Читать книгу Огг - Леонид Евгеньевич Волчек - Страница 7

– Па, а ты привезёшь мне из Филадельфии подарок, – встретил меня вопросом Женька, не успел я переступить через порог дома.

– Не из Филадельфии, а из Белфаста. Ты всё перепутал, сын. Тебе мама про мою поездку рассказала?

– Ага.

– Придумал, какой подарок хочешь?

– Кролика.

– Живого?

– Ага.

– Его же Малявка съест.

– А я кролика в клетке держать буду.

– Это жестоко – держать его в клетке. Ты бы хотел, чтобы мы с мамой держали тебя в клетке?

– Тогда мы Малявку в клетку посадим, – недолго думая заявил Женька.

– А Малявку тебе значит не жалко?

– Жалко, но она же кролика съест.

– Выходит, единственно правильное решение – не заводить кролика. Тем более, что совершенно нет смысла везти его из Белфаста, когда кролика и у нас купить можно. Ты подумай над подарком ещё, а перед сном обсудим.

Мы вместе прошли в гостиную. Жена сидела в кресле с планшетом в руках, а Арся листал какую-то книгу, уютно устроившись в углу дивана. Я подошёл к нему и заглянул на обложку книги. К моему удивлению это был «Атлас-определитель птиц» из моего кабинета.

– Чем тебя заинтересовала эта книжка?

– Видел несколько птиц и захотел узнать, как они называются. Под крышей сарая семья пеночек живёт, а под навесом Байрона – зарянки. За озером на дереве кобчики гнездо свили. Я видел, как чёрный коршун хотел их прогнать, а они вдвоём от него отбились. А ещё на нашу вишню прилетали три дубоноса. Па, я даже не знал, что у нас такие красивые птицы водятся.

– Твоя любознательность похвальна, но почему ты ходил за озеро? – я недовольно нахмурился.

Тут же встрял Женька:

– Мы не ходили за озеро. Мы перед озером были. Оттуда ещё лучше всё видно. И Байрон с Малявкой тоже с нами были.

– Интересно, а как ты рассмотрел, что это кобчики, да ещё с такого расстояния? – мой вопрос был адресован старшему сыну, но ответил на него опять младший.

– Я через бинокль смотрел, а Арся через прицел.

– Что значит через прицел? Вы брали с собой винтовку? – я был готов вспылить, но тут в разговор вступила мама.

– Винтовку твою никто не трогал. Дети брали старое ижевское пневматическое ружьё. Они спросили у меня дозволения. Я им разрешила. Даже пульки с собой дала, – говоря это, она даже не оторвала взгляд от планшета.

– Стреляли в кого-нибудь?

– Я им мишени распечатала на принтере и взяла слово, что по животным стрелять не будут, – жена поставила точку в этом разговоре.

Я решил, что привезу детям в подарок. Это будут два хороших бинокля и фотоаппарат с мощной оптикой. Может быть, благодаря этому подарку у них появится такое интересное хобби, как фотоохота. Я вышел на кухню и отправил сообщение в Белфаст своему другу с просьбой подготовить подарок, так как времени ходить по магазинам у меня не будет.

Сзади подошла жена и обняла меня, прижавшись к моей спине.

– Ты надолго в командировку?

– Два дня. Ты же знаешь, что у нас нет лабораторных электродуговых печей большой мощности. Только промышленная, а промышленную никто не разрешит останавливать ради эксперимента. Ближайшая лабораторная печь в Белфасте. К тому же она самая мощная из всех существующих сегодня. Наша институтская печь выдаёт на дуге максимум четыре тысячи градусов по Цельсию, а белфастовская способна выдать двенадцать тысяч, то есть втрое больше. Я был против попыток нагревать объект в печи, тем более, что мы даже не попробовали проводить опыт в нашей. Но международный консилиум настаивает на таком эксперименте. Вот и решили весь эксперимент с нагревом проводить в Белфасте, чтобы не повторяться в случае неудачи с нашей печью. Хотят по спектру определить полный состав. Мы уже его нагревали до полутора тысяч градусов и ничего – пшик. У меня впечатление, переходящее в уверенность, что объект поглощает тепло и перебрасывает его куда-то. Но как доказать, если мы не можем ничего обнаружить?

– То, что вы изучаете, это прибор что ли?

– Секрет, – улыбнулся я, – аль забыла? Так вот, переброска тепла начинается только при определённой критической температуре. Мы смогли увеличить температуру объекта до пятидесяти двух градусов по Цельсию, а сразу после этого показателя начинается мгновенное поглощение тепла. Тупик полный. В сотой доле миллиметра от его поверхности бушуют полторы тысячи градусов, а ему хоть бы хны. Как будто вокруг него некое силовое поле, которое наша наука не в состоянии определить.

