Читать книгу Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» - Лев Лурье - Страница 6

В 1948 году Андрею Жданову – пятьдесят два. Типичный бюрократ пиквического сложения, редко покидавший свой кабинет, работавший днем и ночью. Жданова мучили регулярные приступы грудной жабы (как тогда называли стенокардию), он страдал от тяжелого атеросклеротического изменения сосудов сердца. У Жданова был диабет, он много пил. Стрессы преследуют политиков. Находиться рядом со Сталиным и чувствовать душевное спокойствие не удавалось никому. Андрей Жданов переносил неприятности тяжело, забывался с помощью алкоголя. Но становилось только хуже. Он обретал репутацию пьяницы среди членов Политбюро и – главное! – в глазах вождя. При том что как ответственный за идеологию обязан был находиться при Сталине, постоянно участвовал в ночных «обедах» на Ближней даче.

Никита Хрущев вспоминал: «Помню (а это было редким явлением), как Сталин иногда покрикивал на него, что не следует пить. Тогда Жданов наливал себе фруктовую воду, когда другие наливали себе спиртные напитки. Полагаю, что если за обедом у Сталина тот его удерживал, то что было дома, где Жданов оставался без такого контроля? Этот порок убил Щербакова и в значительной степени ускорил смерть Жданова».

В начале 1948 года состоялось «второе пришествие» наверх главного номенклатурного врага Жданова – Георгия Маленкова, который возвратил себе пост секретаря ЦК партии. С одной стороны поджимали конкуренты, прежде всего Маленков и Берия, с другой – собственный сын делал опрометчивые заявления. Весной 1948 года сын Андрея Жданова, Юрий, ученый-химик, заведующий отделом науки ЦК КПСС, подверг критике любимца Сталина академика Трофима Лысенко. Это вызвало гнев со стороны Сталина. Юрия Жданова заклеймила «Правда». Андрей Александрович знал, как генсек поступал с теми, кто вызывал у него сомнения.

В 1947 году Жданов прошел курс лечения в Сочи. Но стенокардия только прогрессировала.

Вспоминал Дмитрий Шепилов: «Тяжелое заболевание А. А. Жданова – гипертония, атеросклероз, грудная жаба и сердечная астма – всё прогрессировали. Огромная нагрузка в работе, частые многочасовые ночные встречи и ужины на даче Сталина, постоянное нервное перенапряжение – все это подтачивало его здоровье. Он задыхался во время разговора, лицо покрывалось розовыми пятнами. После нескольких фраз он делал паузу и глубоко втягивал в себя воздух. Как-то солнечным утром Андрей Александрович вызвал меня и сказал: „Меня обязали ехать на отдых и лечение. Я буду не так далеко от Москвы, на Валдае. Уверяют, что там легко дышать“».

Обострение произошло в июле 1948 года. 10 июля Жданова, согласно заключению врачей, отправили в двухмесячный отпуск. Как полагается, у него были назначенные Лечсанупромом лечащие врачи – доктора Георгий Майоров и Софья Карпай. 23 июля, по свидетельству персонала, состоялся телефонный разговор с подчиненным, заведующим агитпропом Дмитрием Шепиловым.

Разговор был неприятен для Жданова, он был крайне возбужден (сам Шепилов в своих воспоминаниях демонстрирует преданность Жданову и об этом телефонном разговоре в посвященной смерти босса главе не упоминает вообще). Ночью у Андрея Александровича случился тяжелый припадок. 25 июля из Москвы прибыли главные кремлевские врачи – профессора Владимир Виноградов, Владимир Василенко и Петр Егоров. Консилиум постановил: имел место острый приступ сердечной астмы, основной причиной недомогания назван кардиосклероз. Больному прописали прогулки и массаж. Как указывает исследователь этого вопроса историк Геннадий Костырченко, врачам положение пациента серьезным не казалось. Софья Карпай уехала в отпуск, а Майоров поручил уход за Ждановым медсестре и увлекся рыбалкой.

