Читать книгу Прикосновение к любви - Leon Rain+ - Страница 3

На остановке полтора десятка людей, Максим поставил свой чемодан и обратился к стоящим.

– Вечер добрый. Кто-нибудь может мне подсказать, как проехать в санаторий «Солнечный»?

– Отсюда в санаторий автобусы только до обеда ходят. Опоздал ты, парень.

Максим даже растерялся. И что ему теперь делать? Все эти люди точно знали, куда им нужно попасть и на чём туда доехать, и только он беспомощно озирался, словно выброшенный на улицу котёнок.

– Погодь, парень. Я знаю, где в городе пункт сбора для тех, кто в санаторий отбывает. На четвёртом автобусе ехать нужно. Спросишь у водителя остановку «Заводская». Как выйдешь с автобуса, поверни налево, дойдёшь до угла и там увидишь площадку. Ежели ты везучий, то попадёшь сегодня в свой санаторий.

– Спасибо большое.

Пятнадцать минут нервного ожидания, и Макс втиснулся в четвёртый автобус. Ещё двадцать минут тряски по ухабистой дороге, и водитель объявил:

– «Заводская». Следующая остановка: «Старый сад».

Максим сошёл с автобуса, выдернул свой чемодан и пошёл налево, как ему было сказано. От площадки отъезжал старенький потрёпанный автобус КАвЗ с табличкой: «Санаторий Солнечный». Максим побежал, что было силы ему вдогонку, догнал и забарабанил по заднему стеклу. Автобус остановился, дверь открылась, и Максим быстро заскочил в автобус.

– Мне в «Солнечный».

– А, ну садись. Повезло тебе, парень, последний рейс.

Максим прошёл чуть вперёд и уселся на свободное место. Чемодан разместился в проходе. Это последнее место словно ждало его. Есть же везение в жизни.

Максим потихоньку осматривал попутчиков. Ну и контингент, одни бабки да старые хрычи. Что он будет делать в санатории, умрёт со скуки, наверное. Ладно, всего восемнадцать дней. Он как-нибудь выдержит, но больше никаких санаториев для старичья, уж лучше ездить на турбазу «Не-жинка» в двух десятках километров от Оренбурга. Вот в «Нежинке», которую многие ошибочно называли «Неженкой», было настоящее раздолье, особенно если попадёшь в старые деревянные корпуса. Пусть все удобства не в комнате и до туалета и общего душа нужно идти вдоль асфальтированных аллей, зато никто тебя не может запереть после одиннадцати, как в новом кирпичном корпусе. Как будто после одиннадцати человек только и должен что ложиться спать. Нет, после одиннадцати и начиналось самое интересное. Молодёжь с гитарами выходила на берег Урала, к лодочной станции, и начинались песни. Вот это жизнь! Даже из нового корпуса приходили. Бедолаги, им приходилось вылезать через балконы первого этажа. А утром можно было сходить на бережок, потаскать на удочку пескариков, а потом засолить, и они с отцом удовольствием разгрызали их через несколько дней под пиво. Пиво, конечно же, пил отец, но Максиму всегда перепадало втянуть немножко горьковатой пены, и поэтому считалось, что пиво они пили вдвоём.

Максим вздохнул, наверняка в этом санатории ничего такого и в помине нет. Ну кто из этого старичья будет петь песни Высоцкого под гитару? А кто-нибудь знает группу «Машина Времени» и знаменитую песню про поворот? Максим невольно стал мурлыкать про себя про ревущий мотор и неизвестность. А здесь… Всё уже известно наперёд. Скука-скукотища, и никаких надежд. Будут, поди, на танцплощадке крутить какой-нибудь «Белый вальс» или Лещенко с Кобзоном. «Бони М» и «АББА» от них не дождёшься.

Солнечный день угасал, и Макс подумал, что ему действительно повезло сегодня. Где бы он ночевал? Автобус провёл в пути, подвывая мотором на подъёмах, минут сорок. За это время все пассажиры не по одному разу подпрыгнули, когда он плюхался в ямы на дороге. Группа людей, высыпавших из автобуса, сладко потягивалась, а после моментально подхватила чемоданы и засеменила к административному корпусу на оформление. Уже темнело, поэтому Максим не мог разглядеть как следует территорию. У административного растянулась очередь, получившие ключи расходились, сверяясь по указателям. Максим подошёл к стойке регистрации и протянул паспорт и путёвку.

– Та-ак, Максим Дмитриевич Учитель. Ну что ж, добро пожаловать, Максим Дмитриевич. Ого! Из самого Оренбурга! Платочек нам не привезли? Нет? Ну и ладно, сами к вам приедем. Вы не возражаете? Так, Максим, на выбор, два последних места. Первое во взрослой палате, там режим посвободней, но в палате одни пенсионеры. Или в молодёжный блок, но у нас там прикреплённый воспитатель и в одиннадцать отбой.

Ну вот, здесь тоже как в «Нежинке». И чего им всем неймётся людей спать загонять. Идти в стариковскую палату? А что он тут по вечерам будет делать? Нет, уж лучше молодёжный блок, хотя бы будет с кем поговорить. Максим получил карточку с указанием корпуса и места в столовой и отправился на поиски. Навстречу двигалась группа подростков, и Макс обратился с вопросом, где седьмой корпус. Один из подростков вызвался его проводить, и они вдвоём пошли по асфальтированной дорожке. Обогнули два строения и подошли к корпусу. Здесь Максим поблагодарил провожатого и отправился разыскивать коменданта. Наконец его разместили на первом этаже в четырёхместной палате за номером три. Четыре койки, четыре тумбочки, четыре стула, стол и шкаф – вот и всё убранство. Ему досталась кровать в дальнем углу у окна, Макс положил на неё чемодан и достал свежую рубашку на завтра. Ужин уже прошёл, но в десять часов для желающих у столовой, по случаю заезда, выставлялся стол, где можно будет взять стакан чая, кусок хлеба с вареньем, галеты, сахар и карамельки. Так Максу объяснила комендант, и ему не осталось ничего другого, как отправиться к корпусу с надписью: «Столовая». Где-то недалеко играла музыка, по всей видимости, там была танцплощадка, но Максим был уже изрядно голоден и с нетерпением поглядывал на часы, решив знакомство с танцплощадкой оставить на потом. Ближе к десяти начал собираться народ. Оказалось, что желающих подкрепиться на ночь было более чем достаточно. На стоящем перед входом в столовую столе медленно закипал большой, ведра на три титан. Ровно в десять открылась дверь в кухню, и грузная, потная женщина в мятом чепчике вынесла поднос со стаканами, которые были моментально разобраны очередью отдыхающих. Вынесли ещё поднос со стаканами, следом заварной чайник, плошку с вареньем, сахар, хлеб и карамельки. Люди толкались, переругивались за право первыми налить немного заварочки или ухватить корочку с вареньем. Карамельки были немедленно пристроены по карманам и сумочкам, несмотря на возмущённые крики задних, что брать надо по одной, чтобы всем хватило.