– Я уверена, что рано или поздно вы разберётесь с этим феноменом, – жена плотней прижалась к моей спине. – А пока, давай я тебя накормлю…

– Я хочу поговорить с твоим братом наедине, – Цезарь взглянул на Гена. Его приёмыш стоял, прижавшись к боку брата, улыбаясь во весь рот. Ген поднял глаза на брата и когда тот утверждающе кивнул, вышел из кабинета Цезаря. В сопровождении Ура он отправился в свою спальню, где усевшись на скамью, стал ждать.

– Ты понимаешь, что я хочу поговорить с тобой о брате? – Цезарь владел языком кельтов, потому общение с галлом не составляло для него труда.

– Да, понимаю, – Арс уже успел отойти от того приятного шока, который постиг его, когда он узнал, что его Ген живёт в доме Цезаря на правах римлянина.

– Не скрою, – продолжил Цезарь. – Мне было бы гораздо спокойней, если бы ты оказался мёртв. Именно это и должно было произойти сегодня на арене, ведь все, кто знал Секста, ставили на него. К моему удивлению не произошло. Однако, центурион шестнадцатого легиона Иэкобус Ремус, который знает о тебе не понаслышке, уже поведал мне о подвигах, совершённых тобой в те дни, когда ты сражался в рядах Верцингеторикса. Теперь мне понятно, почему у Секста не было ни единого шанса. Думаю, что ты даже не догадываешься, что там, под Алезией, мои командиры назначали за тебя награду. Не малую награду. Ты меня несказанно удивил, Эльфо, и я, признаться, до сих пор нахожусь в некотором замешательстве. Я мог бы посодействовать твоей службе в рядах римской армии, мог бы предложить тебе продолжить карьеру гладиатора в качестве рудиария на особом положении. Уверен, что ты затмил бы славу Гая Ганника, но всё это меня не устраивает, – Цезарь задумчиво рассматривал стоявшего перед собой юношу. – Не устраивает всего лишь по одной причине – если ты будешь находиться в Риме, я не смогу помешать твоему общению с братом, а в этом случае, по Риму неизбежно пойдут разговоры и вскорости все будут знать, что он не является моим племянником. В случае разоблачения, я буду вынужден избавиться от него, отправив его куда-нибудь в провинцию в качестве пусть и привилегированного, но, всё же раба. Тебе так же предстоит стать рабом и вовсе не факт, что вы будете вместе. Возможно и скорее всего, тебя продадут в какую-нибудь школу гладиаторов. Став гладиатором снова, тебе придётся завоёвывать свободу на арене. То, что ты сможешь её заслужить, также не является убедительным фактом. Скорее всего, ты умрёшь гораздо раньше, благодаря трагической случайности.

– Почему бы тебе не отпустить нас в Галлию? – голос Арса звучал тихо и немного грустно.

– Я думал над таким вариантом. Я мог бы отпустить вас домой и даже выделить конвой в сопровождение, чтобы вы добрались до своего селения без помех, но такой вариант не устраивает меня. Не для того я дал твоему брату своё имя и ввел его в знаменитый патрицианский род Юлиев, который произошёл от самой Венеры, чтобы потом он превратился в галльского землепашца где-то на убогом отшибе Римской Республики. Ты только представь себе – твой брат Ген сегодня является представителем пусть и не самого знатного, но древнего и богатого рода Октавиев. Гай Октавий, которого в Риме благодаря моим стараниям считают отцом твоего брата, был знаменит тем, что организовал разгром остатков армии Спартака, утвердив славу Рима в величайшей войне рабов. Благодаря моему влиянию, твой брат станет одним из могущественных людей Республики. Как видишь, я предлагаю твоему брату альтернативу, которая просто несравнима с тем, что предлагаешь ты.

– Неужели такое возможно? – В голосе Арса слышалось смятение. – Если ты, Цезарь, действительно способен сделать Гена счастливым, я готов прямо в этой комнате броситься грудью на собственный меч, чтобы не мешать тебе.

– Только твоей крови мне и не хватало в этом кабинете, – добродушно и во весь голос рассмеялся Цезарь.

Смех донесся до комнаты Гена. Поняв, что брату ничего не грозит, Ген с облегчением вздохнул и расслабился. Как только волнение покинуло его, Ген почувствовал, что переживания возбудили в нем аппетит. Он вскочил на ноги и помчался на кухню. Преданный Ур затрусил следом.

– Сейчас меньше всего на свете я хочу, чтобы ты умер. Сегодня утром я этого жаждал. Когда мне доложили, что ты будешь сражаться с Секстом, я воочию решил увидеть твою кончину. Ты выжил, обрёл брата и именно ради твоего брата я больше не хочу, чтобы ты умирал, так как он не простит меня за это. Он сегодня носит имя Гай Октавий Фурин – имя моего трагически погибшего внучатого племянника и я не хочу, чтобы в этом положении вещей хоть что-то изменилось. Да, Эльфо, я клятвенно обещаю тебе, что приложу все силы, чтобы сделать Гая Октавия Фурина счастливым. Если тебе недостаточно этого, я могу поклясться своими и твоими богами, – продолжил разговор Цезарь.

