Читать книгу Небо на двоих - ЛенаФуксия, Л.Фуксия - Страница 4

Утром я тщательно подбирала одежду. Стильно, изящно и никаких намеков на эмо-готтов. Буду работать на контрасте с их имиджем и видом их поклонниц.

Легкая блузочка с декольте. Джинсовая юбочка-шорты, коротковато и романтично – как раз то, что надо, чтобы покорить юного, сексуально-активного мачо. Плюс чулочки-сеточкой – минус мозг мальчика как минимум на следующие 48 часов. Не очень ли откровенно я выгляжу? Нет, все хорошо, спокойно и гармонично, вполне сексуально, но в тоже время сдержанно.

Добавила к этому прическу ракушку, заодно открыла для всеобщего обозрения татушку с моим знаком зодиака на шеи сзади, но локоны спиральки по бокам лица выпустила, подпустив в мой образ легкомысленности.

И самое тяжелое орудие – летние туфли от Christian Louboutin со стразиками на пяточке и каблучке – в них нога длиннее, а рост выше. Всё таки мальчики высокие, поэтому изображать опытную секси-вумен, если росточком на уровне их пупка, будет трудно.

Я конечно девушка немелкая – 1.65 см, но всё равно по сравнению с их средним 1,90 см, буду смотреться ребенком.

До 18-00 еще весь день впереди. Весь рабочий день, который предстояло провести в офисе, так что лабутены были взяты с собой в Smart, а на ноги водрузила удобные спортивные тапочки.

Чтобы не опоздать в Ледовый и не отпрашиваться с работы, в 15-00 взялась отвезти выполненный перевод заказчику, который жил как раз в районе метро Ладожская.

Поэтому, собрав все пробки, я умудрилась приехать к Ледовому за 40 минут до назначенного Мариной срока.

Припарковалась недалеко от служебного входа, решив, что вряд ли кто-нибудь еще будет парковаться рядом. Открыла дверцу Smartа, высунула ноги и не торопясь стала переобуваться.

Именно в этот момент, чуть не задев дверцу моей машины, мимо проехал минивэн. Я ощутила взгляды, ощупавшие меня сквозь тонировку стёкол.

Минивэн остановился возле служебного входа, и из него вышла толпа людей, среди которых я узнала Ёжика-Соника и своего мачо. Пассажиры минивэна дружно направились к входу. Я, сообразив, что можно сразу влиться в коллектив, поспешила за ними.

На проходной как обычно возникла мешкотня и толкотня. Я решила отстояться в сторонке, пока немецкие гости пройдут вовнутрь, но шустрый глаз Марины выхватил меня, и она закричала и замахала рукой, подзывая меня к себе:

– Лена, иди сюда! Как хорошо, что ты вовремя! – Маринка схватила меня за руку и потянула за собой буквально пронося сквозь группу немецких товарищей и бросая вахтеру. – Это наш переводчик Волгина, я попуск оставляла, – и уже мне, стараясь перекричать гвалт на немецком языке. – Нас давно так не кидали! Прислали переводчицу, которая видимо была подругой Штирлица.

– Что не делится информацией?

– Нет такая же старая и, по-моему, она половины не понимает из их сленга, – Марине как обычно не было дела до исторических персонажей, но иногда я понимала её образы. – Надо было полностью тебя брать на два дня, но видишь переезды Москва – Питер – ты бы не согласилась.

Мы стояли в сторонке, дожидаясь пока вся группа, включая охранников, костюмеров, гримеров, продюсеров и прочих, назначение которых я не знала, подойдет к Марине, ну и ко мне, раз я стояла рядом.

– Знакомьтесь, это Лена Волгина – переводчик. Она будет помогать вам решать все организационные вопросы, координировать работу с журналистами, в общем, делать все возможное, чтобы мы понимали друг друга, – на хорошем английском объявила Марина.

– Отлично, – сказал какой-то невысокий мужчина с острым взглядом, очевидно продюсер. – Рад с Вами познакомиться, но где фрау Петрова? – спросил он у Марины.

– Мы решили сохранить её здоровье до пресс- конференции, а на концерте вам будет помогать Лена.

Марина быстро перечислила состав группы, по порядку как стояли:

– Матис, Гюнтер, Зиль, Куп.

Мужчина с острым взглядом оказался Остом, действительно продюсером. Мне представили охранников Тобиас и Болен.

– Вообще-то охранников много, но эти два – боссы, один директор, другой его помощник. Я не вдавалась в подробности, но их задача защитить малолетние задницы от фанаток, – остальных Марина мне не представила, видимо я с ними работать не буду.

– Пойдемте со мной, я покажу гримерки, – сказала Марина и повела всех за собой в глубины Ледового дворца.

Размещение в гримерках моих знаний не потребовало. Привыкшая к постоянным переездам команда, хорошо ориентировалась в закулисном пространстве и легко находила общий язык с местным обслуживающим персоналом.

Но я все-таки воспользовалась моментом, чтобы проводить Купа в его гримерку. Я прошла вперед, модельно выставляя ноги и покачивая бедрами.

– О, уютная комнатка, – сказала я, неспешно поворачиваясь и ловя его взгляд, в котором светилась оценка моей походки. – Здесь даже диванчик есть, – я провела языком по верхней губе.

Он презрительно окинул взглядом мятый продавленный диван.

– Ты таким не брезгуешь?

В это время в гримерку набежали люди с чемоданчиками, чемоданами и еще какой-то утварью. А я пошла на выход и, чуть приникнув к нему, прошептала в ухо.

– Главное не брезговать партнером, – одарила полуулыбкой и ушла в коридор.

