Читать книгу Лес потерянных душ - Лери Пэн - Страница 4

Говорят, что в час перед рассветом людей умирает больше, чем в другие часы. Рассвет в мире живых – самое тихое время, когда все, что может дышать возвращается к жизни, просыпается ото сна. Но именно в эти утренние предрассветные часы, есть те, кто никогда больше не проснется. В Лесу Потерянных Душ почти каждый час был «утренним», и неважно, что время здесь определить было невозможно, его здесь просто не существовало. Толпы умерших искали путь на другую сторону, блуждая во мраке холодном и заснеженном, и только огонек синего фонаря им указывал дорогу. Иногда перед душой появлялось видение огромного белого волка, чья шерсть мерцала и манила за собой.

Но всегда наступает час, когда никто не умирает. И именно в этот час Егерь, чьей заботой было освещать умершим дорогу на ту сторону, мог позволить себе просто отдохнуть. Он не был уверен, что отдых ему действительно нужен, он не испытывал физической усталости. Но в это время можно было побыть одному и помолчать. Мужчина никогда не был мастером вести разговоры, им он предпочитал уединение и тишину, когда не было необходимости объяснять кому-то что-то. Если бы можно было выполнять свои обязанности молча, он бы делал это, но, к сожалению, так не получалось. Новоприбывшие души еще не осознавали, что уже не являются живыми людьми, им нужно было помочь это понять.

Егерь сел в кресло, которое стояло у камина, достал из кармана маленький металлический кругляшок и начал вертеть его в руках. С одной его стороны взирала суровая женщина в шлеме, на обратной же стороне восседала сова. Черты той, что оставила ему монету уже стерлись из памяти, как и обломанные края этой вещицы. Но она до сих пор хранила тепло. Егерь подумал о том, что эта монета – лишь напоминание о былых временах, куда он не сможет никогда вернуться, она не несла больше никакой материальной ценности. В этом мире ничего не покупалось и не продавалось. Тем не менее, монета была самой дорогой вещью, с которой он никогда бы не расстался. Если Егерю было что-то нужно, то оно просто появлялось прямо здесь, в хижине – одежда, обувь, травяной чай. Егерь не испытывал голода, еда была ему не нужна, но иногда он хотел хоть что-то почувствовать, кроме гнетущей пустоты внутри. Тогда он ел, но ни радости, ни печали, ни удовлетворения не испытывал, поэтому со временем есть совсем перестал. В Лесу бродили животные, чей дух мог попасть только сюда, потому что другой стороны для них не существовало. Небуле еды хватало, хотя питался ли волк чем-то на самом деле, Егерь не знал. Он никогда этого не видел. Мужчина посмотрел на огонь, тепло которого приносило хоть какое-то удовлетворение в этом мрачном мире, наполненном чужой болью, сожалениями и памятью о совершённых злодеяниях.

Дров осталось всего ничего, а проводник не мог позволить свету иссякнуть, поэтому взялся за топор и прихватил с собой фонарь. Огонь должен гореть всегда, даже когда Егеря в хижине не было.

Поваленные деревья лежали словно побежденные великаны, некогда могущественные, но утратившие силу и былую мощь. Каждый замах топора больше не отдавался болью в поверженном деревянном теле, и души в нем не было. Некогда живое, оно больше не дышало, и было пригодно только в пищу огню. То же самое происходит со всеми живыми существами, когда душа или дух покидают тело, они остаются всего лишь сломленной оболочкой.

Дров уже хватало с лихвой и Егерь присел на изувеченный пень перевести дух. Он достал монету и по-привычке начал крутить в пальцах. Через какое-то время он ощутил чье-то присутствие и настойчивый взгляд.

– Выходи, – сказал мужчина, не поворачивая головы. – Я тебя чувствую, если это можно так назвать. Чего тебе нужно?

– Чего еще может желать неупокоенная душа? – согнутая старческая фигура присела на пень неподалеку, находясь в поле видимости, но все же на безопасном расстоянии от фонаря.

– Я не помощник здесь.

– А я и не прошу, – ответил старик, улыбаясь. Странно, что он еще мог это делать. – Я никуда не спешу. Я жду своего часа. Никогда не видел таких монет.

– Они существовали еще до твоего рождения, – ответил Егерь, убирая металлический кругляшок в карман.

– Сколько же тебе лет? – с наигранным интересом спросил старик.

– Да уж постарше тебя буду, – Егерь понимал, что старик и так это знает.

– Скажи-ка мне вот что, проводник, каково это возвращаться в пустой дом, где никто тебя не ждёт? Что тебя здесь держит?

Егерь не ответил, но поднялся и начал собирать дрова.

– Ты не живой, но вроде и не мертвый, – продолжил старик. – Ты нечто. Ты переправляешь души на другой конец леса, но почему?

– Это моя работа, – сухо ответил Егерь, закидывая очередное полено на уже сгрудившуюся в руках стопку. – Освещать дорогу душам.

– И неужели тебе никогда не было интересно, что там, за бугром, куда ты отводишь этих несчастных? – хитро улыбнулся старик.

Егерь смахнул черную жесткую прядь волос, норовившую залезть в синие глаза.

– Иди уже, старик…своих дел нет?

– Какие могут быть дела у мертвого? – Хохотнул тот. – И меня зовут Михаэль, а не старик.

– Мне все равно, – огрызнулся Егерь, увидев, что фонарь вспыхнул и заморгал – душа вошла в лес. – Не до тебя мне.

Мужчина бросил дрова кучей и, захватив синий огонь, отправился вглубь леса. Сначала деревья вставали перед ним непроходимой стеной, но затем слегка расступились. Фонарь замерцал сильнее, Егерь услышал вопль и навстречу ему кто-то выскочил, продолжая вопить. Этот кто-то споткнулся о корни выступающих деревьев и растянулся у ног проводника.

– Мужик, эта хрень двигается! Там в лесу! Ты видел это?! Видел?!

Егерь молча наблюдал, как мужчина, барахтаясь в сугробах, пытается подняться на ноги, извергая из себя странные слова. Наконец, когда ему это удалось, проводник понял, что перед ним вовсе не мужчина, а юноша. Телосложение его было далеким от атлетического и больше напоминало высокий скелет. Длинные волосы лезли в глаза, а в ушах зияли огромные дыры, заключенные в металлические обручи. Над правой бровью растянулась надпись на незнакомом Егерю языке, а на щеке чернело пятно, отдаленно напоминающее рисунок. Мужчина разглядывал юношу не то, чтобы с интересом, но с долей любопытства.