Читать книгу Пьесы. Русский театр - Лека Нестерова - Страница 3

Завершается Первая чеченская компания. Вопреки предательской политике Кремля, взят Грозный, уже взято Ведено, противник загнан в горы и деморализован. Русские генералы и солдаты предвкушали близкую победу, оплаченную большой кровью.

Вдали – горный пейзаж. Высотка под Шатоем, с которой миномётные части ведут обстрел. Солнце едва успело скрыться за горизонт, и красивый горный пейзаж был лишь чуть обозначен. Дымы, вспышки и залпы вылетающих снарядов: слышатся дальние и ближние звуки взрывов.

Расположение миномётных расчётов. В центре – расчёт МИХАИЛА НЕСТЕРОВА, состоящий из него, его заместителя ВИКТОРА БАРАБАША, бывшего «афганца» и контрактника, и двух рядовых – СЕРГЕЯ БЕГИЧЕВА и ТИМОФЕЯ ВЕРШИНЫ.

Быстро темнеет. Сквозь звуки боя слышатся голоса: «Взводного! Взводного!». Вскоре выделяется голос ВЗВОДНОГО, говорящего по телефону.

ВЗВОДНЫЙ (орёт в трубку телефона). Да! Слушаю! Громче! Неслышно! Да! Что? Не понял – прекратить?! Почему?! Слушаюсь! Так точно! Есть! (Обращается к подчинённым.) Прекратить огонь! Передать по цепочке! (Слышатся голоса передаваемой команды.) М-м-м… (бросает в сердцах на землю шапку) едрит твою налево, опять!.. чтоб вас!.. (нагибается, чтобы взять шапку, теряет равновесие и с размаху падает на «пятую точку»; несколько секунд сидит, облокотившись на колени, затем встаёт, отряхивается и уходит).

Бой затих. Бойцы – уставшие, раненные, голодные – спешат воспользоваться передышкой.

ТИМОФЕЙ. Серый, ногу зацепило, не заметил даже… кровище…

СЕРГЕЙ. Сейчас… я быстро (помогает раненному сесть поудобней и оказывает ему медицинскую помощь). Тихо стало, непривычно… Почему остановили? Тут осталось дожать… (Тимофей постанывает и кривится от боли.) Ничё, потерпи, рана неопасная. Терпи… терпи…

БАРАБАШ (готовит импровизированный стол-ужин). Опять какой-нибудь мораторий придумали…

СЕРГЕЙ. Не может быть. Нам остановиться сейчас, – что смерть! Нам только вперёд, и вперёд, и вперёд (заканчивает перевязку). Ну, вот, всё. Счас поесть принесу.

БАРАБАШ. Понятное дело. Только очень похоже.

СЕРГЕЙ. А ты знаешь, что такое мораторий по словарю? Отсрочка по платежам вследствие чрезвычайных обстоятельств. Понял? Человеку с фантазией понять несложно: предательство это, чистое предательство.

НЕСТР (присаживаясь рядом). Ну-ну, потише с выводами.

БАРАБАШ. А что, не так? Не война, а какая-то игра в кошки-мышки, причём кошке то и дело навязывают роль мышки.

СЕРГЕЙ. А жить-то как дальше!

НЕСТР. Ты сейчас выживи, сосунок! А о будущем будешь думать, когда… в мамкино плечо уткнёшься.

СЕРГЕЙ (горячась). На тои рассчитывают: молчи, не думай, не бери в голову, живи проще! Надеются, что мы, как стадо баранов, будем только жалобно блеять – и умирать, умирать, умирать!

БАРАБАШ. Да охолонь ты, не заводись. Ишь, якой горячий молодой! Всё правильно говоришь. Всё так и есть. Но. Нестр прав: нельзя отчаиваться. Что там будет, никто не знает. Какой там сценарий у Господа. А жизнь наша – это вот сейчас, в это мгновение, и только за него мы можем поручиться. А уже за следующее – никто не может! Ясно тебе? Не наше это дело – думать кто, да что. Нехай политики ломают голову, чего им с самими собой делать… А я, к примеру, жизнь ж и в у ю люблю! Знаешь, что такое «живая жизнь»?

