Читать книгу Никто, кроме президента - Лев Гурский - Страница 12

Разговор заладился и без коньяка. Когда на обратном пути я стал прокручивать его в голове, то поразился, до чего ж наша беседа походила на партию в настольный теннис! Не на ту, что наспех играешь в обеденный перерыв, еле уговорив приятеля из соседнего отдела отпасовать тебе разок-другой. А на чистую партию двух полупрофи с правильно поставленным ударом. Собеседница, уловив мою манеру, быстро подстроилась под нее. Потому общаться нам было так же приятно, как перебрасываться мячиком с игроком своего уровня. Без напряжения. Без раздражения. За один спортивный интерес. Я ей – пинг, она мне – понг. Удары не гасим, подачи не упускаем, очков не считаем, на лицах – сплошное понимание.

Исходя из моего опыта, эта легкость дается только в двух случаях, которые взаимоисключают друг друга. Случай первый: у человека, сидящего напротив тебя, далеко в шкафу припрятан тако-о-о-ой здоровенный скелетище, что для его сокрытия выстроено множество эшелонов обороны – сквозь них и полиграф-полиграфычу не пробиться. Случай второй: человеку напротив тебя просто нечего скрывать – и все тут.

Первые минуты беседы мы с хозяйкой разбирались, как друг к другу обращаться. Ледяных «господина» и «госпожу» исключили сразу. «Гражданку Звягинцеву» и «гражданина Лаптева», посмеявшись, оставили милиции. Попробовали зайти с имени-отчества, но затем сравнили даты, прикинули, что могли бы учиться в параллельных классах, и сговорились на «Сусанне» и «Максиме». При этом дистанцию между нами сохраняло корректное «вы». То, что надо. Даже моя Ленка не бросила бы в меня камень. Еще минут несколько мы потоптались на берегу вязкой темы участия (неучастия) органов ВЧК—ФСБ в деле исчезновения главы семейства Звягинцевых. И договорились, что это болото мы обойдем по кромке. Или – того лучше – заморозим. Иначе вместе утонем в претензиях, которые, строго говоря, ею уже были выплеснуты, а мною отведены. Я не требовал от Сусанны раз и навсегда исключить подозрения в адрес Лубянки: сильный нажим с моей стороны сам по себе смотрелся бы уже подозрительно. Мы только решили на время перевести версию из первостепенных во второй ряд. Дабы сосредоточиться на иных идеях. Поплодотворнее.

Для разминки я проверил крепость краеугольной темы киднэппинга. Быть может, спросил я, супруг и не похищен вовсе, а – тысяча извинений! – добровольно выпал из семейного гнезда? Юридическая литература такие прецеденты описывает, художественная – тоже. У Чехова хотя бы, в «Шведской спичке». Искали труп, нашли бабника. Вдруг и Звягинцев сейчас где-то на Канарах с новой подругой? А?

– Поглядите на меня, Максим, – Сусанна на кресле переменила позу. В просвете халата блеснула аппетитная белая коленка. Теперь точно: мне ее продемонстрировали. Мастерский пас. – Я что, по-вашему, уже вышла в тираж? Я похожа на женщин, которых добровольно бросают?

– Нет, конечно, – честно оценил я колено и прочее. – Все на уровне, более чем. Вы похожи на ту, которая сама бросит кого угодно… если не брать во внимание историю с третьим мужем.

– С третьим? – приподняла удивленную бровь Сусанна. – Почему же с третьим? С какого края третьим?

– Сергиенко, – уточнил я. – Разве он не был номером три?

– Ах, ну да! – сообразила хозяйка. – Вы же считаете только юридических мужей, у меня-то другая арифметика. Тут вы правы. Сергиенко – моя единственная ошибка. Поразительно красивый и умный дурак. Так и не научился любить меня больше, чем свои древности. Для него я всегда была тенью какой-то там мифической королевы Гудрун. Я ему родила дочь, и догадайтесь: как он ее назвал? То есть чего я спрашиваю – Лубянка ведь знает все.

– Не все, – раскрыл я служебную тайну. – Этого нет в вашем досье.

Там только ее инициалы.

