Читать книгу Никита Хрущев - Леонид Млечин - Страница 7

Отныне Хрущев отвечал за все, что происходило в республике, которая Сталину сильно не нравилась.

Сталин считал, что на Украине хлебозаготовкам мешает «заговор петлюровцев», которые сохранили в подполье свои кадры. Они и саботируют планы сдачи зерна. Украинские крестьяне восставали против колхозов, а Сталин трактовал их возмущение как войну против советской власти. Вождь писал Кагановичу: «Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять. В Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается немало (да, немало) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец – прямых агентов Пилсудского. Как только дела станут хуже, эти элементы не замедлят открыть фронт внутри (и вне) партии, против партии».

Никита Сергеевич провел 13–18 июня 1938 года свой первый (а по номеру XIV) съезд Компартии Украины. Завел речь о самом больном – о продовольственном снабжении:

– Перебои с овощами – результат вражеской работы, потому что разве можно допустить, чтобы на Украине не было капусты или огурцов. Ну, кто может поверить, чтобы Украина была без капусты, была без огурцов, была без картошки. Это вообще не укладывается в голове. Когда нам сдавали в ЦК КП(б)У дела, мы спросили старое руководство – как же можно объяснить перебои с овощами. Они вместо ответа вертелись, как все равно карась на горячей сковороде, потому что объяснить это безобразие ничем нельзя. Это только лишь вражеская работа может довести до такого состояния дело с овощами… С помощью ЦК ВКП(б) и лично товарища Сталина, с помощью всего украинского народа мы почистили, очищаем и будем очищать украинскую землю от врагов народа.

Новый первый секретарь ЦК Украины 8 июня 1938 года выступил на партийной конференции Пограничных войск НКВД Украины:

– Товарищи, исключительная любовь в народе к НКВД. Это, товарищи, особенности нашего строя. Везде органы сыска и политического сыска ненавистны, к ним народ питает ненависть, а у нас – исключительную любовь.

Никита Сергеевич сердечно поблагодарил союзного и республиканского наркомов внутренних дел:

– После приезда Николая Ивановича Ежова на Украину, с приходом товарища Успенского в Наркомат внутренних дел Украины начался на Украине настоящий разгром вражеских гнезд. Исключительная заслуга органов НКВД, персонально товарища Успенского в деле разоблачения Косиора. Этот пилсудчик проводил от начала до конца все, что ему приказывал Пилсудский, все, что ему приказывала польская банда.

Предшественник Хрущева – Станислав Косиор – в январе 1938 года был назначен Сталиным заместителем главы союзного правительства и председателем Комиссии советского контроля, а уже 3 мая арестован. 26 февраля следующего года Косиора расстреляли…

Разумеется, Хрущев не предполагал, что оба наркома, союзный и республиканский, очень быстро сами перейдут в категорию «врагов народа». Через несколько месяцев рухнула карьера наркома внутренних дел Украины комиссара госбезопасности 3-го ранга Александра Ивановича Успенского. Уже на пенсии Хрущев вспоминал, как в октябре 1938 года позвонил Сталин. Сказал, что имеются данные, согласно которым надо арестовать наркома Успенского. Слышно было плохо. Хрущеву послышалось: не Успенского, а Усенко. (Степан Иванович Усенко был первым секретарем ЦК ЛКСМ Украины. На главного комсомольского вожака республики тоже собрали показания, и он ждал решения своей участи.)

– Вы можете, – спросил Сталин, – арестовать его?

– Можем, – уверенно ответил Никита Сергеевич.

– Но это вы сами должны сделать.

И Сталин повторил фамилию. Тут Хрущев понял, что арестовать следует не главу республиканского комсомола, а главного чекиста Украины. Впрочем, Степана Усенко тоже арестовали – 1 ноября, а со временем и расстреляли…

Вскоре Сталин перезвонил:

– Мы вот посоветовались и решили, чтобы вы Успенского не арестовывали. Мы вызовем его в Москву и арестуем здесь. Не вмешивайтесь в эти дела…

Хрущев тем временем поехал в Днепропетровск. Здесь, в обкоме партии, его застал звонок из Москвы, у телефона был Лаврентий Павлович Берия, новый первый заместитель Ежова в союзном Наркомате внутренних дел.

