Читать книгу Психоанализ второй ступени - Леонид Владимирович Кузнецов - Страница 7

Одна из конкретных задач парапсихоанализа заключается в том, чтобы помочь распознать природную способность и даже скрытую цель психики естественно приводить наш рассудок в состояние непосредственного общения с внематериальным или трансцендентным (в словаре это понятие расшифровывается как непостижимое и запредельное), с тем, что больше известно как мир Духовного, а главное, научиться таковой ее способностью осознанно управлять.

Это большое предложение встречалось, вспомним, в одной из первых глав книги. Зачем понадобилось опять к нему возвращаться? Может быть мы тогда впопыхах проскочили мимо чего-то важного, на что стоило бы обратить самое пристальное внимание? – Да, конечно, – на те два слова, что обведены курсивом, ибо новое содержание (энергию), которое они в себе с этого момента понесут (заметьте, даже если таковое мы сейчас просто назначим, а может быть и именно потому), определит в дальнейшем характер и степень нашего проникновения в суть или пространства, пожалуй, уже не только этой фразы… Наши ментальные предпочтения исподволь настраиваются и обучают потом рассудок различать и запоминать обратную дорогу из стеклянных лабиринтов ирреального… только в том случае, когда мы сами их специальным образом настраиваем заранее… Желательно всегда иметь под рукой (уметь быстро приготовить) несколько вариантов прочтения любого текста (ситуации), чтобы изменять общий смысл (происходящее), перевернув для этого значение лишь одного какого-нибудь слова (символа)… Путаница, всевозможные патовые ситуации или даже опасные болезни на пути обычно подстерегают не новичка, – внимательного к приметам, но неразборчивого в желаниях хамелеона, – а потерявший эластичность слишком взрослый ум, которому, оказывается, всегда есть, что терять…

– Что значит “природная способность и задача психики”? Следует ли понимать, что психика есть некий мост, связывающий человека смертного с его вневременной трансцендентной сущностью? Обязана ли психика сделать доступным для живого человека общение с его истинным Я? В форме диалога, например, и задолго до его непременного возвращения в прежнее качество – вечное бытие? Насколько вообще естественно для людей общение или даже просто стремление к общению с ирреальным, то есть Духовным? (Напоминаем, в парапсихоанализе эти понятия – почти синонимы и потому нередко соседствуют, а то и подменяют друг друга.) Итак, нормально ли для интеллектуала-прагматика устремление к Божественному? Не противоестественно и не опасно ли оно?!…

– Вопрос сложный и прежде, чем отвечать на него, необходимо отметить, что он задается отнюдь не из праздного любопытства. В поисках ответов непростых зачастую обнаруживается, что доверчиво внимать советам сердца и готовым рассудочным рецептам (целый ворох которых нам бесплатно вручается воспитанием, традициями и менталитетом общества, в котором случилось родиться) неразумно. Их очевидность, равно как и безотказность, далеко не бесспорна. Что же касается вопросов связи земного человека с его трансцендентными корнями, здесь нужно быть предельно осторожными, поскольку это уже не просто сложные, но и опасные материи, закрытые для входа многим. Все ответы в столь тонкой области добываются способами нестандартными, куда более изощренными и затратными, чем это может показаться на первый взгляд, причем добываются они исключительно собственными усилиями или умом, хотя впрочем нет, не умом – опытом.

*      *      *

Только еще подступая к теме “материя и духовное”, мы неизбежно сталкиваемся со странным парадоксом. Оказывается, звать на помощь ум для плавания в глубоких и холодных водах эзотерики либо незачем уже, либо рано еще. Сомнения нет в одном: присутствие того ума, с которым мы постоянно имеем дело в обычной жизни, в зоне ирреального неуместно и совершенно недопустимо. Мы вообще не можем выйти за ворота материального, если он засел в нас или о чем-нибудь тайком размышляет где-то поблизости. Сам факт, что, родившись внутри материи, ум в принципе не различает ничего, кроме нее (материи), еще не так страшен. Но ведь он же нам об этом зачем-то постоянно напоминает! Ум решительно не умеет что-либо забывать, а вот это уже наша подлинная трагедия.