ТИМОФЕЙ (хриплым слабым голосом). Ну-к, скажи…

БАРАБАШ (кивнув с усмешкой в сторону Тимофея). А вот что. Это когда… она… эта самая жизнь… со смертью, как подружки под ручку прогуливаются, словно девки, хохочут, сплетничают меж собой… разрумянятся!.. А у тебя кровь по жилам, как Терек по камням, так и скачет!

ТИМОФЕЙ. Во даёт… ой! (корчится от боли).

СЕРГЕЙ. Ты там не напрягайся, подремли лучше, квохчешь! (Обращается к Барабашу.) А ты что ж это, серьёзно?

НЕСТР (немногословный по природе, перекусив, уходит вздремнуть в сооружённое наспех укрытие из ящиков от снарядов). Конечно, серьёзно. Ты слушай этого казака, не т о ещё услышишь.

БАРАБАШ. А что тебя смущает? Погулять по горам, по долам, по весям – куда ещё жизнь потратишь? Сидеть в четырёх стенах – не для меня. И за бабью юбку держаться тоже, знаешь ли… Казаки мы, братка.

СЕРГЕЙ. А и казаки, так что, смерти не страшно?

БАРАБАШ (напевает). «Что нас ждёт, того не знаем: чёрный ворон – конь лихой. Встретим смерть, да не признаем, Мол, не ведаем такой».

СЕРГЕЙ. Мг, не ведаем такой… А я вот не знаю, страшно мне, или нет. Скорее, я не очень верю в неё.

БАРАБАШ. В кого?

СЕРГЕЙ (со смехом). В смерть, чёрт ты эдакий!

БАРАБАШ (уже серьёзно). А в Бога веруешь?

СЕРГЕЙ (подумав). Кредо.

БАРАБАШ. Щё?

СЕРГЕЙ. Кредо, говорю. Верую по латыни.

БАРАБАШ (уважительно). М н о г о знаешь?

СЕРГЕЙ. Поступать хотел в университет. А тут – Чечня. Ну и решил… мать только жалко, бросил её одну.

БАРАБАШ. А у меня семья большая: батько, мамо, сестры, братья. Как соберёмся вместе – пляшем, поём. Весело. Было. Пока не началось это светопреставление… Хотя, если подумать, началось-то оно ещё сто лет назад… Нас много здесь из Грозного… Нестр, кстати, тоже… У него вообще там Нестеровых полгорода родственников.

СЕРГЕЙ. Да-а… А я из Рязани. И кроме матери, у меня никого. Бегичева Анна Кузьминична. Хирург. Дорогая моя. Когда уходил, – веришь? – ни слезинки. Благословила и говорит: «Знаю, всё будет хорошо». С тем и в бой иду. Спокойно, словно защитила она меня на все случаи.

Послышались шорохи и мягкие звуки шагов.

БАРАБАШ. Тихо. Кажется, идёт кто-то… оттуда (вглядывается во тьму). Взводный, наверное…

СЕРГЕЙ. Да он.

ВЗВОДНЫЙ (проходит по расчётам с новостью). Ну, что, братцы-кролики, вести невесёлые: наступление прекратить, огонь открывать только в крайнем случае; артиллерию и авиацию не применять. Всё. (В сторону.) Падлы! (обращаясь к подчинённым.) Нестр где? (Идёт к спящему командиру расчёта).

П а у з а.

СЕРГЕЙ (в отчаянии). Не может быть! Барабаш! Не верю! Ведь… совсем немного осталось… столько ребят положили… столько жертв! (Шипя.) Изменники.

Подходят командир расчёта и взводный.

ВЗВОДНЫЙ. Отставить панику! Не раскисать. Война – это вам: не дождик прошёл, так сразу не кончится. Надо выживать! Высотку удержим, Командующий – мужик стоящий. Поговаривают,

Ещё вдарим. А сейчас – ждать, бдительности не терять. Ничего, сынки, держись… (Уходит.)

П а у з а.

СЕРГЕЙ. Изменники! Предатели! Ненавижу!

БАРАБАШ (пересмешничая). «Наступление прекратить…» Что птицу на лету! Только пулей. П а у з а. (Напевает.)

