Читать книгу Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков - Лев Симкин - Страница 12

«Уэллс. Я иногда брожу по белу свету и как простой человек смотрю, что делается вокруг меня.

Сталин. Крупные деятели вроде вас не являются “простыми людьми”».

Судя по стенограмме, беседа немного напоминает разговор Чичикова с Маниловым. Правда, международный статус гостя и в самом деле был весьма высок. Его приглашали в Белый дом аж четыре американских президента, в Москву он прибыл вскоре после последней из этих встреч – с Франклином Делано Рузвельтом.

«Уэллс. В настоящее время во всем мире имеются только две личности, к мнению, к каждому слову которых прислушиваются миллионы: вы и Рузвельт. Другие могут проповедовать сколько угодно, их не станут ни печатать, ни слушать.

Сталин. Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее.

Уэллс. Нет, если бы вообще умнее были человеческие существа».

Затем Уэллс попытался было заговорить о «праве свободного выражения всех мнений, включая оппозиционные». Но Сталин сделал вид, что не понял, о чем речь, и заметил: «Это называется у нас, у большевиков, самокритикой». Уэллс не стал спорить.

Еще по предыдущему приезду он понимал, как болезненно относятся здесь к любому критическому замечанию. 7 октября 1920 года Горький повел Уэллса на заседание Петросовета, работу которого Уэллс позже назовет «исключительно непродуманной и бесплановой». «Членам совета сообщили, что я приехал из Англии, чтобы познакомиться с большевистским режимом; меня осыпали похвалами и затем призвали отнестись к этому режиму со всей справедливостью». И высказали свою обиду на Бертрана Рассела, который «воспользовался гостеприимством Советской республики, а по возвращении стал неблагожелательно отзываться о ней».

Сталин поначалу был доволен результатами беседы и даже включил ее стенограмму в свои «Вопросы ленинизма». Но позже Карл Радек направил ему кое-какие выдержки из «Опыта автобиографии» в русском переводе, заметив: «Нам не удалось прельстить девушку».

В своей книге Уэллс сравнивал Сталина с Лениным, причем не в пользу первого. «Мой собеседник избегал смотреть мне в лицо – он был начисто лишен того непомерного любопытства, которое понуждало его предшественника на протяжении всей беседы пристально смотреть на меня из-под ладони, прикрывавшей больной глаз. Нам со Сталиным пришлось говорить через переводчика; он …не может связать и пары слов ни на одном западном языке. …Хитроумной, лукавой цепкости, отличавшей Ленина, в нем не было и в помине. …Его способность к адаптации так же невелика. …Ни свободной импульсивностью, ни организованностью ученого этот ум не обладает».

Между прочим, нечто подобное о Сталине высказывал философ Николай Бердяев. Поэт-эмигрант Георгий Адамович в своих мемуарах рассказывает, как у Бердяева, во время встречи в его кламарском доме, «кто-то заметил, что любопытно было бы – будь это возможно! – пригласить на такое собрание Сталина, послушать, что он скажет. Бердяев расхохотался. – Сталина? Да Сталин прежде всего не понял бы, о чем речь. Я ведь встречался с ним, разговаривал. Он был практически умен, хитер как лиса, но и туп как баран. Это ведь бывает, я и других таких людей знал. Ленин, тот понял бы все с полуслова…»

По словам югославского политика Милована Джиласа, у Сталина не было развито эстетическое чувство. «Сталин во время показа фильма в Кремле, – вспоминал он, – комментировал его как необразованные люди, принимающие художественную реальность за подлинную».

Уэллс и сам потом говорил, что результат встречи со Сталиным был равен нулю. «Когда я заговорил с ним о планируемом мире, я изъяснялся на языке, которого он не понимал. Выслушивая мои предложения, он никак не мог взять в толк, о чем идет речь».