Вхождение в ирреальное, да, собственно, и само ирреальное есть лишь ситуация ознакомления с правилами игры, написанными почему-то всегда мелким шрифтом. Припоминание основных законов игры, в которую мы и так уже играем от рождения. И только. Некоторая перестановка акцентов внимания и приоритетов, не более того. Кстати сказать, почти все эти правила известны наперед (или могут быть известны) любому из нас, ведь они на виду. Однако когда мы решаем включить их в систему собственной игры, такая инициатива каждый раз производит в нас огромные психические трансформации. Странно, не правда ли? Должно быть, мы все-таки не очень хорошо соображаем, с чем имеем дело.

Проблема здесь вот в чем. Для того, чтобы с правилами мы могли спокойно ознакомиться и, не горячась, сделать свой выбор, нужно, по крайней мере, их внимательно изучить. Или молча выслушать. Необученный же вниманию ум редко когда молчит и уж подавно никого не слушает. Как правило, он громко разговаривает сам с собой (даже во сне), словно радио на кухне, которое почему-то забыли выключить, уехав в отпуск на юг.

Здесь мы встречаемся со скрытым парадоксом. Обойтись без рассудка вовсе, то есть прогнать его от себя (технологии чего уже подробно разработаны и настоятельно рекомендованы к массовому пользованию многими эзотерическими школами), погружаясь в безумие Духовного, вроде бы желательно, но во-первых, это как-то страшновато, а во-вторых, если хорошенько разобраться, совершенно невозможно. Кто-то ведь должен оставаться полностью в сознании, чтобы постоянно следить за логикой наших шагов (инициативных перемещений) в зоне иррационального, потому как без соблюдения такой меры предосторожности моментально прольется наша кровь и в воздухе запахнет откровенным сумасшествием. А что же еще, кроме нашего рассудка, в состоянии осуществить такой контроль? Вот почему необходимо определиться как можно точнее, что такое ум, какова его природа и роль в мистических переходах, а также во что он сам должен трансформироваться на пути в иррациональное, чтобы войти действительно в Духовное, рассмотреть и запомнить из увиденного побольше, а затем еще и показать нам обратную дорогу. Вернуться оттуда нужно непременно живыми и здоровыми. Мы ведь с этого начинаем.

Во время погружения в состояние особой ментально-психической концентрации, позволяющей переживать трансцендентное непосредственно чувствами, то есть видеть и пребывать в нем (и даже прежде того!), мы должны четко сформулировать, обосновать, потом научиться через голову надевать на себя и какое-то время уже носить (исповедовать) идеологию целесообразности общения (диалога) с Духовным или познания иррационального нашим прагматичным умом. Причем не просто целесообразности, а насущной необходимости или спонтанной потребности нашей психической сущности в преодолении ею границ материального, чтобы она могла свободно и естественно эволюционировать.

Если мы этого над собой не сделаем и ростки новых мировоззрений не начнут прорастать на дрожжах нами же придуманных экстремальных идеологий, все пожелания себе прикоснуться к Духовному выльются в красивые, но бессмысленные слова, вы-

цветшие фантазии и культурный досуг уставших от жизни импотентов. Никаких переходов в качественно измененные состояния сознания не случится, если им не приготовить соответствующие (надлежащие) предпосылки.

*      *      *

Уже стало очевидным, что предмет нашего разговора составляет искусство произвольного или, скажем так, осознанного творения глубинных идеологий, которые единственно и служат причинами или заряжающими мотивами, побуждающими нас к принятию и претворению в жизнь каких-либо активных решений. Идеология, нужно ясно это понимать, отнюдь не есть изложенная словами на листках бумаги сухая теория, подробная характеристика или описание чьего-нибудь мировоззрения. Любая остро переживаемая, пусть даже весьма отвлеченная (абстрактная) идея однажды становится вполне конкретным чувством, сегментом (составляющей) психики и ее новым состоянием, чем-то весьма живым. Мы можем даже сказать – квинтэссенцией духовной работы индивидуума или собственно духовной практикой. Именно идеология определяет тенденции изменения уровней сознания (его расширение или сужение), а также намечает высшую точку ментального развития личности, обозначая предел ее эволюции или психический статус, на самом деле ограниченный исключительно лишь рамками ее мировоззрения.