На репетиции сначала ребята настраивали инструменты, периодически поругиваясь с обслуживающим персоналом, и в моих услугах совершенно не нуждались. Потом Зиль покапризничал – его голос, несшийся из динамиков, подозрительно дребезжал и вообще был каким-то странно-высоким. Он ходил по сцене, пробовал звук то так, то этак, и что-то неразборчиво ворчал. Звукорежиссер подстраивался-подстраивался, но Зиль только все противнее и противнее ворчал.

Продюсер и Марина что-то обсуждали, не привлекая меня для перевода, очевидно Маринкиного английского вполне хватало. И только я сидела и от скуки не знала, куда себя применить.

Зиль что-то рявкнул в микрофон, выводя меня из задумчивости. Тобиас даже не повернулся в сторону солиста, извинился и скрылся в полумраке зала. Куп пошел успокаивать брата. Ост засуетился.

– Что-то случилось? – спросила я у Марины.

– Звук…

– Ну что они за два часа ему звук не выстроят?

– Скоро народ запустят. У нас есть максимум полчаса. А еще разогрев, незабывай, опять все собьют.

– Уверена, они профессионалы, – попыталась я подбодрит подругу. – Это же немецкая машина индустрии развлечений.

– Причем тут это? – подскочила она раздраженно и унеслась куда-то.

Я осталась одна, вся из себя обиженная. Ну и леший с вами, главное гонорара завтра отдайте. Ушла в буфет для персонала и в одиночестве выпила большую чашку кофе. Решила подзарядиться кофеином, понимая, что с такой шебутной командой я попаду домой сегодня не скоро.

До концерта оставались считанные минуты. Сцену уже оккупировала команда разогревщиков.

Мальчишки опять были заняты сами собой. В основном все сидели по гримеркам и я даже подглядела, как Зилю мастера в четыре руки укладывают, вернее сказать поднимают дыбом, волосы и рисуют майк-ап на глазах. Купу, к моему большому удивлению, мастера укладывали дреды. Надо же это гнездо глухаря под бейсболкой оказывается было не спонтанным желанием 17-летненго подростка, а результатом работы седоватой тётечки, которая какие-то прядки подваливала (от слова валять шесть, превращать ее в войлок), какие-то прядки подлачивала, и на всё это водружала бейсболку.

Движимая любопытством я заглянула к оставшимся участникам группы. Второму гитаристу Матису волосы распремляли и покрывали лаком. К этому я была уже морально готова.

Наверно, барабанщику Гюнтеру ничего делать не должны. Стрижка у него короткая, внешность неброская, да и за барабанами его не видно. Как же я ошибалась! В момент, когда я заглянула в гримерку к Гюнтеру с вопросом: «Марину не видели?», Гюнтеру делали маникюр.

Я закрыла дверь и перевела дух, почувствовав себя со своими волосами ракушкой и практически прямыми «локонами вдоль лица» школьницей на свадьбе старшей сестры.

Выпитые за день напитки прошли свой цикл по моему организму и запросились наружу. Пришлось направиться на поиски нужного помещения.

То ли мне так повезло, то ли группа была размещена в каком-то особом мужском отсеке, но женских туалетов здесь не оказалось. Минут через пятнадцать мне стало наплевать на буковку на двери, и я влетела в первый попавшийся, решив, что ничего постыдного в этом нет, тем более, что особей мужского пола поблизости не наблюдалось.

Я подтягивала чулки в кабинке, поправляя сбившуюся резинку, когда кто-то вошел. Ноги обдало сквозняком от закрывающейся двери. Знакомые голоса о чем-то ожесточенно спорили. Голос Купа я узнала сразу же. А второй… Кажется Матис… Да, Матис!

– Нет, ну она же клеевая тёлка! – восторженно вещал Куп. – И глаз с меня не сводит!

– Дурак, она просто тебя разводит и дразнит.

– Да прекрати ты, она меня реально хочет. Я же вижу, как она поворачивается, как изгибается. Она хочет меня. Посмотри на ее рот. Он постоянно влажный и она постоянно облизывается.

«Ого! Мальчики решили кого-то снять», – улыбнулась я.

– Жара – ты сам постоянно облизываешься. Это не показатель, Куп. Девка, да, суперсексуальная…

– А как она передо мной задницей крутит? Она словно говорит: «Да, да, вставь мне, детка!» А рот? Только представь, как она это будет делать ртом! – он произнес фразу удивительно страстно.

– Роммельсберг, у тебя спермотоксикоз на фоне страшного недотраха! Тебе надо меньше порнухи смотреть. Ты выдаешь желаемое за действительное.

– Нет же! Вот увидишь, этой ночью я ее трахну!

– Не даст она тебе.

– Даст, спорим? У нее такие сиськи! А задница… О, я весь в предвкушении.

Матис засмеялся.

Шум воды. Включилась сушилка для рук, и мне стало плохо слышно.

– Лена не даст! Она пошлет тебя на хер.

Упс! Нормально… Видимо, в тот день на моего ангела снизошла благодать – неожиданно для себя я оказалась в нужном месте в нужное время. Вот только тема разговора меня внезапно перестала забавлять. Внутри все закипело. Я резко и бесшумно распахнула дверь, намереваясь врезать Купу по морде. Ребята стояли в проходе. Куп ко мне спиной, а вот Матис…

– Спорим, что я ее трахну? На что?

Матис меня увидел. И от неожиданности замер.

– Куп… – проблеял неуверенно.

Но Куп уже активно имел меня в своих фантазиях, поэтому предупреждения друга не услышал.

– Не веришь? Чтобы подтвердить выигранный спор, я оставлю у нее засос где-нибудь на видном месте. На желание! Давай спорить на желание!

