Читать книгу Во имя твое, Восния - Легитимный Легат - Страница 2

Саманья говорил, что в жизни сложнее всего справиться с крупным успехом. Я посмеялся тогда: большей нелепицы и не придумать. Иногда бывает и так, что лучший в жизни наставник – не прав. А может, большие успехи еще ждали меня впереди. Как бы то ни было, с победой в чужом краю я справился на зависть. За моей спиной шептались. Я улыбался дамам, пожимал руки, узнавал новые имена.

Мой день подпортила сущая мелочь: за призом я отстоял очередь в три часа. Пришлось пообедать, пока ждал счета. И здесь Восния меня побаловала – на чемпиона Долов ставило большинство. Что ж, им хуже.

Потяжелев сразу на три золотых после боя, я шел по городу, еле сдерживая улыбку. Дымили печи ремесленников, кричали редкие птицы, спорили прохожие, хрустел под ногами щебень и сор на мостовых. Ничем не хуже Стэкхола. И здесь живут, и здесь можно найти кров. С дикарями, чужаком, без поручителей и друзей.

Осталось пять боев. Расстраивало одно: мои сапоги приходили в негодность. Только после боя я заметил, что немного песка попало внутрь. А еще – я растер щиколотку, чего ранее не случалось. Обувь Содружества делали на совесть. Только я не рассчитал, что ни одни сапоги долго не протянут в морском путешествии: соль, влага, постоянная носка. Загрубели, бедолаги. Может, и нитка где разошлась. Так я долго не пробегаю на поле.

Конечно, Саманья мог и шутить – мол, после победы пьют так, что три дня ломит тело. Я решил, что отпраздную позже и скромнее у Шторха. Первым делом – новая обувь. Если и начинать лучшую жизнь, то только с сухими ногами. Я заскочил в лавку, где ютились под одной крышей и скорняк, и портной, и сразу два сапожника. Там я оставил аванс серебром, выбрав лучший материал. Такие за год не сносишь – бычья кожа.

«А ведь дома у меня было три пары не хуже», – эту мысль я выколотил из себя. Какой идиот выдумал, что дом – место, где родился? Саманья всю жизнь провел на острове, так и не узнав покоя.

В этих грезах я гулял вдоль торговых улиц. Знакомство с Воснией, моей новой подругой, только началось, и началось крайне удачно. Криг все больше казался мне родным. Часть вывесок обозначали принадлежность к Долам, часть – к Восходам, остальные хвастались гербом династии и местных гильдий.

Так я попал на улицу Милль. Дурной запах смешивался с масляной отдушкой. Особенно старались благоухать крохотные мыльни. Рядом с ними кучковались немытые барды и фокусники с танцорами. Разглядев на деревянном доме резьбу в виде обнаженной девочки лет десяти на вид, я опустил глаза. Прошел мимо. Не заметил, как улицы стали уже, с большим количеством развилок.

Милль ветвилась, и я не видел ее конца. Почему-то попрошайки сидели только с левой стороны, если идти от канцелярии. А еще – те были порой чище, чем детвора и музыканты под навесами. Я уходил глубже в город, туда, где еще не бывал – на юг. Сам не знал, чего ищу. Может, хотел найти термы, как в Содружестве, чтобы торжественно написать Удо, какой он выдумщик и как мало знает о дикарях.

Вскоре я перестал видеть башни за крышами. Вместо терм на юге Крига город пестрел всеми болячками Стэкхола. Меня окликнули:

– Дядь, а дядь, надо?

Я повернулся и увидел обнаженное бедро в разрезе длинной юбки. Поморщился и отшатнулся. Все дело в лице. За морем судачили, что в Воснии бабы – одна другой страшнее. И главную зовут войной. Уж не знаю, виновата ли тут война, но взрослых женщин на улице не было. Да, куртизанки подводили глаза и наряжались совсем не по-детски. Но я бы не дал им больше десяти-двенадцати лет.

Вроде как в Воснии – лучший возраст для замужества.

– Э-э, нет, – отвернулся я, сам не понимая, зачем ответил.

– Всем надо, – упрямо заявила девочка. Ее соседки оживились.

Этого еще не хватало. Я свернул на параллельную улицу и тут же пожалел об этом. В перешейке между домами лежал ворох тряпья. Ветер принес мне новый запах, и я скривился. Когда куча шевельнулась, мне стало еще хуже. То, что пахнет мертвечиной, двигаться не должно. Ни с чем не спутаешь: резкий, тяжелый запах, который пробивал даже примесь топленого жира с улиц… Я попятился к борделю. Из тряпья высунулась пятнистая рука человека. Следом показалась и голова. Мужчина приподнял подбородок, будто дернулся от боли. И уставился на меня одним глазом. Вместо второго осталось черно-бордовое месиво – выбили в драке или ткнули ножом.

– К-ха-а, – прочистил он горло или пытался что-то сказать, потянувшись в мою сторону.