Четкого формулирования сути какой-либо принципиально новой программы, просто лаконично высказанной одним человеком новаторской концепции (например, антиидеи кредо) или добавления какого-нибудь простого компонента, незначительно усложняющего конфигурацию общеизвестного символа веры, зачастую бывает вполне достаточным для быстрого сформирования неведомой или невидимой идеологии и более того, распространения ее невероятно мощного воздействия на сознание целых групп людей. Этому обычно есть две причины. Во-первых, зарождающаяся идеология может обладать не только набором уже знакомых (традиционных и очевидных) характеристик, но и весьма внушительным списком подводных, малоизученных и весьма специфичных метафизических свойств. (Порою, кстати сказать, весьма опасных, она ведь может вовсе не рассматривать жизнь человечества в качестве ценности номер один.)

А во-вторых, идеология, словно живое существо, не просто в состоянии всегда подстраивать себя к переживаемой нами здесь и сейчас реальности (что она умеет это делать, нам как бы уже давно известно из материализма), а совсем наоборот (в случае, если мы действительно хотим приблизиться к постижению законов духовного, нам неизбежно придется научиться смотреть на вещи с подобной точки зрения) – именно она подстраивает происходящие события и все обстоятельства наблюдаемой нами сейчас реальности под свои, еще неведомые нам, интересы. Мистицизм проникает в нас и по сути даже начинается с осознания того, что не для нас, живых людей, но для самореализации некоей внешней идеологии созревают и сменяются эпохи, создаются и трансформируются реальности, населяемые постоянно эволюционирующими существами.

Как правило, любая идеология спонтанно создает для себя особую среду обитания, Систему или собственный мир (творение виртуальной реальности), провоцируя (или санкционируя) тем самым зарождение событийных ситуаций, способствующих ее проявлению. по крайней мере и все ныне известные широко распространенные духовные доктрины об этом красноречиво свидетельствуют. Идеология способна жить во времени вполне самостоятельной жизнью, вообще и запросто обходясь без своего номинального (или формального) автора, если разуметь под последним человека, которому удалось что-то расслышать и записать. Идеологиям в принципе не требуются адепты (защитники и проводники), инициативность физических субъектов и уж подавно их мозги, поскольку любая из них всегда зарождается и разворачивает свою мистерию отнюдь не в пространстве человеческого ума. Да и не во времени тоже. Такова позиция, искусственно или специально допускаемая парапсихоанализом. Особый вирус, разлагающий прагматизм. Или технология расщепления…

Идеология или религия, а в контексте рассматриваемого вопроса их можно воспринимать буквально как одно и то же, по сути есть некая информация, интеллектуальная микрофлора или ноовирус, особый и невидимый культурный слой, напыляемый на заселенные людьми геополитические пространства. Аудитория той или иной идеологии исчисляется поэтому не количеством сагитированных и вовлеченных в нее людей, внимательно штудирующих книги ее “авторов” и решающих, надевать ее на себя, рекомендовать то же самое проделать кому-нибудь еще или нет, а зонами ее принудительного потребления, территориями и ареалами.

Факт зарождения и распространения идеологии определяется не умонастроением индивидуумов, а временем, соответствием ей уровня общественного сознания, характера менталитета, социальных, экономических и прочих условий ее выживания (действия), но никак не внутренними достоинствами самой идеологии, поскольку ни одна из них таковыми не обладает по определению. Идеология не может быть хорошей или плохой. Что предосудительного мы найдем в том, что металл, разогревшись до очень большой температуры, вдруг расплавится? Вот если бы это я научился кипятить в тигле серебро, смешивать его с ртутью или сурьмой, разливать в форму и получать… впрочем и тогда я лишь продолжил бы исповедание идеологии плавления металлов. Сознательно или бессознательно. Данную мне от рождения. Только и всего. Идеология – это рефлексия и фиксация достигнутого необязательно нами очередного уровня рассматривания свойств вещей. Так можем думать мы, люди. А можем и не думать. Ей, идеологии, это – все равно. Она уже и так работает. С нами.