Я сжала зубы покрепче, прожигая спину мальчишки гневным взглядом. Матис косился на меня. Ситуация явно идиотская.

– Мой бог! Эти сиськи меня с ума сводят. Они такие большие! Как ты думаешь, они силиконовые или натуральные?

Ну разве можно вот на этого малолетнего идиота сердиться? Я широко улыбнулась, стараясь не засмеяться в голос, и приложила палец к губам, умоляя Матиса не выдавать моего присутствия. Уголки его губ довольно растянулись, он посмотрел лукаво и уверенно заявил:

– Натуральные у нее сиськи, Куп. Но все-таки я продолжаю настаивать, что теперь ты ее точно не трахнешь. И спорить я с тобой не буду. Потому что ты, Раммель, дурак каких поискать надо. Пошли отсюда, а то с Зилем истерика случится.

– Вот еще! Поссать нельзя сходить? – фыркнул мачо, гордо проплывая, как каравелла, мимо друга к дверям и не оборачиваясь в мою сторону.

– Э, нет, мой хороший, – прошептала я ему вслед. – Теперь уж ты обломаешься по полной программе. Ишь, чего удумал, сопля зеленая! Спорить на меня! Ну-ну!

В голове творился какой-то кавардак. С одной стороны я действительно хотела Купа и всячески ему это демонстрировала. А вот с другой стороны… Черт! Э, нет, дорогуша, дураков учить надо. Впредь умнее будет.

Когда я тенью скользнула в гримерную, там бушевала буря. Ост орал на Зиля, а Зиль орал на Оста. Делали это они одновременно, и я даже примерно не могла понять, о чем они спорят. Гюнтер стоял у окна и с удовольствием рассматривал спешащий на концерт народ. Матис что-то сосредоточенно пытался протренькать на гитаре, но ругающиеся коллеги сбивали его. Он недовольно встряхивал головой, скидывая волосы с лица, и хмурился. Куп ел виноград полулежа на диванчике. При виде меня он сразу засветился и развалился еще больше, широко расставив ноги. Сесть некуда. Разве что копытца мачо скинуть. Я с очаровательнейшей соблазнительной улыбочкой продефилировала к нему, слегка покачивая бедрами (Матис на момент этих пятнадцати шагов даже играть перестал, а Зиль проследил мой путь с приоткрытым ртом и офигевшими глазами – да, мальчик, я такая).

– Приземлиться можно? – чуть выпятила губки. Голос включила грудной – обволакивающий, завораживающий, укутывающий.

– Чего? – растерялся он.

«Чего-чего! Я говорю, посадку давай!» – улыбнулась, вспомнив фразу из любимого мультика. Можно было бы процетировать, но не поймёт…

– Разрешите присесть? – еще более сладко и эротичнее. Фактически делаю ему неприличное предложение.

Крики за спиной прекратились. Я чувствовала, что все четверо сейчас смотрят на нас с Купом. Не спеша поворачиваю голову, демонстрируя ему длинную шею, которая снизу кажется еще длиннее из-за выреза. Да, так и есть. У Зиля такой вид, что и словами не описать. Наверное, если бы я сейчас залезла на Купа сверху, он бы меньше удивился. Ост скособочился весь, губы слегка кривятся в улыбке. Гюнтер прикрыл пол-лица ладонью, глаза смеются. И только Матис на нас не смотрит, спрятался в волосах, плечи подрагивают – беззвучно ржет.

– Куда присесть? – лопочет Куп.

Ребята не видят моего лица, и я беспощадно пользуюсь своим положением: многозначительный взгляд облизывает его тело, едва-едва задерживаясь на животе, язык легко смачивает пересохшие от жары губы. Куп как-то странно дернулся.

– Рядом, – выдыхаю тихо.

– По… Пожа… Конечно… – он торопливо скидывает лапки и отодвигается на самый край. Дурашка…

Я сажусь совсем близко к нему, хотя места достаточно. Куп зажат в углу. Нога к ноге. Бедро к бедру. Локоть к локтю. Он ерзает. Мне даже кажется, что парень возбужден. Что ж, это очень хорошо.

– Господа, что-то не так? – наивность в тоне и во взгляде зашкаливает все мыслимые показатели.

Они разом начинают трясти головами.

– Всё хорошо, – бормочут. – Всё отлично.

– Я пойду, – кидает Ост и торопливо выбегает из гримерки. Куда это он?

Зиль продолжает пялиться на нас. Хорошо, хоть рот закрыл. Краснота на щеках видна даже под тремя слоями тонального крема и пудры. Еще одна жертва полового воздержания. Матис опять начинает что-то бренчать.

– Ку-уп, – тяну имя, как карамельную тянучку. – Пожалуйста, – смотрю в глаза невинно. – Сыграй для меня, – подтекстом «трахни меня».

Даже не ожидала, что так сильно действую на него. Для того чтобы встать с глубокого мягкого дивана, Купу пришлось воспользоваться моей коленкой. Рука потная, холодная и трясется. У него стресс. Хороший такой, жесткий стресс. Надо ослабить хватку. Как жаль, что футболка огромная! Очень хочется проверить догадку о возбуждении, а по походке определить не могу.

Он уселся на подлокотник, водрузив ногу на сиденье, провел по струнам, подстраивая инструмент.

– Матис, – подмигнул басисту и заиграл.

Зиль широко улыбнулся, захихикал. Гюнтер отбивал ритм пальцами по столешнице. Куп запел! Обалденным голосом!

I'm staring at a broken door,

There's nothing left here anymore.

My room is cold,

It's making me insane.

I've been waiting here so long,

But the moment seems to ‘ ve come,

I see the dark clouds coming up again.

