Читать книгу Нефритовый город - Ли Фонда - Страница 9

Даже в тени пот стекал по спинам и лицам учеников восьмой ступени. Десять человек нервно перетаптывались за башенками горячих кирпичей.

– Еще один, – велел наставник, а его помощник, ученик третьей ступени, помчался с щипцами к жаровне и осторожно, но быстро вытащил из огня кирпичи и положил еще по одному на пламенеющую стопку перед каждым учеником. Тон, один из ожидающих учеников восьмой ступени, тихо пробормотал:

– Эх, и что же выбрать – боль или провал?

Тон, без сомнения, адресовал этот вопрос своим одноклассникам и никому больше, но мастер Сэйн обладал острым слухом.

– Учитывая, что если ты провалишь Испытания в конце года, то никогда больше не увидишь ни одной крошки нефрита, я бы на твоем месте выбрал боль, – сухо сказал он и оглядел колеблющихся учеников. – Ну? Надеетесь, что кирпичи остынут?

Эмери Анден потер тренировочный браслет на левом запястье, скорее по привычке, чем чтобы еще раз прикоснуться к нефриту, вшитому в кожаную ленту. Он закрыл глаза, пытаясь сфокусировать всю огромную энергию, которой могла овладеть лишь незначительная часть кеконцев. Выбор между болью и провалом, именно так, как и сказал Тон. Высвобожденная Сила позволит сломать кирпичи, а Броня не даст ему обжечься о раскаленную глину. Именно этому и было призвано научить упражнение – применять одновременно Силу и Броню. Умелые Зеленые Кости, а именно такими мечтали стать Анден и его одноклассники, могли когда угодно прибегнуть к любой из шести способностей: Силе, Броне, Чутью, Легкости, Отражению и Концентрации.

Рядом с Анденом раздался звонкий треск и приглушенный вопль боли со стороны Тона. Это не так сложно, как алгебра, подбодрил себя Анден и рубанул ребром ладони по центру верхнего кирпича. Он осел на следующий, а тот – еще ниже, каскад падения длился всего секунду, но Анден видел его как вереницу медленно падающих игральных карт. Осколки разлетелись и в других направлениях, попав по руке, плечу и корпусу. Он тут же отдернул руку, открыл глаза и осмотрел ее.

– Вытяните руки, – почти скучающим тоном велел Сэйн. Он расхаживал вдоль вереницы учеников, разочарованно потирая бугристый затылок. – Некоторые из вас сегодня проведут перерыв в лазарете, – сказал он и поморщился при виде волдырей на ладонях. Он сбил оставшийся целым кирпич на землю. – Другие получат новые синяки на занятии по Силе для отстающих.

Он дошел до конца ряда, посмотрел на шесть сломанных кирпичей Андена и его неповрежденные ладони и хмыкнул – со стороны главного наставника это была почти что похвала.

Анден скромно не поднимал взгляда с кучи сломанных кирпичей перед собой. Улыбаться или радоваться своему успеху было бы слишком невоспитанно, и хотя Анден родился на Кеконе и никогда его не покидал, он всячески старался не показаться иностранцем хоть в какой-нибудь малости – его многолетняя привычка.

Сэйн хлопнул в ладоши.

– Уберите руки. Увидимся на следующей неделе и повторим еще раз, пока вы не улучшите результат, иначе я признаю вас негодными.

Студенты прикоснулись сложенными ладонями ко лбам, подавив стоны, и отошли в сторонку, чтобы ученики третьей ступени могли прибраться. Анден отвернулся, снял с запястья тренировочный браслет и убрал его в футляр. Потом покачнулся и оперся на стену, прищурившись от боли. Более высокая чувствительность к нефриту означала и более сильную ломку, даже после недолгого использования. Иногда Андену требовалось в два раза больше времени на восстановление, чем остальным студентам, но теперь он уже натренировался. Он глубоко дышал и заставил себя расслабиться, несмотря на сбивающее с толку ощущение, что мир выбили из-под ног, а все предметы расплываются по краям, и наконец вернулся к нормальному состоянию. Меньше чем за минуту он взял себя в руки, выпрямился и закинул на плечо рюкзак.

– Я слышал, как Сэйн хмыкнул, – сказал Тон, погружая руку в таз с холодной водой, заботливо принесенный для старших учеников младшими. – Отлично вышло, Эмери, – он произнес имя по-кеконски: Эмри.

– Мои кирпичи были тоньше, – вежливо отозвался Анден. – Как рука?

