Читать книгу Карточный домик. Жнец - Leo Vollmond - Страница 1

Забегая вперед…

Весна в лесу вечно запаздывает. Молодой травой пробирается окольными тропинками, прогретым на солнце воздухом сквозит между стволами вековых деревьев и прячется по ночам в кронах, только-только занявшихся зеленцой. Городские сады и парки успели порадовать жителей распустившимися цветами – первыми после невыносимо долгой и тяжелой зимы. Та чересчур рано заявила свои права и до последнего не сдавала позиций. Здесь же – в почти что никем и ничем нетронутой природе хаотично разбросанные вдоль мощеных дорожек проталины соединились в единый ковер из прошлогодней листвы, отодвинув берега кое-где сохранившихся снежных островков. День ото дня белых пятен становилось все меньше.

С первыми лучами весеннего солнца природа пробуждалась от затянувшейся зимней спячки. Постепенно покрывало рыхлого наста и мелко накрошенного льда приоткрывалось, оголяя дремавшую под ним землю. Каждый день на глаза попадалось все больше сломанных веток и увядшей прошлогодней листвы, переждавших суровые времена, скрывшись от глаз, а показавшись – не радуя. Походило на жизнь, когда из нее исчезали тайны. Вместе с теми уходила радость слепого неведения. Мимолетная, едва ощутимая, как тонкий аромат весенних цветов. Она отцветала, оставляя лишь воспоминания.

У счастья короткий век. Память о нем живет куда дольше, но лишь от того, что медленнее умирает. Встав на путь увядания, в ней нет места былому цвету. На исходе опадая воспоминаниями одним за другим, словно листьями, подхваченными ветром, прошлое проносится перед глазами в круговороте, а затем падает замертво на остывшую землю. Иссохнув, истлев, оно навсегда покидает этот мир и никогда больше не подарит трепет в заледеневшем сердце, не заставит его биться быстрее, замереть и снова колотиться крыльями пташки среди голых прутьев. Бережно храня в себе отголоски всего, что некогда было дорого, память покидает этот мир, сливаясь с забвением. С ее уходом прошлого больше нет. Его нельзя вернуть, позвать или воскресить, как нельзя увидеть вновь налившейся красками сбросивший лепестки и завядший цветок. С ним можно только проститься. У счастья короткий век, и память о нем не вечна.

Отжившее прошлое открывало дорогу новому, еще нерожденному грядущему. Будни в нем виделись несомненно красочнее. Солнце – ярче, трава – зеленее. В новом дне никогда не будет по-прежнему: как в прошлом, которого не стало. Еще ненаписанное будущее явит собой нечто иное и никогда не повторит былых ошибок. Там будут сделаны новые – те, что с рваными ранами оставят грубые шрамы, приблизившими неминуемую гибель и конец всего сущего. Бесконечный круговорот жизни и смерти – закономерный ход вещей. Принять его или нет – выбор каждого, но от этого выбора ничего не будет завысить.

Примяв едва пробившуюся из отмерзшей земли мягкую траву, он стоял на пригорке и смотрел на детей, игравших внизу у ручья. Пробегая по топким берегам, они запускали в сбросивший ледяные оковы поток щепы и прутья, бежали за ними вниз по течению и обгоняли на невысоких порогах. Его всегда удивляла способность юных сердец открываться навстречу новому, искать и находить радость в простых обыденных вещах, что взрослые зачастую теряли с годами. Видеть бОльшее в малом, светлое в темном. Наверное, именно это и делает нас детьми.

– Мне здесь нравится, – она подошла совершенно не слышно и встала за левым плечом, положив на него острый подбородок.

– Никогда же не нравилось, – хмурясь и отворачиваясь, обиженно пробормотал Лиам.

– То было раньше, а это – сейчас, – мечтательно произнесла она, будто это могло объяснить хоть что-то.

Скрываясь за его широкими плечами от легких утренних сквозняков, тянувших прохладу со стороны океана, тонкий девичий стан прижался к сыроватой шерсти грубого сукна рукава. Одаривая теплом, цепкие изящные пальчики цеплялись за его, – уже заледеневшие и с парным к его кольцом на безымянном пальце.

– Не вижу разницы, – по-утреннему недовольно хмурясь, Ли продолжал ворчать и, подобно ей, прячась от ветра, запахивал полы тонкого пальто, не защищавшего от заблудившегося среди деревьев ветра.

– Это неважно, – отмахнулась она от препираний и старалась не заострять внимания на давно ушедших днях из полузабытого прошлого.

Не вышло. Он помнил, а значит и она не забыла: сказанное ею ложь и ей здесь никогда не нравилось.

– Детям здесь нравится, – торопливо и с опоздание она все же подобрала нужные слова, но и от них не было никакого проку.

– Бред, – у кого-то в планах на утро четко намечен скандал. – Они забудут все это, как только мы уйдем отсюда, – шмыгнув носом от холода, заключил он и отвернулся от неё насколько смог.

– Перестань, Ли, – умоляюще заговорила уставшая от споров самая младшая миссис Ларссон. – Только не в такой замечательный день! Посмотри вокруг! – восхитилась она и продолжала успокаивающе гладить его замерзшие пальцы.