Я развернулся и ускорил шаг. Размалеванная девчонка встала у меня на пути, снова прилипла:

– Обратно пожаловали? Скину трёху за ваши яркие гла…

Я грубо отодвинул ее в сторону. Меня освистали вслед не хуже моряков.

«К дьяволу это все, пойду к Шторху», – через шесть домов я почти забыл о том переулке.

Улицы наполнялись людьми. Развернувшись в сторону канцелярии, я спешил. Попрошайки – справа, слева – музыканты и зазывалы, а на моем пути – толпа зевак. Начинало темнеть. В Воснии темнело слишком рано.

Добравшись до первой мыльни на повороте, я успокоился – в кои-то веки не заплутал. Почти прижился. Скоро весь город узнаю лучше местных.

Срезав между зданиями, я решил по-быстрому проскочить к улице Доброй Вести. Удивительно, сколько старых домов пряталось от взгляда: многие казались безлюдными. Один явно пережил пожар, а во втором ночевали псы, если верить запаху.

Что-то зачавкало со стороны торговой улицы. Я остановился, прислушался и заледенел: так звучат шаги по грязи. Торопливые шаги за моей спиной. Я обернулся: двое в темной одежде. А в руках?.. По наитию я пригнулся. Над головой что-то пронеслось. Я отскочил и не оглядываясь побежал вперед – путь к мыльне отрезали.

– Куды! – гаркнуло мне вслед. – Стой!

Безумцы. Кого остановят такие слова в темном переулке?

Я хотел проскочить в узкий стык между домами, но какая-то сволочь поставила высокий забор. Здесь, посреди самых паршивых жилищ Крига! Дикари. Я свернул из тупика с забором и чуть не налетел на человека. Он и не пытался меня поймать.

Я схватился за угол, отступил, поднял лицо к небу – рост незнакомца лишь немногим меньше того забора. Прохода нет. Камень, чертова скала…

– Вард? – выдохнул я и тут же все понял.

По привычке я глупо вцепился в керчетты. От них никакого толка – не развернуться. За моей спиной уже сопели враги. По молчанию Варда я понял, что время для разговоров вышло. До свободы – двенадцать шагов. Людная улица. Наверняка нас заметят, стоит мне лишь немного…

– Ну ты борзой! – гаркнул бандит с дубинкой. Средний рост, наглая рожа, не носит защиту.

Дубинка – это лучше, чем нож. Плотное дерево без железа. С таким приходят грабить, не убивать.

А пространства – на одного человека вширь. Дело дрянь. Обезоружить, пробиться к мыльне – или попытаться перемахнуть через забор…

Я повернулся к Варду спиной, и тут же на меня бросился первый бандит. Дубинка целилась в челюсть, и я легко пригнулся. Протаранил врага, выбил из него воздух. Удар мне в спину оказался легким, по касательной. Я боднул врага еще раз – голова заболела, что-то хрустнуло.

– Уг-х! – замычало надо мной.

Сломал челюсть, прикусил язык? Неважно. Я оттолкнул вяло брыкающегося бандита лицом в стену. Его приятель перекрыл дорогу, широко расставив руки. Настолько широко, насколько позволяла застройка.

В узком пространстве не попляшешь. Ублюдки знали, где меня ловить. Оставалось одно – нападать. Вард стоял поодаль, будто не при делах. Пока второй, помельче ростом, закрывал путь к отступлению, я выводил из строя его дружка. Вывернул тому запястье, но дубинку отнять не удалось – в нее вцепились мертвой хваткой. За это он поплатился разбитым носом.

Я напал на второго. Ударил трижды, попадая только по подставленным рукам. Каждый удар отдавался болью в костяшках: под рукавами спрятали пластины. У мерзавца защита для уличных боев…

Сзади всхрипнуло, я обернулся и еле успел защититься от удара. Меня бил первый – с окровавленным лицом и губами, глаза навыкате. За ним все так же стоял Вард. Буравил спокойным, понимающим взглядом.

Перед глазами что-то пролетело, надавило на горло. Захват! Меня рывком подняли над землей. Зрение поплыло. Одной ногой я толкнул руку врага с дубинкой, а первой – угодил в пах тому, что схватил меня сзади.

– Г-ха!

Мне зарычали в ухо. Захват на горле не ослаб. Я вытащил керчетту, еще раз ударил сволочь с дубинкой и отвел рукоять для удара.

– Мефтчь! – прошамкало спереди. Захват разжали. Я не успел нанизать врага за собой.

Керчетта упала в грязь. Я развернулся боком, чтобы видеть всю троицу.

– У-у, с-сука! – зарычал тот, что стоял между мной и проходом к забору.

И тут на меня двинулся Вард. Одного вида этой скалы хватило, чтобы внутри что-то надломилось. Я выдохнул, бросился на бандита помельче. Тот прикрыл лицо кулаками, согнулся, защитив и живот.

