Читать книгу Невеста дяди Кости - Leon Rain+ - Страница 4

Как жалко было оставлять родной город и свою квартиру! А заплаканные старики, прощавшиеся навсегда… Их лица стояли перед глазами. Ну чего уж они так мрачно настроены, может, всё и обойдётся? Им всем уже за пятьдесят, возраста отцы непризывного, а матери и подавно. Какую опасность такие старики могут представлять для немцев, если тем удастся только прорвать оборону и взять Одессу? Сами уезжали по необходимости. Он ведь хороший сборщик, а они везут в тыл станки, нужно будет налаживать производство и снабжать фронт. А кто лучше Самуила может собрать и максимально быстро запустить станки? Если честно, не он один хорошо в них разбирался, были и другие ребята, со стажем побольше. Но грамоту за отличный труд недавно получил именно он, а значит, на данный момент он честно может себя считать лучшим сборщиком.

Райка сидит заплаканная. Нельзя ей сейчас расстраиваться, потому как беременная. Но что здесь поделать, женщины так привязаны к своим матерям, они обе и на вокзале такой концерт устроили, перед коллегами стыдно было. Если честно, то он сам еле сдержался, чтобы не заплакать. Но он же мужик, муж и отец, какой пример он подаст своей семье? А маленькая Берта в точности мать копирует: ревела так, что гудок паровозный слышно не было. Еле оторвали от бабок и дедок и втащили в вагон. Нет, о плохом думать совсем не хочется, всё обойдётся. Будет, конечно же, трудно на новом месте без помощи родителей. Но они обязательно справятся, он сразу же приступит к работе, а Рая будет присматривать за Бертой и донашивать второго ребёнка. Хорошо бы, чтоб пацан родился. Девочка уже есть, нужно и о наследнике позаботиться, чтобы было кому фамилию передать.

Правда, с фамилией форменная неувязка вышла: месяц назад их квартиру обокрали, забрав все деньги, украшения жены и паспорта. Конечно же, они обратились с заявлением в милицию, а со справкой пошли в паспортный стол. Принесли фотографии, всё как положено, но паспортистка – форменная дура, где таких берут, это ж надо так исковеркать фамилию! В обоих паспортах вместо их настоящей фамилии Коган было написано Когон. Вы только представьте! Ведь Коган – это благороднейшая еврейская фамилия. Только люди, имеющие такую фамилию, в древние времена, когда ещё был главный еврейский храм в Иерусалиме, могли заходить в этом храме в какие-то особые комнаты и там чуть ли не с самим богом напрямую общаться. Ерунда это, конечно, всё, был бы бог – дал бы он свой храм разрушить. А у советского народа один бог – товарищ Сталин, и он не подведёт! Скоро фрицам так даст, что только ошмётки в разные стороны! Так вот, про фамилию, да бог с ними, с первосвященниками, но звучит как? Одно дело – гордое Коган, а другое – Когон. А заметили только дома, хотели сразу же бежать менять, да закрутились с делами, потом паспортистки не было, а потом война, пришлось уезжать. А теперь все дорожные документы оформлены на фамилию, записанную в паспорте. Сколько времени придётся с ней оставаться, никто не знал. А родится ребёнок, как его придётся записать? Ведь там, на новом месте, всем будет абсолютно всё равно, какая фамилия была у них до этой чёртовой паспортистки. Своя, по крайней мере, подтвердила бы оплошность и всё поменяла.

А может, и к лучшему, что они с Райкой отдельно от стариков поживут. Тёща, конечно, много помогает, но голова от неё пухнет и угодить ей нет никакой возможности. Хорошо, что он проводил по десять – двенадцать часов на заводе, а то пришлось бы её выслушивать. Они докажут всем остальным и себе в первую очередь, что управятся без посторонней помощи. Конечно, вторая беременность немного не вовремя, но что поделать, так получилось, он же не специально, просто очень любит свою Райку и ждёт не дождётся, когда она его к себе подпустит. Вроде бы из них двоих он на заводе пашет как ишак, а в доме всегда уставшая она, и ничего не допросишься. Иногда прямо злость берёт: он что, будучи женатым, должен к другой шастать, чтобы получить своё законное? Уверен, что это тёща Райку настраивала против. Слава богу, какое-то время не придётся её видеть.