После короткой борьбы в очереди Максим получил стакан, с позволения сказать, чая, ибо чаем это было только на словах, несмотря на несколько крупного размера чаинок. Вкуса эти чаинки не добавляли и только мешали пить подслащённый кипяток. Пару раз Максиму приходилось пальцем доставать их из стакана. Он даже удостоился осуждающего взгляда одной дамы с высоким шиньоном. Впрочем, это его не остановило, ведь даже взрослые мужчины делали то же самое, иначе просто было невозможно нормально допить эту горячую сладкую жидкость. Молодёжь тоже была, но никого интересного Максим не приметил. Через несколько минут всё убрали, но Максим уже не был голоден, пару кусков хлеба с вареньем и стакан горячего сладкого чая сделали своё дело. Нормальной сытостью это назвать было нельзя, но и противное чувство голода уже отступило. Максим встал, отряхнул крошки и пошёл в сторону доносящейся музыки.

Ну да, а что ещё могли гонять здесь на допотопном магнитофоне, выдавливавшем звуки через хриплые колонки. Разве это музон? Вот у Саньки Курочкина, бывшего одноклассника Максима, родители недавно вернулись из Адис-Абебы, кажется, это Эфиопия. И привезли Саньке небольшой, прямоугольный, компактный магнитофон, облачённый к тому же, в красивый чёрный с дырочками защитный кожаный кожух с ремешочком. И кассеты там не такие огромные бобины, а прямоугольные, пластмассовые, лёгкие и маленькие. Машинка та носила надпись: “Panasonic”. Вот это аппарат! А какой музон! Санёк нажал на клавишу, и полилось что-то неземное. Он и сам не знал, что это, да и Макс никогда прежде ничего подобного не слышал ни на «Голубом огоньке», ни в «Утренней почте», ни в «Сопоте». Одно верно в этой песне: с любовью у Максима была полная невезуха, вроде и внешность нормальная, и язык подвешен, всегда в компании мог пару анекдотов не то что рассказать, а даже изобразить, но вот, поди ж ты, так и не сумел обзавестись подругой. Не считать же подругой очкастую худющую Ленку из его группы в техникуме, которая вечно находила предлог пообщаться с ним. Максим уже давно прекратил обращать внимание на насмешки со стороны соучеников. Ленке вечно нужно было что-то списать или объяснить, правда, взамен его объяснений и предоставленной тетради с конспектами Ленка щедро одаривала его разными домашними печеньями, которые, по её утверждению, она пекла сама. Как-то раз она даже притащила билеты на концерт. Максим нехотя согласился, хотя впоследствии нисколько не жалел, на сцене были прекрасные исполнительницы арфистки. Это было необычно для их уральского города. Максим с удовольствием погрузился в прекрасную музыку, правда, будь на месте Ленки кто-то другой, он получил бы большее наслаждение. Зато Ленка вся сверкала и светилась, разоделась так, что Максиму в его простенькой, но чистой одежде было немного не по себе. Но Ленка, казалось, не замечала ни его заношенных отцовских ботинок, ни полупальто, перешитого из бабушкиной шубы, со следами отпоротых пуговиц на женской стороне. Её в Максиме устраивало всё. Да и девчонка она была неплохая, добрая и отзывчивая, но не лежала у Максима душа к ней, хоть убей. На знакомство с кем-то в санатории он вообще не рассчитывал. Неужели сюда, в эту глушь, поедут поправлять здоровье настоящие красавицы, которые к тому же и не больны вовсе какой-нибудь язвой желудка, как сам Макс, а идеально здоровы и прибыли с одной единственной целью – стать идеальными ему подругами. Ладно, он отбудет это восемнадцатидневное заключение и уедет к себе, в Оренбург. Главное, немного подлечиться, а то уже достали эти голодные боли по ночам. Это ж надо было, прямо накануне шестнадцатилетия угодить в больницу и отваляться там три недели. Его уже с души воротило от протёртых больничных кашек, которыми потчевали всех язвенников. А эти болючие уколы всевозможных витаминов дважды в день. Хорошо хоть, что глотать таблетки он мог запросто, хоть горстями, хоть по одной.

Макс присел на лавочку, глядя на пяток сорокалетних старух, что-то изображающих из себя на танцплощадке. Ну куда они лезут со своими старомодными движениями? Сидели бы дома и не позорились. Внуков бы нянчили, чего в таком возрасте на танцплощадку переться? Ну всё, пошёл съём, подкатил к ним полулысый хрен лет сорока пяти, тоже из себя весь вихляется, словно его рак за одно место клешнёй прихватил. Они даже не понимают, как смешно выглядят. И эти тоже, разулыбались ему. Ну как же, единственный кавалер. И вот среди этих старпёров ему предстоит провести время?

