Читать книгу Второй шанс узнать себя - Леди Ксандри - Страница 3

Провожать пришли оба. Гюстав еще на неделю задерживался во Франции, а потом возвращался к себе домой, в Нюрнберг. Они обменялись контактами. А Месье Ален неприятно поразил: привел с собой девушку, которую представил своей невестой – помолвка состоялась вчера на званом вечере. К большому облегчению, Роксана не испытывала сильных чувств к французу, но неприятный осадок остался. Немного расстраивало и то, что девушка была до безобразия красива. Оставалась загадкой, зачем Пипину нужны были все эти ухаживания.

И все же Роксана уезжала с легким сердцем, она получила все, что хотела от этой страны. Она получила себя.

Армандо Сайрус часто и подолгу рассказывал про Италию. Он очень любил свою страну, но по каким-то причинам вернуться туда не мог. И даже имя, под которым его знали все именитые художники, было не его. Что было самой большое его скорбью, от которой он спасался только искусством. Армандо Сайрус писал пейзажи своей родины. Какие же это были солнечные картины: красивые места, счастливые люди, написанные по памяти с бесконечной любовью к своей земле.

Роксана начала свое путешествие по Италии не с просмотра таких великих достопримечательностей, как Пизанская башня, Колизей, Миланский собор… А с простого спального района Генуи, где остался жить племянник Сайруса – Диего. Узкие улицы были заполнены припаркованными машинами и скутерами. На обвитых растениями балконах висело, просушиваясь, белье.

Людей на дорогах попадалось не очень много. Держа планшет с путеводителем в руке, Роксана осторожно оглядывалась. Она только сейчас сообразила, что без знания итальянского у нее не получится пообщаться с Диего. А если подумать еще, был ли смысл навязывать себя родственнику человека, с которым они поссорились пятнадцать лет назад?

До подъезда оставалось десяток метров. Она уже была готова повернуть назад, но с балкона ее окликнули. Подняв голову, Роксана увидела смуглого мужчину с волнистыми волосами до плеч. Он яростно жестикулировал и очень быстро говорил. Она помахала и на трех языках, русском, английском и французском сказала:

– Я не понимаю!

Мужчина перестал махать руками и знаком показал: жди. Роксане казалось странным такое поведение. Чужая страна, чужой менталитет. Мало ли чего он там махал, может, не за ту принял. Женщина потихоньку стала отступать, повернувшись, уже хотела бежать, но ее снова окликнули. Кляня себя за любопытство, Роксана повернулась лицом к мужчине. Молодой, моложе ее лет на шесть, симпатичный, и лицо вроде бы смутно знакомое.

Мужчина также с интересом ее разглядывал. Потом засунул руку за пазуху…

Сердце упало. Надо было бежать сразу. Ее убьют, и даже плакать никто не будет – некому. Просто заголовок в некрологе: «Восемнадцатого июля был найден труп русской туристки на улицах Генуи». И это если повезет, вполне возможно, что даже трупа не найдут… Все эти мысли пронеслись в голове Роксаны, пока парень не вынул из-за пазухи свернутое полотно.

Это был ее портрет, одна из первых работ, подаренная учителю для небольшой выставки.

– Диего? – еще сомневаясь, спросила женщина, вытирая пот со лба.

Он молча кивнул, пряча портрет обратно, повернулся и пошел к подъезду, оставив Роксану в замешательстве. Уже возле самого подъезда сделал приглашающий жест, чтобы та следовала за ним. Еле передвигая не слушающимися ногами, она так и сделала.

Квартира была маленькой, даже очень. Все свободное место занимали шкафы, вещи, тумбочки. Половину вещей уже давно следовало бы выкинуть. Но их хранили, на них не было пыли, а значит, были дороги хозяину. Современная мебель перемежалась со старинной. На полках лежали свернутые холсты. Квартира смотрелась нелепо и необжито. Но хозяин в ней чувствовал себя уверенно.

Пройдя на кухню, он предложил Роксане свободное место в углу, сам, расположившись напротив, вытянул ноги и внимательно ее изучал, не произнося ни слова. Женщине стало очень неловко, и, чтобы как-то развеять эту гнетущую тишину, она заговорила:

– Вы Диего? Племянник Армандо Сайруса?

Ответа пришлось ждать долго, целую выкуренную сигарету и пару вздохов после.

