Читать книгу Заоблачный остров. Фантастическая история из реальной жизни - Леонид Свердлов - Страница 4
Магнит внутреннего сгорания
ОглавлениеРанним воскресным утром мы пили кофе с булочками на террасе профессорской квартиры и любовались просыпающимся городом.
– Странно, что ты только сейчас решил полететь на Луну, – сказал я Дурабуму. – Мы ведь об этом ещё в детстве мечтали.
Он опустил глаза, дуя в чашку, и смущённо сказал:
– Ну, ты понимаешь, я же взрослый стал, а летать на Луну – это не серьёзно, никто из взрослых так не делал. Потом ещё и семья, работа, повседневка заедала. И всё казалось, успеется, времени много, вся жизнь впереди. А теперь вот всё больше понимаю, что жизнь впереди не вся и успеется только то, на что хватит времени, а времени не так уж много – надо сейчас браться за дело, чтобы когда-то успеть.
– Уходит время, – согласился я. – На днях еду в метро, держусь за поручень, а передо мной девушка сидит – молодая такая, красивая. И всё на меня косится, будто сказать что-то хочет. Ну, понятное, думаю, дело: не первый раз девушки на меня засматриваются. Надо, думаю, познакомиться, пригласить куда-нибудь. Пока я об этом думал, проехали пару остановок, она всё это время на меня украдкой взглядывала и сразу глаза отводила. Вдруг автобус тряхнуло – я едва на ногах устоял, но всё-таки не упал. И тут девушка встаёт и говорит мне: «Садитесь, дедушка». Я-то считал себя таким же молодым, каким всегда был, а вдруг оказывается, что и у меня тоже возраст.
– Дело не в возрасте, – утешил меня Профессор. – Я своим возрастом доволен и моложе быть не хочу. Не хватало мне только заново всего добиваться и доказывать, что я не сопляк какой-нибудь, тоже заслуживаю уважения, и со мной нужно считаться. А девушка тебя не из-за возраста пожалела: просто стыдно уже, дожив до седин, ездить на метро.
– Ну, это ты брось, – ленивым голосом не согласился Коля Зверев. – Метро – дело удобное, если не набито. Сидишь себе, читаешь книжку и не надо баранку крутить и за светофорами следить или детьми, что на дорогу выбегают. Это как машина с собственным шофёром, и машина эта побольше твоей будет. Если бы у меня не было динозавра, я бы тоже только на метро ездил.
Мы все посмотрели на лежавшего рядом с Колей Зверевым динозавра. Тот поджал хвост и лапы, смущённый таким вниманием. Профессор скептически хмыкнул: он всё ещё не мог относиться к доисторическому птицеящеру с осиными крыльями как к чему-то настоящему, достойному взгляда. Почувствовав это, динозавр сжался ещё больше.
– Человек, которому не повезло иметь совесть, талант и интеллект, никогда не сможет заработать на машину, – печально произнёс Яблочков и, выдержав трагическую паузу, добавил: – На этой планете.
– Всё-таки я хотел полететь в космос, – вдруг вспомнил Дурабум. – Но думал, что все туда и так летать будут. А теперь вижу, что не доживу до этого. Надо, значит, самому.
Профессор насмешливо взглянул на погрустневшего Дурабума и сказал:
– Всё ещё веришь в яблони на Марсе? Брось! Ни на что негодных мест и на Земле хватает. Ничего мы в космосе не потеряли, и искать там нечего.
– Если не будем искать, то ничего и не найдём, – ответил Дурабум. – А потеряли мы там свою детскую мечту. Ну, ты понимаешь, когда-то мы хотели стать космонавтами, радоваться новым открытиям, летать в города, построенные на других планетах, и искать там на ночном небе далёкую Землю. И яблоки с Марса поесть мечтали. А теперь о чём мечтать? О новом смартфоне? А про что я буду по нему разговаривать, если вокруг ничего не происходит?
– Так уж и ничего? – усмехнулся Профессор. – Уж за наш-то век в мире много всего случилось.
– Ничего, – настойчиво повторил Дурабум. – Ну, ты понимаешь, Профессор, полетел первый спутник, четырёх лет не прошло, а в космос уже полетел человек, а всего через восемь лет люди высадились на Луну. Если бы так продолжали, то сейчас бы уж точно на Марс школьные экскурсии летали и привозили обратно марсианские яблоки. Но тогда на этом всё закончилось, и мы зря мечтали о продолжении. Мы забыли про космос, он снова стал далёким и недоступным. Люди ходили по Луне ещё до нашего рождения. А при нашей жизни никогда.
– Тебя это удивляет? – с иронической усмешкой сказал Яблочков. – Если б всем можно было улетать в космос, то кто бы после этого на Земле остался?! Наверху об этом подумали и прикрыли это дело.
