Читать книгу Хлеб из маргариток - Леонид Шевырёв - Страница 2

Утром четвертого июля 1942 года (День независимости США) за одиноким островком Медвежий в Баренцовом море начинался пир, долгий и свирепый. Одиннадцать субмарин волчьей стаи «Ледяной чёрт» (Eisteufel) адмирала Хуберта Шмундта и туча «хейнкелей» -торпедоносцев принялись за корабли несчастнейшего конвоя PQ-17. Пока Шмундт отсиживался в Нарвике на «Танге», злой дух его трепетал над морскими валами, полными ледяной крошки. В солоноватых пучинах друг за другом скрывались «Эмпайр Байрон». «Карлтон». «Кристофер Ньюпорт». «Панкрафт», «Александр Купер», «Эрлстон»… Двадцать три английских, американских, панамских корабля из тридцати шести, что везли в Архангельск сотни лендлизовских самолетов и танков. Хватило бы армии в пятьдесят пять тысяч штыков.

Танкер «Донбасс» с десятью тысячами тонн льняного масла пока держался. Рядом уходил на дно «американец» «Даниэл Морган», добыча «волчьей» субмарины U-88. Людей еще можно было спасти, если сбросить ход. Море и небо были во власти «ледяных чертей», останавливаться опасно, но капитан Михаил Иванович Павлов рискнул. Когда полсотни американцев разместились на палубе, вахтенный сигнальщик Степан заметил человека на бревне, качавшемся на волнах. Он вроде бы шевелился, но на помощь не звал.

Матрос указал на него артиллеристам 76-миллиметрового орудия. Те отмахнулись. Два «Не-111» как раз неслись над гребнями волн к левому борту. Другая пара нацелилась на корму. Приходилось реагировать. Степан все же смог привлечь внимание боцмана, указав на тонущего. Тот вгляделся.

– Ещё союзничек! Тудыть твою мать!

Отмахнулся.

– Как его снимать? Не повезло парню.

Степан указал на болтавшиеся на тросах три шлюпки с «Моргана». Поднять их на борт не успели.

– Ну, пробуй, Стёп, – нехотя разрешил боцман, следивший за очередной пенной полосой, мчавшейся к танкеру. Торпеда прошла мимо. Капитан Павлов успел отвернуть.

Степан сбросил с борта трап в шлюпку. Весло в уключине было. Единственное. Пришлось грести стоя, наподобие веницианского гондольера, под острым углом к волне. Хорошо, что не очень далеко.

– Влезай! Руку давай!

Человек не отозвался. Без сознания. Затащить его в шлюпку непросто, но Степан смог. Боцман все видел. Хват-тали держал наготове. Поднял обоих в люльке. «Союзника» уложили на палубе. Заниматься им некогда. Второй сбитый «Донбассом» «хейнкель» уходил в воды, все в бурунчиках от снарядных осколков и пулёметных очередей. Не повезло в этот раз лейтенанту люфтваффе Хеннеману.

Когда налет закончился, а от «волчьей стаи» оторвались, Степан разглядел спасенного. Очень смуглый некрупный мужичок. Не африканец. Индус, из Калькутты. Зовут Сварнава Чакраборти Сарасвати (Swarnava Chakraborty Saraswati). Вольнонаёмный механик «Даниэла Моргана». Из машинного отделения выбраться припоздал. Шлюпки с экипажем отвалили. Когда понял, что корабль гибнет, бросил вниз кусок деревянной обшивки и прыгнул вслед. Отгреб доской от воронки, в которую уходил «Морган». Потерял сознание.

Когда пришли в Архангельск, Сварнава на прощанье подошел к своему спасителю Степану и повесил тому на шею маленький странный предмет на тонкой цепочке.

– «Palm of God», – сказал. – This Bengali mascot will save you as saved me. Keep it safe. In any case, do not sell («Ладонь Бога». Этот бенгальский талисман спасет тебя, как спас меня. Береги его. Ни в коем случае не продавай).

Перевел Степану капитан Михаил Иванович.

Моряк потом рассмотрел подарок. Амулет выглядел как маленькая раскрытая ладонь. Указательный палец и мизинец неестественно отставлены от средних пальцев. Посредине – изображение рыбы. Странный металл. Серебристый, только, кажется, не серебро. Проверил магнитом. Не железо. Тяжёлый, хоть и небольшой. В морской воде, сыром воздухе ржавчиной не задет. С чего бы так?