СЕРГЕЙ. Я бы сейчас не знаю, что бы сделал, душа горит! Взять бы этот миномёт, да и-и…

БАРАБАШ. Ты только, Серый, не сломайся, Богом тебя прошу. Знаешь, дорога тянется, тянется, да куда-нибудь приведёт. Ты ж сам учёный, в прошлое умеешь смотреть. Вот мой дед… много всяких историй рассказывал мне, малому. Что-то запомнил, а что-то, дурню, лень было. Что-то он говорил про умную молитву, про исихию какую-то… Это я ничего не понял. Зато помню, что были, давно-давно, такие казаки… характерники назывались… что ни голода, ни холода не боялись, ни огня, ни воды. Слыхал о таких? (Сергей отрицательно покачал головой).

ТИМОФЕЙ. И я не слыхал такого.

БАРАБАШ. Не спишь? Ну, слухайтэ. Характерники эти были с природой слиты так, что понимали язык птиц и зверей. А дух был такой силы, что взглядом могли врага одолеть. Не верите? А зря. Дед говорил, что могли они в волков обращаться…

ТИМОФЕЙ. В волков? Это как э т и называют себя серыми волками, хищниками?

БАРАБАШ. Да какие они волки? Шакалы. И дурак назовётся умным, а умнее не станет. А э т и ещё покажут своё истинное рыло… Ну, так вот. Смотрит басурман – казак на него идёт. Раз! – А это уже не казак, а волчья пасть на него скалится. Вытаращит свои азиатские глаза. Пока думал – башка с плеч! Словно колдуны какие…

ТИМОФЕЙ. Ох, и врёшь ты, Витюша, как я погляжу.

БАРАБАШ. Эх, ты Тимофей Вершина! Не вершина ты, а вершки от корешков. В цём скарбе, щё батькы нам в наслэдство поховалы, всэ е: и пословицы, и поговорки, и былины, и песни всякие… А тильки брэхни нэма… чёго нэма, того нэма.

ТИМОФЕЙ (смущаясь). Да я так, шутя… и никакой я не вершок от корешок! Фамилии, знаешь, тоже… просто так не даются. Вершина я, Вершина! К тому же раненный в бою.

СЕРГЕЙ (вглядываясь вдаль). Ведь совсем чуть-чуть осталось, и конец войне. Конец мучениям… Я слышал, как ещё до войны здесь начали над русскими измываться: и убивали, и насиловали, и из собственных домов изгоняли в свет белый. Вот, думал, придут наши, наведут порядок. И что? Ничего не изменилось, только хуже стало.

БАРАБАШ. Иэх, керды-берды, шатой-марды… Мает око – зуб неймёт! Однако ж мы – не характерники: холодно, аж до кости продирает… и жрать хочется (достаёт спички и папиросы).

СЕРГЕЙ. Ты чего? Демаскируешься.

БАРАБАШ. Так мораторий же (пытается зажечь спичку). Тьфу-ты, погасла.

Слышатся далёкие залпы танковых орудий.

СЕРГЕЙ. Верно взводный сказал: ещё ударим. Хорошо-о…

БАРАБАШ. Хорошо-то, хорошо, а надолго ли? (Снова пытается зажечь спичку.) Да язви её!..

СЕРГЕЙ. А, может, опомнились наши командиры, вспомнили, что у них оружие есть, и голова на плечах, и солдаты, верные им, а? Да перестань ты спички жечь!

БАРАБАШ. Вряд ли, Серый, опомнились. Ох, и змэрз же я, хоть чуток покурить (наконец закуривает сигарету). Ничё, всё будет – обана-ништяк! (Напевает.)

«Служив казак при вийську,

Мав рокив двадцать тры.

Любыв вин дивчиноньку…

СЕРГЕЙ. Потуши… (Слышится одиночный выстрел.)

Барабаш падает навзничь со словами песни: И з сыром пыроги…»

СЕРГЕЙ (орёт). Витюша! Барабаш! А-а-а! (Стреляет во тьму из автомата.) Гады! Шакалы! Твари подлые! (Разорвавшийся снаряд падает неподалёку и оглушает Сергея.

Т е м н о.