Непонятно как-то поезд идёт, да и идёт ли вообще – стоит больше. Можно было бы предположить, что уступает дорогу встречным воинским эшелонам, но их всего несколько прошло навстречу. Есть какая-то нервозность в воздухе, но все стараются о плохом не думать. Мужики стол накрывают, чтоб отдельно от женщин спокойно посидеть, о жизни и войне порассуждать. А бабы пусть там по-своему, с детьми, от которых уже голова пухнет. Они уже почти сутки в пути, а от Одессы, судя по встречающимся указателям, почти и не отъехали. Опять встали, за окном станция какая-то.

– Уважаемый, а долго ли стоять будем?

– А что за станция? Какая?

– А кипяток здесь есть?

Точно! Как он мог забыть, а ещё отец семейства! Быстро чайник в зубы и бегом за кипятком! Да что ж вы все, как безумные, к выходу рвётесь? Пройти ж дайте! Неужели вам кипятку не хватит? Просто ненормальные!

– Рай, где чайник? Я за кипятком! Берточка, сейчас папа кипяточек принесёт, и будем чай пить. Ну чего ты куксишься, плохо себя чувствуешь? Рай, присмотри за ребёнком, я быстро!

Выскочил с мужиками на перрон и помчался вслед за ними к кубовой, благо, что кто-то уже успел спросить, где она находится. Ага, за углом. Ну и очередь! Ну конечно, здесь уже весь состав собрался! Только не отправили бы его без них, здание аккурат пути заслоняет, приходится по очереди бегать до угла, чтобы посмотреть. Ну скоро там? Чего ж все копошатся, обязательно прям до верху налить, остальным же тоже нужно успеть!

– Внимание, граждане! Проверка документов! Всем стоять на месте, любая попытка покинуть место, где стоите, будет расцениваться как попытка к бегству! Будем открывать огонь на поражение!

Вот уж не вовремя их чёрт принёс! Документы в вагоне, ну не попрётся же он с ними за кипятком. Поезд в тридцати метрах, максимум вместе с патрулём дойдём и покажем документы, он же здесь не один такой. Раз остальные мужики нервно заозирались, значит, и они без документов. Не будут же весь состав задерживать из-за такой ерунды, ведь они везут эвакуированный завод, кто же без них при выгрузке сможет разобраться, а потом ещё и смонтировать станки? Не эти же солдатики с красными околышами этим будут заниматься.

– Предъявите документы! Вы двое, пройдите сюда! Стоять молча, опустите чайники. Я сказал стоять молча!

Ничего себе, а ведь ребята не шутят! То, что ещё минуту назад казалось небольшим недоразумением, готовым разрешиться в течение нескольких минут с последующими извинениями со стороны проверяющих, оказалось чем-то несоизмеримо большим и опасным. С ними даже не хотят разговаривать. Кто у них старший? Должен же быть кто-то вменяемый? А если сейчас поезд тронет, что тогда? Как они будут догонять? Нет, надо что-то делать!

– Товарищ! Товарищ!

– Я сказал молчать! Кто ещё не понял?

– Товарищ, вы не понимаете…

Куда это всё полетело? Господи, как больно… И дышать почти невозможно. Он лежит? Как же всё это произошло, он же хотел только объяснить, что документы в поезде, и можно послать кого-то одного, и он бы собрал и принёс документы для всех. Тьфу! Что это? А, это он уткнулся мордой в землю и забыл закрыть рот. Так, приподнять голову… всё плывёт… Что это за два чёрных расплывающихся предмета прямо перед ним? Са-по-ги… точно, это же сапоги того, кто ударил его с размаха прикладом хорошо заученным движением.

– Встать!

Никогда не думал, что вот так вот будет постигать закон притяжения Земли. Нужно постараться, судя по всему, шутить с ними здесь точно не собираются. Так, сначала на колени, а теперь подняться с четверенек. Ещё пару недель назад он сам смеялся над пьяным возле пивной, пытавшимся неуклюже подняться с четверенек. Зато теперь он сам уже точно знает, как это непросто.

– Быстро встать или я стреляю на поражение!

– Я… я стараюсь…

– Молчать!

Хорошо, что ребята подхватили, а то бы упал, а там знай, что у этих озверевших чекистов на уме: могут и пристрелить, судя по началу общения.

Закончив проверять оставшихся, старший патруля скомандовал:

– Всем задержанным на-а-а-ле-е-ево! Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству. По закону военного времени расстрел на месте. В пути следования не разговаривать, по сторонам не смотреть! Ма-а-рш!