Макс с досадой отвернулся от танцующих. В другом конце площадки собирались люди помоложе, но всё равно этой группке было в районе тридцати. Ну что он может делать в такой компании, даже если они его и примут? Нет, в этом санатории можно только умереть от скуки. Макс представил похоронную процессию с венками и оркестром, идущую по улице. И надписи на венках: «Умершему от скуки» от друзей, от педколлектива техникума, от Ленки. Да уж, пожалуй, она будет единственная, кто по-настоящему зальётся слезами. А эти придурки-друзья и на его похоронах стали бы дурачиться и идиотничать. Да и какие это друзья, вон, он в больницу попал, так кто к нему пришёл? Только Юрчик, да Ленка бегала, как заведённая. Ну ладно, в больнице деваться некуда, так он терпел её появление, к тому же она всегда притаскивала что-то вкусненькое. Полный неудобняк был, когда она столкнулась с его предками. Ну, конечно же, они знали, кто она. Мама сразу начала выяснять, насколько это серьёзно, кто её родители и где работают. Просто достала, Максим тогда ей наговорил всего. Папа только посмеивался в сторонке, хоть кто-то в семье понимает, что ему эта худобина нафиг не нужна. И вообще, он уже паспорт на днях получает, так что вполне сам может разобраться, с кем ему дружить и на ком, если надо, жениться. Всё! Отвяли все! Просто забодали своей заботой! А то ещё соседки у подъезда: чего такой симпатичный мальчик да без девочки? Да какое ваше собачье дело? Что вам всем от меня надо? Что, я должен со всеми крокодилами города дружить, только чтоб вы могли сказать, что не ту девочку выбрал? Ну что за жизнь?

– И последний танец на сегодня, уважаемые отдыхающие. И это будет белый танец. Дамы приглашают кавалеров!

Ну конечно, везде одно и то же. И белый вальс один и тот же.

– Молодой человек, можно вас пригласить?

– М-меня?

– Да, молодой человек, идёмте быстрее, это последний танец. Ну что же вы? Вставайте, даме нельзя отказывать!

Максим нехотя поднялся. Ну вот, удостоился внимания сорокалетней тётки. Браво! Аплодисменты! Вот за этим он сюда и приехал. И чего она его мотает, танцевала бы спокойно, нет, надо ещё дёргать из стороны в сторону. Мало того, что он на позор поднялся, даме, видите ли, не отказывают. И чего он согласился, скорей бы музыка закончилась. Ну вот, слава богу, отмучился.

– Спасибо вам, молодой человек! Как вас зовут? Максим? Чудесное имя, а меня Ольга, очень приятно. Спокойной ночи! Приходите завтра танцевать!

Ага, так он и попрётся старуху вытанцовывать! Размечталась, вон с тем лысым попляши, с вечера на него очередь займи, глядишь, к завтрашнему вечеру и дойдёт. Ну да, а он просто в центре внимания, ручки дамам расцеловывает. Терпеть не могу таких сладких подлиз. Чего крутиться тут перед ними? Мужиков всё равно нет, к любой подойди, так сразу вскочит и танцевать помчится. Ну только не он, он этих старушенций на дух не переваривает, с этой станцевал, так, не дай бог, остальные тоже решат, что его можно приглашать. Вон она, идёт, бёдрами виляет. Кому тут нужны её бёдра, Любаша с поезда и то лучше, помоложе, правда, чуть полнее, зато руки какие у неё мягкие и тёплые! А у этой какие-то жёсткие и холодные, и таскала она его своими руками по всей танцплощадке, а эти мымры, кому мужики не достались, ещё и хлопали им. Со стыда сгореть!

Максим дошёл до своей комнаты. Все соседи были на месте и готовились ко сну, разбирая кровати. На него с любопытством глянуло три пары глаз. Максим буркнул невнятное приветствие и прошёл к своему месту, разобрал кровать, разделся и залез под одеяло. Знакомиться с соседями после позора на танцплощадке ему совсем не хотелось. Вскоре послышался голос из громкоговорителя на улице.

– Уважаемые отдыхающие, через три минуты на территории нашего санатория наступает время отдыха. Мы желаем вам крепкого и здорового сна и приятных сновидений. Будем рады увидеть вас всех на утренней физзарядке ровно в семь утра. Спокойной ночи.

Ближайший паренёк выключил свет, и комната погрузилась почти в полную темноту. Где-то вдали одиноко светил фонарь, и частички его света с трудом пробивались сквозь зашторенное окно. Неудобная кровать, жёсткая подушка, а простыню обязательно нужно было заправлять в ногах под матрас? Теперь играй ею в футбол, пока не удастся вытащить. Противно запищал комар, и Максим полностью нырнул под одеяло, оставив на поверхности только лицо. Никак не удавалось найти удобное положение, и Максим весь извертелся. Минут через пятнадцать мышиная возня в комнате закончилась, все сколько-нибудь терпимо пристроились и начали отходить ко сну.

Поезд, плавно качаясь, нёс его по бескрайним уральским просторам домой. Максиму было нисколько не жаль оставить скучный санаторий, в котором из развлечений только глупые сорокалетние тётки, наперебой приглашавшие его танцевать. Оля, Катя, Полина Сергеевна, Светлана Ивановна, Антонина Константиновна – у него только и забот должно было быть на отдыхе, запоминать их идиотские имена и улыбочки. А здесь было уютно, внизу похрапывал Иваныч, на нижней полке напротив тискались Николай и Любаша. Жаль, конечно, что Любаша не с ним, уж он бы её обнял, не то что этот старикан Николай, но ничего не поделать. Максим поймал на себе недовольный взгляд Николая и отвернулся к стенке, пусть тискаются. Вдруг он почувствовал, что кто-то трогает его за плечо. Он обернулся и увидел улыбающуюся Любашу.

– Подвинься, я к тебе.

– А Николай?

– А он мне больше не нужен, и он сейчас сходит, его станция.