– Сванхильдой! Сванхильда Сергиенко, убиться можно! Я сама это имя еле-еле заучила наизусть. Бедная девочка совсем уже не помнит русского. Шлет мне иногда е-мейлы на старонорвежском, ни с каким словарем их не разберешь…

Я тактично выдержал паузу и лишь затем послал новый мячик:

– Выходит, всех прочих мужей первой оставляли вы?

– Это звучит так печально… – Сусанна потупилась, но секунду спустя вскинула свою серебристую головку. Ни следа печали на лице ее я не обнаружил. – Хотя какого черта придуриваться? Все верно. Я – их – бросала – первой. И что такого? Пока мы относительно молоды, у всех наших любовей короток поводок. Едва в сторону отвернешь, ошейник уже душит. Вот и сбрасываем его без спросу… Вы сами-то, Максим, сколько раз были женаты?

– Всего один, – сознался я. В сегодняшней игре этот мячик был наиболее простым. – До сих пор женат.

– Ну конечно! – Сусанна понимающе подмигнула. – Я и забыла, откуда вы. В вашей организации не забалуешь. Чуть что, и жена бежит к генералу, сообщать про пошатнувшийся моральный облик. И вам задерживают очередное звание… Угадала?

– В жизни всякое бывает… – обтекаемо сказал я. Моя Ленка скорее жабу съест живьем, чем пойдет плакаться по начальству. Впрочем, я ей и повода не даю. А новые звания мне тормозят немножечко за другое. – …Но возвращаясь к бывшим мужьям: разве не могло так быть, чтобы кто-то из них затаил недоброе? На вас или на соперника?

– Морды друг другу они били почти всегда, – не без гордости, как мне почудилось, объявила Сусанна. – Скандалы друг другу устраивали. Подробностей я уж не помню, хотя скандалы были качественные… Но вы ведь, надеюсь, не думаете, что Сабонис с Эдельманом или, допустим, Давтян с Сеноженским… этих двух, эпизодических, у вас наверное нет в досье… что они все взяли и объединились в банду, чтобы из-за меня расквитаться с Звягинцевым? Все они крайне приличные люди… ну кроме Пяста, конечно, но тому еще гарантированно сидеть лет восемь…

– Значит, подытожим. – Мысленно я переварил несколько новых для себя фамилий. Надо бы осторожно собрать их полные ФИО, но это после, не убежит. – Версию о причастности ваших бывших супругов и близких друзей вы категорически отметаете?

– На все сто, – подтвердила Сусанна. – Поверьте, Максим, моему вкусу, моему женскому чутью… моему красному диплому музыковеда, наконец… Я бы никогда не выбрала какого-нибудь тупого рэкетира. Все мои избранники – люди с изюминкой, своеобычные, легкие, поэтичные… ну если не брать в расчет старого дегенерата Резеду, который, впрочем, давно умер…

– Все? То есть Звягинцев тоже – легкий и поэтичный? – с некоторым сомнением уточнил я.

На фотографии в папке пропавший резиновый олигарх выглядел плечистым молотобойцем с литыми мускулами и гранитным лицом. В голливудских фильмах такие актеры изображают, в лучшем случае, отрицательных шерифов. В худшем – отрицательных киборгов.

– Все, – упрямо повторила Сусанна. – Сабонис был звонким и куртуазным, Эдельман – забавным и щедрым, у Пеклеванова открылось тонкое чувство цвета… ах, если бы он еще рисовать умел!.. А вот у Звягинцева я оценила отменный юмор и память на бардовские песни. Я забываю строку, он сразу подсказывает. Это было бесподобно. «Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой…»

– «…Месяц кончается март, скоро нам ехать домой», – машинально закончил я куплет Визбора. – Намек понял: мне пора закругляться. Не бойтесь, я вас помучаю еще совсем мало-мало. Пройдем еще один вопросик, ладно?

