Читать книгу А у нас во дворе есть девчонка одна - Лев Ошанин - Страница 9

Как хорошо вдвоем, вдвоем

Прийти и выбрать этот дом,

Перо и стол, простой диван,

Смотреть в глаза, в окно, в туман.

И знать, и знать, что мы живем

Со всеми и – совсем вдвоем…

Накличут коршуны беду,

Трубач затрубит под окном,

Я попрощаюсь и уйду,

Ремень поправив за плечом.

И мы пойдем из края в край.

Но книг моих не убирай

И спи спокойно.

В поздний час

Я постучу в твое окно.

Соленый след морской воды,

Песок и пыль чужих дорог

Я принесу на сапогах.

Я запах боя принесу,

И песню, звавшую на бой,

И сердце, полное тобой.

И встретят в комнате меня

Мои глаза, совсем мои,

И детский теплый запах сна.

Как хорошо, что мы вдвоем

Решили выбрать этот дом,

Перо и стол, простой диван.

В глаза смотрели, в смерть, в туман

И твердо знали, что живем

Со всеми и – совсем вдвоем.

Ни на час не расставаясь,

Все делить хочу с тобою —

Пыль далеких переходов,

Шум листвы и плеск прибоя.

Только что могу я сделать,

Если жизнь как поезд скорый.

То тебе леса приснятся,

То моя дорога – в горы.

Я тебя не стану мучить,

Не хочу тебя обидеть.

Может, это даже лучше —

Столько дней тебя не видеть.

Не стыдясь, к плечу прижавшись тесно,

Вот ты спишь. Как сладко забытье…

До чего тревожно и чудесно

Рядом тело чувствовать твое!

Но чтоб сын ходил, учился в школе,

Чтоб узнал простор, любовь и труд,

С этих первых сладостных минут

Сколько надо времени и боли!

Февральский снег заваливает окна.

Не умолкает патефон в углу.

И лыжники, прозябнув и промокнув,

Танцуют на некрашеном полу.

И ты, опять все в жизни перепутав,

Не разобрав, в кого ты влюблена,

Одним даришь часы, другим минуты,

То весела не в меру, то грустна.

А у меня, сквозь снежную завесу,

Ты как-то сразу в сердце улеглась

Всей чистотой и всей любовью к лесу,

Всей глубиной немного грустных глаз.

И вот сейчас, когда со мною рядом

Растет другая маленькая ты,

Как в тот февраль,

любым случайным взглядом

Я узнаю любимые черты.

А ты опять на девочку похожа,

Шумишь, поешь и тянешь в лес опять.

И только, может, холодней и строже

Мужские взгляды стала принимать.

Давай уедем в дальние края,

За две реки на медленных паромах.

Оглянемся – и только ты да я,

Да несколько деревьев незнакомых.

Как будто только встретившись, начнем

Краснеть, молчать, не в силах скрыть волненья,

И, все смешав, не помня ни о чем,

В лесной глуши, в кустарнике ночном

Встречать рассвета медленные тени.

И в час, когда совсем тиха листва

(Простое счастье дней полузабытых!),

Знать выраженье глаз твоих закрытых,

Несказанные угадать слова.

А хочешь, не поедем никуда:

За мелким горем радости не пряча,

Ты просто улыбнешься мне иначе,

И станет все, как прежде, как тогда.

Мы ссоримся часто с тобою,

А дело, быть может, лишь в том,

Что некогда вечно обоим

Сказать не спеша обо всем.

Но что с тобой?

Ты и не слышишь,

Забыв о размолвке легко,

Ты что-то задумчиво пишешь

И вся далеко-далеко.

Готова лететь за строкою,

Тиха, беспокойна, легка…

Сейчас ты совсем не со мною,

Но как ты сейчас мне близка!

Три года не видеть и ждать три года,

Ни с кем не деля ни постель, ни душу,

И вырваться на день в метель, в непогоду —

В глаза посмотреть и сердце послушать.