Running through the monsoon,

Beyond the world,

To the end of time,

Where the rain won't hurt

Fighting the storm,

Into the blue,

And when I loose myself I think of you,

Together we'll be running

somewhere new …

Through the monsoon. – подхватил Зиль весело, глядя на меня каким-то неожиданно волнующим взглядом, в его глазах плясали маленькие костерки.

Just me and you.

A half moon's fading from my sight,

I see your vision in its light.

But now it's gone and left me so alone

I know I have to find you now,

Can hear your name, I don't know how.

Why can't we make this darkness

feel like home?

Running through the monsoon,

Beyond the world,

To the end of time,

Where the rain won't hurt

Fighting the storm,

Into the blue,

And when I loose myself I think of you,

Together we'll be running somewhere new …

And nothing can hold me back from you.

Тут они грянули вчетвером:

Through the monsoon.

Hey! Hey!

I'm fighting all this power,

Coming in my way

Let it sail me straight to you,

I'll be running night and day.

Братья остались вдвоем:

I'll be with you soon …

Just me and you.

We'll be there soon …

So soon.

Running through the monsoon,

Beyond the world,

To the end of time,

Where the rain won't hurt

Fighting the storm,

Into the blue,

And when I loose myself I think of you,

Together we'll be running

somewhere new …

And nothing can hold me back from you.

И опять все вместе:

Through the monsoon.

Through the monsoon.

Just me and you.

Through the monsoon.

Just me and you¹.

Я восторженно развела руками, не в силах произнести ни слова. Такого эксклюзивного выступления группы для меня, душечки, я даже не смела ожидать! И что-то мне подсказывало, что поющие Гюнтер и Матис – это мегаэксклюзив! А вот солирующий Куп…

– Спасибо, – только и вымолвила восхищенно.

– А я не только на гитаре играть умею, – ухмыльнулся мачо плотоядно, и я тут же вернулась с небес на землю. Черт! Я же тебя хотела проучить… Уши развесила, песней заслушалась…

– Ого! Ты настолько талантлив?

– О да! У меня знаешь, какой большой талант. Девушки хвалят.

– Девушки хвалят? – произнесла язвительно.

– Н-да, – Куп оттопырил пухлую нижнюю губку, лениво провел языком туда-сюда по колечку пирсинга и медленно опустил глаза в вырез на моей груди. – У тебя очень красивые глаза. Большие такие… Как я люблю…

Я одарила его ехидной улыбкой и взглядом с поволокой, кончик языка вновь прошелся по губам.

В это время прозвучало приглашение на сцену и ребята дружно рванули.

Кто-то из ребят, кажется Матис, вытолкнул меня в коридор:

– Иди, иди!

–Я тут побуду, – проныла. – Я терпеть не могу шум…

– Иди, я сказал, – подтолкнул он.

– Оно того стоит, – улыбнулся Гюнт, беря меня за руку, наверное, чтобы не сбежала.

– Где мой микрофон?! – заметался Зиль.

– У меня в кармане, – апатично вздохнул Куп, даже не потрудившись оторваться от гитары. Он кривился, постоянно подкручивал колки, вслушивался в издаваемый звук и опять кривился. – Дерьмо! – психанул, в конце концов.

– Пятиминутная готовность, – вынырнул откуда-то из темноты коридора Болен.

– Ребята, я, правда, не люблю рок, – отбрыкивалась я от музыкантов. – Слушайте, мы так не договаривались. Ну, можно я хотя бы где-нибудь подальше от колонок посижу?

Куп повернулся и мрачно посмотрел на меня, сердито сдвинув брови. Я притихла.

– Черт! С какой песни мы начинаем? – опять нервно воскликнул Зиль.

– Всё с той же, – буркнул Куп.

– А сколько там народу? – тихо спросила я у Гюнтера.

– Тринадцать тысяч, по билетам с местами, количесвто зрителей без мест дирекция сообщает после концерта, – отозвался Болен.

– Твою мать! – ахнула я. – Полный зал что ли?

– А у нас по-другому не бывает, – Гюнтер гордо расправил плечи. – Всегда аншлаг.

– Можно хотя бы сейчас не говорить о зрителях?! – взорвался Зиль.

Сбоку противно шипели рации на поясах охраны – то одна, то другая, то третья. Болен что-то послушал, ответил и, глянув на мальчишек, кивнул:

– Готовы?

– Да, – набрал воздуха в грудь Зиль. – Работаем.

Куп поправил ремень на плече и понесся на сцену. И как он не путается в своих длинных штанах?

Гюнтер последовал следом. Матис внимательно вслушивался в начавшееся жужжание гитары Купа. Убежал.

Зиль сосредоточенно глубоко дышал, глядя в никуда. Микрофон в руках ходит ходуном. Замер, словно приготовился к прыжку… Запел!

Я занервничала, думала, что он опоздал со вступлением, вот и начал петь за сценой, однако, судя по невозмутимым лицам бодигардов, все шло по плану. Зиль легко взлетел по ступенькам и зал взревел! «Ледовый» и до появления солиста истерил, но с его выходом начало твориться что-то неописуемое. Фантастика!

Первые две песни я прослушала, сидя на каких-то ящиках в технической зоне. Зал не видно, лишь многочисленные вспышки звездочками появлялись то там, то тут, да ор стоит такой, что Зиля практически не слышно. Он поет, напрягается, фактически кричит в микрофон, но звук, видимо, так и не смогли нормально настроить. Камера неотступно следит за солистом, передавая изображение на два больших экрана. Чаще Зиля на экранах показывают только Гюнтера. Еще мне видно кусок партера, руки, тянущиеся к Зилю и Купу. Матис с другой стороны сцены, которая вне зоны моего виденья. Вижу, как охранники то и дело отводят в медпункт девушек… А ведь концерт только начался… Болен сидит на соседнем ящике, пишет кому-то смс и улыбается тепло и нежно. Мариннку где-то черти носят. Оста давно не видно.