Нестройная колонна тронулась с места и запылила, оставляя свои кастрюли и чайники новым хозяевам, которые немедля приступили к дележу свалившихся на них ёмкостей. С каждым пройденным шагом всё больше пугающих мыслей лезло в голову. Внезапно послышался протяжный вой и треск пулемётных очередей, потом вниз полетели чёрные точки, которые стали рваться на территории станции с оглушающим звуком. Потомки Железного Феликса втянули головы в плечи, но строй их не дрогнул, и ни один арестованный из этого строя не вышел. Внезапно на воздух взлетело несколько вагонов гражданского эшелона, попасть в который для того, чтобы предъявить документы, рвалась большая часть задержанных.

Вооружённая охрана больше никого не пугала. Там, в этих взмывших к небу, разорванных в клочья вагонах были их жёны и дети. Презрев опасность собственным жизням как со стороны самолётов, продолжающих скидывать свой смертельный груз, так и со стороны стражников, немедленно нацеливших им в спины дула своих карабинов, арестованные бросились к горящим останкам вагонов. Пытаясь спасти хоть кого-нибудь, люди принялись раскидывать обломки голыми руками, а на их головы, кружась, падали всё новые и новые горящие и просто обугленные куски прошлой жизни, в которой они были вместе со своими семьями.

Патрульные начали отгонять людей прикладами, но никто не отходил. Тогда открыли огонь на поражение, и два человека замертво упали там, где ещё несколько секунд назад они пытались своими обгорелыми от кучи полыхающих обломков руками откопать хоть кого-нибудь. Всё было кончено, выжить никто из обитателей этих вагонов не мог. В этом не было никаких сомнений. На месте состава догорали обломки, раскиданные между несколькими воронками, в которых тоже были видны всполохи пламени.

Плачущие люди возвращались в строй. Им даже не дали проститься с прахом погибших. Только карабины патрульных грубо и жёстко втыкались им в спины, заставляя выдерживать темп. Это было страшное чувство опустошения. Внутри всё выгорело дотла, собственная судьба больше никого не волновала. Люди не понимали, для чего жить. Они больше не были кому-то нужны, только взвод красноармейцев, собирающих своих раненых, бросал на них взгляды. Но и им не было до арестованных никакого дела.

Через триста метров нестройная колонна остановилась. Прямо посередине поля стоял стол, за которым восседал майор в форме НКВД. Рядом с ним примостился молоденький лейтенант, заполнявший выделенные на каждого задержанного листки. К столу по одному подводили задержанных, майор поднимал на них свой пытливый, изучающий взгляд, задавал несколько вопросов. Потом делал взмах рукой, и задержанного отводили либо вправо от стола, либо влево.

Самуила подвели к майору. Задав дежурные вопросы, уточняющие фамилию, имя, отчество, майор впился в его переносицу цепким взглядом.

– Почему без документов в прифронтовой полосе?

– Документы были в поезде.

– В том, который разбомбили?

– Да.

– Ну теперь вы всё будете на поезд валить?

– Там погибли наши жёны и дети. Мы пытались откопать их, но никто не выжил.

– Стало быть, и документы не уцелели?

– Стало быть.

– Вам известно, что по закону военного времени любой, оказавшийся в прифронтовой полосе без документов, может быть расстрелян без суда и следствия?

– Стреляйте. Мне всё равно.

– Так-таки уж и всё равно?

– Моя семья погибла. Мне больше нечего вам сказать.

– А отомстить за свою семью не хочешь?

– Я не знаю.

– Смотри, Когон, я тебе даю единственный шанс. Я тебя могу расстрелять вон у той берёзы либо отправить в штрафбат. Выживешь ты там или нет, один господь бог знает, но хоть пару немцев с собой в могилу утащить попробуешь. Так как?

– Мне всё равно. Давайте штрафбат.

– Повезло тебе, Когон, я дважды не предлагаю. Этого влево, и следующего.

Через полчаса, когда майор и лейтенант закончили опрашивать задержанных, людей, стоявших справа от стола, отвели на десяток метров. По пять человек их выстраивали перед расстрельным взводом. Лейтенант что-то говорил про измену Родине и про законы военного времени, но с того места, где стоял Самуил, было плохо слышно. Зато прозвучавший залп закладывал уши. Люди падали навзничь, и прямо перед их телами ставили новую пятёрку. Никто не вырывался и не пытался убежать. Через десять минут остались только те, кого майор велел отвести влево от стола, да взвод энкавэдэшников. Арестованных выстроили и повели в неизвестность.