Читать книгу Книга поэм - Лев Мак - Страница 5

1.

Мы измучили землю и небо. Там, где тесно

Человеческой жажде, просторно птице.

Узы веры

Помещают Создателя в центр паутины.

Каждый ловит себя на постыдном,

                                                  навязчивом жесте.

С каждой крыши

Мы наблюдаем, как Он созерцает,

Не в силах Ему помешать созерцать, заставить

Вмешаться, спасти от погибели,

                                                    снова послать к нам

Если не Сына, то Дочь, – ведь должна быть

Дочь у Бога, родная Сестра всем известного Брата?!..

2.

Жить настоящим почти невозможно.

В горле

Песочных часов, между Еще и Уже, в тесном кране

Сосуда Грааля-Пантагрюэля, в капилляре,

В сгустке растущего тромба, на грани

Кристалла огня, – в поцелуе, агонии, жесте

Заклинающем метаморфозы, – и, бесспорно,

Скорее в поэзии, нежели в прозе.

Ибо грядущее, вытекая, как выбитый глаз,

В крике боли становится прошлым для нас.

3.

Снова нужен пророк-оптимист.

Вот и проблема

Утилизации решена: выведен новый

Сорт крыс, пожирающих пластик. Дезодоранты

Зело украсили жизнь: любовные игры

Боле не пахнут селедкой, – вульгарный компьютер

Наделяется признаком жизни; создание гаммы

Мыслящих роботов открывает пришествие эры

Рукотворной природы…

Древняя притча изгнанья из рая опять актуальна:

Нужен Мессия,

Кто научит нас математике Веры, преподаватель

Техники жизни в бетонных пространствах Грядущего Мира.

4.

Биолог изучает волокна, стоматолог – дупла.

Что не ест саранча, пожирают сомненья. Погубить человека

Много проще, чем вылечить зуб.

Древний дьявол

Мастерит часы из мясорубки, кроит

Новое знамя из ткани, пропитанной ядом:

Мы целуем его, присягая… Грозно

В полночь светятся окна Его кабинета.

Чистый ветер

Влетает в нечистые легкие и вылетает нечистым.

Души

Наших детей, что откованы нами из гулкой,

Медноблещущей бронзы благих упований,

Перелиты в ременные бляхи, ракетные гильзы,

Антенны радаров…

5.

Что сказать о любви, если смысл бытия

                                                     ускользает от слова?

На кремлевский паркет

Выбегая бесшумно в шевровых сапожках,

Сын сапожника знал, что скроить из шагреневой кожи

Освежеванной пыткой российской Свободы, —

Отныне и присно

Судьба Человечества в сфере высоких

Компетенций тирана, – ежесекундно

Его благодушие дарит нам жизнь.

Пресса дружно

Называет его миротворцем…

Увы, от Создателя Мира

Его отличает порочная страсть к кулебякам:

Кулебяка есть тяжелая русская пища.

Ее несваренье,

Отягощенное яростью и геморроем, приводит

К цепи событий, порой угрожающих жизни

На планете Земля.

6.

Свобода есть невидимый обряд

Отмены времени, происходящий просто,

Без церемоний, в полной тишине,

При нескрываемом презрении к пространству.

В системе единиц свободы боль

Любви равновелика. Отстоянье

Их друг от друга равно сумме бездн.

Эдем и Ад – метафоры свободы.

Но в нашей метафизике убогой

Пространство – Божество, а Время, время —

Не деньги, – Дьявол.

Умри-умри! Кричит ночная птица.

А днем нас убивают по приказу.

7.

Так чувствует себя, страшась болезни,

Доноса, слежки, микрофона в спальне,

Грохочущей гортани пропаганды

Член населения, обычный человек.

Боясь всего, подозреваем всеми,

Седея в играх страха, расставляя

Коллекции невидимых убежищ, —

Тал делаем и говорим. Наш пафос —

Ирония. Попавши в западню,

Построенную глупым людоедом,

Мы побеждаем смерть, вливаясь в стадо

Его бессмертно блеющих овец.