– Ты в Днепропетровске, – упрекнул его Берия, – а Успенский сбежал[8]. Сделай все, чтобы не ушел за границу.

Хрущев успокоил Лаврентия Павловича:

– Ночь у нас была с густым туманом, поэтому машиной сейчас доехать из Киева до границы совершенно невозможно.

– Тебе, видимо, надо вернуться в Киев, – посоветовал Берия.

– Хорошо, все, что можно сделать, сейчас сделаем. Закроем границу, предупрежу погранвойска, чтобы они усилили охрану сухопутной и морской границы.

А. И. Успенский оставил в наркомате записку: «Ухожу из жизни. Труп ищите на берегу реки». Его одежду действительно обнаружили на берегу Днепра. Водолазы сетями и крючьями обшарили весь Днепр и речной берег. Нашли утонувшую свинью, а Успенского не оказалось. Бывший нарком скитался по стране, но в апреле следующего года его все-таки отыскали, а в январе 1940-го расстреляли.

Когда Хрущев приехал в Москву, Сталин сказал ему:

– Я с вами говорил по телефону, а Успенский подслушал. Хотя нам объясняют, что подслушать ВЧ[9] нельзя, видимо, чекисты все же могут подслушать, и он подслушал…

Есть и другая версия, видимо более реалистичная. Разговаривая по телефону с Н. И. Ежовым, Успенский понял по его обреченному тону, что дела союзного наркома плохи и надо спасаться, пока не поздно. Сознавал, что смена хозяина Лубянки влечет за собой и уничтожение прежней команды.

Уже много позже Хрущев вспоминал: «Тысячи невинных людей были в те годы арестованы: и члены партии, и кандидаты в члены партии, и комсомольцы. Собственно говоря, вся руководящая верхушка страны. Думаю, что она была арестована и погибла в составе трех поколений руководителей, если не больше! Партийные органы были совершенно сведены на нет. Руководство было парализовано, никого нельзя было выдвинуть без апробации со стороны НКВД. Если НКВД давал положительную оценку тому или другому человеку, который намечался к выдвижению, только тот и выдвигался. Но и апробация со стороны НКВД никаких гарантий не давала. Имели место случаи, когда назначали человека, и буквально через несколько дней его уже не оказывалось на свободе, он арестовывался».

В декабре 1938 года на Пленуме ЦК ЛКСМ Украины Хрущев мрачно шутил:

– Товарищи, может ли кто-нибудь укрыться в наших условиях, чтобы его никто не увидел? Куда он укроется, особенно если это ответственный работник – все собаки его знают [смех в зале]… Я иной раз фамилию назвать не могу, потому что не знаю, кто сидит здесь, кто в тюрьме [смех в зале].

Настроения изменились. Глава республики уже не благодарил чекистов, а упрекал за ротозейство и благодушие, за неспособность разглядеть шпионов и предателей у себя под носом. 13 декабря на партийном собрании в республиканском Наркомате внутренних дел Хрущев объяснил, почему сам велел арестовать начальника 1-го отдела Управления госбезпасности НКВД Украины – это спецчасть, которая доставляла руководству все секретные документы – старшего лейтенанта госбезопасности Николая Петровича Дальского-Белоуса.