Вдруг прожектора осветили зал. И я увидела «Ледовый» во всей его красе. Тысячи, десятки тысяч человек отдавались этому тоненькому и невесомому подростку полностью, без остатка. Они тянули к нему руки и визжали! Море рук! Океан рук! Все внимание приковано к нему. Я видела глаза Зиля, который наслаждался сумасшествием поклонников. Лучшая музыка для его слуха. Лучшая картинка для его взгляда. Он кайфовал. В какой-то момент мне показалось, что на зал смотрит сам Бог, величественно и снисходительно. А потом я заметила искорки в его глазах, нет, не искорки, а целые костры. Он был счастлив. И он недоумевал – неужели это всё ради меня?

– Привьет, Питер! Как диля? – прокричал он на русском. – Спа-си-бо!

И зал ответил ему взрывом эмоций! Да-да! Это был атомный взрыв в отдельно взятом помещении. Как крыша «Ледового» удержалась на месте, я до сих пор не понимаю. От зала шла волна всеобщего обожания. Настолько она сильная, такая она мощная. И он – бог этой энергии!

– Let me hear you make some noise! – радостно завопил он в микрофон.

Девчонки завизжали.

Зиль состроил недовольную гримасску, изогнул бровь. Пальцы сделали несколько волнообразных движений. «Ну, так себе, – как бы говорил парень, – фиговенько…»

– Let me hear you make some noise!!

Зал отозвался значительно громче. Но юного бога это не убедило. Он хотел не просто криков и писков, он хотел большего. Он хотел, чтобы зал забился в оргазме.

– Let me hear you make some noise!!!

Ой, мамочки! Всего одной дурацкой фразой Зиль отымел более десяти тысяч человек одновременно. Это был не оргазм, это был… «Ледовый» отдавался ему с каким-то нереальным отчаяньем, бился в мегаэкстазе. Казалось, что мир вот-вот рухнет. А в его глазах опять стояло удивление – неужели это я вас так завел?

Зиль что-то еще прощебетал о том, как счастлив быть сегодня в этом прекрасном городе, как он ему понравился и объявил следующую песню. Я решила, что надо действительно посмотреть концерт и отправилась поближе к сцене. Лучше бы я сидела на своем ящике и наблюдала за происходящим на экране.

Куп на сцене бесчинствовал. Он заигрывал со своей стороной партера так, что, казалось, девочки умрут от удовольствия. Он строил глазки, кривил рот, закусывал губу и закидывал голову назад. По мокрой шее стекал пот, прилипли налакированные дреды… Я вспомнила, как ночью рассматривала его фотографии и поражалась сексуальности парня. Так вот – фотографии не передают и сотой доли того секса, который исходил от Купа. И если оргазм в исполнении Зиля носил какой-то божественный характер, то от взгляда Купа женщины вокруг вполне могли забеременеть. В нем возбуждало даже то, как он играл на гитаре, как ласкал струны, как пальцы скользили по грифу.

В отличие от Купа, Матис с залом общался не особо активно и в попытках «изнасилования» зала замечен не был. То есть он честно выполнял свою работу: играл себе и играл, скакал по сцене и скакал. Но классно, надо заметить, играл и не менее суперски скакал. А как он тряс головой с русо-рыжими волосами! Вау! Это было нечто. Это было так здорово. Он так двигался по сцене, как какое-то грациозное животное. Правда, в какой-то момент они с Купом не рассчитали траекторию и таки врезались друг в друга, в этот момент от них пошёл дым, заволакивая сцену. Ага, значит и здесь не случайно – все в этой машине немецкого шоу – бизнеса рассчитано до мелочей.

Гюнтера показывали на экране часто, а мне его «живьем» совсем не было видно. Зато огромное лицо Гюнтера с экрана могло вынести остатки мозга только так. Гюнтер не просто играл на барабанах. Он был сам эти барабаны. Он был с ними един. Он взрывался от игры. Он существовал в них. Он бог этих барабанов. Их дух. Их жизнь.

Куп заметил меня ближе к концу концерта – я приютилась в уголке зоны между сценой и партером, поближе к Тобиасу и подальше от Болена, который постоянно то уходил, то приходил. Улыбнулся, облизав губы. Неожиданно он поставил гитару с треугольным корпусом себе на бедра и… на глазах одуревшей от восторга публики «изнасиловал» ее. Я почувствовала, как в животе торкнуло от сильнейшего возбуждения, резко скрестила ноги, порадовавшись, что не парень и мне не надо прятать внезапную эрекцию и ходить потом с мокрыми трусами… Куп несколькими движениями бедер со сцены просто «трахнул» меня без зазрения совести.

Уже в самом конце концерта, когда ребят в третий раз вызвали на бис, я сделала открытие: Зиль питается энергией зала. Он с первой же песни послал в зал настолько мощный поток энергии, что она возвратилась к нему фактически в сто раз увеличенной. И чем больше он отдавался, тем больше получал! Весь концерт Зиль скакал по сцене как заведенный заяц. Он работал на каждый сектор – прямо, лево, право, верх, партер, балкон. Каждый поворот его головы в сторону публики встречался таким шквалом аплодисментов, криков и визгов, что становилось плохо. Куп и Матис тоже шевелились постоянно, перемещались по сцене, показывали себя, любимых, каждому желающему со всех сторон, но Зиль он живет этой энергией. Он ловит кайф от себя и своей работы. Он настолько ловит кайф, и настолько старается, так дерет глотку, что мне захотелось дать ему что-то большее, чем у меня есть. Я впервые в жизни попала на настолько мощный по энергии концерт. И я в какой-то момент поняла, что потеряла голову и саму себя, растворилась вся без остатка, я теперь не принадлежу себе, я стала частичкой этой группы… Или этих братьев…

Пока ребята прощались со зрителями, я ускакала за кулисы. Меня переполнял такой восторг, что хотелось немедленно вылить его на головы мальчишек. Меня раздирало на части от счастья!

