Читать книгу Оскомина - Леонид Бежин - Страница 12

После таких разговоров по углам нашей привилегированной квартиры с ее обитателями – малым народцем, состоящим из близких и дальних родственников, – дед возвращался в кабинет. Но за стол сразу не садился, а прохаживался взад и вперед. Разминал – буравил – поясницу своими маленькими, сухонькими кулачками. Или стоял у окна, высматривая, кто сегодня дежурит по нашей улице Грановского – Фридрих Великий или Барбаросса.

Так он прозвал наиболее примелькавшихся охранников, из чего следовало, что дед как теоретик войны особенно любил Германию и вслед за своим кумиром Свечиным тяготел к воинскому искусству пруссаков.

Вот тогда-то я, шестилетний, и оказывался под столом – в домике, как любят воображать дети (особенно девочки), мечтающие о собственном, отделенном от взрослых уголке. Соперниками моему чувству собственника этих владений были ноги моего деда, которые он, садясь в кресло, протягивал под столом.

Несмотря на всю любовь к деду, эти ноги я ненавидел. Я всячески старался их изгнать из-под стола, вытолкать, вытеснить, выжить, создать для них неудобство или даже причинить им боль, ущипнуть или уколоть. Дед некоторое время это терпел, но затем сучил ногами, потирал ушибленное место и за шиворот вытаскивал меня из-под стола.

Вот и на этот раз, воспользовавшись отсутствием деда, я забрался в кабинет и затаился там под столом, но был сразу замечен и разоблачен дедом.

– Опять забрался, как вор в чужую квартиру! Ну что тебе там, под столом! Только пыль глотать! Сейчас мать тебя отругает. Она сегодня не в духе. Кстати, не знаешь почему?

– Знаю, но не скажу. Ты сам меня учил хранить тайну.

– Ладно, завтра будешь хранить, а сегодня скажи.

– А ты разрешишь мне еще посидеть под столом?

– Разрешу.

– Мама не в духе, потому что она не дружит с Кузьминой, а дружит с Ниной Евгеньевной. Нина Евгеньевна же живет в индийской гробнице. И вообще мама за Тухачевского, а отец – за Маленкова. – Я по-своему изложил все слышанное от взрослых.

Дед выразил свое недовольство тем, что зафыркал, затряс щеками и стал похож на бурундука с набитым про запас ртом.

– Так… Опять ты все слепил в один комок и размазал по тарелке, как манную кашу. Сколько тебя учить: каждый факт требует отдельного рассмотрения. Прежде всего скажи на милость, что это за индийская гробница – мавзолей Тадж-Махал?

– Тадж… – что? – Я сделал вид, будто не расслышал то, чего на самом деле не понял.

– Тадж-Махал в Агре, мой милый. Там похоронена Мумтаз-Махал, любимая жена Шах-Джахана. Надо знать такие вещи.

– Я знаю, – упрямо ответил я, как всегда отвечал на упреки в недостатке знаний.

– Что ты знаешь?

– Знаю, что индийская гробница – такой же, как наш, дом, украшенный памятными досками, но не маршальский. Там живет Нина Евгеньевна и ее дочь Светлана.

– А с ними – и сам Шах-Джахан, то есть Тухачевский. Слава богу, выяснили.

– Шах-Джахан – это не Тухачевский.

– Вот те раз! А кто же?

– Товарищ Сталин.

– Почему ты так решил?

– Потому что он самый главный.

– Ну, знаешь ли, Тухачевский тоже при званиях, чинах и должностях. Впрочем, не будем об этом. А что у нас за событие в воскресенье, раз приглашают таких гостей?

– Мой день рождения.

– Ах, прости, дорогой! Я тут заработался и совсем забыл. Но подарок тебе будет. Я обещаю.

Раз уж дед сам заговорил о подарке, я хотел попросить у него командирский планшет, выпиравший углом из пролома в письменном столе, но раздумал, посчитав, что планшет и так мне достанется, обещанный же подарок деда может оказаться еще более приятным сюрпризом. Поэтому просить я не стал, а вместо этого получше устроился под столом, раз уж мне это было разрешено, и стал воображать, будто я замурован в подземелье гробницы, а мои родители, многочисленная родня и дед оплакивают меня там, наверху.

Впрочем, эту игру я вскоре бросил, поскольку, будучи замурованным, не смог бы в воскресенье принимать гостей и получать от них положенные по случаю моего дня подарки.