– Я плохо говорю по-русски, – сразу предупредил он с жесточайшим акцентом. – Меня зовут Диего, а тебя Роксана. Его звали Жан. Он говорил о тебе и слал твой портрет. Гордился. Считал, ты займёшь его место после. Но ты не заняла. Сбежала. Далеко. Не смог найти. Он обиделся. Сказал мне, что ты все равно придешь к этому. Но другим путем. Сложно… – он пощелкал пальцами возле уха, вспоминая слова – Он считал, ты найдешь меня. Он был прав. Просил помочь. Разобраться. Глупой девчонке с ее жизненными ценностями, – это явно была цитата, ее он сказал без акцента, и широко улыбаясь.

Роксана проглотила оскорбление и очень тихо спросила:

– Как ты мне собираешься помочь?

Диего не умел рисовать совершенно, в своей жизни он занимался продажей машин и накоплением разного барахла у себя в квартире без дальнейшего использования. Он недавно переехал от своих родителей, о которых Сайрус не упоминал ни слова.

– Они не любят рассказывать. Поссорились. Дядя признал меня, а с сестрой не общаться. Совсем. Мама говорит, что гордый. Я думаю, она тоже гордая и глупая. Дядя хороший и мама. Зря ссорились. Теперь дядя умер. Некому мириться, – эту грустную историю он поведал с неизменной улыбкой на лице. Диего вообще не умел печалиться. Но умел злиться и раздражаться, в такие моменты его руки были как мельницы, а мимика очень живой. Но он был отходчив и мог продолжать говорить дальше с улыбкой, как будто кто-то другой только что изображал ветряную мельницу. Главное, что раздражало его, это когда Роксана пыталась учить его русскому языку. Нет, он знал, что говорит на нем крайне плохо, и даже сам просил научить, но терпения у него не хватало. И так проявлялось во всем: Диего готовил, не дожарив или не доварив, гладил брюки, оставляя наполовину измятыми. Его скопления барахла долгие годы ждали реставрации или переделки. Женщина не понимала, как такой нетерпеливый человек может ей помочь. Он мог медлить только в разговоре, растягивая слова специально, чтобы помучить собеседника, делал из почти каждой фразы ненужную тайну. «Таким людям, лучше идти в политики», – который раз думала Роксана, ожидая ответа на простой вопрос: «Куда мы сегодня едем?»

– Наверно, тебе стоит узнать Италию лучше. Моя страна очень солнечная. Io amo l'Italia, – жестикулировал он. – Ты непременно в нее влюбиться!

После нескольких затяжек сигареты он всё-таки ответил на вопрос:

– Ты будешь рисовать Сицилию.

Паром «Генуя – Палермо». Восемнадцать часов пути. Довольно нелегкое путешествие, вздохнула Роксана. Спорить с Диего о том, что сначала бы посмотреть материк, было бесполезно. В своих идеях племянник учителя был очень настойчив и непримирим, чего нельзя было сказать об их исполнении: на просмотр Сицилии он отвел неделю, написал ей целое расписание, что и когда она должна рисовать.

Список лежал перед глазами. Названия мест Диего писал исключительно на итальянском, видимо, желая таинственности и загадочности. Но «Гугл» работал даже здесь, и Роксана внесла свои поправки в текст.

«Piazza Marina», а рядом перевод красивым размашистым подчерком: «Морская площадь». Ниже корявым подчерком Диего: «Рисовать утром. Когда солнечные лучи отражаются от фонтанов, делая радугу. А на листьях блестит роса». Или: «Этна. Рисовать вечером. Когда небо окрашивается цветами, а гора еще видна. Когда Диего купается и наслаждается жизнью».

Подобных предложений в списке хватало. Диего не забыл себя, собираясь провести отпуск на полную катушку. Стало понятно, почему именно Сицилия – солнечный остров, пляж, где много девушек в купальниках, при виде которых можно пускать слюни и кричать «брависсимо», пока Роксана где-то вдалеке занята пейзажами. А что, удобно: и сам отдохнул, и обещание, любимому дядя данное, выполнил.

Роксана злилась, сама не понимая почему. Ей казалось, что ей должны помогать, постоянно следуя за ней как тень. Поправляя и направляя. Казалось. Она чувствовала себя как рыба, выброшенная на берег. Но, в конце концов, она не начинающая художница. Все это уже было, и первые мазки, и страх, что ее работа ничего не стоит, и выход в свободное плавание. Так что ей мешает сейчас? Диего не художник, он все равно не сможет сильно помочь. Что мог, он уже сделал. Остальное дело за ней.