Первым мне на глаза попался Матис, и я тут же повисла у него на шее, повизгивая:

– Боже! Боже! Боже!

Он обнял меня за талию и чмокнул в щеку. Довольный такой.

Потом я радостно вцепилась в Зиля, задыхаясь от восхищения:

– Ты такой… такой… А-а-а! У меня слов нет!!!

Зиль рассмеялся и похлопал меня по спине, крепко обняв.

Следующим сбежал по ступеням Гюнтер. И тут же угодил в мои объятия. Я восторженно развела руками и просто поцеловала его в висок. Слова кончились. Остались эмоции.

Куп стоял чуть в стороне, наблюдая за моими метаниями от одного парня к другому. Взгляд очень серьезный.

Отлипнув от Гюнтера, я не спеша направилась к любимому мачо, скромно потупив очи и виновато закусив губу – сама невинность.

Он склонил голову на бок, вопросительно изогнув бровь:

«Ну?» – словно написано на лице.

Я, почему-то покраснев до кончиков ушей и совсем уж опустив глаза, едва заметно кивнула. «Кончила…» – безумно стыдно.

Он довольно ухмыльнулся:

«Я – бог секса?»

– Ты бог секса, – звучит интимным эхом.

Он приосанивается.

«Я победил?»

Я смотрю ему в глаза теперь уже с горькой обидой:

– Не могу… Ты спорил на меня…

Он резко отворачивается. Розовые щеки сначала белеют, а потом покрываются красными пятнами.

– Дерьмо… – шипит сквозь стиснутые зубы.

– Зачем?.. – одними губами.

– Матис сдал?

– Нет… Я сама… – Черт побери эти принципы и внезапную гордость!

Он опять ухмыляется. Теперь уже с досадой.

– И что дальше?

Пожимаю плечами, обнимаю его и шепчу на ухо:

– Не знаю…

Ребята устали. Настолько устали, что уже не гоготали, как днем, а сразу же по возвращению в отель рухнули кто где в номере Купа. Странно было находиться рядом с ними и не слышать постоянного смеха и шуток. Даже Зиль заткнулся на минуту. Я, скромно постояв в дверях, сняла лабутены и уселась на паркет. Ноги гудели и болели, хотелось их засунуть под холодную воду и немного остудить. Вообще хотелось в душ. По полу приятно тянуло сквозняком. Если бы не мальчишки, я бы скинула одежду и, разметав руки в стороны, наслаждалась прохладой. Матис смотрел на меня с интересом. Потом встал:

– Иди, сядь сюда, что ты там в дверях приютилась.

– Тут прохладно, – улыбнулась в ответ.

– Я не могу спокойно сидеть в кресле, когда девушка сидит на полу, – неожиданно серьезно сказал он.

Мужчина, расцвела я – настоящий мужчина! Я провела рукой по паркету, приглашая его присоединиться. Матис обалдел от такой наглости. Гюнтер хихикнул и… сел рядом со мной. Куп недовольно прищурился и поджал губы, вытянувшись в кресле.

– Тебе, правда, понравился концерт? – тихо спросил Гюнт.

– Вы боги на сцене, – восхищенно произнесла я. – Никогда в жизни я не испытывала такого драйва, какой испытала сегодня. С первой до последней минуты мое внимание принадлежало только вам. Думаю, что в полку фанаток прибыло. А ты… Ты… У меня нет слов! Ты сердце группы! Её мотор! Её ритм! Ты бог ритма!

Гюнт вмиг покраснел. В какой-то момент мне показалось, что даже волосы на голове у него стали приятного бордового цвета. Ан-нет, это всего лишь отблеск закатного солнца из окна. Три пары глаз недоуменно уставились на нас. Особенно моим признанием был шокирован Зиль. Видимо до этого ему никто не сообщал, что Гюнтер круче. Он приподнялся на локтях и склонил голову на бок, пытаясь получше разглядеть сумасшедшую, посмевшего усомниться в его гениальности. Я едва сдерживала улыбку. Какие ж они глупые! Как ведутся, как смешно реагируют на провокацию.

– Вообще-то у нас группа, – попытался исправить ситуацию Гюнтер, косясь на друзей.

– Да ты что? Правда? – излишне притворно и удивленно ахнула я.

– Да, – тут же закивал барабанщик. – И от вклада каждого, зависит успех общего дела.

Я не удержалась, засмеялась. Мой смех тут же был подхвачен остальными. Только Гюнтер насупился, сложил руки на груди и опустил голову, всем своим видом изображая презрение к окружающим. Я несильно ткнула его локтем в бок. Гюнт недовольно отвернулся, но губы тронула улыбка. Я еще раз пихнула его. Парень вознамерился дать мне сдачи, но я ловко увернулась, и мы повалились на пол, истерично хохоча.

– Эй! Эй! Эй! – завозмущался Куп.

