Читать книгу Записки уставшей феминистки - Лариса Суслова - Страница 7

Когда очень много лет назад я начала рефлексировать на тему всего происходящего со мной в контексте моего женского пола, то первое, что включалось, было «это не про меня». Однако душевная боль продолжала изливаться, а поиски источников всегда приводили к закономерным результатам. И тогда было очень горько обнаруживать в дальних закоулках души, пыльных чуланах, а иногда и в запертых на множество засовов темниц, ещё одну часть себя. Они были разного возраста, эти Я. Они выглядели по-разному. И лишь одно было общее у них. Они были немы.

Никто из них не могла рассказать о том, как она очутилась здесь, в этом закоулке, чулане или темнице. Но, взглянув на каждую из них, я узнавала то, что встречала очень много раз, только в других. И при каждой такой встрече резонирующая часть моего Я начинала колотить в запертую дверь и пыталась кричать, но тщетно. Я не могла её услышать, ведь она нема. Зато я чувствовала что-то неприятное, что чувствовать совсем не хотелось.

И тут на помощь приходил один персонаж. Палач. Он приходил и утихомиривал разбушевавшуюся пленницу. У него есть аргументы, разные. И после проделанной им работы я могла со спокойной совестью в ответ на действительно трагическую женскую историю сказать: «Такого у меня точно нет! Я же этого не чувствую! И не будет! Я не дура!» А бывало ещё круче. Когда похожий опыт у меня был, то ответом часто звучало: «А у меня было тоже, и ничего!» А иногда… Мне правда очень стыдно сейчас, но из песни слов не выкинешь. Я говорила: «Смотри, ты сама ответственна за свою жизнь! Ведь очевидно, что надо было сделать не так!»

Но долго в таком режиме не протянуть. Когда слишком много частей Я оказываются отсечены Палачом, чтоб не страдали и не портили такой красивый праздник, Душа мертвеет. Кого-то это вполне устраивает. Это даже в чём-то удобно. Можно пойти и напитаться кем-то более живыми, если прям голод одолеет. Зато не больно. Я же ничего не чувствую.

Но я хотела быть живой, сама не знаю почему. Поэтому в поисках источников боли мне пришлось спуститься очень глубоко и разыскать их всех, всех моих Я, приносящих это беспокойство.

При очередной встрече я почувствовала ужас. Молодая женщина сидела в огромной луже крови и плакала. Я почувствовала, что физически не могу подойти к этой части себя, не перепачкавшись в моей крови, которую я так не хотела потерять. Но эта была жизнь, которую я жаждала обрести. И я пошла вперёд. Было страшно. Мне казалось, что с каждым шагом я становлюсь ею, а этого совсем не хотелось делать. Но так и случилось. Я стала ею. Собой. Я открыла глаза уже нового тела. Оно было обескровленным, но живым. Это было фантастично, чувствовать себя живой. И ещё очень больно. Но жизнь сильнее боли, как оказалось. Это открытие вдохновило меня. Теперь я могла слушать истории женщин, и никакая часть меня не ломилась в дверь, ведь теперь я была целая.

Приведённые образы описывают механизм внутренней мизогинии как пример травматического расщепления личности. Она опасна тем, что является одним из механизмов женской социализации, а значит формирует базовые свойства личности, неотъемлемые её части, необходимые для выживания и встраивания в патриархальный социум.

Если обратиться к этимологии слова «мизогиния», то кажется, что всё просто. Это ненависть к женщинам и к женскому. Если женщину забивают до смерти, или просто мучают регулярно, унижают, оставляют без поддержки в уязвимом положении, то это проявления мизогинии. А как расценить явления, когда женщина мучает себя сама? Или унижает других женщин, позиционируя себя как «поступающую правильно»? Вот это как раз проявления внутренней мизогинии.

Источники её исторически понятны. В процессе формирования патриархального общества принимались законы, которые фактически дегуманизировали женщин. Женщина должна была согласиться со своим положением мужского имущества, чтобы уцелеть. Поэтому ничего удивительного, что сейчас, когда юридически во многих странах ситуация уже поменялась, концепция «принадлежу – значит я в безопасности» прочно закреплена в бессознательных установках, передаваемых из поколения в поколения в процессе социализации женщинам. Потому что это очень страшно – не принадлежать. Опасно для жизни. А так есть надежда выжить и даже как-то устроиться, получая необходимые для жизни ресурсы посредством принадлежности к статусному (или уж к какому получается) мужчине.

Что же я чувствую к тем женщинам, которые отказываются принадлежать? Которые поступают так, как «не положено»? Которые имеют силы и, конечно же, наглость, заявить о своей субъектности? Если я поступаю «правильно», обязаны ли все женщины поступать как я? Пожалуй, это те вопросы, которые смогут протестировать уровень внутренней мизогинии. Попробуйте спросить себя. И честно ответить.

Женщина испытывает невыносимую потребность в поддержке и опоре