Девяностые годы, время победившей хуцпы (сверхнаглости), пулеметной пургой гуляли по российским просторам, выкашивая бывших советских людей. Двадцать миллионов погибших от паленой водки, краха жизненного уклада, бедности. Миллионы не родившихся мальчиков и девочек. Невесть откуда взявшиеся в стране наркомания, педофилия, СПИД. С улиц исчезли красивые женщины. Вечерами не встречались гуляющие парочки. Только гопники «с района». Дети перестали улыбаться незнакомым. А в СССР улыбались. Было безопасно.

Подлые годы подарили стране сотню долларовых миллиардеров, множество войн и войнушек на просторах бывшей сверхдержавы. Люди хуцпы обустраивали свои сказочные миры вдали от родных берегов. Только самая низкая категория носила демаскирующие малиновые пиджаки и золотые цепи. Те, кто повыше, такого себе не позволяли.

Алексей, отец Архипа, был человеком лёгким на подъём. В советское время тоже нечасто бывал дома. В Иркутской области шишковал. Орешки кедровой сосны пользовались спросом. Не пропускал сахалинские и камчатские путины. Когда начались вооруженные конфликты на бывшем советском пространстве, всюду побывал. Казацкая кровь покоя не давала. Осенью восемьдесят девятого года помог южным осетинам прервать поход на Цхинвал грузинского «золотого мальчика» Звиада Гамсахурдиа. Этот мастер грузинского слова «с пленительными глазами газели», как характеризовали его местные газеты, возбуждал на митингах Тбилисскую толпу. Гремел в мегафоне прекрасный взволнованный голос: «Мы им свернем шею, тем более что таких слабых противников, как осетины, нетрудно обуздать… Осетинский народ – мусор, который надо вымести через Рокский тоннель!» Люди с удовольствием разбирали автоматы, что грузовиками свозили на площадь перед парламентом. Толпа, вооружившись, сходила в Южную Осетию, до нее недалеко. Вскоре, встретив там… возражения (даже один пулеметчик в скалах это уже нечто, а он был не один), заметно поредевшая, побросала «калаши» и разошлась по саклям.

В октябре девяностого года Лёша защищал гагаузов. В СССР ту Гагаузию знали больше по популярной марке вина да посвященной ему же поговорке («Денег нет, продам пиджак, но всё равно куплю «Буджак»). Молдаване тогда решили увести бывшую союзную республику в Румынию со всеми её народами (даже французские и болгарские сёла были). Там бы с ними в спокойной обстановке разобрались. Большинству туда было не надо. Очередной облом случился у Великой Румынии. Помните при встрече с румынскими пограничниками Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-бей кричал: «Trăiască România mare»? Великий комбинатор о Великой идее уже тогда был наслышан.

В девяносто втором году Лёша защищал Приднестровье. Лозунги у молдавских лидеров выкристаллизовались к тому времени демократические и общечеловеческие. «Русских – за Днестр, евреев – в Днестр!». «Молдавия – для молдаван», «Чемодан – вокзал – Россия» (пожелание русским), Встречался с Президентом Приднестровья Игорем Смирновым и генералом Александром Ивановичем Лебедем, командующим 14-й Гвардейской армией. Почетную грамоту за ранение получил. Мирча Иванович Снегур, первый президент Молдовы (сентябрь девяностого – январь девяносто седьмого), как и его коллеги на Украине и в Грузии, хорошо понимал только физическое воздействие. Не аргументы. Александр Иванович для того, чтобы прекратить войнушку, выбрал высоко ценимые Мирчей Ивановичем базы отдыха молдавских воинов (Слободзея, Гербовецкий лес, Голерканы), а для большей убедительности, – три склада ГСМ, три молдавских батареи и командный пункт. Под утро третьего июля 1992 года с этими объектами сорок пять минут общались восемь артдивизионов и шесть минометных батарей Четырнадцатой армии. Разбежавшиеся молдавские воины соглашались выходить из кустов только к машинам скорой помощи. Потому, что Александр Иванович, человек слова, гарантировал: в них хорошо, сухо и безопасно. Двое суток воинов по кустам собирали все «Ambulanta» Молдовы, командированные в зону конфликта. Что делать, таковы нынче потомки славного господаря Дмитрия Кантемира, соратника Петра Первого. Мельчает народ.