На нас что-то плюхнулось. Подушка. Потом еще одна. Но уже не просто плюхнулась, а целенаправленно ударила сверху. Перед моим носом образовались белые кроссовки и складки широких длинных штанин. Куп. Гюнтер охнул, когда это существо уселось на нашу кучу сверху. Я взвизгнула от навалившейся тяжести и судорожно застучала рукой по паркету. Они вдвоем меня раздавят!

– Матис!!! Матис!!! Help me!!! – заверещала я сквозь хохот.

– Куп, придурок! Совсем спятил?! – перед глазами возникли еще одни белые кроссовки и синие узкие джинсы, надорванные по шву снизу. Потом послышалось кряканье и звук падения. Дышать стало значительно легче. Мы втроем валялись на полу и захлебывались смехом. Со стороны глянуть – дурдом на каникулах. Матис уселся рядом. Рожа такая счастливая, что любо дорого посмотреть.

– Идиоты, – покачал головой Зиль, изобразив на утомленном личике снисходительную улыбочку. – Как дети малые. Видели ли бы вас сейчас журналисты… Или папарацци.

– Это был бы очень веселый репортаж! – хихикнула я, поправляя растрепавшиеся волосы. Нет, надо еще и косметику проверить, негоже перед ребятами ходить с размазанными тенями.

Хотелось еще как-то повеселиться. И я не придумала ничего лучше, чем задать один очень щекотливый вопрос, стараясь при этом сохранить лицо максимально серьезным. Интернет утверждал, что этот вопрос они ненавидят. Все вопросы, касающиеся названия группы, они ненавидят лютой ненавистью.

– А почему ваша группа называется JungeDrachen? – хлоп-хлоп ресничками.

Реакция была неожиданной. Вместо ожидаемого раздражения со стороны ребят, я увидела, что они вчетвером переглянулись. Зиль шумно выдохнул, рухнул на подушку и закатил глаза, деля вид, что он тут просто тихо лежит и не понимает моего плохого немецкого. Матис ухмыльнулся. Гюнтер сделал вид, что не расслышал вопроса и глазами указал на Купа. Купу было не за кого спрятаться… Мачо обвел всех взглядом – опять всё я, как что, так сразу я! – тяжелейшим образом вздохнул, и произнес:

– Тебе официальную версию? Про то как мы начинали а клубе «Драконы» или…, – он многозначительно сверкнул глазами.

– Или, – сказала я.

– Мы драконы, – просто ответил он. – Молодые драконы из рода Раммельсбергов и местечка Раммельсберг. Когда-то, несколько веков назад, нашему роду принадлежали шахты и рудники, поэтому по традициям рода нам дают имена по названиям добываемых металлов: он, – Куп махнул на Зиля, – Серебро, а я – Медь. Ну, а с ребятами мы учились в одной школе и они тоже драконы, правда, из других семей.

– Издеваешься, да? – на моем лице выразилось обалдение, внутренне я готовилась к лавине хохота. И попробовала засмеяться, но получилось вяло.

Куп гаденько улыбнулся. Однако гомерического хохота не последовало.

– Ну надо же нам над кем-то смеяться? Не все ж тебе Матиса доставать. Приятно, что в нашей компании появился новый клоун.

– Ну что ты, я никогда не позволю себе забрать у тебя твой хлеб. Разве я могу тягаться остроумием с таким профи. Я всего лишь жалкое подобие юмора. – Произнесла это таким снисходительным тоном, что Куп… опять покраснел и отвел взгляд. Как забавно – мальчик он яркий, иногда грубоват, хамоват и всегда наглый, но как только ты даешь ему чуть более наглый отпор, он тут же тушуется и становится похож на разобиженного ребенка. Наверное, все дело в том, что я с ним на равных, не заглядываю в глаза и не смотрю в рот. Сдается мне, что очень и очень давно с ними никто не был на равных. И если Матис и Гюнт это воспринимают нормально и принимают меня, то Куп почему-то периодически козлится. А до Зиля мне так и вообще нет никакого дела. Он какой-то неприятный тип, тоже мне божок на выезде. Хотя почему неприятный? Он замороченный, зашуганный какой-то. Держится со мной на расстоянии. Отпускает какие-то странные шуточки. Словно между нами им собственноручно зачем-то выстроенная стена. Но с другой стороны я его понимаю: когда вокруг тебя столько народу, когда ты все время под прицелом фотокамер, когда каждый твой шаг обсуждается и тут же выносится на первые полосы сомнительных газетенок, – будешь тут шуганным. Я бы не просто стену возвела, я бы себя на другую планету жить вывезла.

Надо же такое придумать – драконы. Ага, особенно Зиль… Я решила в тему драконов не углубляться, расценив её как неудачную шутку.

Ладно, вечер более чем удался, звезд моих в отель отвезла, на руки охране сдала, пора и честь знать.

Куп… Вот кто тебя, дурака, за язык тянул? А ведь могли шикарно провести время… Теперь останешься без вкусненького на ночь. Ты, конечно, парень классный, сплошной ходячий мегасекс, но себя я больше люблю. Почему-то вспомнилось старое кино, кажется, оно называлось «Девчата». Там тоже несчастную Тосю на спор разыграли. Только я тебе, Куп, не шапка, чтобы ты на меня спорил. Обиделась я на тебя сильно и ничего с собой сделать не могу.

Из задумчивости меня вывел довольный голос Зиля.

– Что ж, хорошо, можно сделать пометочку, что Санкт-Петербург мы покорили, – вальяжно произнес он, сладко потянувшись.

– Ага, шикарный концерт, – согласился Матис.

– Обычный, – пожал плечами Куп, вновь обиженно покосившись на меня.

– Господа, – влезла я, – ну вы тут отдыхайте, а я поеду домой, если вам ничего больше не надо.