Встреча за пять минут до прощанья.

Но можно и за пять секунд лучистых

Все то, что солдату снится ночами,

Прочесть в глазах лучистых и чистых.

И эти глаза увезти, прощаясь,

В разлуку, в ночь на машине попутной.

Не стоят ласки любых красавиц

Вот этой встречи пятиминутной.

Мы жили, минут не жалея,

И снова я жизнь тороплю.

Не помню, сказал ли тебе я

Когда-нибудь слово «люблю».

Здесь могут убить или ранить

Случайным осколком огня.

Но ты и без всяких признаний

Сейчас понимаешь меня.

Пока твои письма блуждали по свету,

Пока, ослепленный, я веру терял,

Зачем ты и в письмах молчала об этом? —

Мой сын на руках у тебя умирал.

Ни сесть, ни уснуть, ни упасть, ни забыться…

Согреть хоть на миг его сердцем своим…

И снова, как белые, тихие птицы,

Твои материнские руки над ним.

Мой сын улыбнулся в далеком Поволжье.

Каким колдовством овладела ты, мать?

Прости мне. Я знаю, я кланяться должен

И руки святые твои целовать.

Ты вся еще на той неделе,

Когда цвели кругом леса,

Когда в глаза твои глядели

Чужие серые глаза.

Тебя приворожила сила

Их неподдельного огня.

Ты в сердце их почти впустила,

Но оглянулась на меня.

Я вечный путник, вечный нищий,

А он живет не наугад.

Какая ты?

Чего ты ищешь?

Я не позвал тебя назад.

Уйдешь – уйди.

Леса шумели.

Я ждал, темнея, в тишине.

Ты вся еще на той неделе,

Но ты уже летишь ко мне.

Я всю тебя знаю – ты вечная жажда,

Души моей боль и ее красота.

И каждым движеньем и помыслом каждым

Могу перед Богом сказать: ты чиста.

Без лжи и кокетства оставшись со мною,

Забыв обо всем, что за шторой глухой,

Ты жадно берешь свое счастье земное,

Пока я захлебываюсь тобой.

Дорогой дальней болен снова,

Уже я медлить не могу,

От дома, от всего родного

Я в одиночество бегу.

Бегу, душе свободной предан.

Не смей держать, поверь судьбе!

И знай: чем дальше я уеду,

Тем я быстрей вернусь к тебе.

Я смотрел сегодня пьесу старую,

Ту, где ты живешь в чужом краю,

Ту, где Дон Антонио с гитарою

Соблазняет сверстницу твою.

Юная, лучистая, открытая,

Бесконечно милая душа.

Этой чернобровой сеньоритою

Ты почти как в жизни хороша.

Очень часто в пьесах получается —

И не только в тот далекий век, —

Будто все желания кончаются

Если замуж вышел человек.

А пока твой голос околдовывал,

Так хотелось пьесу оборвать, —

Все, что мной еще не доцеловано,

Прямо здесь, при всех, доцеловать.

И, смирясь с такой нежданной участью,

Я клянусь, что не ушел бы зал!

Но, а нам-то что, пускай поучатся.

Как бы твой Фернандо взревновал!..

Только зря он шпагою размахивал,

Все равно не смог он угадать,

Что совсем другой его монахиню

На морозе будет целовать.

Ночь звенит трамвайными вагонами.

Руки мне навстречу протяни!

Снег летит над улицами сонными…

В этом мире мы с тобой одни.

Ты плачешь… О чем он, о чем он,

Тревоги метнувшийся след?

О том, что в походке знакомой

Девической легкости нет?

Что горя вокруг еще много,

Что счастье идет не спеша,

Что слишком подвластна тревогам

Открытая настежь душа?

Не надо глядеть так угрюмо.

Прости, что порой не успеть

Среди повседневного шума

За сердцем твоим приглядеть.