7 августа в «Правде» Жданов читает покаянное письмо сына, который, ссылаясь на свою «неопытность» и «незрелость», униженно просит прощения за критику академика Лысенко. В тот же день сняли последнюю перед приведшим к смерти кризисом кардиограмму. Следующую сделали только 28 августа, после припадка и за три дня до кончины.

Консилиум в лице кремлевских профессоров прибывает в «Валдай» 28 августа. Среди приехавших заведующая кабинетом ЭКГ кремлевской больницы Лидия Тимашук. Она обследует Жданова и констатирует «инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки». Профессора называют мнение Тимашук ошибочным. Они требуют от Тимашук переписать заключение в соответствии с ИХ диагнозом: «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни».

Лидия Тимашук

Итак, мнения разошлись.

А врачи больному предложили… больше двигаться! В историю болезни внесли: «Рекомендовано увеличивать движения, с 1 сентября разрешить поездки на машине, 9 сентября решить вопрос о поездке в Москву». Только Тимашук настаивала на строгом постельном режиме. 28 августа 1948 года, поняв, что Виноградов к ее мнению не прислушается, она пишет заявление на имя начальника Главного управления охраны МГБ СССР Николая Власика, которое передает через руководителя охраны Жданова майора Белова. Вечером того же дня заявление в Москве.

29 августа генерал Абакумов сообщает о произошедшем Сталину: «Как видно из заявления Тимашук, последняя настаивает на своем заключении, что у товарища Жданова инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка, в то время как начальник Санупра Кремля Егоров и академик Виноградов предложили ей переделать заключение, не указывая инфаркт миокарда».

Сталин отреагировал спокойно. Заявление Тимашук, прочитанное Сталиным, отправилось в архив. Ее саму понизили в должности. 31 августа пациент умер.

Вскрытие проводилось вечером в день смерти прямо на даче. Его делал патологоанатом Кремлевской больницы Федоров в присутствии секретаря ЦК Алексея Кузнецова. Официальное заключение о смерти формально подтвердило клинический диагноз профессоров-консультантов. Свежие и застарелые рубцы на сердце (свидетельства перенесенных инфарктов) описали двусмысленно как «некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и т. п. Тем же вечером результаты утвердил заочный консилиум в Москве. Утром вышел свежий номер газеты «Правда» с официальным диагнозом. Его смерть, ставшая, если выражаться языком газеты «Правда», «утратой для всего советского народа», сомнений, выходящих за рамки медицинского консилиума, поначалу не вызывала. И в той же «Правде» 1 сентября 1948 года была опубликована официальная на тот момент причина смерти Андрея Жданова. Она была сформулирована так: «От паралича болезненно измененного сердца при явлениях острого отека легких».

Сегодня большинство специалистов-кардиологов полагают, что врачи Кремлевской больницы дважды совершили врачебные ошибки. Первый раз, когда не настояли на постельном режиме для высокопоставленного пациента (это можно объяснить сопротивлением самого Жданова, перечить которому они боялись). И вторая – роковая ошибка – игнорирование результатов электрокардиографии. Здесь могло сказаться подозрительное отношение к этому методу функциональной диагностики, который только начал входить в клиническую практику.

Жданова похоронили у Кремлевской стены. Картина А. Герасимова «Сталин у гроба Жданова» была отмечена Сталинской премией за 1949 год. Город Мариуполь переименован в Жданов, имя покойного получили заводы, учреждения и Ленинградский университет.

Смерть Жданова оказалась под сукном. Докладная Тимашук пролежала, никому не нужная, никого особо не беспокоящая, почти никого своими обстоятельствами не заинтересовавшая, четыре года. А потом послужила поводом для одной из крупнейших послевоенных операций МГБ. События 1948 года легли в основу сценария «Дела врачей», в ходе которого была названа вторая «официальная» версия смерти Андрея Жданова – преднамеренное убийство медицинскими работниками.