Сформулировать идею религии без труда может и один человек, хотя, как правило, такими вещами занимаются целые кланы единомышленников (единоверцев-реформаторов). Однако истинными родителями идеологий всегда оказываются не люди вовсе и не их субъективные интересы и соображения, а непосредственно сами качественно переходные этапы развития цивилизаций. При этом сотни миллионов адептов новых вероучений послушно бредут за своими собственными идеологиями и всеми силами души их поддерживают, не подозревая о существовании в себе таковых.

Очень часто бывает так, что человек горячо убеждает себя в том, будто корни его религиозного чувства лежат в христианстве. Он настойчиво уверяет в этом себя и окружающих, аккуратно посещает церковь, внимательно изучая соответствующую литературу и в строго определенные моменты регулярно отправляет предписанные культовые обряды. Ему очень хочется верить в красивые слова библейского сюжета и занять себя какой-нибудь добропорядочной игрой. Однако ж он, прагматик, на деле просто не способен, не знает как убедить свой ум поверить в предание, а посему бесконечно далек не только от православия, но и от всех прочих религий, требующих беспрекословной веры, и по-настоящему исповедует один лишь психоанализ, хоть и не прочел за свою жизнь ни одной книги Фрейда, Адлера или Юнга. А то и вовсе не слышал о таком учении. Никто в этой жизни не может обойтись без религии, пусть на худой конец даже атеистической идеологии материализма. Неразборчивость – страшна.

*      *      *

Никакой необходимости знакомиться с учением для того, чтобы его исповедовать, нет. Прагматик вместе с именем от рождения всегда получает и свою религию. Психоанализ – это исходная база мировоззрения прагматизма ХХ–ХХI веков. В наши дни все мы, в том числе, как это ни странно, и мистики, в своей ментальности – естественные прагматики, поскольку других моделей самоосознания цивилизация сегодня просто еще не предложила. Общество незаметно навязывает нам или, скажем помягче, исподволь прививает своим гражданам элементарное изначальное мировоззрение прагматизма, отказаться или преодолеть которое может только тот, кому есть зачем это делать, другими словами, тот, кто задался целями, автоматически требующими от него формирования психической и ментальной конституции другого порядка. Например, идеологии индивидуума, которая синтезирует для себя более совершенное мировоззрение и новое пространство для самореализации. Именно индивидуум сегодня способен научиться надевать на себя любую, в том числе и примитивную идеологию, точно пальто, а потом быстро и легко сбрасывать ее с плеч, когда на ходу приходится перестраивать психический аппарат для выполнения других, более сложных поручений.

Настраиваемое логикой ума мировоззрение всегда бумерангом оказывает энергичное воздействие на само сознание. Новые мироощущения предопределяют, создают необходимые условия и даже провоцируют его качественное превращение. Изменяются не только критерии в оценках происходящего, но и углы зрения на многие вещи, к примеру, на себя. Если уровень сознания повышается, то в первую очередь это выражается в том, что мы получаем возможность сорвать с себя наконец шоры неумеренно распространившегося представления (нелепого предрассудка, катастрофически ограничивающего нашу свободу и власть творить новые реальности), будто незнакомец, – всякий раз смотрящий на нас из зеркала, когда мы проходим мимо и который все время что-то бормочет себе под нос, смекает, планирует и суетится, – единственно и есть повод, форма и смысл нашего бытия…

Становящееся чужим, существо из зеркала на время отпускает нас, переставая ассоциировать (смешивать) себя с нашей внутренней психической сущностью, нашим подлинным Я. В такие минуты мы становимся безразличными по отношению к своему помятому костюму, высвобождая себе этим огромное пространство для наблюдения Игры и маневра. Понятно, что в такие моменты роль ума, до того беспрестанно складывавшего из копошащихся в нем мыслей всевозможные карточные домики, существенно меняется и приобретает иной характер. Рассудок становится инструментом и поводырем. Светофором и дорожным указателем разумного передвижения в агрессивных средах ирреального.

