Читать книгу Восемьсот виноградин - Лаура Дейв - Страница 9

Когда я вернулась домой, над виноградником садилось солнце. Волшебный час – так называл это время отец. Волшебный час, который предшествует началу работы и позволяет оценить, чего достиг виноградник за день. Большую часть своих обязанностей отец выполнял после захода: если виноград висел на лозах – помогал его собирать; если урожай был убран – заботился о почве или вине.

Отец называл этот час волшебным еще по одной причине: небо окрашивалось в необычный оттенок желтого. Папа клялся, что раньше – до того, как он начал возделывать землю, – цвет у неба был другим. Теперь свет отражался по-иному, потому что земля стала живой, зеленой – так он утверждал.

Я до того устала, что ни с кем не хотела разговаривать. Однако на кухне сидел Финн. На нем была надетая задом наперед бейсболка и спортивные шорты, отчего он напоминал мальчишку, только что вернувшегося с тренировки. Финн поедал знаменитую мамину лазанью – прямо из формы для выпечки.

Все мы обожали мамину лазанью. До ужина она не дожила ни разу. Стоило только маме достать ее из духовки, мы рассаживались вокруг разделочного стола и, обжигая языки, дружно принимались за еду, как бы сильно ни злились друг на друга.

В свою фирменную лазанью мама клала выращенные в винограднике оливки и помидоры, шпинат, пять видов сыра и еще что-то – она отказывалась признаться, что именно. Финн клялся, что однажды зашел на кухню и увидел, как мама добавляет в нижний слой шоколадную крошку. С тех пор мы все время пытались отыскать в лазанье следы шоколада.

– Меня подкупили, – сообщил Финн.

– Вижу.

Я села на высокий табурет напротив него. Договор положила себе на колени в качестве напоминания, – как будто мне требовалось напоминание! – что нужно срочно что-то делать. Иначе я больше никогда не буду сидеть на кухне с братом и есть мамину лазанью, глядя на виноградник. Виноградник, о котором очень скоро придется говорить в прошедшем времени: «Когда-то он принадлежал нашей семье».

Финн раздул щеки, пытаясь остудить откушенный кусок, и тут же отправил в рот следующий.

– Мама не хотела оставаться с тобой наедине, поэтому вызвала подкрепление.

– Значит, она рассказала тебе, что происходит у них с папой?

Финн кивнул и подал мне вилку. Я вонзила ее в самую середину лазаньи, и выражение сочувствия на его лице тут же сменилось раздражением: он не мог спокойно смотреть, как я ем серединку, хотя сам предпочитал краешки. Я отправила в рот первый кусок и мигом позабыла о чувствах брата. Это была тягучая сырная масса, сладковато-соленая на вкус. Помидоры сладкие, как клубника, тесто из непросеянной муки нежное и масляное. Только тут я поняла, насколько голодна. Я ведь не ела весь день, даже от лакричных палочек отказалась.

– Вообще-то я уже сам догадался.

Я перестала жевать и взглянула на него.

– Как?

– Мама не умеет притворяться. На прошлой неделе я без предупреждения заявился на ужин, так она была сама не своя. Сказала, что папа в кафе на встрече местного научного общества, хотя он ходит туда только по четвергам. А потом испекла мне шоколадный кекс.

– Отлично. Мне достался голый мужик, тебе – шоколадный кекс.

– И очень вкусный к тому же.

Финн махнул в сторону виноградника, где прогуливались наши родители. Они шли рядом, как обычно, но между ними чувствовалась отчужденность: у отца руки заложены за спину, у мамы – висят по швам. Больно смотреть.

Я потянулась за следующим куском, но Финн вышиб вилку у меня из руки.

– Не налегай на лазанью, а то в свадебное платье не влезешь.

Я знала, что он говорит не всерьез. Это все мамина лазанья. Чтобы загладить свою вину, брат отрезал маленький кусочек и пододвинул его ко мне.

– Растяни на подольше, – предупредил он.

– Что же нам делать, Финн? Я о папе с мамой.

– А что тут поделаешь? Это их жизнь.

– Наша тоже.

Мы молча съели по кусочку. Потом я протянула ему договор, чтобы брат увидел все своими глазами.