– А есть еще предложения? – Куп посмотрел так, что у меня мурашки побежали по спине. Вспомнила его выходку на концерте и опять резко скрестила ноги, пытаясь удержать нахлынувшее возбуждение.

– Предложения есть всегда. Вопрос – нужны ли они?

Я смотрела прямо в его глаза, с вызовом, но в то же время насмешливо. Куп победно сморщил носик – понял, что со мной происходит. И ему нравилось дразнить мое тело.

– Ты не откажешься с нами поужинать? – неожиданно спросил Зиль. Его длинное тощее тело во всем черном на белоснежном постельном белье смотрелось как трещина на белом льду.

– Честно говоря, с удовольствием бы отказалась, но уже поздно, а есть дома нечего, – как-то излишне разоткровенничалась я, сама еще не понимая, хочу ли с ним ужинать или нет.

– Ты голодаешь? – ахнул Гюнтер.

– Нет, что ты, – замахала я руками. – Продукты есть. Просто вчера было лень готовить… – И добавила по-русски: – А сегодня вы на мою голову свалились.

Гюнтер улыбнулся как человек, который учил русский и более менее понимает мои подвякивания самой себе.

– Хорошо, что хоть кто-то тебя покормит, – по-отечески хлопнул меня по бедру Матис и отправился в свой номер переодеваться. За ним вышел Гюнтер, все так же интимно улыбаясь. Куп учтиво предложил мне пересесть с пола в освободившееся кресло. Гляди-ка, какой кавалер. Ох, меня такими глупостями не очаруешь.

– Ничего, если я приму душ? – опять бросил в мою сторону игривый взгляд парень.

– Не стесняйся, – ответила я ему тем же. – В конце концов, мы же в твоем номере. Если хочешь, я тоже уйду.

– М-м-м, – скривил он губы. – Интересно, куда? Точнее к кому?

– Я обязана отчитываться? – ласково и сладко, словно благодарность самому лучшему любовнику на свете.

Он пожал плечами, продолжая эротично улыбаться в ожидании ответа.

Я игриво закатила глаза, думая, как бы его «ущипнуть», а потом произнесла, томно растягивая слова и медленно массируя затекшую шею:

– К Мати… Он такой секси…

Куп довольно ухмыльнулся, как будто только что получил долгожданный страстный поцелуй.

– Мати не умеет делать массаж такой, какой умею делать я.

Снял футболку, продемонстрировав мне слегка худощавое тельце, взял полотенце и исчез за дверью ванной.

Хорош, мальчишка. Ох, хорош. Хочу…

Нет, я люблю себя больше! И только так.

Дурак! Ду-рак! Я вздохнула.

В отлакированной до зеркального блеска полировке шкафа не очень четко отражался Зиль. Он лежал и смотрел на меня, думая, что я не замечаю его взгляда. В номере повисла тишина. Наконец-то тяжелые струи воды с шипением ударили о фаянс, нарушив уже начинающую угнетать тишину. Послышались чертыхания Купа. Я улыбнулась, представив, как крупные капли сползают по плечам, ниже, по животу, ниже… ниже… В памяти вспыхнула фраза: «А рот? Только представь, как она это будет делать ртом!». И его движения бедер на сцене… Хочу…

Зиль поудобнее развернулся, наверное, чтобы меня было лучше видно. Почему-то наличие фронтмена в комнате меня сильно раздражало. Воображение разыгралось не на шутку. Я так ясно увидела, как ласкаю Купа в душе, как руки скользят по телу, как он отвечает – страстно, безудержно, грубо… Стоп! Спокойно! Надо на что-то переключиться. Вот почему бы «серебряному» не пойти к себе в номер, а? Покрутила головой в поисках пульта от телевизора. Бросила досадливый взгляд на развалившуюся суперстар. Небось, он его себе заныкал. Точно! Зиль проследил за мной, ухмыльнулся противно и… спрятал пульт под подушку. Я возмущенно приоткрыла рот, собираясь стребовать волшебный «ленивчик» обратно!

– Не надо, не включай. Хочу тишины.

– Ну и сиди себе в тишине. А я хочу телевизор посмотреть.

Густо намазанные глаза обиженно вытаращились. Н-да, сегодня для бога всех малолетних девиц не самый лучший вечер на свете: кто бы мог подумать, что кому-то придет в голову перечить самому Зильберу Раммельбергу, солисту популярнейшей группы, вместо того, чтобы восхищаться его персонкой?

– Я устал. И хочу тишины, – тем не менее спокойно сказал он. В уставшем, осипшем голосе я не услышала ни капли каприза или надменности, всего лишь констатация факта. Где-то глубоко в душе поставила ему еще один плюсик – не звездит, хватит опускать и придираться.

– Я тоже устала, но не хочу сидеть в тишине. Что делать? – продолжала я держать свою оборону.

– Давай поболтаем?

– О чем?

– О твоем городе, например. Санкт-Петербург красивый.

Настала моя очередь корчить рожу, но разговор поддержала. Всё лучше, чем думать о голом Купе в нескольких метрах от себя и слушать часы.

– Тебе понравился Питер? Когда это ты его видел?

– Из автомобиля, когда ехали сюда. Ну и так… Пока по городу возили…

– О, тогда ты ничего не видел. Гостиница рядом с аэропортом, и до «Ледового» вас наверняка везли по объездным и окружным дорогам. Хочешь, я покажу тебе настоящий Питер? С дворцами и памятниками императорам?

– Не думаю, что нас отпустят секьюрити.

– Ты реши для себя, хочешь ли ты увидеть мой город, а потом мы решим, как сделать так, что бы вывести тебя отсюда незаметно для фанаток и охранников.