*      *      *

Ни в коем случае не следует избавляться от страха волевым усилием. Страх необходимо беречь и культивировать в себе, храня как драгоценность во внутреннем кармане. С ним нужно работать. Если мы не осуществили полное разделение своего психического на материальное и духовное, но при этом уже перестали испытывать страх, значит дела наши плохи и нужно возвращаться. Это – болезнь.

Может показаться, что в описываемых в этой книге моделях превращения сознания значение и роль ума искусственно девальвированы, поскольку в новых состояниях мы начинаем мыслить уже собственно не самим мозгом, а некоей субстанцией, которая вечно пребывает вне нас и даже вне материи вообще. Однако тут нужно заметить, что мозг, а точнее проходящие через него мысли или обыкновенное умствование и собственно ум, есть разные вещи. Поднявшееся на ступень выше сознание уже начинает мыслить переживаниями, особенными состояниями духа, и суть процессов осознавания чего-либо отныне выражается (отражается) не в мыслях, словах или образах, а непосредственно в вещах (явлениях), то есть в конкретных результатах, в изменении реальности (ее событийного ряда), в самом факте достижения крайней степени покоя и сосредоточенности, наблюдении свечения и прорастании живущей в нас идеи.

Внезапные включения ума, его неуместная активность в одной из прежних форм, вспыхивающая в голове близкого к разделению индивидуума, однозначно являет собой знак или симптом, указывающий на резкое (болезненное) понижение уровня его сознания, связанное с непроработкой отдельных деталей восхождения, поскольку главная и чуть ли не единственная функция ума в такие моменты – это отслеживание поступающей извне информации и контроль за соблюдением разумной последовательности наших шагов, а вовсе не мышление как таковое. (Хотя именно этот добровольный и осознанный отказ ума от размышления уже и может только явиться следствием мышления, но мышления новой и, разумеется, более высокой ступени.) Трудно сравнивать, а тем более называть одним именем – мышлением – вещи (явления) столь разные! Когда, к примеру, включаешь на кухне телевизор и видишь в нем какого-нибудь изворачивающегося вора или политика, произносящего одни лишь слова и даже думающего словами, и с другой стороны, когда однажды удается наблюдать во времени процесс медитации человека, способного произвольно и легко изменять уровни своего сознания, а заодно и саму реальность. Или пчелу, садящуюся на цветок. Вот он – образец.

Нам еще только предстоит научить свой ум внимательно и спокойно отслеживать из потока наблюдаемых им событий и информации содержащиеся во всем невидимые ответы на незаданные вопросы и тут же доводить их до нашего ведома, ничего не придумывая от себя. Ум, настроенный на общение с ирреальным, должен быть готов и достаточно мужественен, чтобы верно прочитать любое сообщение, будь то внезапная боль в спине, успех в делах, потеря перчаток в метро или остановка лифта между этажами как специально подаваемый в понятной ему (доступной) форме знак. Такие знаки есть не что иное, как адресуемые персонально нам послания, четкие инструкции поведения в ситуации, в которой мы уже находимся или которая нас ожидает в скором будущем. Случайностей и совпадений не бывает. Никогда. Ценность советов из случайного – в их непостижимой оптимальности.

Исходя из сказанного выше, мы можем заключить, что почти весь круг обязанностей ума сводится к выявлению ответов уже некогда приготовленных, причем не им, не умом, на вопросы, которые опять же не он задал. Но главное, а может быть и самое трудное, это то, что именно рассудок, для того, чтобы мы когда-нибудь вошли в зону иррационального, прежде должен привести сам себя в состояние особой сосредоточенности. А для этого он обязан точно узнать как это делается (что совсем непросто, ведь сосредоточенность есть внимание к тому, чего ему до сих пор не приходилось видеть), а также крепко усвоить, что есть разумное в неразумном и запомнить последовательность шагов.