Я попытался пнуть врага под колено. Он отступил. Я спиной чуял, как Вард обошел приятеля с дубинкой.

– Вы бы сдались, – с ложной заботой пророкотало за моим плечом.

Бандит, что встал передо мной, ощерился. Я не пробью блок, не свалю его на землю, не поднимусь по нему, чтобы проскочить вперед. Один выход. Я схватил вторую керчетту, прикрылся от хука в лицо и пошел напролом. Острием меча вперед. Не хватит силы проткнуть – смогу хотя бы запугать? Бандит попятился, я побежал на него. Если попасть острием в пах, где только стеганая защита…

Керчетта замерла, не двинувшись с места. Стальная хватка на запястье потянула назад. Я вскрикнул от резкой боли. Мои пальцы разжались. Сталь упала в ноги.

– А вот это – уже грубость, – заметил Вард и швырнул меня в стену.

Я подставил левую руку, чтобы не удариться головой. Слегка умягчил удар. Перед глазами заплясали звезды. Меня потащили обратно – уже не Вард, но тот, с окровавленным лицом.

Острая боль пронзила колено, я упал на второе. Оттолкнул кого-то перед собой. Меня снова пихнули в стену. Не дали сползти по ней, рухнуть. Подняли за волосы, ударили ногой в живот. Пластины распределили силу пинка. После третьего не помогла и защита.

Выдох. Глухой удар. Скрип заклепок, боль в ребрах. Вдох.

– Вас отделал мальчишка, – заметил Вард.

Я уже не мог отличить одного врага от другого. Меня толкнули к проходу. Я сделал два шага, задел что-то и снова растянулся в грязи. Подножка. Лужи переулка отдалились. Меня поднимали на ноги, чтобы снова ударить и извалять в земле с щебнем.

Захрипев, я попробовал подняться на четвереньки. Сам. Грязь на одежде, грязь в легких – не продохнуть. Я жмурился от боли – и Восния исчезала. Раскрывал глаза и видел темную влагу: кровь на земле, земля в крови…

Растопырив пальцы, я поднял ладони вверх. Позади меня засмеялись:

– Гля, терь просит!

Вдох. Глухой удар. Боль в боку.

В просвете между домами появился патруль: два стражника. Один повернул голову в нашу сторону. Мы встретились взглядом. Я крикнул:

– Эй, на помо…

Боль на затылке – снова потянули за волосы.

– Эй!

Патрульные ускорили шаг и скрылись из вида.

Меня затрясло. Удар пришелся между лопаток. Я неловко выставил руки перед собой. Грязь брызнула мне в лицо, холодный щебень содрал кожу на ладони. Я вывернулся, ножны больно продавили бедро. Подняться мне больше не дали.

Горло придавили сапогом. Я впился в него руками, тяжело хватая воздух, откашливая грязь со слюной.

– По шлюхам он нашим ходит, а? – удар пяткой по голени. – Победитель херов!

Я отпустил чужой сапог и поднял обе ладони к небу, сдавшись. В первый – не поверили? Могли не поверить…

Это не остановило врагов. Пинали по ребрам, задевали локти, плечо.

Закрыв лицо руками, я повернулся на бок, стиснул зубы. Не подтяни я колени к животу, ударили бы в промежность.

– Всё?

Еще один удар пришелся на колено, а потом тяжелый сапог опустился мне на плечо и снова развернул лицом к небу.

– Че, кончился, умник?

На втором этаже дома висел деревянный образ Матери двойного солнца. Кривой, крупный, дешевый. Скорбная улыбка озаряла Криг, призывая к щедрости и взаимопомощи. Под образом, как стервятники, собрались бандиты. У того, что слева, из ноздрей торчали черные мокрые волосы. А потом все поплыло.

– Все, все, завязали, – приказал Вард.

Не успел я вдохнуть, меня еще раз пнули по ребрам. С силой, будто копытом. Я дернулся, чем сделал только хуже. Болело все – от голеней до затылка.

– Я сказал: завязали!

Звук глухого удара. Чудо – на этот раз не по мне. А может, я уже ничего не ощущал.

– Фученыш бне ноф равбил.

– Поделом, будешь умней, – с нелепой заботой ответил Вард. – Эй, молодой господин, вы живы?

Восния – страна слепцов и тупиц. Я стиснул зубы, чтобы не выть от боли. Как же был нежен со мной Саманья, мать его…

– Ну-ну, не плачьте, пройдет. Без меча-то оно по-другому, да? – захрипел Вард, заслонив собой последний луч уходящего дня.

Я снова закрыл голову. Не от удара, а чтобы не видели моего лица.

– Я с-с… даюсь, – зачем-то уточнил я.

Мою руку отвели в сторону. Тот, которому я разбил губу и нос. Что-то брызнуло мне на щеку. Плевок.

– Оно и вибно, пабаль.

В полутьме блеснуло железо. Я сипло вскрикнул:

– Нет! Не на…

Не успел и дернуться – с пояса уже срезали кошелек.