Тон поморщился, обернув руку полотенцем и прижав к животу. Он был сухопарым и пониже Андена, но с великолепной Силой. Нефрит имеет свои странности – иногда худенькая женщина может согнуть металлический прут, а здоровяк, владеющий Легкостью, взбежит по стене или перепрыгнет с крыши на крышу, еще одно свидетельство тому, что нефрит открывает не просто физические способности.

– Вот бы медицинская Концентрация лучше действовала на раны, – угрюмо произнес Тон. – И надо же этому случиться накануне Лодочного дня. – Он помолчал, глядя на Андена. – Эй, кеке, на следующей неделе кое-кто собирается прошвырнуться по барам в Доках, перед тем как начнут топить корабли. Хочешь присоединиться, если у тебя нет других планов?

Анден совершенно определенно чувствовал, что его пригласили в последний момент, как часто случалось, но естественно, у него не было других планов, и он подумал, что, вероятно, к ним присоединится и Лотт Цзин, а потому ответил:

– Конечно, с удовольствием.

– Отлично, – сказал Тон, – тогда до встречи.

Лелея свои ожоги, он направился через поле к лазарету. Анден пошел в противоположном направлении, к общежитию, размышляя по пути. После семи с лишним лет в Академии он привык к довольно одинокому существованию – одноклассники его уважали, но никогда полностью не включали в свою компанию, хотя никогда и не исключали. Все вели себя с ним приветливо (а как же иначе), и он мог назвать Тона и еще нескольких друзьями, но Анден знал, что многие чувствуют неловкость рядом с ним, и потому не ожидал тесной дружбы.

Через поле к нему бежала ученица восьмой ступени Пау Нони, ее лицо раскраснелось на влажной полуденной жаре.

– Анден! Снаружи тебя ожидает посетитель.

Посетитель? Анден покосился на ворота, поправив очки на потной переносице. Из-за близорукости было еще тяжелее снять нефрит и потерять Чутье. Кто мог к нему прийти? Рюкзак прыгал на плече, когда он припустил через поле для тренировок.

Маленькое восточное поле было не единственным на двадцати пяти гектарах территории Академии Коула Душурона. Ее построили на холме парка Вдов. Хотя со всех сторон раскинулся шумный Жанлун и его пригороды, высокие стены Академии и старые вязы и камфорные деревья, в чьей тени стояли одноэтажные здания, отделяли Академию от столицы, так что школа оставалась традиционным тренировочным святилищем Зеленых Костей. Академия была наследием Коула Сена, данью памяти его сына, но что самое важное, одним из главных свидетельств того, что культура Зеленых Костей прочно занимает центральное место в кеконской общественной жизни. Когда Анден остановился, чтобы это обдумать, он понял, что Академия – не только школа, но и символ.

В маленьком саде камней за главным входом Анден замедлил шаг. На низком парапете в скучающей позе сидел человек. На нем были бежевые брюки от хорошего портного, рукава рубашки закатаны до локтей, а пиджак перекинут через парапет. При приближении Андена он встал с неспешной плавностью, и Анден узнал Коула Хило.

В грудь Андена закралась тревога.

– Похоже, ты удивлен, что я здесь, кузен, – сказал Хило. – Ты же не думал, что я забуду поздравить тебя с днем рождения?

Андену исполнилось восемнадцать несколько дней назад. День прошел незамеченным, поскольку личные праздники считались дурным тоном и не одобрялись наставниками Академии. Анден опомнился и прикоснулся ко лбу в уважительном приветствии.

– Нет, Коул-цзен, просто я знаю, что вы сейчас заняты. Я польщен, что вы меня навестили.

– Я польщен, Коул-цзен, – передразнил его Хило преувеличенно суровым тоном. Левый уголок губ изогнулся в лукавой улыбке. – Зачем так официально, Энди? Тебя тут вышколили до гладкости? – Хило раскинул руки. – Со мной такое не пройдет.

Ты – Коул, думал Анден. Школа названа именем твоего отца. Даже некоторые не имеющие нефрита новички обладают определенными привилегиями. Любого с другим происхождением или менее талантливого вышвырнули бы из Академии за те проступки, которые совершал здесь Хило. А теперь он Штырь Равнинного клана. Чего ты от меня хочешь?

Анден попытался расслабиться в присутствии кузена. Несмотря на девять лет разницы, Хило выглядел так, как будто только что выпустился из Академии, прохожие могли решить, что они одного возраста.