– Мне достаточно твоего слова, Цезарь. А теперь скажи, что делать мне. Я согласен с тем, что если я останусь в Риме, Ген будет стремиться искать общения со мной и твои плану рухнут. В то же время, я ни как не могу понять, зачем тебе это всё нужно?

– Считай происходящее моей прихотью. Когда я впервые увидел его, у меня возникло желание всего лишь слегка облегчить его участь, но на следующий день созрел чёткий план, который я постепенно привожу в исполнение. Может быть, я узнал в твоём брате себя. В любом случае я не знаю четкого ответа на твой вопрос, клятву я тебе дал и выполню её, чего бы мне это не стоило. Ты же в свою очередь, должен убедить его остаться, а сам уйти. Можешь уйти домой. Я дам тебе все необходимые грамоты и документы, которые помогут достичь дома беспрепятственно в том случае, если ты не нарвёшься на лихих и бесчестных людей. Днём у них нет шансов схватить тебя и продать в рабство, а вот сон свой ты должен будешь обезопасить. Для этого тебе придётся спать только в тех населённых пунктах, где есть наши гарнизоны. Я прикажу выдать тебе документы, благодаря которым ты сможешь спать прямо в казармах.

– Что мне сказать брату?

– Я думаю, что ты найдёшь нужные слова. Можешь пожить здесь два-три дня, но не больше. За это время ты должен убедить брата остаться. Будем надеяться, что ты без приключений доберёшься до лесов родной Кельтики. Отдашь моё письмо наместнику в Лугдунуме и вместе с ним решите, чем ты займёшься на родине.

Два брата лежали на одной кровати и разговаривали. Окутанные плотной ночной темнотой они слышали дыхание друг друга, чувствовали тепло от близости тел и были счастливы. Арс благодарил судьбу и богов, хранивших брата за то, что ему не выпало и сотой доли тех испытаний, что перенёс он сам. Мысленно вознося молитву всем богам Рима и Галлии, он просил их, чтобы они хранили Гена и впредь. Ещё он просил у богов помощи в поиске правильных слов, способных убедить брата в необходимости их скорой разлуки.

– Арс, я хочу пойти с тобой.

– Нет, Ген. Ты остаёшься. Разве тебе здесь плохо?

– Мне здесь нравится, но я хочу, чтобы мы больше не расставались.

– Однажды мы всё равно расстанемся. Меня могут убить на арене или на войне. Зачем оттягивать неизбежную разлуку? – Арс тяжело вздохнул. – Когда-нибудь я обязательно вернусь, чтобы увидеть, кем ты стал.

– А ты? Кем станешь ты?

– Не знаю. Честно сказать, меня не оставляет ощущение, что я совершенно лишний в этом мире. Наш дом уже никогда не будет прежним и потому, я вовсе не стремлюсь увидеть его вновь. И ты не стремись. Твой дом здесь. У тебя есть всё необходимое: кровать, конь, доспехи, в которых ты смотришься таким же щёголем, как и Цезарь. Даже пёс у тебя есть. И самое главное, у тебя есть тот, кто будет о тебе заботиться как о родном человеке, – Арс постарался придать бодрости своим словам.

– Ты Цезаря имеешь в виду?

– Да, Ген.

– Он очень хорошо обо мне заботится. Он строг и требователен, но сквозь эту строгость я чувствую и вижу его доброту ко мне. Я только не понимаю, почему он разлучил нас?

– Он поступил правильно. Если бы мы были вместе, ты бы оставался аулерком, а не римлянином. А сейчас, когда ты совсем немного прожил в доме Цезаря, разве ты не чувствуешь себя гражданином Рима?

– До того момента, как я увидел тебя на арене, я ни разу не вспомнил дом. Учёба, занятия после школы, тренировки, оказались настолько захватывающими, что я и в самом деле уже начал считать себя частью Рима.

– Именно поэтому я ухожу. Я не должен мешать тебе. Может статься, что через некоторое время ты даже не захочешь со мной знаться, – Арс негромко рассмеялся.

– Никогда! Никогда не произойдёт такого, – Ген уткнулся лицом брату в плечо, – я буду всегда тебя помнить, всегда любить и всегда ждать.

– Ген – римлянин! Кто бы мог подумать! – Арс снова рассмеялся. В этом смехе была такая братская любовь, такая бесконечная нежность к нему, Гену, что Ген запомнил этот смех на всю оставшуюся жизнь.