– Я говорил, что господина Симона не стоит расстраивать, – снова заботился Вард. – Предупреждал. От всего сердца к вам…

Попытавшись вдохнуть, я всхлипнул. Второй бандит уже стащил с меня пояс и смотал им ножны. Первый подавал ему мечи рукоятью вперед, даже не оттерев от грязи. Обращался с керчеттами так, будто заслужил их…

– Честная доля. – Вард поймал брошенный кошелек, взвесил монеты в руке. – Все, как и условились.

Я закашлялся, не стал вспоминать про десятую часть. Как ни считай, арифметика не на моей стороне.

– Берегите себя, Лэйн из Излома, – шмыгнул Вард носом, затем вытерся рукавом. – Если передумаете, вы знаете, где бывает господин Симон.

Человек-валун развязал мой кошелек, выудил оттуда несколько серебряных монет и кинул их мне на грудь. Две упали ребром и скатились в грязь. Так бы расплачивались с одной из девчонок в южном квартале. Я лежал, стиснув зубы. И потому, что не мог подняться, и потому, что делать этого не стоило.

– Обувку-то, а? – спросил второй бандит, кивнув на мои ноги.

Вард окинул взглядом все ценное, что осталось у меня из Излома. И пожал плечами:

– Не стоит того.

– А может, все-таки верх?..

Голова шла кругом, земля и небо слились: черное месиво.

– Вы об этом пож-жалеете, – просипел я. Тише, чем обычно говорят побитые аристократы.

– О фапогах-то? – фыркнул подбитый бандит, пока затыкал ноздри платком.

Вард посмотрел на меня. Я уже сам обо всем пожалел.

– Хм-м, – Вард почесал шею под плащом. Его руками можно было невзначай ломать хребты. – Никак докладывать собрались? – Второй бандит фыркнул от смеха. – Послушайте добрый совет. Не ходите к старине Бойду…

– Вавд дебьма не фкажет, – заметил подпевала. Кажется, он уже перестал злиться.

Бойд – это, кажется, глава гвардии? Или стражи? Есть ли разница?.. Я молчал оттого, что боялся взвыть, едва расцеплю зубы. Второй ублюдок не унимался:

– А может, и ниче обувка-то?..

Вард одернул штаны, присел на корточки, а все еще был выше меня и половиной роста.

– Только приведите себя в порядок перед визитом. Выглядите вы неважно.

Я молчал. Цепные псы Варда отошли в сторону улицы и над чем-то ржали, как кони. Скорей всего, надо мной. Я с тоской проводил керчетты взглядом. Может, в последний раз.

Валун остался со мной, и я трясся от его прохладного молчания. Ждал, что свернут шею, отнимут и сапоги, выгнут колено в обратную сторону…

– Вы не держите обид, молодой господин, – вдруг сказал Вард. – Большая удача, что Симон вас приметил. Через пару лет вы будете благодарны, поверьте.

– Мг-м, – выдавил я из себя, чтобы не завыть.

– Многие не выходят из этих стен, – его холодный взгляд провел черту над переулком. – Я сам лежал здесь, верите? – улыбнулся он, как последний безумец. – Выше нос. Надеюсь, мы свидимся вновь.

Я зажмурился и поджал губы. А когда поднял веки – Варда уже не было.

Снова шаги. Чавканье сапог, по счастью, отдалялось. Кто бы знал, что я обрадуюсь и такой мелочи. Горячая влага потекла по щекам, в носу защипало, хоть мне его и не ломали. Я лежал, стуча зубами от холода и всхлипывая. Образ Матери двойного солнца померк, крыши по левую сторону превратились в темное полотно. Я никак не мог понять – это резко стемнело или…

Дрожащей рукой я прикоснулся к левому глазу. Переулок, пятнистое тело в тряпье. Черно-красное месиво, запах разложения, холод земли. Нищета. Я надавил пальцами сильнее. Боли не было. Я не чувствовал левой половины головы.

Мать и не узнает меня, если отправится на поиски в Криг.

– С-скоты, – я зашипел тихо-тихо.

Вард все еще мог вернуться.

Какое-то время я пытался найти серебро в грязи, как увечный попрошайка. Мое, заслуженное, заработанное потом и кровью…

– Мрази, – сказал я чуть громче, голос надломился.

Одна монета так и не нашлась, и я оставил поиски. Правый бок совсем закоченел, грязная влага переулка забралась под доспех. Холодная – не кровь. Холод – это хорошо.

– Я вас-с, – я начал клясться, но не закончил, – я…

Что? Что я сделаю? Выступлю против Симона, которого не знают или боятся моряки – оторвы из предместья, где жизнь еще тяжелей? Выпущу потроха его людям и уйду чистым? Я пытался засмеяться, но из горла вышел странный хрип.

Прихватил мечи из Стэкхола, а голову оставил. Саманья дал мне лучший совет, а я дрался там, где не имел преимуществ. Керчетты не спасают на узких улицах, от стрел и против отряда. А дурака не спасет и целая армия.