Никите Сергеевичу не нравилось, что вокруг него крутится слишком много чекистов. А вдруг кто-то из них замаскировавшийся враг:

– Если будет выстрел, это организовано первым отделом. Враг думает, что я поехал этой дорогой, а я другой по-ехал. Но первый отдел знает, когда и куда я хожу, и ему легче это сделать. Я бы хотел, чтобы этих людей больше не было. Они говорят, что они меня обслуживают. Ведь Дальский всегда за моей спиной стоял, я его дыхание всегда чувствовал. Я говорил товарищу Бурмистенко[10], так бы и в морду хотелось дать ему…

В разгар Большого террора до Хрущева дошли сведения, что на допросах арестованных и на него собирают показания. Пытаясь предупредить чекистов, пожаловался Сталину. Вождь выслушал Никиту Сергеевича без особого интереса, иезуитски равнодушно заметил:

– Да, бывают такие извращения. И на меня тоже собирают материалы.

Когда наркомом внутренних дел был Ежов, по всей стране арестовывали поляков. Хрущев вспоминал, как приехал в Москву с Украины на заседание Политбюро ЦК:

«Сталин вошел в зал и сразу же направился к нам.

Подошел, ткнул меня пальцем в плечо и спросил:

– Ваша фамилия?

– Товарищ Сталин, я всегда Хрущевым был.

– Нет, вы не Хрущев, – он всегда так резко говорил. – Вы не Хрущев. – И назвал какую-то польскую фамилию.

– Что вы, товарищ Сталин, мать моя еще жива… Завод стоит, где я провел детство и работал… Моя родина Калиновка в Курской области… Проверить можно, кто я такой…

– Это говорит Ежов, – ответил Сталин.

Ежов стал отрицать. Сталин сейчас же в свидетели позвал Маленкова. Он сослался, что Маленков ему рассказал о подозрениях Ежова, что Хрущев не Хрущев, а поляк. Тот тоже стал отрицать. Вот какой оборот приняло дело, начали повсюду искать поляков. А если поляков не находили, то из русских делали поляков».

Никита Сергеевич стал заметной фигурой, и глава союзного правительства Молотов захотел сделать его своим заместителем.

Хрущев: «Молотов просил, чтобы меня утвердили заместителем председателя Совнаркома СССР. Сталин согласился с этим и уже сказал мне об этом. Но я очень не хотел такого назначения и начал просить Сталина не делать этого. Сталин вроде бы прислушался к моим словам.

А я уговаривал: “Товарищ Сталин, дело идет к войне. Сейчас меня более или менее узнали на Украине, да и я узнал эту республику, узнал ее кадры. Придет новый человек, ему будет сложнее. Мне полезнее находиться сейчас на Украине, чем идти к товарищу Молотову, хотя товарищ Молотов много раз меня уговаривал идти к нему”.

Сталин согласился с моим аргументом насчет близости войны и сказал: “Ладно, пусть Хрущев остается на Украине”».

Почему Никита Сергеевич не пожелал вернуться в Москву и занять высокий пост? Не хотел уходить с партийной работы, которая открывала широкие перспективы. И тем более его не прельщала мысль становиться чьим-то заместителем – даже Молотова, считавшегося в ту пору вторым человеком в стране.

Нового наркома внутренних дел для Украины вместо Успенского долго не могли подобрать, пока не остановились на кандидатуре Ивана Александровича Серова, которого взяли в органы в январе 1939 года после окончания Военной академии РККА. 2 сентября 1939 года, на следующий день после начала Второй мировой войны, когда нацистская Германия напала на Польшу, Иван Серов стал наркомом внутренних дел Украинской ССР. Через два дня его произвели в комиссары госбезопасности 3-го ранга.

В Киеве жизнь связала Серова с первым секретарем ЦК компартии Украины, первым секретарем Киевского обкома и горкома партии Никитой Хрущевым. Поначалу они повздорили. Серов даже жаловался Берии на недоброжелательное отношение первого секретаря Украины к чекистам. Но потом отношения наладились.

Через две недели после переезда Серова в Киев Красная армия вступила на территорию Польши. Западную Украину включили в состав Советского Союза, и органы НКВД ускоренными темпами проводили чистку новых областей от антисоветских элементов. Для непосредственного руководства операциями нарком Серов из Киева перебрался во Львов, культурный и исторический центр Западной Украины.