Максим подвинулся и очутился в мягких Любашиных объятиях. Он немедленно начал покрывать её лицо поцелуями. Боже, какая она вкусная и мягкая! И чего Николай не сошёл на пять станций раньше? Вот сейчас он перевернётся, очутится сверху Любаши, и она поймёт, что Николай и в подмётки ему не годится. Вот сейчас, почему не получается? Ах, да, Любаша не расстегнула свой халатик. Да, вот, уже близко, ещё секунда, и он сделает это с женщиной своей мечты… Любаша… А она пахнет совсем как Оля, с которой он танцевал. Что это? Как Иваныч смог подняться, чтобы заглянуть к ним? Старый развратник, он вздумал подсматривать? Нужно немедленно пнуть его ногой. Но что же делать, остаться на Любаше промеж её прекрасных ножек или пнуть Иваныча? А Иваныч, понимая всю пикантность ситуации, приблизился вплотную к Максиму, открыл свой вонючий полудырявый рот с железными коронками и заорал на Максима с Любашей:

– С добрым утром, дорогие товарищи! Сейчас семь часов утра, и мы приглашаем вас на зарядку на волейбольном поле возле библиотеки!

Какой гад этот Иваныч, влезь он своим противным ртом хоть на несколько секунд позже, Максим успел бы стать мужчиной. Уж он бы показал Любаше всё, на что способен. Максим попробовал подняться. Чёрт побери. ночное свидание с Любашей не прошло даром. Теперь он не мог подняться перед всеми, чтобы дойти до шкафа и взять чистое бельё. Вот так номер, может быть, соседи быстро убегут на зарядку? Но никто и не думал подниматься в такую рань. Внезапно дверь в комнату распахнулась, и в неё ворвался бодрый мужичок лет сорока пяти в спортивном костюме, с трудом сходящемся на его полнеющем животе.

– Доброе утро! Я ваш воспитатель, Юрий Николаевич. Пора подниматься на зарядку. Быстро, быстро, все встаём. Молодой человек, там, в уголочке, вас это тоже касается. Выход на зарядку обязателен для всех!

Обитатели комнаты один за другим потянулись на выход, шнуруя кеды на крыльце корпуса. Они остались в комнате вдвоём. Максим натянул на себя одеяло, и никакая сила сейчас не смогла бы его сорвать.

– Ну, я вижу, молодой человек, вы не намерены подчиняться распорядку. Как вас зовут?

– Никак.

– Ладно, сегодня у нас первый день, я не хочу начинать его с ссоры. Догоняйте, советую вам появиться на зарядке.

Слава богу, ушёл. Максим завернулся в одеяло, дошёл до шкафа, достал чемодан, вытащил бельё, переоделся, нацепил спортивную форму и побежал по аллее в сторону бодрой музыки. Теперь он знал, где находится библиотека. Четыре десятка людей разных возрастов и комплекций старательно повторяли движения за подтянутым физруком. Максим пристроился в конце, в самом последнем ряду, и медленно размахивал руками в такт с остальными. В другое время он с удовольствием бы позанимался, но приехать в санаторий, чтобы попасть в детскую группу, – такого он даже представить себе не мог. Нужно было соглашаться на взрослую палату. Уж тех-то никто на зарядку гнать не будет.

Через двадцать минут зарядка закончилась и все пошли в свои корпуса за умывальными принадлежностями, по пути вставая в очередь в длинный, каменный, выкрашенный в белый цвет туалет с неизменными буквами, разделяющими его на женскую и мужскую половины. Не очень чисто, уже натоптали, но выбирать не приходится, всё равно где-то нужно опорожниться. Стена, отделяющая мужскую половину от женской, была выложена, видимо, в целях экономии, не до самого верха, не доставая до шиферной крыши сантиметров тридцать, и поэтому на каждой половине было прекрасно слышно, что происходит у соседей. Каждый старался закончить то, что ему нужно, как можно быстрее и покинуть это не самым лучшим образом пахнущее заведение. Вернувшись на свежий воздух, Максим с удовольствием наполнил им лёгкие. Так, теперь взять полотенце и умываться. Но сначала побриться. Да, он уже начал бриться, несмотря на то, что отец не рекомендовал начинать так рано, поскольку потом придётся делать это постоянно, а на лице

у Максима ещё пушок, и поэтому можно было пока не трогать. Но Максиму уж очень хотелось выглядеть постарше. Для этой цели отец уступил ему свою старую электробритву, а сам распечатал новую, полученную на производстве в качестве премии за ударную работу.

Недалеко от каменных туалетов, под открытым навесом, расположилась умывалка. По пять раковин с каждой стороны, над ними труба толщиной в руку, и от неё на грубо приваренных трубах потоньше отходили, возвышаясь над раковинами, десять одинаково залапанных латунных кранов. На краю каждой железной раковины, об которую с шипением и брызгами неровно била струя воды, имелся рифлёный выступ для мыла. На каждом таком выступе лежал мокрый обмылок, обязательно покрытый крупинками песка с одной из сторон, выковыривать и счищать которые с упавшего на землю куска было делом хлопотным. Полотенца умывающиеся вешали прямо на шею, а сдвинув в сторону обмылок, можно было получить немного места для тюбика с пастой и зубной щётки. Холодная вода немного пощипывала бритое лицо. Ничего, вернувшись в комнату, он помажет лицо кремом! Ничего себе водичка, как на Северном полюсе! Кожа моментально покрылась пупырышками, так не хочется мыть всё лицо и шею. Уф-ф! Здесь умывались все вместе, женщины и мужчины стояли в одной общей очереди. Кто-то был в спортивной одежде, а кто-то пришёл в мятой пижаме, женщины преимущественно в домашних халатах. Стояли у раковин на тёмных от воды скользких деревянных поддонах. Ну вот, умывание тоже закончено, теперь завтрак.

У входа в столовую улыбающаяся дежурная по залу. Смотрит карточку и показывает, где находится нужное место. Стол на шесть человек. Да уж, соседи не очень, двое мужчин почти пенсионного возраста, ну такие, около пятидесяти, и три женщины. Одна помоложе, но совсем несимпатичная, с выпуклыми глазами и двумя неровно заплетёнными косами, и ещё две, они возрастом старше матери Максима. Ну о чём здесь можно говорить? Ну вот как в этом санатории отдыхать? Ах, да, он приехал подлечиться, только это и останавливало от желания взять чемодан (который, кстати, после завтрака следовало отнести в камеру хранения, оставив в комнате только самые необходимые вещи) да уехать на вокзал.