Профессор с раздражением посмотрел на Яблочкова, заглянул в пустую кофейную чашечку, хлопнул руками по коленям и встал из-за стола.
– Ладно, – сказал он, – хватит трепаться. Займёмся вашими детскими мечтами, раз уж собрались.
Мы перешли в гостиную. Когда Профессор проходил мимо динозавра, он протянул к нему руку, но не наклонился, а динозавр голову не поднял и остался непоглаженным. Возможно, мне это только показалось.
В гостиной всё уже было подготовлено для проведения фантастических расчётов будущего полёта. На круглом столе лежали сложенные в аккуратную стопку листы клетчатой бумаги, рядом из плоской коробки торчали острия готовых к делу разноцветных карандашей, но там не было ни компьютера, ни калькулятора, ни даже счётов или логарифмической линейки. Когда я сказал об этом, Профессор лишь коротко усмехнулся.
– Хожу я пока без костылей, – сказал он, – чтобы думать и считать, мне дополнительные приспособления тоже пока не нужны.
Он сел за стол, вытянул руки и размял пальцы как пианист перед выступлением.
– Ну, – обратился он к Дурабуму, – излагай свою детскую мечту.
Дурабум поспешно подсел к нему, дрожащей от волнения рукой положил перед собой чистый лист и сбивчиво принялся рассказывать, рисуя при этом корявые картинки, суетясь и ломая кончики карандашей:
– Сначала я подниму участок на аэростате на максимально возможную высоту. Там я включу магнит внутреннего сгорания, оттолкнусь от магнитного поля Земли, выйду на орбиту, выключу магнит и стану вращаться по инерции. Повращаюсь, пока Луна не окажется прямо перед нами, снова включу магнит, разовью вторую космическую скорость и полечу к Луне. Пролетая мимо неё, маневровыми двигателями выведу корабль на орбиту. Облечу пару раз, теряя высоту, и прилунюсь.
Профессор взял у Дурабума его чертёж, больше похожий на детский рисунок, повертел его, рассматривая с разных сторон, и сказал мне:
– Вот ты спрашивал про компьютер. А можешь вообразить компьютер, рассчитывающий такую чушь? Это машина рациональная, ей не объяснить, что такое детская мечта, потому что компьютер никогда не был ребёнком и мечтать не может. А я могу рассуждать как Дурабум, хоть и знаю, что это всё чушь. А раз могу рассуждать, то, значит, и рассчитать смогу.
Он положил перед собой рисунок, взял из пачки лист бумаги, проверил пальцем остроту кончика карандаша и приступил к расчёту.
Мы стояли вокруг и наблюдали. Обитатели подводного мира прильнули к стёклам своих аквариумов. Динозавр воспользовался тем, что про него забыли, сперва осторожно высунул голову из-за двери террасы, а потом, осмелев, заполз в гостиную. Все напряжённо следили за невиданным явлением: Профессор производил расчёт детской мечты.
Невозможно описать словами эту вычислительную феерию. Тот, кто не видел, как считает Профессор, никогда не сможет это себе представить. Ошибаются те, кто думает, что математика скучная и не зрелищная наука. Просто мы помним её со школы по унылым задачам из учебника, но разве тот, кто знает музыку по ученическим гаммам, может представить себе игру виртуоза?!
Профессор залихватски чертил, размашисто писал, играл цифрами, колдовал формулами, жонглировал уравнениями. Цифры, переменные, латинские и греческие буквы, косинусы и логарифмы, вылетая из-под его карандаша, неслись в таком вихре, что голова кружилась даже у динозавра.
Даже Яблочков зааплодировал, когда Профессор сходу взял тройной интеграл по замкнутому контуру, который каждый из нас посчитал бы неберущимся. Угри в аквариуме завязались узлом от одного вида системы параболических дифференциальных уравнений в частных производных, которую Профессор за минуту разделал так, что только корни засверкали. Комплексные числа он возводил в такие степени, что космические дали переставали казаться недостижимыми даже для самых водоплавающих скептиков, а Луна показалась не дальше соседнего гастронома, когда квадратные матрицы образовали коммутативное кольцо, изоморфное кольцу эндоморфизмов свободного модуля, а Профессор, нисколько не смутившись, вычислил по обычной формуле их определители и одним махом обратил все матрицы методом Жордана – Гаусса.
Клетчатые листы мелькали один за другим, мы едва успевали точить карандаши. На наших глазах наивная и бесплотная фантазия в сбивчивом исполнении Дурабума превращалась в стройные ряды цифр и формул, надёжных, будто закованных в железо, неколебимых, как фаланга древних воинов.
Захваченные математическим вихрем и унесённые им в страну детских грёз, мы не заметили, как прошло время обеда. Листы, исписанные Профессором при свете дня, предстали перед нами в окончательном виде только при электрическом свете вечера.