– Отличный у тебя выдался денек, да? – с сочувствием спросил он.

– Почему ты ничего мне не сказал?

– Посчитал, что это должен сделать папа.

Голова шла кругом при мысли о том, сколько всего знают члены моей семьи. Сколько всего они скрывают.

– Папа со мной поделился только недавно. Хотел убедиться, что виноградник мне не нужен. В чем я его и заверил.

– Почему меня-то никто не спросил? А что, если виноградник нужен мне?

– Тебе он тоже не нужен.

Через двадцать дней я должна была переехать в Лондон и начать работать в новом британском представительстве нашей фирмы. Лондон. Город, в который я слегка влюблена с тех самых пор, как впервые прилетела туда к подруге на свадьбу. После приема я решила прогуляться и долго бродила по извилистым, мощенным булыжником улочкам, направляясь в сторону Пимлико[2]. Я представляла, как шагаю поздним вечером по волшебным лондонским улицам и фонари освещают мне путь к крошечному бистро, известному своей картошкой с розмарином. Я не могла поверить, что очень скоро это бистро станет ближайшей к моему дому закусочной, эти улицы – моими улицами. Пусть личная жизнь трещала по швам, переезд по-прежнему меня радовал.

– Папа знает, что ты хочешь унаследовать виноградник ничуть не больше, чем я, – сказал Финн.

– Дело не в этом.

– К тому же на втором курсе ты заставила нас с Бобби подписать договор, в котором мы пообещали, что никто из нас не будет управлять виноградником и не позволит остальным. Помнишь?

Конечно, я помнила. Помнила, почему составила тот договор. Учеба на юридическом давалась мне тяжело, и в глубине души я мечтала все бросить и уехать домой. Однако уехать значило бы признать поражение, отказаться от мечты построить другую, более стабильную жизнь. А я не желала сдаваться сама или позволить сдаться братьям.

– Бобби наверняка до сих пор хранит этот гребаный договор.

Я указала на Финна пальцем.

– Не выражайся. Кстати, ты что, правда собрался переезжать?

– Думаю, тебе лучше не вмешиваться.

– Я бы с радостью, но вы оба сыпете намеками – трудно не обращать внимания.

Финн воткнул вилку в лазанью, словно вбил в землю кол, чтобы отгородить от меня свою порцию.

– Хорошо, я расскажу. Только не надо меня осуждать.

– Разумеется.

– Нет, не разумеется. Когда ты все услышишь, то заговоришь по-другому. Тебе покажется, будто ты понимаешь, в каком я положении. На самом деле ничего ты не понимаешь.

– Почему? Что ты сделал?

– По-твоему, это хорошее начало?

Я положила вилку и пододвинула форму с лазаньей поближе к Финну – в знак примирения.

– Ради большей беспристрастности давай представим, что речь о ком-то другом. О посторонних людях, а не о твоих братьях. О парне по имени Марк и о парне по имени Джесси.

Интересно, кем себя видит Финн – Марком или Джесси? Наверное, Джесси.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Не пытайся угадать, кто из них я.

– Есть в твоей истории другие персонажи?

– Только Дейзи, – сказал Финн и вздохнул – по-настоящему вздохнул. – Джесси познакомился с ней еще в юности. Тогда же и полюбил. Но Джесси – парень, а все парни дураки. Шестнадцатилетние парни такие дураки, что даже не знают, что такое дурость. В общем, он решил больше с ней не встречаться и познакомился с другой девушкой. Ланой.

– Бобби что, изменяет жене?!

– С чего ты взяла?

– Это же очевидно!

– Может, и очевидно, но неверно. Я – Джесси. Бобби – Марк.

– А кто такая Лана?

– Аннабель Лоренс.

Я растерянно взглянула на него. Аннабель Лоренс – девушка, с которой Финн встречался еще в старшей школе. Маленькая, веснушчатая, с громким заразительным смехом. Я плакала, когда Финн с ней расстался. Помню, он тогда сказал, что будет еще много таких Аннабель. И не соврал.

Финн снова взялся за вилку и быстро отправил в рот два больших куска.

– Я чувствую то, что чувствую, и ничего тут не поделаешь. Это для меня не новость.

– Что же для тебя новость?