В алюминиевой миске шесть варёных яиц, в корзиночке нарезанный хлеб, по два кусочка на человека. В эмалированной формочке кусок жёлтого масла, рядом тупой нож для намазывания. Три официантки неспешно плыли по столовой, качая полными бёдрами и разнося тарелки с пшённой подслащённой кашей. За чаем каждый вставал самостоятельно к столу в конце зала. Там с самого начала завтрака была очередь и слышались недовольные голоса спорящих. Горячие стаканы с чаем несли, спешно меняя руки, ибо долго никакая рука не могла выдержать прикосновение к раскалённому стеклу. Джентльмены, по незнанию предложившие сидящим рядом с ними дамам доставить им чай, на следующий день такую ошибку уже не совершали, памятуя об ошпаренных пальцах. Иногда кто-то не выдерживал и ронял стакан на пол, проходя мимо чьего-то стола. Несознательные дядьки и тётки недовольно морщили носы, вытирая ноги, облитые горячим чаем. Некоторые даже высказывали свои пожелания пролившему.

Максим решил эту проблему по-своему. Расстегнув рубашку и представив на обозрение общественности свой худой живот, он краем ткани обхватил стакан и таким образом донёс его до стола. Люди позавидовали молодости и бесшабашности, но никто так и не решился повторить его подвиг. Максим разомлел от оказавшегося довольно сытным завтрака и вышел из столовой. Так, сейчас чемодан в камеру хранения, потом в десять тридцать у него встреча с врачом для назначения курса лечения, а перед обедом сбор у библиотеки и беседа с воспитателем. Так, пиджак оставлять или в камеру хранения? Лучше оставить, кто его знает, как здесь будет вечерами. Зонтик пока на хранение, спортивную форму и смену белья в тумбочку, всё остальное можно относить. У камеры хранения очередь. Чёрт побери! Куда он попал? Здесь можно куда-нибудь попасть без очереди? Кладовщик нацепил бирку с написанными Максимом именем, фамилией и номером комнаты и исчез с его чемоданом. Возле кабинета врача, к которому определили Максима, тоже очередь. Правда, здесь никто не толкался, после завтрака все стали более приветливыми.

– Можно?

– Да. Проходите, садитесь. Та-ак, вот ваша карточка, давайте ваше направление. Так, язва двенадцатиперстной, дуоденит, повышенная кислотность. Как самочувствие? Нормальное? Хорошо, давайте я вас послушаю и пропальпирую. Дышите, ещё, хорошо. Сейчас наберите полную грудь воздуха и не дышите. Хорошо, можно выдохнуть. Ложитесь на кушетку. Здесь больно? А здесь? Напрягите живот, расслабьте. Можно одеваться.

Дверь открылась, и в кабинет вошла женщина в возрасте шестидесяти лет в белом халате.

– Здравствуйте, Валентина Олеговна, как идёт приём?

– Спасибо, Тамара Семёновна, всё по плану.

– А что это у нас тут за симпатичный молодой человек? Неужели сам Аполлон к нам на лечение приехал?

– А это у нас Максим из. из Оренбурга.

– Так далеко забрался. Ну и как тебе у нас, Максим?

– Никак. Скучно. Молодёжи нет, одни пенсионеры.

– Как он по мне прошёлся, а, Валентина Олеговна? Я, Максим, в молодости красавица была. За мной, знаешь, как мальчики бегали? Не поверишь, с утра и до ночи. А теперь за внучкой моей бегают, она ох как на меня в молодости похожа. Сколько тебе? Шестнадцать? Ей тоже, скоро увидишь её, она через четыре дня ко мне погостить приезжает. Ну хорошо, Валентина Олеговна, продолжайте. А тебе, Максим, хорошо у нас отдохнуть и поправиться. До свидания.

– Вот твои назначения. С утра будешь получать укол витаминов, потом кислородный коктейль. После обеда пить лечебный настой и микстуру. Вопросы есть, Максим?

– У меня освобождение было в техникуме от тяжёлого труда. Можно на зарядку не ходить?

– Не только ходить, а и в футбол играть обязательно. Разумеется, если нет обострения. Ты молодой, у тебя всё будет хорошо. Ну всё, мы закончили. Всего хорошего. Ишь, как ты Тамаре Семёновне понравился. Аполлон! Ну иди, Аполлон, покоряй женщин своей красотой.

Максим покинул кабинет врача совсем смущённый. Какой ещё Аполлон? Ну да, он знал, что выглядит хорошо и его все считали симпатичным. А мама всегда уверяла, что он красавец. Но разве маме можно верить на все сто? Для любой мамы её дитя самое красивое. А здесь ну прям неудобно, хотя и приятно. Максим взглянул на старенькие наручные часы «Победа», доставшиеся отцу от деда, а потом перешедшие к Максиму. Деда фронтовика Максим почти не помнил, его не стало, когда Максу было всего два года. Вот старшая сестра успела с ним пообщаться, а он запомнил только пару фрагментов с его изображением. Вот лысый дед склонился над его кроватью и, повернувшись, что-то говорит бабушке. И никакой он не полный, как все говорят, Максим запомнил его худым, а может быть, детский глаз искажает действительность? Но вот часы от деда остались замечательные. Пусть они изрядно потёртые, но зато какие точные! Секунда в секунду! Ну, разумеется, если не забыл завести. Ни на какие самые раззолотые Максим эти часы не променяет. Это дедова память, а разве память можно на деньги померять? Так, есть ещё полчаса до встречи с воспитателем, чем бы заняться…

– Здравствуй, Максим!

– Здравствуйте.

– Ты не узнал меня? Ты так здорово меня вёл в танце, что мне все девочки обзавидовались. Придёшь сегодня? Мы можем ещё потанцевать? Ещё не знаешь? Ну хорошо, я буду ждать. Обязательно приходи.