Под наши аплодисменты Профессор вручил Дурабуму толстую пачку своих трудов. Мы подхватили Профессора и стали качать. Подбросив его несколько раз, мы подвергли той же почести и Дурабума – авансом за то, что он воплотит сегодняшние расчёты в будущий космический полёт.
– И всё-таки занялись бы уж вы лучше делом! – пожурил нас напоследок Профессор.
– Так ведь это настоящее дело и есть, – возразил ему Дурабум. – Видел бы ты себя сейчас со стороны! Разве ты чувствуешь такое вдохновение, когда зарабатываешь деньги?
– Играть весело, – признался Профессор. – Но жизнь не игра.
Всякий знает, что на подготовку космического полёта требуется очень много времени. В детстве мы готовились дня два – для детей это долгий срок, но не для взрослых.
Дети ещё не знают, что возможно, а что нет, что нужно, а что бесполезно – тропинки для них ещё не протоптаны, и они могут пойти по чистому полю куда захотят. Взрослые ходят по известным им дорогам, а других путей для них как бы и не существует.
Представьте себе старый заброшенный дом, в котором лежит древний клад. Дети обязательно заберутся туда и его найдут, но не поймут, что это такое, и родителям не расскажут, чтобы те не заругались. Взрослые бы поняли, но они в этот дом не полезут и клад не найдут – взрослые ведь не занимаются такой ерундой. В результате дом снесут, и сокровище пропадёт. Мир вокруг нас полон таких сокровищ, но взрослые их не замечают, а дети не знают, что с ними делать.
Взрослые всё усложняют: для нас создание космического корабля оказалось таким трудным делом, что даже всего хлама, какой Дурабум носил в карманах и копил в своём глупом заоблачном доме, было недостаточно. Вдруг выяснилось, что нам понадобятся деньги, и немалые – а в детстве мы без них обошлись. Я, Дурабум и Коля Зверев отдали все наши сбережения, но этого оказалось мало. Яблочков сказал, что мы должны быть ему благодарны уже за то, что он с нас не требует компенсации за тысячелетия страданий и унижений, которым такие, как мы, подвергали таких, как он, и нам пришлось с благодарностью отказаться от его помощи.
Дурабум собрался делить наши деньги на ноль, но, когда мы сказали об этом Профессору, тот возмутился и запретил заниматься математическим беспределом. Он основал благотворительный фонд по поддержанию интереса к космическим полётам, выделил нам крупный грант и так ловко списал расходы с налогов, что ещё и остался в выигрыше. Если бы космические исследования велись так же ловко, как финансовые дела Профессора, Марс был бы уже цветущим садом!
Каждые выходные ко мне прилетал Коля Зверев, и мы, оседлав летающего динозавра, мчались на заоблачный участок, которому предстояло стать нашим космическим кораблём.
Мы укрепили и герметизировали купол. Он больше не мог складываться, его форма изменилась: он по-прежнему был похож на яйцо, но теперь оно было повёрнуто не вбок – по ветру, а вверх, что придавало заоблачному острову больше сходства с ракетой. Лёгкий пластик мы заменили на пуленепробиваемые стёкла. Их много скопилось на автосервисе: в девяностые годы они пользовались популярностью, а потом их покупать перестали.
У купола появились герметично закрываемые ворота, за которыми Дурабум обустроил шлюзовую камеру, чтобы можно было выходить из космического корабля и потом возвращаться в него. Пока мы оставались на Земле, ворота шлюза были открыты с обеих сторон – автомобиль Дурабума и динозавр Коли Зверева свободно через них пролетали.
Мы основательно закрепили всё, что могло двигаться. Тряска нам предстояла большая, и то, что не было закреплено, могло разлететься по острову, ломая всё на пути. При разгоне космического корабля все предметы становятся тяжёлыми и летают с такой скоростью, что даже муха может сбить человека с ног. К счастью, мухи не водятся на такой высоте, и на острове их не было, а то и их пришлось бы приколачивать гвоздями. В невесомости не хотелось бы летать среди рассыпавшихся и разлетевшихся по всему кораблю болтов и гаек – их надо было собрать, разложить по коробочкам и коробочки привинтить или приклеить.
Под островом был подвал. Дурабум перенёс туда всё, что хранилось на нижнем этаже глупого дома и не было использовано для преобразования летающего острова в космический корабль.
Подвал служил не только для хранения всякого добра – он стал чем-то вроде киля. Подлетев к Луне, наш космический корабль должен был повернуться к ней своей более тяжёлой нижней стороной и ей же прилуниться. Чтобы он после этого не покатился по Луне как мячик, Дурабум пристроил к нему снизу выдвигающиеся стойки с амортизаторами от железнодорожных вагонов, которые он добыл на свалке рядом со своим автосервисом.