Заставить рассудок выполнять такие вещи совсем нетрудно, он все же – ум и в состоянии проанализировать не только механизмы ходьбы, но и прямые выгоды от вхождения в новое психическое пространство. Здесь однако потребуется некоторое время и тренировка, чтобы воспитать в нем соответствующие привычки, поскольку, во-первых, функции ума в действительности внезапно и сильно изменятся, они усложнятся, а во-вторых, все эти вещи он должен будет научиться различать исключительно в нашей спонтанности, то есть в непроизвольности естественных реакций на приключающееся с нами или вокруг нас случайное. И в самих случайностях. Его задача не думать, а только наблюдать и регистрировать увиденное, поскольку все, что он должен знать – правила игры – он уже и так знает, ведь их, равно как и сам ум выдумал Некто Единый.

*      *      *

Театр… (продолжение)

Режиссер спектакля – превосходный психолог. Он прекрасно знает как нужно работать даже с очень ленивыми актерами, чтобы добиваться от них желаемого результата. И понимает, что талант исполнителя легче и быстрее обнаружить даже в том, в чем его никто не ожидает увидеть, а кроме того, его можно значительно полнее раскрыть, если актера не муштровать, заставляя словно школьника зубрить незнакомые слова, а позволить ему жить на сцене, как у себя дома, оставаясь как бы в собственной шкуре. Другими словами, актеру нужно помогать играть самого себя, причем делать это нужно все время. И вот режиссер Пьесы никого из приглашенных им на работу в свой Театр не стал натаскивать. Должно быть, нечаянно он забыл рассказать кому, как и куда нужно по сцене ходить и кого при этом изображать.

Он вообще скрыл от артистов, что для постановки этой Пьесы им некогда был написан сценарий, по которому действие уже давно идет в заданном направлении и дальше будет вечно развиваться, ни на шаг не отступая от текста. Вместо этого он позволил всем, кто в тот момент оказался на сцене, импровизировать на любые темы, свободно зарождающиеся в головах и все диалоги составлять самим. Так же интереснее! Персонально каждому участнику спектакля было чуть ли не вменено в обязанность вести себя на сцене как можно раскованнее, ничего и никого не стесняясь. Одним словом, когда-то нам было разрешено делать все, что душе угодно, будто бы нет здесь никакого Театра, света юпитеров и декораций, а также наших ролей и суфлера, масок и грима.

Сработало? – Еще как! Иллюзия не просто подлинности, а даже спонтанности всего, что происходит на сцене, кажущаяся натуральность декораций, изготовленных на самом деле из синтетических материалов и поддельный воздух (он вырабатывается в подвале из дыхания иллюзий наших снов и подается сюда, на сцену, по трубам), ну а с другой стороны завораживающая тишина зрительного зала, которого к тому же еще и не видно, и, наконец, ничем не стесняемая свобода – все это сыграло злую шутку со всеми, кто оказался на сцене.

Обман заставил нас уже с первой репетиции так вжиться в свои роли, что мы скоро позабыли обо всем на свете. О том, что недавно и на время были званы на работу, что все мы просто актеры и сейчас играем на сцене. Что молчаливая и невидимая публика купила билеты и внимательно наблюдает за представлением даже тогда, когда мы крепко спим, и не хлопает в ладоши как раз потому, что не хочет разрушить магию этой чудесной мистерии.

Игрушечная свобода волшебного Театра, которой, оказывается, легко можно провести любого из нас, очаровывает и пьянит так сильно, что в ее колдовском вихре не просто кажется, а уже не в шутку разыгрывается взаправдашняя жизнь: поднимаются сильные ветры, на море вздымаются огромные волны, вулканы извергают горы пепла и огня, а звери с рычанием бегают по лесу. Мы, люди, всерьез принимаемся строить дома и летаем в далекие страны. Стреляем из ружей по своим врагам, пьем красное испанское вино и ходим в оперу. Всем сердцем любим своих близких, воспитываем детей и однажды умираем на самом деле.