– Она тоже ко мне неравнодушна.

И тут я поняла, что Финн пытается мне сказать. Поняла, кто в кого влюблен и почему они не могут быть вместе.

– Маргарет, – произнесла я.

– Да, Маргарет. Я и Маргарет.

Сердце у меня упало. Почему я ничего не заподозрила? Почему не догадалась раньше? За год до того, как Маргарет с Бобби начали встречаться, она все время проводила у нас. Они с Финном вместе работали спасателями в себастополском бассейне. Маргарет была другом Финна еще до того, как стала женой Бобби.

– Пожалуйста, не смотри на меня так, – попросил Финн.

– Ты с ней спишь?

– Это все, что тебя интересует?

– Привет!

Мы оба вздрогнули: на пороге с небольшим чемоданом в руках стоял Бобби. Если он и слышал конец нашего разговора, то явно не понял, что речь о его жене.

– Ни фига себе! Лазанья!

Бобби направился прямиком к столу, даже не поставив чемодан на пол, и тут же схватил вилку. Финн откинулся назад и не стал возражать.

Что же, по-своему справедливо: если между Финном и Маргарет что-то есть, Бобби должен получить столько лазаньи, сколько пожелает.

– Что ты здесь делаешь? – не слишком радушно осведомился Финн.

– Мама вызвала подкрепление, – ответил Бобби, немного озадаченный его тоном.

– Что, она и тебе позвонила?

– Угу.

– Выходит, ты тоже знаешь про маму с папой? – спросила я.

Бобби кивнул.

– Это моя вторая лазанья за неделю.

Тут на кухне, неся на каждом бедре по близнецу, появилась Маргарет. Оба мальчика, Питер и Джош Форд, были одеты в одинаковые костюмы пожарных – широченные красные штаны на подтяжках и каски. Такова наша Маргарет: высокая, красивая, с длинными светлыми волосами. Может таскать на руках двух пятилетних пожарных с таким видом, будто ей это ничего не стоит.

Маргарет натянуто улыбнулась.

– Если вы уже начали пить, с удовольствием присоединюсь.

Она подошла к столу и поцеловала меня.

– Поздоровайтесь со своей бесподобной тетей, – сказала она и подтолкнула Питера с Джошем вперед.

Близнецы потянулись ко мне, и пожарные каски полетели на пол. Вдали от дома мне больше всего не хватало именно племянников, этих маленьких копий Бобби – двух чудесных мальчиков со светлыми кудряшками и задорными улыбками. Я продолжала любить их и на расстоянии пятисот миль, но это далеко не то же самое, что видеться постоянно. Я прижала к себе Питера с Джошем, думая о том, что очень скоро разделяющее нас расстояние увеличится во много раз.

– Что это на вас надето? – спросила я.

– Мы пожарные! – сообщил Джош.

Маргарет дотронулась до его макушки.

– К ним в садик приходил пожарный, так что на эту неделю они решили стать пожарными.

– Не на неделю, а навсегда! – поправил Питер, негодующе глядя на мать.

Маргарет погладила сына по щеке.

– Да, дорогой. Конечно, навсегда.

Я кивнула, давая близнецам понять, что верю. Но они уже вывернулись из моих рук, включили пожарную сирену и побежали в виноградник, где их ждала такая любовь, какую могла подарить только моя мама.

– Пожалуй, я тоже пойду, – сказала Маргарет. – Потом поболтаем?

– С радостью, – отозвалась я, хотя никакой радости не чувствовала.

Маргарет взглянула на Финна.

– Привет, Финн!

Брат поднял голову и посмотрел прямо на нее, но только после того, как она отвернулась.

– Привет! – ответил он.

Невозможно было не заметить, что между ними происходит. Каких усилий им стоит не смотреть друг на друга одновременно.

Повисло молчание. Маргарет вышла на улицу вслед за близнецами.

Бобби направился было к двери, но на пороге застыл и начал грызть ноготь.

Я взяла лежащую посередине стола вилку.

– Бобби, ты куда?

Тут поднялся Финн.

– Мне пора возвращаться в бар, – объявил он.

– Пойду разберу вещи, – пробормотал Бобби.

Так они и ушли – каждый в свою сторону. А я осталась доедать лазанью.