Размечталась, только шнурки погладить осталось. Один раз прокатило у неё, вот губу и раскатала. Больше никаких танцев! Нет, ну, конечно, если молодёжь будет, то он не против. Но только что-то современное, а не этот набор прошлого столетия, который гоняли вчера. И медленные можно. И только с молодой симпатичной партнёршей. Ну, хотя бы чтоб как Любаша с поезда была, даже ещё моложе, тогда он бы с удовольствием прижался и покружился в медляке. Вздохнув, Максим присел на лавочку, напротив неё, на высоком столбе висел динамик.

Классная песня, Максим её ещё в пионерлагере полюбил. Кажется, это был «Энергетик», сестра там была старшей пионервожатой, а он в отряде. Ребята постарше играли в бутылочку, а они с дружками подсматривали. Их играть, конечно, не приняли, подрасти сначала нужно. Вот так всегда по жизни: если где что-то стоящее происходит, то обязательно без Максима. Такое впечатление, что исчезни он, так кроме мамы с папой, ну, может, ещё и сестры, никто и плакать не будет. Да и сестра неизвестно, будет плакать или нет. У неё сейчас своя семья, муж, ребёнок. Хотя, будет, конечно, хоть и дрались в детстве нещадно. При воспоминании о племяннике Максим улыбнулся, вот уж кому он точно нужен. После техникума он ездил помогать сестре с малым. Замотанная после родов Катька сидела, следя за малышом, по минутам считая, когда он придёт. После этого кормила Макса и шла поспать. А Макс доставал своего любимца из манежа, в котором он немедленно начинал прыгать, только завидев его, потом они ложились на ковёр, и малый ползал по Максиму.

– А где у Максима лишний зубик?

И маленький пальчик втыкался Максиму в рот.

– А где у Максима лишний носик?

И пальчик упирался в нос. Однажды Максим спросил за лишний глазик и не успел вовремя увернуться. Пришлось промывать глаз холодной водой.

Ну всё, нужно идти. Чёрт бы побрал этого воспитателя. В шестнадцать лет к взрослым людям приставить воспитателя, здесь детский сад, что ли? У библиотеки собралось почти два десятка подростков приблизительно схожего с Максимом возраста. Он заметно повеселел, теперь хоть будет с кем поговорить, да и на танцы тоже можно сходить. Даже девчонки есть, надо бы приглядеться, встречаются ли симпатичные. Может, и получится с кем-нибудь подружиться, а может, и ещё чего. До сих пор, не считая худой очкастой Ленки, всё общение с женским полом, которое можно было отнести к любовным похождениям, сводилось к ходьбе в обнимку со студенткой аптечного техникума, когда сам Максим ещё учился в восьмом классе. Он оставался в Катькиной квартире ночевать вместе с бабушкой, а Катька с мужем, (малой тогда ещё не родился) уезжали к родителям, где купались в ванной и спали на его кровати. А Максим выходил к пацанам на улицу, где прошло его детство. Так вот, там стояла большая скамейка буквой П, на которой они и сидели, распевая песни под гитару и отпуская шуточки в сторону проходящих девчонок. К тёте Марусе подселились две квартирантки. И это было здорово, окно, где жили девчонки, было как раз напротив Катькиной спальни. Притаившись в темноте у занавески, можно было дождаться, если повезёт, момента, когда девчонки будут переодеваться. Один раз ему даже удалось увидеть, что одна из них скрывала под лифчиком. Ничего особенного там не было, непонятно, для чего вообще она его носила, но всё же это была первая и единственная женская грудь, которую довелось увидеть Максиму. А потом девчонок пригласили на скамейку и развлекали их анекдотами. Максим всё время посматривал на белобрысую Надюху, чью грудь ему удалось увидеть. Она смеялась над анекдотами и шуточками, не подозревая, что рядом с ней сидит человек, видевший её обнажённую грудь. Интересно, как бы она себя вела, знай об этом. Но это был только его, Максима, секрет, и он не собирался делиться им ни с кем. А то ещё пацаны попросятся к занавеске дежурить, а потом точно кто-нибудь из этих балбесов проболтается. Ох, и неудобняк может получиться.

Максим подсел к Надюхе, она вовсе не возражала. Сначала он сидел просто рядом, но потом начал придвигаться вплотную. Она несколько раз глянула на него строго, но у Макса был свой план, старшие пацаны научили, как нужно обращаться с девчонками. Для начала он выдал себя за её ровесника, приписав пару лет. Потом пригласил прогуляться вокруг квартала, и они пошли по полутёмной улице вдвоём. Максим делал всё по инструкции. Сначала они просто беседовали, потом он начал её обнимать. И хотя она отчаянно пыталась скинуть с себя его руку, он, следуя наставлениям старших товарищей, не дал ей этого сделать. А потом, следую инструкции, потихоньку переместил руку с плеча на грудь и попытался пощупать то, что уже видел через окно. Несмотря на обещанную пацанами реакцию, Надюхе это почему-то не понравилось. Может, потому, что он не сумел засунуть руку глубже, Максим этого не знал. На этом прогулка завершилась, Надюха, несмотря на всю свою кажущуюся доступность деревенской девчонки, решительно сняла его руку и, развернувшись, пошла к себе. Больше они не гуляли и даже не сидели вместе на лавочке.

На этом любовные похождения Макса заканчивались, ну, да, не считая худую Ленку. Да и как её считать, если она ну вот нисколечко Максиму не нравилась. Правда, один раз было между ними что-то, ну так, ерунда. Однажды он здорово выручил её на уроке. Если б не он, схлопотала бы Ленка двойку, тогда, возможно, и стипендии могла бы лишиться. На перемене она подошла к нему со словами благодарности и чмокнула его в щёку. Будь это кто другой, ну, скажем, Валька Бессонова или хотя бы Ирка Тищенкова, он считал бы себя счастливым. Но ни Вальке, ни Ирке было не до него, они гуляли с мальчишками со старших курсов. А с Ленкиного поцелуя какой ему прок, позорище одно, если кто увидит… Он тогда отчитал её за поцелуй, ей пришлось извиняться. Она стояла напротив него со слезами на глазах. А он выговаривал ей, что так не делают, что надо было сначала спросить, хочет ли он этого. Вот если б он её вот так внезапно поцеловал, ей бы понравилось? И обалдел от ответа, услышав Ленкино «да». Он замер, словно его стукнуло током, не веря своим ушам. Она что, втюрилась в него? Этого ещё ему не хватало. И так пацаны её погремушкой промеж себя звали, а теперь и ему кличку быстро придумают, как только он хоть раз с ней на глаза попадётся. Нет, с этим нужно было что-то решать. И он категорически запретил ей делать что-то подобное под страхом того, что больше не будет ей помогать в учёбе. И плевать ему на её полные слёз глаза, ничего, проплачется, поумнеет. Она ему не пара! Точка!