Ларссон нервно засмеялся и задрал голову к непривычно яркому сегодня солнцу. Здесь он не смог с ней не согласиться. День и правда был отличным от обыденных серых будней с нависшем над головой хмурым небом. Погода сегодня несказанно радовала всех.

– Да, здесь ты права, – нервно сглотнув, нехотя согласился он.

– Я всегда права, – звучало бы не так обидно, если бы не было правдой.

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Вечно ты споришь! – казалось бы, на пустом месте, но спор разгорелся с новой силой.

– Ничего я не спорю! – попалась она на уловку, на что оба только рассмеялись, закончив препирания. День и, правда, выдался отличный. Ни к чему все это.

– Ник, отойди от воды! – обеспокоенно крикнул Ли сыну.

Ребенок незамедлительно последовал отцовскому слову и отошел подальше, озираясь по сторонам, и снова подходить к воде не спешил, но и не ушел вовсе.

– Хватит муштры, он же просто ребенок, – Миа недовольно одернула мужа, закатив глаза, – пусть играет.

– Вечно ты ему все разрешаешь! Так он не будет знать никаких границ! – оспорил Ларссон методы воспитания супруги.

– По себе судишь? – хитро улыбаясь, съехидничала Миа.

– Ты о чем? – от ее слов Лиам нахмурился.

– Да так… – ушла она от неудобной темы и отвела взгляд в сторону. – Вон, кстати, Рей идет.

Выпустив руку мужа, Миа отстранилась и отступила на пару небольших шагов, пока Лориан спускался к ним по старой мощеной брусчаткой лестнице.

– Я не хотел мешать… – смутился он, подойдя ближе, – но все уже собрались. Пора начинать, – Лориан говорил очень осторожно и не спускал с Лиама обеспокоенного взгляда.

– Значит, пора, – обреченно вздохнув, заключила Миа.

Тепло улыбнувшись мужу, невесомой поступью она прошла вперёд, едва не задев плечом Лориана, замершим посреди дорожки. Молодой человек в строгом черном костюме, подчеркивавшем глаза густого оттенка ночного неба, выжидающе смотрел на Ларссона и не торопил. Ли будто бы не слышал его слов. Повернулся нарочито медленно, послав Лориану тяжелый взгляд, и не удостоил его приветствием. Сквозивший между ними прохладный ветер сорвался в порыв, и неловкое молчание нарушил оклик:

– Ну же, идем! – Миа поторопила молодых людей, схлестнувшихся пронзительными взглядами в полном молчании.

– Адам просил, не звать детей. Сказал, что заберем их на обратном пути, – передал Фрей, все еще глядя на Лиама в упор, не мигая, как только тот поравнялся плечом с Ларссоном, возвышавшимся над ним на добрые полфута.

– Он опять все сам решил? – возмутился Ли, на что Фрей только пожал плечами, смутившись. – Мог бы и посоветоваться для приличия, – Лиам был не в восторге от просьбы брата и уже собирался пойти наперекор. – Ник! – окликнул он и хотел, сказать сыну и остальным, что игры пора заканчивать.

– Лиам, прекрати, от них не убудет, пусть играют, – вступилась Миа, в пору готовая умолять оставить детей в покое.

Поразмыслив пару мгновений Ларссон, кивнул и повернулся, осмотрев все еще резвившуюся неподалёку ребятню. Дети не взрослые, игры последних намного сложнее. Ни к чему втягивать еще не постигших все прелести жизни в ее лихой водоворот. Пусть довольствуются талой водой и мелкими щепками, пущенными по течению.

– Ладно, – скрепя сердце согласился он, ведь, по его мнению, радость ребенка не стоила испорченного настроения первого лица семейства, носившего соответствующее имя.

Низко делать детей, еще не имевших права голоса, разменной монетой в семейных склоках. Это не повлечет за собой ничего хорошего. В этот раз Лиам все же согласился с женой. Пусть играют. Их время окунуться в семейные склоки еще настанет. Хорошо, если как можно позже, повезет, если никогда, но, помня, чей Ник сын, и кто у него в родне, Лиам не верил в хороший исход. Миа была права. Не в том, чтобы оставить детей в покое. Она была права в том, что всегда права. С этим Лиаму невероятно трудно согласиться, как бы он не пытался. Наверное, стоило это просто принять.

Должно быть, он опять не заметил, что размышлял дольше положенного для пустякового вопроса, и провалился во времени, думая о прошлом и грядущем. Рей все еще терпеливо ждал его и не подгонял ни словом, ни делом. Он, как и Миа, прекрасно усвоил, что спорить с Лиамом самое бесполезное на белом свете занятие. Жизнь Лиама – принадлежит только ему, как все его поступки и решение. Верные или неверные, это уже другой вопрос, но принимал Лиам их единолично и расплачивался за ошибки тоже сам.