– Валяйте, Макс, сколько требуется. – Хозяйка изобразила смиренную мину. – Мы, русские, по природе своей мазохисты. Мучиться нам только в кайф. Вы, небось, хотите узнать про миллион – не клюнул ли уже по-настоящему? Отвечаю как на духу: не клюнул. С утра позвонили несколько явных шизоидов и еще одна тетка, которая назвала себя экстрасенсом. Та пообещала найти Звягинцева всего за полмиллиона, но потребовала себе, для точности поисков, его перстень или браслет, долларов так на столько же… Я их всех отфутболила далеко-далеко…

– Очень интересно, – признал я, – но только жуликами и психами с некоторых пор наша Контора не занимается. Лучше скажите самое простое: вы сами подозреваете кого-то конкретно? Ну, кроме ФСБ и чеченцев…

Сусанна поерзала в кресле, перетасовала коленки, чуть взъерошила крашеную седину и задумчиво проговорила:

– Не то чтобы подозреваю, это слишком громко сказано… Хотя не исключаю – это да. Память у меня, уж простите, не очень хорошая, но две фамилии я вам назову. Первый – это Сергей Каховский. У него с мужем пересекался бизнес, и вышли кое-какие трения… Не знаю нюансов и, честно говоря, знать не хочу, кто из них двоих больше смухлевал, но в результате мой Звягинцев выступил на том суде против него. А Каховский в перерыве сказал ему, что такое не прощают…

– Ясно, – кивнул я. – А кто второй?

– Зовут его, если не ошибаюсь, Фердинандом. Фердинанд Изюмов. Такое вот немузыкальное сочетание. Мой Звягинцев спонсировал его выборы, но почему-то не до конца, передумал, наверное… После там была темная история со взрывом машины, с покушением, потом Изюмов лежал в реанимации… Мне кажется, этот человек уверен, что все его беды – исключительно из-за мужа.

– Так и запишем, – я черкнул на бумажке. – Каховский и Изюмов. Обещаю, мы проверим обоих. А вы еще подумайте над моим вопросом – может, кого и вспомните…

Она хорошо держалась, думал я, выруливая по Рублевке. Очень непринужденно. Почти доверительно. И всего один раз при упоминании о пропавшем муже употребила словечко «был», – когда говорила про бардовские песни. Вот отсюда мы начинаем считать разные варианты. Самый невинный – женщина оговорилась, с кем не бывает? Вариант второй, тоже безгрешный, – Звягинцев, как и жена, растерял память на цитаты, отсюда и прошедшее время. Раньше мог продолжить про лыжи у печки, теперь нет. Случается. Теперь вообразим, что это не оговорка. Тогда, выходит, она уже записала его в бывшие. Здесь тоже развилка. Или она его просто разлюбила, что для Сусанны – вещь привычная. Или мысленно уже похоронила. Тут опять варианты: она не верит в возвращение Звягинцева или она точно знает, что муж не вернется. Самая перспективная для работы – последняя версия, а самое вероятное в таком раскладе вот что: похитители уже вышли с ней на контакт и уже назвали сумму. Но больше миллиона. Поэтому она сочла их предложение завышенным. Зачем переплачивать за старого мужа, если можно бесплатно завести нового? Это, кстати, объясняет, зачем она переводит стрелки на нас: если Звягинцева убьют, во всем будет виновата Лубянка.

Логично? Да. Но пока не более доказательно, чем версия с Изюмовым, которую, кстати, тоже надо проверить. Я не стал говорить Сусанне про то, что другая фамилия, Каховский, и без ее совета оказалась в досье. Я наметил встречу с бывшим олигархом прямо на завтрашнее утро.

Не стал я тревожить Сусанну информацией и о том, что уже поручил поднять завещание Звягинцева – много ли получит вдова в случае чего? – и заодно выяснить, не было ли в последние дни каких-либо внезапных движений его активов.

И уж тем более я не стал раздражать Сусанну вестью о том, что с 17 часов сегодняшнего дня все ее домашние средства связи – и стационарный телефон, и оба сотовых, и спутниковый, и выделенка Интернета, – нами взяты на контроль. Когда люди сильно верят, что их линии защищены, они начинают проявлять поразительную беспечность при разговорах…

Моя родная жена Ленка, демократ без берегов, часто ведет со мной политические споры: все, мол, наши гэбэшные прослушки-подглядки есть ущемление гражданских свобод. Я ей обычно возражаю в том духе, что пусть она не беспокоится: их в России как не было, так и нет. Потому и ущемлять нам нечего. Сколько ни советовал доктор Чехов выдавливать из себя раба, его пациенты не вняли. Некоторых граждан буквально тошнит при мысли о свободе. Один такой дядька, к примеру, возле нашего метро торгует из-под полы прессой. Иногда, забывшись, я спрашиваю у него для Ленки «Свободную газету»… и вы бы видели, какую рожу он корчит при одном только слове «свободный»!