Воспитателей оказалось двое, Юрий Николаевич и его супруга, Алевтина Геннадьевна. Она полностью дополняла своего мужа, роста была невысокого, с трудом застёгнутые на животе пуговички отчаянно заявляли о необходимости перейти на следующий размер. Бородавка на лице и пучок волос луковицей на затылке обрамляли светло-голубые глаза и неровно накрашенные морковной помадой губы. Главная в их дуэте, конечно, была она. Когда она говорила, Юрий Николаевич весь подбирался, словно пантера перед прыжком, отчего на несколько мгновений становился стройней. Он зорко оглядывал слушателей, все ли внемлют Алевтине Геннадьевне так же внимательно, как и он?

Из библиотеки вынесли стулья, и все ребята расселись вокруг Алевтины Геннадьевны полукругом. Вообще, они оба старались производить приятное впечатление, но было что-то напускное в их манере держаться, отчего слова об их великих педагогических заслугах не производили на слушателей никакого впечатления. Хотелось быстрей избавиться от этой протокольной нудятины и начать знакомиться с соседями. Но чуда не произошло, и их продержали ровно до обеда. В самом начале встречи Алевтина Геннадьевна объявила, что сейчас они будут знакомиться друг с другом, и предложила подниматься с места и громко произносить фамилию и имя. Всё шло, как и было запланировано, пока не дошла очередь до Максима.

– Так, а теперь представляться будет молодой человек, который отказывался встать на зарядку, но вовремя осознал свою ошибку. Итак…

– Учитель.

– Да, я вас слушаю. Что вы хотели нам сказать? Может быть, извиниться за своё поведение? Сначала назовите себя.

– Учитель.

– Молодой человек, если вы хотите обратиться ко мне, то сначала назовите фамилию, имя, чтобы я знал, с кем говорю.

– Учитель я.

– Нет, молодой человек, здесь два настоящих педагога, и ни один из них вами не является.

– Я Учитель Максим.

– А я учитель Юрий Николаевич, а моя супруга учитель Алевтина Геннадьевна. И какое учебное заведение вы заканчивали?

– Я ещё не закончил, только на второй курс перешёл.

– Так почему же вы себя называете учителем? Знаете, сколько мы с Алевтиной Геннадьевной отучились, прежде чем получили это высокое звание? Сколько вам лет, молодой человек?

– Шестнадцать.

– И сколько из них вы учитель?

– Шестнадцать.

– Что, прямо с рождения стали учителем?

– Да, с первой секунды.

– Похвально ваше желание стать педагогом, но вам до этого звания ещё расти и расти.

– Вы меня неправильно поняли. Я не педагог, я Учитель.

– А в чём, собственно, разница?

– Вы педагог по образованию, а у меня фамилия Учитель.

Юрий Николаевич замер, понимая всю нелепость своих высокопарных речей. Все вокруг покатились от хохота, и прошло несколько минут, прежде чем педагоги смогли продолжить. Максим явно сумел обратить на себя внимание остальных весьма оригинальным способом. Он точно всё рассчитал, выдерживая паузы таким образом, что воспитатель попался на его удочку.

В общем, всё оказалось не так страшно, вмешательство воспитателей в жизнь подопечных было сведено до минимума. Юрий Николаевич обходит по утрам мальчиков, выгоняя их на зарядку, Алевтина Геннадьевна девочек. После завтрака все встречаются у библиотеки и оглашается план работы на день. Далее процедуры и свободное время до обеда. После обеда двухчасовой обязательный сон, подъём, процедуры, небольшое совместное мероприятие, ужин, танцы и отбой. У Максима отлегло, ему представлялся режим, сходный с пионерским лагерем, с круглосуточной опекой воспитателя и вожатой. Были даже две симпатичные девчонки, одна беленькая с конопушками, немного похожая на Надюху, но только не Надюха, а Света, и смуглолицая, стройная, с гладкими чёрными волосами Айнур, притягивавшая необычной восточной красотой. Он узнал, как зовут ребят из его комнаты. Парнишка с каштановыми кудряшками – Сергей из Златоуста, Пашка, тяжелоатлет из Кургана, Андрей из Челябинска и ещё пару ребят из небольших городов и посёлков Челябинской области. Максим был единственным, кто приехал из Оренбурга. А может, это было и к лучшему. Новые люди, смена обстановки, найти кого-то себе он уже не мечтал, т. к. выбор был совсем небогат, но есть молодёжь, а значит, будет с кем проводить время.

Оказалось, на территории санатория есть длинное узкое озеро, по загрязнённости напоминавшее Оренбугские Тюремку и Микутку, куда Максим попадал иногда купаться с друзьями. Однажды на берегу Микутки они увидели такси, а когда подошли ближе, то заметили только девушек в сопровождении женщины постарше. Она-то и оказалась водителем. Впоследствии Максим со стыдом вспоминал, что они вытворяли, издеваясь над ней. Даже самый ленивый наговорил ей столько всего, что, не выдержав, женщина схватила монтировку и погналась за ними, грозя убить. Наверное, убила бы, но не догнала, повезло. Первая женщина водитель и единственная на весь город вызывала у мужчин чувство ревности, как будто отобрала у них что-то их личное, а не выучилась на права самостоятельно. Несколько раз Максиму доводилось видеть её на улицах, и всякий раз он отводил взгляд, стыдясь своего поведения и боясь быть узнанным. Но в тот день всё обошлось, они обезьянничали и выкрикивали непристойности в адрес женщины и девушек, что приехали с ней. А потом купались в грязном-прегрязном озере, после которого следовало идти в баню или лезть в ванную, чтобы как следует отмыться.