А где в тот день оказался Мирча Иванович? В Москве. Подобревший, сговорчивый. Понятливый человек. На следующий день молдавская армия, догадавшись о вероятной судьбе, сама умоляла о перемирии.

Минуло нескольких месяцев, и Алёша в сентябре девяносто третьего с Муаедом Шоровым и кабардинцами штурмовал здание Совмина в Сухуми. Войну в Стране Души (Апсны, так абхазы зовут Родину) чуть не завершил пленением «серебряного лиса»: грузинский президент Шеварднадзе, сменивший Гамсахурдиа, еле ушел вскачь на последнем вертолёте.

Страна Души спасена! В праздничном футболе грузинскими головами Алексей, однако, участия не принял. От предложенных тринадцати граммов золотых коронок из грузинских ртов отказался. Такое – не к лицу русскому казаку.

А в России творились чудеса. В девяносто третьем депутатом Думы от Жириновского стал гипнотизёр Кашпировский. Чумак, заряжавший воду по телевизору, коллегу не уважал. И не зря. В девяносто пятом Кашпировский в составе делегации Госдумы безуспешно гипнотизировал басаевцев в Буденновске.

Война в Боснии и Герцоговине к тому времени давно шла. Длилась долго, до конца девяносто пятого. Больше двух лет Алексей с сербскими ребятами осаждал мусульманский Сараево. В прицеле снайперки жители, как на ладони. Женщины это знали. Выходить из дома им приходилось из-за детей, некуда деваться. Перед каждым таким опасным приключением прихорашивались, старались улыбаться. Все без хиджабов. Чтобы снайпер, разглядев в прицел, пожалел и не стрелял. Много было красавиц. Алексей ими любовался. Естественно, на курок не нажимал. Не к лицу казаку девчонок пугать.

А над городом плывут облака, закрывая небесный свет.

А над городом – желтый дым, городу две тысячи лет…

(В. Цой)

Алексей мог лежать в засаде, почти без движения, до суток кряду. Помогала статическая гимнастика: попеременно напрягал, ослаблял мышцы сначала ног, потом туловища, шеи, лица. Ушами шевелить выучился. Не у всех получается. Да уж, стратегия войны это бесконечный путь хитрости, говорили китайцы, не вполне удачливые в военном деле. Сунь Цзы пришел первым к такому выводу в трактате «Искусство войны» двадцать пять веков назад.

Однажды изумился, обнаружив лес грибов-навозников, нечувствительно выросший за ночь вокруг его снайперской лежки. Вспомнил, вечером шел мелкий дождик, было особенно тепло. У сизых грибков остроконечные шляпки. Довольно крупные ножки, сантиметров по десять. Съедобные, даже вкусные. Коварные. В них коприн, закусывать спиртное нельзя. Заболит живот, голова закружится. А вина в Боснии чудесные. Рубиновая «блатинка». «Жилавка» – соломенных оттенков. Таких больше в мире нет. Только снайперу пить не стоит. Он и не пьёт, блюдет твердость руки и зоркость глаза.

Маскировка получилась идеальной, «охота» – удачной. Достал старшего офицера, приближенного к командиру мусульманского корпуса Мустафе Хайрулаховичу. Это «им» кара за сербское село Подрованье у Сребреницы, нацело вырезанное мусульманской дивизией Насера Орича. В тот день артналет по сербам (на армейском сленге, «дискотека») был мощным. Прилетели сотни «пряников», «аргументов», «сюрпризов» (снаряды, мины разных калибров), много «пакетов гвоздей» (ракеты РСЗО).

В Сараево для православных два концлагеря: «Виктор Бубань» и «Силос». Первый – в бывшей солдатской казарме, второй – на свежем воздухе. При попытке освободить узников «Силоса» русский доброволец Алексей погиб. Разрывная пуля снесла полчерепа. Оттого в войне на Донбассе участия не принял. Ну, зачем было снайперу проситься в рискованный налет? Никто не заставлял. Пусть земля ему будет пухом. Он всегда был на правильной стороне Жизни. Не нам его судить.