Горький стыд заставил меня подняться на четвереньки. Я дышал поверхностно – желудок схватывало при глубоком вдохе.

Воснийская земля встретила меня со всем радушием. Пока пытался подняться на ноги, окоченели и стопы. А поднявшись, я долго стоял, упершись ладонями в колени, ожидая, что меня вот-вот вывернет. Повезло в одном – желудок оказался пуст.

Выпрямиться так и не удалось. Я шел вдоль улицы, опирался на стены. Пытался вытереть грязь с лица, но, кажется, только размазал ее еще больше.

– Как же я хочу домой, – прошептал я. Вот только дома у меня все еще не было.

Ноги тяжелели и не думали прогреваться. Обернувшись, я вздохнул – прошел только три дома. И все еще видел чертов переулок, за которым Восния познакомилась со мной поближе.

– Эй, приятель, тебе помочь?

Я вздрогнул. Левая сторона. Плохо дело. Я перенес вес тела на менее побитую ногу и потянулся за керчеттой. Схватил воздух.

Но на меня не напали. Передо мной стоял, слегка пошатываясь, курносый восниец с небрежной стрижкой. На удивление, его одежда выглядела лучше, чем у певцов с улицы Милль. Впрочем, кто угодно в городе сейчас выглядел лучше, чем я.

Незнакомец развел руками, будто собрался обниматься:

– У-оу, потише. Я знаю, звучит нелепо, но, может, тут помочь хотят, а?

– Мне уже помогли, – я выдохнул, поморщился от боли, – доброжелатели…

Его не смутила моя грубость.

– Первый раз в Криге? – он жалобно свел брови и протянул ладонь, будто это я был пьян.

– С чего бы?

– Говор странный, ага, – с воодушевлением закивал восниец. – А еще знаешь что? Похоже, тебе нужно выпить.

Если кто в Воснии и ошибался больше меня, так это мой новый «помощник».

Боль не отступала. Казалось, что в переулке с меня содрали кожу, насыпали под нее скорлупу и пришили обратно к костям. Я вздохнул, скривился.

– У меня больше нечего красть. Иди своей дорогой.

– Святые образа! Меня приняли за мерзавца. Матушка, слышали бы вы это, – возмутился он, поднял глаза к небу и, кажется, прослезился. – Все-все-все. Последний раз зову. – Он подошел ближе, выставил указательный палец вверх, прямо перед моим лицом. А затем указал на какое-то здание под очередной башней Крига. – Вон, там. Гордость южного квартала, корчма «Десница»! Лучше не придумать, их подавальщица…

Я громко выдохнул и прислонился к стене спиной. Восниец явно начал что-то праздновать пару часов назад и без победы в турнире. А еще ему не было никакого дела до того, слышат ли его. Слушают ли.

– …когда я напился вдрызг, эти святые люди позволили мне остаться на ночь. Где такое еще будет, скажи-ка? – восниец не дал раскрыть рта. – А нигде, честное слово! Я до сих пор гадаю – не приснилась ли мне «Десница»? Чудо, райские кущи, оазис для заблудшей души…

– В таком виде меня и в свинарник не пустят, – процедил я.

Восниец щелкнул пальцами и снова заулыбался. Как не улыбаются грязному побитому грубияну вроде меня.

– Чепуха! Здесь и мертвецу нальют, лишь бы платили. – Он хлопнул меня по плечу, на удивление бережно. – А я – плачу.

Я вздохнул, прикинул свои силы: хватит ли их, чтобы добраться до скамьи, переждать, оклематься. Выбор невелик. Сидеть мокрым на улице или под крышей в тепле? Вот так и случается. Идешь черти с кем, просто оттого, что голова пустая, а на ноги рассчитывать не приходится.

***

«Десница», южный квартал Крига.

Забегаловка оказалась той еще помойкой. Был в ней один плюс – ковыляли мы недолго.

– Давай ближе к котлу, ты сильно промерз, – такое дружелюбие от чужака и в Содружестве вызывало опасения. – Правда, мне куда хуже. Почти протрезвел, пока шли!

Я приютился на краю скамьи, как увечный старик. Стиснул зубы, чтобы не ныть. Занялся шнурком на штанах – как бы их подвязать без пояса, чтобы не опозориться еще больше…

Восниец не просто сел, он принял самый важный вид, будто обедал с королями мира.

– Эй, любезные! – прикрикнул он и громко постучал по столу. – Хлеба! Да посвежее, знаю я вас…

Я поежился. Почти все повернулись в нашу сторону. Из-за балки вышла крупная фигура. Женщина в сером платье и переднике – видимо, подавальщица «Десницы». Я выдохнул.

– Здорово, Рут. Еще не сдох? – женщина грубо кинула хлеб на наш стол.