Мы блеем хором. Здесь блеянье – пропуск

В страну благополучия, пароль

Покорности судьбе, клеймо причастья

К распятию и пыткам миллионов, —

Замена казни медленною пыткой

Предательства, растянутого в жизнь.

8.

Сей грех высвобождает фатум: ангел

Уже не защищает твое темя, —

Кривым мечом перерезает сильный,

Божественный, неодолимый кетгут,

Каким пришита к темени душа.

Встречая солнце за спиной убийцы,

Не слишком торопящегося с казнью,

Оглядываясь на цветы и крылья

Парящих птиц, ощупывая землю,

Любой надежде подставляя сердце,

Мы видим не Эдем, не первородный,

Потерянный по ложному навету

Господний сад, а Первозданный Ужас!..

9.

Павлины, пьющие из пинии, обвитой

Крутой и хищной виноградной гроздью,

Равно ль бессмертны? Или тот, кто справа, —

Зеркально симметричный левой птице, —

Бессмертнее приятеля? Что выше:

Хлеб, преломленный Богом, иль вино,

Его рукой разлитое по кружкам?..

Ответьте, ангел стражи, рыжей охрой

Рисованный на дряхлой штукатурке, —

Вновь идеалы смерти движут жизнью,

И надо знать, как поживает Тот, Кто,

Невидимый, стоит за зеркалами

И отражает ненависть в любви.

10.

Летающий сквозь Время, о, великий,

Незримый Соглядатай, помоги мне

Свести концы с концами, горстью следствий

Дать по лицу причине, разделить

Число плодов в садах Семирамиды,

Когда-то жившей в Вавилонской башне,

На пленных и рабов, месивших глину

Для кирпичей во всех ее угодьях, —

Полученное частное пусть станет

Коэффициентом приращенья знанья,

Параболой прогресса… Ангел Смерти, —

Сочтем эмоции и подытожим в списках

Ты – боль, я – радость, —

Выведем кривую

Зависимости страха от надежды, добра от лжи, —

Чтоб получить в итоге

Трильон оргазмов и миллиард агоний.

11.

Что это я болтаю?.. – не трудитесь,

Любезнейший, изгнать меня из кирхи:

Я, право, не агностик. Богохульство

В наш подлый век, готовый к катастрофам,

Давно не грех, а признак любопытства

(Цинического, правда) к постоянству

Символики трактовок бытия…

Душа сомлечна Вечности, Надежда

По интенсивности подобна Боли,

И ей равновелика… В каждой твари,

Коль присмотреться, хрипло дышит Космос…

В гипнозе аналогий есть задача.

Метафора срывает брюки с мифа.

Природа нас копирует: когда то

Я ужинал на пляже. Всякий раз

Теперь в мерцаньи шоколадной жести

Измятой пальцами, я на мгновенье вижу

Зрачок луны и лунную дорогу,

Кипящую от северного ветра.

12.

Змея напоминает колбасу.

Билль о Правах – Свободу.

Крематорий

Похож на кочегарку, – вонь в сортире

Предсказывает дождь и перемену

Господствующих ветров.

Появленье

Арабских стульев в русских магазинах

Посадит мир на пятки по-китайски.

13.

История – картинка с перспективой

Вдаль уходящих войн, рождений, свадеб,

Эмблем, национальных притязаний,

Хор сросшихся, как голос с флейтой,

Пространств и судеб…

На подмостках тесных

По прихоти зловещего суфлера

Встречаются Калигула и Сталин,

Атилла завоевывает Трою,

Елену рвет амброзией, она

Уже не хочет быть Жаклин Онассис…

Ослепшего Тезея Минотавр

Выводит погулять на двор Лубянки…

14.

Слепорожденный мир вопит меж жирных, алых

Колен войны, —

Когда и с кем сблудила?

Кто твой отец, подкидыш?..

Нет ответа.

Добро и Зло, два сросшихся бедром

Вселенских близнеца, с ножом, дубинкой,

Бинтами и свинцовою примочкой,

На сросшуюся ногу припадая,

Спешат к клиенту, чтоб избить, утешить,

И, слезы осушив, оставить в горьком

Недоуменном страхе перед жизнью…

1969 – 1971, Москва