Он действительно стоял на месте довольно долго: ноги затекли от несменяемой позы, тело одеревенело от холода. Едва сдвинувшись с места, чем несказанно обрадовал протянувшие к нему руки жену, Ларссон сделал неуверенный шаг в рыхлую сырую землю, втоптав в нее первые показавшиеся из-под снега стебли. Шаг за шагом он вышел на тропинку, оставив за собой глубокие следы.

– Идем, – хрипло сказал он, и уверенно поднялся по лестнице впереди всех.

– Почему так долго? – окликнул их Адам. Сама безупречность гордо маршировала навстречу и сразу же потребовала от всех подробного отчета.

Выглядел тот, как и всегда: идеально. Несмотря на ветер, прическа – на зависть всем: волосок к волоску. Костюм сидел на нем, как влитой. Сам же Ларссон старший шел, расправив широкие плечи, горделиво приосанившись и задрав свежее выбритый подбородок. Проще говоря, Адам выглядел чересчур оптимистично, но вполне вписывался в сегодняшний официоз, разивший пафосом до самого Чикаго. Стоило отметить, что его не брали ни возраст, ни усталость. Идеальный человек для идеального мира. Здесь же он – что пугало на кукурузном поле, ведь все видится иным, когда знаешь изнанку: как шился костюм, укладывались волосы, выстраивался внутренней стержень, на который и насажено это самое пугало. Вспори его – сплошные опилки да солома. Лиам все это видел. Больше его не обмануть ни красивыми речами, ни блеском доспехов Сира Безупречного. Те давным-давно проржавели, что, к сожалению, заметно только с изнанки.

– Явился – не запылился, – настал черед Мии ворчать.

– Сколько можно? Только вас ждем! – Адам постучал указательным пальцем по циферблату дорогих наручных часов, поторапливая всех. – Чего застряли? – он быстро докурил на ходу и выбросил окурок в колючие заросли шиповника подальше от тропинки.

– Уже идем, – успокаивающим бризом прошелестел Лориан, унимая сегодня очередного чересчур нервозного Ларссона.

– Узе итем, – тихонько передразнила его Миа, на что Лиам спрятал улыбку в ворот пальто и взял её за руку. Пальцы у нее были тонкие, как веточки акации, и с острыми ноготками-колючками. Захочет – приласкает, разозлится – раздерет до костей.

– Идем-идем, – вежливо отозвался Лиам, послал брату обаятельную улыбку и пустой холодный взгляд. – Мы уже здесь, – поравнявшись с Адамом, Ли улыбнулся шире, но взгляд его стал острым, режущим и коловшим. – Тебе, я смотрю, и здесь надо было вылезти, – зло процедил Лиамель сквозь зубы, проходя мимо брата.

– Ли, не надо, пожалуйста, – испуганно заговорила Миа и потянула его руку прочь от Адама.

– Прошу тебя, давай не сейчас, – Фрей так же быстро сориентировался в обстановке и успел встать между братьями, подталкивая Лиама за локоть вперед.

– Отчего же, мистер Лориан, я с удовольствием выслушаю, что приготовил мне мой брат, – Адам не упустил возможности зацепить младшего, и назревавший конфликт грозил перерасти в открытую конфронтацию.

В последнее время общение в узком семейном кругу все больше походило на болотную топь. Пройдешь незамеченным – останешься цел, перебросишься словом – увязнешь в трясине взаимных упреков.

– Ли, прошу, без сцен, тут дети, – нашептывала Миа, прячась за его спиной.

Послать бы все к черту, но… Она всегда права, и, послушав её, Лиам сплюнул брату под ноги, широким шагом устремившись прочь.

– Если есть что сказать, говори сейчас! – потребовал брат. – Скажи мне в лицо!

– Я уже все сказал, – бросил Ли через плечо, и его слова унеслись, подхваченные ветром.

– Адам, хоть ты не начинай, – прервал его Рей, заметив глубокий вдох Ларссона для ответного выдоха.

– Ты всегда была слишком добра к нему, – осудил жену Лиам.

Она промолчала, ведь нет смысла обижаться на правду, а позже добавила:

– Зачем ты так, сегодня такой замечательный день.

Найдя успокоение в безмолвном согласии, Ли крепче сжал ее руку. Она права. День и, правда, был превосходный.

– Идем, Рей! Мне не терпится поскорее пережить все это! – торжественно заявил Лиам, и осунувшийся Лориан обреченно поплелся следом.

Весна в лесу вечно запаздывает. Инфантильная ленивая сука. Прямо как Ли когда-то, вернее не когда-то, а всю его жизнь. Лиаму очень хотелось плюнуть на все и умчаться куда-нибудь подальше – туда, где деревья уже в цвету, где солнце по-настоящему греет, где ветер не морозит кости. Он был бы рад просто остаться на краю обрыва и смотреть, как играют дети, а не шагать на передовой, доказывая брату, что он не пустое место. Но, коль родил Ларссоном, будь добр – соответствуй. Не пристало сыну родовитого семейства даже перед его членами падать лицом в грязь. Слишком многое, как оказалось, попадало под ее категорию. Рей бы с ним поспорил, но только не сегодня, – не в этот замечательный день, когда над их головами светило такое редкое для Нордэма Солнце.