Мой нелепый собеседник строил ей глазки. Наклонился, чуть не толкнул стол в попытке ущипнуть ее за бедро. И лепетал, как в любовной горячке:

– Ради тебя, Эми, хоть сегодня шагну в пролив, только скажи…

– Дерьмо не тонет, – крикнула она, очень быстро оказавшись так далеко, как возможно.

«Потерпи половинку часа, станет легче. Не ной. Пройдет», – я плохо соображал. Решения давались с трудом. И шнурок никак не затягивался в замерзших пальцах.

В углу забегаловки кто-то рыдал. Как бы я хотел увидеть там Варда с разбитым лицом.

– Камил, подымай бочку, ублюдок пришел! – закричала Эми, и я поежился.

Из подвала послышался страшный грохот и портовая брань. Я мрачно покосился в сторону печи, где булькало что-то в котле:

– И правда, кущи. Меня с тобой не отравят?

– Ой-ой, с Эми у нас дело давнее, уверяю. Плевенькое, мелочевка, – Рут почесал затылок.

– Выкладывай.

Рут пожал плечами, выпучил глаза:

– Да так, говорю же, недопонимание. Только и всего.

Подавальщица прошла мимо, и Рут тут же ей подмигнул. Обслужив соседний столик, та распрямилась и посмотрела так, что прихвостням Варда впору подучиться.

– Она образумится, – сказал Рут, покивав самому себе.

Только при более ярком свете я понял, что восниец меня старше лет на пять-семь. В таком возрасте положено работать, не разгибаясь. Пропадать в походах, воспитывать детей. Неудивительно, что этого у Рута нет: на кой черт шататься по заулкам южного квартала и подбирать битых аристократов? Да и стрижка эта – волосы с лица не убрать: слишком короткие для хвоста, слишком длинные для воснийской моды. Явно не из бойцов.

Может, это местный зазывала? Клерк, прислуга в важном доме?

Я ждал выпивки и бережно расстегивал ремешки на бригантине – пластины давили, как тиски. Жар помещения постепенно начинал согревать мои кости. Голова шла кругом. Рут болтал с набитым ртом:

– Сейчас одумается и принефёт межовухи. Это пфадиция, клянусь! Фмотри как следует, – он делал такие широкие жесты, что я переживал за чужую мебель.

Женщина необъятной красоты, Эми, двигалась с удивительной грацией для своего веса. Она и правда объявилась у нашего стола через несколько минут. С ведром. Я присмотрелся к содержимому – точно не выпивка.

– Скажи своему дружку убраться после себя, – гаркнула Эми. И кинула мокрую тряпку в ноги Руту. Не мне.

В ведре бултыхалась мутная вода. Лишь немногим прозрачнее, чем воснийская грязь.

– Видишь? А ты хотел в свинарник! – искренне удивился Рут. – Ой, не ценят себя люди…

– Да я не!..

Я вздохнул. Глупо оправдываться перед человеком, которого только повстречал. Хватит с меня глупостей на сегодня. Стащив бригантину, я зашипел. Рубаха под ней совершенно замаралась. Победитель – проигравший. Все в Воснии кверху ногами…

И воснийцы не так просты. Я следил за своим соседом, который объявился на подмогу, как молния в ясном небе. Какая ему с меня выгода? Подпевает ли он Симону или, напротив, ищет способ добавить ему проблем?

На столе появились кружки. Медовуху часто подавали гретой: к осени, в зиму. Только я собрался приложить ладони к теплу, Эми шумно сплюнула. Я дернулся от удивления, но плевок угодил в кружку Рута. Я прикрыл свою медовуху рукой, но в этом не было смысла – Эми уже уходила.

– Спасибо, – сказал я ей вслед.

На меня подавальщица не обращала внимания. Я не жаловался. Иногда оставаться в тени и правда лучший выход. Скоро привыкну благодарить просто за то, что меня не побили.

«С победой, выходит, жди новой беды», – повторил я слова наставника. Большой успех, как же. Я еще не взял корону турнира, а уже пал ниже некуда. Саманья, если бы ты, такой умный старый хрен, изъяснялся точнее…

Рут выплеснул часть медовухи на пол, едва Эми скрылась из вида.

– Ну так, к делу. Выпьем за избавление от, э-э, – Рут почесал затылок, подняв кружку второй рукой, – с кем ты там поспорил?

Я потер переносицу пальцами. Заметил грязь на руке, стер ее рукавом.

– Неважно.

– Ничего себе! – отпил Рут из кружки и продолжил тараторить: – Не важно – это когда кошка чихнула, чайка погадила или девица говорит «нет». А тут!..

– Простое недопонимание.

– Тоже, небось, из-за бабы? – Рут уже закончил первую кружку.

Я хмыкнул. Ребра почти перестали болеть после каждого вдоха.

– Можно и так сказать. Ее звали Восния.

– Страшная женщина, – отчего-то согласился он и жестом попросил добавки.

– Пострашнее войны, – тихо заметил я.