Зрительного зала, надо полагать, ни пули, ни самолеты, а может быть даже и наши реплики, так же как пустые бутылки из-под шампанского или наша страсть, не достигают, поскольку все это – бутафория. Зрители в любом случае пришли смотреть на другое. Но для нас на этой сцене все выглядит в высшей степени правдоподобно и представляется чем-то очень важным. Именно поэтому мы с головой уходим в игру и однажды начинаем-таки получать от всего этого удовольствие. Увы, нам отсюда очень трудно понять, что купившие билеты и потому сидящие сейчас в партере серьезные зрители тоже во что-то играют, но только их развлечение куда занятнее нашего, хотя бы уже потому, что играют они нами…

*      *      *

Актеры в нашем Театре – настоящие профессионалы. Мало того, что они великолепно двигаются по сцене, но и, что встретишь крайне редко, почти никогда не путаются в тексте. Как написано, так свои слова и говорят, ничего не пропуская и не добавляя от себя. Ни единого слова. Вот почему действие Пьесы идет гладко, без каких бы то ни было заминок и повторов. Обнаружилось, что никакой надобности в репетициях вообще нет – все и так отлично получается. Артисты вовремя появляются в тех местах, где им и положено появиться, а реплики свои произносят исключительно с тем настроением, какое требуется по сценарию. Если, в частности, написано, что в ближайшую среду вечером на сцене появится актер из недавно приглашенных и прочтет монолог о том, что где-то на свете, как ему вдруг открылось, существует Театр, в котором труппа изображает жизнь и все его артисты так увлеклись, что, похоже, уже сошли с ума (они все воплотились в свои маски и поселились прямо на сцене, живут и играют там уже много дней, забыв про дом и себя настоящих), то такой артист в назначенное ему время действительно из-за кулис выходит и весь этот текст не запнувшись произносит. Наизусть и без единой ошибки!

Потом он также смело идет к месту, которое театральный художник еще в среду утром специально для него пометил белым мелом как “край сцены” (это где-то неподалеку от “зрительного зала”) и, показывая куда-то перед собой, будто что-то там увидел, приятно волнуясь и раскачиваясь, продолжает говорить, что, мол, сам он и всё, что его окружает, – разные птицы, деревья и другие люди (красиво проводит рукой вокруг себя) – лишь актеры в волшебном Театре марионеток. А из темной ложи – продолжает он свой интригующий монолог – за представлением наблюдает невидимый автор и, поскольку он является одновременно режиссером и хозяином этого Театра, уверенно руководит оттуда всем происходящим на сцене. Дергает за веревочки, и куклы приходят в движение. Некоторые из них даже начинают говорить. Жаль только, что почти никому, кроме, разумеется, режиссера неизвестно, про что и зачем была написана Пьеса и что случится со всеми этими куклами чуть позже…

На этой фразе актеры, изображающие зрителей, прерывают дебютанта искренними и громкими аплодисментами. Артист долго раскланивается и уходит весьма довольный собой. На смену ему выходит другой, потом третий и так без конца. Все они произносят разные слова, из роли, конечно, и без запинок. На одном дыхании. Удивительно, но никто и никогда в этом странном Театре не ошибается в тексте. И не произносит речей, которых нет в сценарии. Даже спьяну или случайно. Никто здесь почему-то не рождает своих мыслей. Попавший в Театр обречен стать актером… Кроме разве что осветителей сцены… Но ведь что поразительно – автора, равно как и сценарий его гениального шедевра никто из артистов не видел!.. Только осветители… Господи, да кто они такие?! Оказывается, их тоже никто не видел… Свет на сцене есть, а кто его зажигает – непонятно…

Продолжение следует.

*      *      *

Невозможно рассеять страх, не постигнув природу Вселенной.

Эпикур

Думается, незачем говорить о том, что контакт с Духовным “технически” может произойти в поле психического, хоть и с помощью инструментов ментально-рассудочной деятельности, изначально материальных по своему назначению (то есть соответствующих задачам, которые с их помощью решаются). Это и так ясно. Однако научиться различать, где заканчивается ум и начинается психическое, нелегко. В отличие от ума, психика уже готова к осуществлению контактов с ирреальным хотя бы потому, что ее природа – трансцендентна. Но главное, психика открывает человеку новые горизонты информативного узнавания, позволяя ему этот процесс ему не только отстраненно наблюдать, погружаясь в глубокие абстракции, но и непосредственно переживать, являться им, своими спонтанными предпочтениями и произвольными переменами в настроениях ощутимо на него влиять.