Была здесь же и лодочная станция, что весьма обрадовало Максима, грести он любил и умел. Нашлись теннисный стол и бильярд, даже партнёр для игры в теннис подобрался, и они немедленно отправились брать напрокат ракетки и шарик. Ну конечно же, только жёсткие, с одним слоем резины. То ли дело у Мишки, Катькиного мужа, классные, мягкие вьетнамские ракеточки. Красная и чёрная, просто загляденье. Да и то, Мишка мастер спорта по теннису. Он рассказывал Максу, как в парке, прозванном в народе Тополя, он играл с кавказцами на деньги, заводя их парой проигрышей, а когда ставки поднимались, то уделывал их почти на сухую. Да и Макс играл неплохо, год назад попал в спортивный лагерь, где, повредив ногу, со своими боксёрами тренироваться не смог и целыми днями напролёт ошивался у теннисистов. Просил у их тренера дать ему на разряд сыграть, да на всё один ответ – не положено. Вот, набери, говорит, у меня четыре очка в партии, так можешь считать, что первый юношеский у тебя есть. А чего, Макс без труда набрал шесть, стало быть, неофициально он перворазрядник.

Та-ак, разомнёмся для начала. Шарик тоже хорошо побитый, цокает при отскоке, значит, трещинка есть. Нужно прижать его ракеткой к столу и покатать, как тесто скалкой. Ну вот, нашлась трещина, хорошо хоть им два шарика выдали, хотя бы не сразу за запасным бежать. Тук-тук, тук-тук и – вух! Прямо в уголочек загасил, ага, не ждали такой удар? Кинули шарик на раздачу, первый Максим. И поехали, один-ноль, два-ноль, три-ноль, три-один, четыре-один и переход подачи. Ага, соплю завесил, переподача. А сейчас вообще улетел, мазила! А на-ка тебе кручёного, побегай. Измотал Максим противника, все три партии выиграл. Больше нет желающих, вернул ракетки, рассчитался. И ладно, обед уже скоро, нужно пойти руки помыть, это обязательно, с детства приучен к гигиене.

В комнате никого, ну да, чего летним деньком в комнате рассиживать. Может, на пляж после обеда, нужно будет с ребятами переговорить, чтоб одному не идти. Хоть будет кому анекдот рассказать.

По дороге к умывалке Максим обратил внимание на группу подростков, в основном девчонок, направляющихся к административному корпусу с чемоданчиками в руках. Это был хороший знак, Максу даже показалось, что парочка из них были очень даже ничего. Становилось интереснее жить, хотя бы на танцы можно будет выйти, а там посмотрим.

На обеде на первое давали рассольник, ничего так, вкусный, только зачем обязательно столько лука крошить? Однажды Максим вернулся с детского сада, его сильно тошнило, перед глазами стояла одна картинка: рассольник, заправленный обжаренным луком. Макс никогда в жизни не забывал этот кусочек, все его прожилки и даже один край, чуть более зажаристый. Вот с тех пор и не притрагивался он к луку, хотя, вероятнее всего, плохо ему было из-за какого-нибудь гриппа, а детская память назначила виновником варёный лук, и ничего с этим Макс поделать не мог. На второе пюре и по две рисо-мясные тефтельки в красно-коричневой подливке. Тоже ничего. Только лучше, чтоб мяса было больше, чем риса. Ну и, конечно же, компот, куда же без него? Даже в «Операции „Ы“ и других приключениях Шурика» арестованный на пятнадцать суток требовал у Владимира Басова, играющего милиционера, компот. С тех пор везде так и звучало: «А компот»? Сладкий, с ягодами, прохладный – то, что надо! Теперь можно и пойти поваляться, всё равно по распорядку тихий час.

Максим вернулся в комнату, завалился на кровать и стал читать. Вскоре вернулись соседи, сели на своих койках, обсудили последние новости про появившихся девчонок, поторговавшись, кому какая достанется. Договорились после тихого часа пойти купаться и улеглись по койкам, потревоженные Юрием Николаевичем. Собственно, в тихом часе ничего плохого не было, Макс и дома любил поваляться после обеда с книжкой. Заснуть днём удавалось редко, но почитать Максим любил и одно время был даже лучшим читателем в районной библиотеке, провисев на доске почёта полгода. Робинзон Крузо обустраивал свой быт на острове, а соседи Максима по комнате сопели во сне. Максим с сожалением обвёл их взглядом, если б они знали, что теряют, отказавшись от чтения…

После подъёма все дружно отправились на пляж, взяв с собой пару покрывал от кроватей. Небольшой кусочек берега был засыпан песком, а всё остальное покрыто жёсткой травой. Расположившись, стали спорить, кто первым пойдёт воду греть. Заходить было прохладно, и Максим замирал, когда плещущаяся вода дотрагивалась до сухого тела. Он так и зашёл под смех мальчишек последним в воду. Зато, присев и побыв в воде пару минут, выходить на берег уже не хотелось. Подошёл лодочник и попросил не плавать на противоположный берег, около него были водовороты. Ребята поплыли вдоль берега, до конца озера, повернули назад. Было странно, что именно на озере могли быть водовороты, но рисковать не стали. Вылезли на берег и пожалели, что нет волейбольного мячика. Максим обратил внимание на пару, видимо, старше Макса на год. Худенький парень в плавках шортами и девушка, чёрненькая и пышная, в белом нижнем белье, загорали вместе, лёжа на одном покрывале. Максим ещё отметил про себя, что странно, что у девушки нет купальника, но на пляже можно раздеваться до нижнего белья, и это её личное дело, в чём загорать и купаться. Парень сходил искупаться, а девушка осталась на берегу, хотя он приглашал её с собой. Максим понял, в чём дело: намоченное водой, белое бельё стало бы почти прозрачным, а она и так чувствовала себя не очень уютно.