Рут удивился и спросил со странным энтузиазмом:

– А ты бывал там? Под флагом?

Я хотел возмутиться, ткнуть пальцем в керчетты. А потом просто поморщился и смолчал. Мечник без мечей.

Рут не наседал:

– Понятно.

Нам принесли добавки. Я успел освоить только половину кружки.

– К ночи станет холодней, – глаза Рута веселели от медовухи. – Как без верха пойдешь? Далеко тебе?

– Я ночую в «Перине». Как-нибудь доберусь.

Рут присвистнул:

– Это ж другой конец Крига! Тебе стоило поссориться с кем-нибудь поближе к дому, знаешь ли.

– Или найти хороших друзей, – вздохнул я.

– Пф-ф-ф, – Рут замахал рукой у себя перед носом, будто учуял нечистоты. – Найдешь одного, к нему появятся три врага. Я в этом деле мастак! Вон там, – он ткнул большим пальцем себе за левое плечо, – сидит Хула Фукаши, торгаш из-за моря. Снюхался с гильдией ткачей, притерся там, обжился…

Я посмотрел на низкого сутулого человека в мешковатой одежде.

– …теперь живет с культей и без комнаты. Зато долгов ровнехонько, что и врагов!

– А у того что не ладится? – Я кивнул в угол, откуда доносились рыдания.

– Черт его знает, – признался Рут, почесав затылок. – Думаю, у него друзей больше всего.

Я посмеялся и тут же поморщился от боли.

– А-а, дьявол…

– Скажи мне, э-э… не знаю, как уж тебя по имени, допытываться не буду, я не таков…

– Лэйн.

– Ага, приятно. Так вот, дружище, – резко обнаглел этот странный восниец, – ты у нас недавно. Из всей Воснии забраться в эту дыру, в обоссанный Криг? Клянусь двойной задницей Матери солнца, на то нужны охренительно серьезные причины…

Я прищурился. Восниец явно пытался меня разговорить. Только никакого секрета я из своих целей не делал.

– Сложности в семье. Ищу свое место в жизни, – я допил первую кружку. Тело стало отходить, теплеть. – Новый дом.

Рут частенько заморгал.

– В Криге, верно? – похоже, он еле держался, чтобы не прыснуть. – Вот в этой самой дыре, в Криге, в Воснии?.. Прости, я не… ха-ха, я не могу!..

– Смейся, мне плевать, – я не обижался, потому что был прав. – Дом – это там, где тебя ждут.

Рут успокоился довольно быстро. Посмотрел на меня со странной теплотой:

– Я-то, может, с ошибками пишу, да и простак совсем, чего меня слушать, но! Знаешь, я как думаю: больше всего ждут только в одном месте. В западне.

Мы замолчали. Рута не смутила тишина. Он бессильно пытался зачесать пятерней волосы, убрать их со лба. Мне показалось, что для воснийской породы его пряди слишком прямые и светлые. Эми на его потуги понравиться не откликалась.

Я принялся за вторую кружку. В голову пришла идея.

– Знаешь Варда?

У Рута отвисла челюсть.

– Да кто ж не знает, приятель. Ты видел его рост, а кулачищи? То-то же. Ком-плекция!

– А его друзей? Тоже знаешь? – ухмыльнулся я.

– Тут не подскажу, звиняй. – Рут выглядел виноватым. – Говорят, на самом деле Вард не заправляет делами в городе. Что есть хлыщ за его спиной, хороший делец, близкий к династии…

– Очевидно. Он по породе боец, а не мыслитель.

Рут почему-то широко улыбнулся, прищурившись.

– Быть может, быть может. Но внешность обманчива, как говорил мой дядюшка.

Я испугался, что придется выслушивать историю про очередного дурака Воснии, но Рут меня удивил:

– Так что вы не поделили с Вардом? Это ж самый паршивый расклад, такого врага сыскать! Соглашусь, конечно: личность он отвратная, да и рожа эта, бр-р…

– С чего ты взял, что мы с ним в ссоре? – у меня аж голос просел.

Рут с умным видом поднял палец.

– Во-первых, ты неплохо одет и все еще жив. Не-не, помолчи, я объяснюсь. Во-вторых, тебя явно обокрали, но забрали не все, – Рут кивнул на бригантину и пальцем ткнул под стол, намекая на сапоги. – Значит, дело не только в краже. А раз ты жив, стало быть, можешь донести страже. И этого твои обидчики не боятся, раз отпустили.

Рут так и держал палец напротив своего лица и принялся за третью кружку, сделав перерыв. Я ждал молча.

– Значит, то был кто-то из приятелей Бойда. А где Бойд, там и Вард, – Рут торжественно улыбнулся. – Спроси любого в Криге.

Воснийцы начинали меня пугать больше бешеных псов.

– Давай еще одну, – мрачно попросил я.

– Конечно. Мы только начали, приятель! – Он поднял кружку. – За твое здоровье!