Лидия Тимашук и ее заявление явились для следствия объединяющим звеном в распутывании цепи заговора. Она стала главным медицинским свидетелем. А косвенное или прямое участие в истории со Ждановым превратилось в повод для репрессий всех остальных – Егорова, Виноградова, Власика, того же Абакумова…

Лидия Тимашук получила в январе 1953 года орден Ленина за помощь следствию. Практически все следственные действия в тот период совершались вокруг ее диагноза, поставленного Жданову. И, как мы помним, главным оппонентом Тимашук, упомянутым ею в письмах, был академик Владимир Никитич Виноградов. Он был самым авторитетным и маститым среди «придворных врачей» и лечил не только Сталина, но и всех членов Политбюро. Впрочем, от лечения Сталина к этому времени Виноградов был отстранен, хотя его прогноз насчет нездоровья вождя (атеросклероз и возможный инсульт) сбылся на сто процентов.

На допросах он признавал и умысел, и небрежность. У него были очные ставки с Софьей Карпай, где профессор Виноградов согласно стенограммам предлагал коллеге не юлить и во всем признаться. Виноградова пытали, к тому же он не питал иллюзий – сам имел опыт участия в подобном процессе: в 1938 году он выступил в качестве эксперта от медицины против своего наставника профессора Плетнева.

Окончательное мнение о медицинской стороне этого дела Владимир Виноградов высказал 27 марта 1953 г., когда он был освобожден и реабилитирован. Из письма Лаврентию Берия: «Все же необходимо признать, что у А. А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и метода лечения у нас не было».

«Дело врачей» развалилось, не дойдя до суда, едва умер Сталин. 3 апреля 1953 года обвиняемые были освобождены. На следующий день было объявлено, что признательные показания добывались «недопустимыми методами». Следователя Рюмина арестовали по приказу Берия. Летом 1954 года он был расстрелян. От предположения, что Жданов был уничтожен врачами-вредителями, Советское государство отказалось.

Но в этом деле возможна другая версия. Ее можно назвать политической. Суть в том, что смерть Жданова была на руку его политическим оппонентам. А по большому счету – его патрону, товарищу Сталину.

Смерть Жданова стала прелюдией к тотальному уничтожению близких к нему партийных кадров, знаменитому «Ленинградскому делу».

Никто и никогда не ставил под сомнение факт, что Андрей Александрович Жданов страдал сердечно-сосудистым заболеванием и умер, находясь под присмотром врачей, 31 августа 1948 года в пансионате «Валдай». Остальное в том, что касается его смерти, – вопрос медицинских, исторических и политических трактовок.

Мы никогда не узнаем, что точно случилось в «Валдае». Но, скорее всего, речь шла о своего рода заговоре бездействия. То есть придворные кремлевские профессора не оказали Жданову правильную помощь не потому, что не разглядели на ЭКГ инфаркт, а потому, что получили установку (вероятнее всего, косвенную, а не прямую): пациент скорее нужен мертвым, чем живым. В принципе, то упорство, с которым Виноградов, Егоров и другие сопротивлялись диагнозу Тимашук, говорит, что там, в санатории «Валдай», что-то было нечисто.

Лидия Тимашук странным образом имела при себе фотоаппарат и снимала для истории (?!) ЭКГ Жданова на пленку. Но при этом ее сигналы услышаны не были, а в записке Абакумова ей приписаны неправильные инициалы. И никто не защитил ее, когда профессура отправила Лидию Тимашук в заштатную, по сравнению с кремлевской больницей, поликлинику. Но оставили с ее пленками «для истории» в действующем резерве.

Все, что можно было сделать руками Жданова, – сделано. Это чистки в Ленинграде, послевоенные идеологические кампании, разгром журналов «Звезда» и «Ленинград», выступления против Зощенко, Ахматовой, Шостаковича, «суды чести».

Мавр сделал свое дело, мавр мог уходить. Сталинский почерк – сначала приказать убить жертву, потом покарать палачей.