки директриса. Она словно дала понять: он не может быть лишним, ну никак не может.

– Прекрасно, – произнес Микулин, садясь на диван с ковровым покрывалом. – С ним мы обязательно побеседуем, но после.

– Подожди у себя, Юлик, – сдалась директриса, мужчинка гордо вышел. – Что будете пить? Водку, коньяк, виски, вино, шампанское?

– Ничего, – сказал Микулин, хотя ему ужасно хотелось выпить. Но в этом заведении, как показали события, пить опасно. – Мы при исполнении. Ответьте, сколько человек в труппе?

– Восемнадцать, из них пять дармоедов, – откровенно высказалась она.

– Каких дармоедов? – не понял Степа.

– Известно каких! – почему-то вспылила она. И в дальнейшем Эра Лукьяновна разговаривала так, будто с ней спорят, а она доказывает прописные истины кретинам. Эта манера общения была свойственна ей со всеми без исключения. Впрочем, исключения есть – вышестоящее начальство, с которым она предельно мила. – Это те, кто ничего не делает, но регулярно получает заработную плату и еще при этом недоволен.

Она бы с удовольствием продолжила распространяться по поводу дармоедов, но ее прервал Микулин:

– Значит, в сегодняшнем спектакле занята не вся труппа, так?

– Да, десять актеров и технический персонал.

– Я знаю, мне принесли программку.

Ее тонкие, подкрашенные брови взметнулись вверх, но Микулин не посчитал нужным объяснить, почему интересовался количественным составом труппы. А интерес не праздный, если кто-то из незанятых актеров был в театре во время спектакля, само собой, он попадает в круг подозреваемых. Микулин задал следующий вопрос:

– Какие отношения были между Ушаковыми?

– Хм! – Эра Лукьяновна передернула плечами. – Он ушел к другой. Эта другая – наша молодая актриса, она тоже была занята в спектакле. Играла служанку. Должна сказать, он был редким бабником, даже за мной ухлестывал.

«Ну, ты и загнула! – возмутился про себя Степа. – Такой видный мужик не станет ухлестывать за старой обезьяной. У тебя, бабушка, мания величия. А вот служанку я, убей, не помню».

– А она? Я имею в виду, как Ушакова реагировала на его уход?

– Брошенная женщина… – развела руками Эра Лукьяновна, мол, этим все сказано. – Знаете, ей уже было все-таки тридцать семь. Ролей давно не получала, ее выставили на сокращение…

– Кто выставил? – спросил Степа.

– Художественный совет, а профком утвердил. Я к этому не имею отношения, только подписываю приказ. В нашем театре художественный совет решает, кто нужен театру, а кто нет. А она всю свою отрицательную энергию направила против меня, представляете? Бегала в управление культуры, к мэру на прием и замам мэра – жаловалась, что я ее травлю. Смешно, честное слово. И никак не хотела в зеркало посмотреться. Мы не можем содержать богадельню, кто же тогда играть будет? На дворе уже капитализм, развиваются новые отношения. Люди должны перестраиваться, искать другие источники дохода, если не нужны предприятию, а не жаловаться по инстанциям…

Степа припомнил: «О покойниках либо хорошее, либо ничего». Циничная откровенность директрисы покоробила. Вспомнился и актер, тоже порядочный циник, но которого не привлекли к ответственности в свое время. Возможно, в театре засело скопище негодяев, тогда гибель актеров прямо на сцене не должна вызывать ни потрясения, ни удивления. Только в данном случае все же кто-то конкретный бросил яд в кувшин или в бокал, следовательно, привлечь к ответственности можно… нет, нужно!

– Я видел у вас на сцене много немолодых артистов… – начал было Степа.

– А я про что! – не дала закончить фразу директриса. – Вот из-за таких, как Ушакова, мы не можем взять молодых, ставки заняты. И не выпихнешь из театра, у нее, видишь ли, премии, заслуги, которые были когда-то…

– Положим, у нее сейчас ничего нет, – резко оборвал ее Степа. – А враги у них в театре были?

– Еще бы! Вы не знаете, что такое артисты! Это же… они из-за роли загрызть друг друга готовы. До моего прихода у них здесь одни склоки были. Меня и назначили сюда директором только потому, что возлагали определенные надежды. Если уж я не справлюсь, то с ними никто не справится. Тогда театр закрыли бы. А я его вывела из кризиса, при мне он зазвучал…

– С кем конфликтовали Ушаковы? – перебил ее Микулин.

– Я же вам объясняю. Актеры – люди очень странные, непредсказуемые, неуравновешенные. У них то один в друзьях, то другой. Завтра друг уже враг, а другом становится вчерашний враг. Это ж нонцес какой-то.

Помимо «нонцеса» Степу вообще поразила речь Эры Лукьяновны. Говорила она с произношением иностранки из ближнего зарубежья, плохо владеющей русским языком, и неправильно расставляя ударения. Речь никак не соответствовала должности директора русского театра. Подобные погрешности можно услышать на рынке, куда приезжают из приграничных селений крестьяне продать плоды своего труда, но в театре… просто «нонцес какой-то».

– Значит, конкретных людей вы назвать не можете? – уточнил Степа.

– Я думаю, нет, конечно. Я в их связях запуталась, поэтому не забиваю голову. Но ЭТО сделать мог кто угодно.

– А что именно сделать? – прикинулся недогадливым Степа.

– Убить. Не удивлюсь, если и на меня будет покушение. Они ж меня ненавидят, потому что спуску не даю… Привыкли всех директоров и рыжиссеров снимать. Это мне кто-то пакость сделал. Другим способом снять меня не могут – трупы подсунули!

– Почему вы решили, что артистов убили? – снова спросил Степа.

– А что же, они сами на тот свет отправились? Ну я выведу эту гниду на чистую воду! – пригрозила пальчиком директриса. – Он у меня пятый угол найдет! Или она!

Степа, извинившись и сославшись на желание покурить, вышел из кабинета. Он не курит и практически не пьет, просто не терпит бесполезного разговора. Его невероятно заинтриговали смерти в театре, и он, в отличие от Микулина, просто грезил распутать этот клубок. Без экспертиз понятно, что произошло двойное убийство. Отравление. Но обстоятельства, сопутствовавшие сему факту, так сказать, были овеяны флером романтизма. И кто же этот человек, придумавший такой тонкий ход – отравить актеров в то время, когда они по пьесе выпивают яд? Что преследовал? Ведь рассчитал все до мелочей. На сцене и за кулисами масса народу, так или иначе, все проходили мимо кувшина и бокала, значит, вычислить отравителя не представляется возможным, ибо кто угодно мог незаметно бросить яд – тут директриса права. А раз невозможно, значит, вдвое, втрое интересней распутывать. И сейчас Степа был занят тем, что гадал, кому же из следователей попадет дело, от этого зависит, сможет ли Степа поучаствовать в раскрытии преступления. А Микулин что – опросит, заведет дело, которое потом сдадут в прокуратуру, и все. Хочется, очень-очень хочется покопаться…