Нам принесли солонины вприкуску. Я пил медленно, стараясь сохранить разум. Дело нечисто. Разве мой брат был хоть вполовину сообразительнее, чем этот восниец?

– А если серьезно, Рут. Если уж выбирать друзей в городе – или господ… кому предложишь присягнуть? – Я принял угощение с кислым лицом. Наверняка уже попал в должники.

Сначала Рут выпучил глаза, а потом посмеялся, чуть не поперхнувшись:

– Кому? Ха-ха. Есть лишь один суверен, достойный моей службы, – он чуть пригнулся и перешел на шепот, покосившись в сторону стражи Долов. – Господин желудок, – и похлопал себя по поясу.

Я вскинул бровь. Раскалываться восниец и не думал.

– И тебе того желаю, – Рут отправил ломтик солонины за щеку. Продолжил, не прожевав: – А уж как ты будешь обслуживать этого пройдоху – дело ваше, интимное.

– Значит, выбирать того, кто больше платит? Служить ради золота?

Мой несуразный сосед посмеялся.

– Ради собственной шкуры! Ты оглянись, что вокруг, – он снова зашептал, широко распахнув глаза, – здоровенные стражники, Лэйн. Правильно я говорю имя? Звиняй, если чего. Я тут немножечко пьян, – он постучал по столу, будто сказал что-то забавное. – А кто стражу за яйца держит? Так-то гвардейцы! А гвардейцев – Долы и Восходы. Да не все сразу, а ставленнички ихние. И династия Орон-До. Большие шишки! – Он замолчал только для того, чтобы допить хмель. – Шишки всех держат за шишки, а, ловко я придумал!

Я поморщился от боли – слишком резко потянулся за добавкой.

– А когда им переходишь дорогу, – Рут положил локти на стол, – везет, если живым уползешь. Говорю же – грязь повсюду. Стра-ашная дыра. И на кой черт хорошие люди едут к нам…

Пальцами я прощупал ребра и почти не кривился:

– Знал бы заранее, теперь уж чего. – Все равно бы отплыл в Криг, будем честны. – Неужто никто не наведет в городе порядок?

– Порядок! Миленькое дело. Ты еще попроси Мать двойного солнца раздеться!

Я окинул взглядом забегаловку. По углам все еще собирались, как провалы в земле, черные тени. Вот мое место, выходит? Уж спасибо, и двойному солнцу, и его мамаше…

Что-то зашуршало. Я понял, что долго сидел и буравил взглядом пятна на столе. Рут снял заштопанный плащ:

– На, держи. Окоченеешь до этой твоей «Перины». Вернешь, как оклемаешься.

Я прикоснулся к ткани. Колючая, ворсистая шерсть. Самое то для местной погоды.

– А ты как?

– Я недалеко живу, есть свой угол в «Сухопутке»…

Рут махнул куда-то позади себя. Меня кольнула совесть. Я подождал, чтобы не согласиться слишком быстро.

«Дают то, что нужно, – бери. Только спросить не забудь, чем обязан», – советовал Удо. А уж гувернеры разборчивы в таких делах.

– Ладно. Верну на днях. Ты только представься как следует, чтоб я знал, кому и что должен буду, – я тщательно прятал щенячью радость.

– Короткая у тебя память, я-то больше выпил, да? Запоминай. Зовут меня Рут из семейства А-аг… – он икнул, – Агванг. Имел честь родиться в этой дыре, – он широко развел руками. – Работаю по настроению в ставке. Таскаю барахло, ругаюсь с поставщиком. Пью. Где живу, сказал уже.

К тупицам и слепцам Воснии я прибавил еще и лжецов, которые не скажут правду даже в подпитии.

– Рад знакомству, – сказал я с таким лицом, будто Рут и был тем, кто избил меня в подворотне. – Агванг – что-то значит на воснийском?

– А хер его знает, – Рут дернул плечами. – Папаша мой помер, так и не признавшись. Он-то сам не из Воснии…

Я молча поднял кружку. Рут по поводу смерти отца явно не тосковал:

– Тогда – за встречу. В каких бы обстоятельствах она ни произошла! – Мы еще выпили, воснийца развезло. – И знаешь чего? Эта твоя история с Вардом… вот ты совсем не всекаешь наши обычаи…

– Отнюдь, – я отвел глаза, – понимаю их слишком хорошо.

До тошноты.

– Тогда что ж ты так подставляешься, – Рут распахнул глаза и сверкнул щербатым зубом, – бессмертный, поди?

Мимо вразвалку прошел солдат Долов, чуть не уронив наш шаткий столик: так сильно его занесло. Не извинился. Двинулся дальше. Я заметил, что при нем нет ни пояса, ни оружия. Потерял, проиграл в карты, заложил, перешел дорогу Варду? Есть ли разница? Проводив воснийца взглядом, я ответил:

– Я отбывал из Стэкхола с надеждой, что за морем хоть что-то иначе, чем у нас.