Война – дело молодых, лекарство против морщин.

Красная, красная кровь – через час уже просто земля.

Через два на ней цветы и трава, через три она снова жива.

И согрета лучами Звезды по имени Солнце

(В. Цой)

Архип отца почти не видел. Мальчик общался с дедушкой Степаном, старым и еще крепким военным моряком. Мать его, свою дочку Ольгу, тот не одобрял. Полагал, если пообещали мужчина и женщина вместе жизнь прожить, надо слово держать. Каждый новый опыт будет только хуже. Дочка, естественно, не послушалась. Женские годы короткие. Терять их она не намерена. Развелась в девяносто втором с тогда еще живым мужем Алексеем, путешественником и воином. Увела Архипа к Василию Геннадиевичу, с которым подруга познакомила. Отцовский дом на Базарной Горе сменила на хрущобу возле главного корпуса Университета. Новый друг там числился снабженцем. Сама работала кастеляншей в парикмахерской поблизости. Выдавала мастерам простыни. Отвечала за одеколоны и лосьоны. Их же немножечко и приватизировала. Дома появились сами собой одиннадцать простыней. Шестнадцать парикмахерских халатов.

Бедная жизнь глубинных людей.

Базарная Гора, улочка извилистая, как ручеёк, стекала с высокого песчаного плато, на котором расположился Город, от Университета к Большому Стрелецкому логу. Дом Архипова дедушки невелик да крепок. Здесь и прадеды жили, о чем сообщала табличка под домовым номером с именами первых хозяев Фёдора и Григория. После войны дед Степан Фёдорович его своими руками восстановил. Тогда и старинную домовую табличку нашел. Даже фундамент был взорван, не одни стены. Тщательно, методично работали зондеркоманды, когда Город целёхоньким и без штурма достался врагу. Вот скажите, что за черви в западной душе? Тратить силы и средства без всякой военной выгоды исключительно, чтобы нагадить. Эшелонов взрывчатки не пожалели. А говорят, немцы экономные, бережливые, расчетливые. В чем тут прибыль, одни расходы. И кому мстили? Жителей, кого нашли, свели в Песчаный лог и расстреляли. Ну, не права ли сербская рэп-группа «Beogradski sindicat»: «Живот се рађа на Истоку, смрт долази са запада» («Жизнь рождается на Востоке, смерть приходит с Запада»)? Впрочем, у Ф. И. Тютчева припечатано задолго до «Синдиката»:

Из переполненной Господним гневом чаши

Кровь льется через край, и Запад тонет в ней —

Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши —

Славянский мир, сомкнись тесней

(Два единства)

Закончил Степан Фёдорович строительство году так к восемьдесят третьему, когда Архипу шел шестой годик. Долго, конечно, но больно уклон улицы велик. Пришлось против оползней воздвигать защитные стены с контрфорсами. Материалов нужно было много, а в свободной продаже и кирпичика не найти. Собирал щебень и каменные блоки по развалинам и лесополосам. А когда всё получилось, неугомонный бывший моряк не остановился. Решил превратить в сад примыкавшую часть заваленного мусором склона. Земли привёз. Каждый день после работы на шинном заводе впрягался в грабарку, завозил чернозём. И вот день настал! Крохотная, четыре на пять метров, ровная площадка создана. Три яблоньки куплены. Трогательные весенние саженцы, на каждом по пятнадцать проклюнувшихся почек. Шестилетний Архип в посадке участвовал изо всех сил. Выбрасывал из ямок землю руками, не лопаточкой. Так лучше выходило. Сыпал в чернозём печную древесную золу, яичную скорлупу. Дед сказал, деревья всё оценят. Воду подносил.

– Ну вот, Архипушка, – сказал дед однажды внучку, улыбаясь. – Когда деревья вырастут, а я уйду на небо, будем мы с тобой под яблоньками встречаться. Будешь мне рассказывать как у тебя дела. Может, помогу чем.

– Зачем ты, дедушка, уйдешь? И как же тогда наш сад?

– Ну, Архипушка, закон такой. Все деды обязательно уходят. Чтобы внучкам была возможность себя показать.

И в самом деле ушел, когда стройку закончил. Дом на Базарной Горе опустел.