– Как дедушка? – Анден называл Коула Сена дедушкой, так же как младших Коулов – кузенами. – Как поживает Лан-цзен?

– Ну, как и положено Колоссам.

Хило подошел к нему.

Анден стянул с плеча рюкзак, поспешно снял очки и сунул их в карман. Оправа была новой, и он не хотел…

Он едва успел отбросить сумку – Хило схватил его, как обезьяна фрукт, руки сомкнулись на запястьях и локтях Андена стальными тисками. Одним резким движением Хило развернул кузена к земле.

Анден не сопротивлялся, а когда под весом падающего тела хватка Хило ослабла, притянул его ближе, и оба пошатнулись. Хило дважды с силой пнул его коленом в бок, и Анден захрипел, сложился пополам и вцепился в руки Хило, покачнувшись, как в религиозном поклоне. Он стукнулся лбом о плечо Хило.

Рот наполнился резким вкусом нефритовой энергии. Нефрита Хило. Когда они сцепились так близко, вибрации нефрита омывали Андена – гудящие, саднящие, пульсирующие с каждым биением сердца Хило, с каждым его вдохом и движением. В голове Андена стучала кровь, не подлинный напор нефрита, но что-то похожее. Он жадно глотал этот поток, пытаясь ухватиться за бурлящие края ауры кузена, словно цеплялся за течение реки. Когда Хило снова занес колено, Анден воспользовался тем, что кузен на секунду потерял опору, и ткнул прямой ладонью ему в грудину с достаточной Силой, чтобы тот выпустил его и отпрянул на несколько шагов.

Хило по-прежнему улыбался. Он протанцевал еще несколько шагов в сторону, а потом проворно и угрожающе вернулся к Андену. Тот собрался с духом. От Хило не убежать, даже думать нечего. И неважно, насколько сильно он отдубасит Андена. Хило колотил его с потрясающей скоростью, играючи осыпал ударами, а Анден только крутился, как груша, и сдерживал крики. Следующий удар Анден отвел, вильнув в сторону, ближе к Хило, рубанул его по бицепсу, пробив защиту, и ребром ладони врезал по подбородку.

Голова Хило откинулась назад, он покачнулся и закашлялся. Анден не колебался ни мгновения и вмазал кузену по челюсти.

– Ого, – сказал Хило.

Он развернулся и пнул Андена под дых с такой Силой, что сбил его с ног. Анден приземлился спиной на гравий.

Он застонал. Зачем мы этим занимаемся? Он всего лишь ученик, и ему запрещено носить нефрит вне учебных занятий, без наставников. А Хило – могущественная Зеленая Кость. Их шансы даже близко не равны. Конечно, дело совсем не в этом. Анден с трудом поднялся на ноги и продолжал бороться, у него нет выбора, если он не хочет, чтобы его избили до полусмерти.

Поединок привлек зевак. Несколько младших учеников заняли удобную для обозрения позицию, чтобы посмотреть, как Штырь Равнинных избивает ученика старшей ступени. Хило, похоже, наслаждался вниманием публики, время от времени поглядывая на студентов со снисходительной веселостью. Анден странным образом сосредоточился на том, чтобы не знающие Хило зеваки не решили, будто тот злой или жестокий. Они могли не заметить, что он двигается расслабленно, с написанной на лице дружеской внимательностью, словно они просто разговаривают за обедом, а не избивают друг друга.

Анден принимал от рук Хило наказание и отвечал, чем мог, целился по ребрам и почкам, еще раз в кровь разбил ему лицо, даже нагнулся, чтобы достать до колен и паха. В конце концов Хило швырнул его на землю и пригвоздил коленом между лопаток. Анден лежал, искоса глядя в пространство, и вдыхал пыль, не в силах пошевельнуться, и мечтая, чтобы появился еще какой-нибудь член семьи Коулов помимо Хило.

Хило перевернул Андена и сел на землю рядом, вытянув ноги и опираясь на локти.

– Ну и ну! – сказал он, задрал край дорогой рубашки и вытер лицо, оставив на ткани потеки пота и крови. – А тебе еще год до выпуска, Энди. Так что я пользуюсь своим преимуществом, пока могу. Когда Лан носил нефрит, а я нет, он выбивал из меня всю дурь, ты не знал?

Вслух Анден никогда бы не назвал кузена Ланом, считая это безумием. Когда-то Лан рассказал ему, что Хило задирал старшего брата, настаивал на драках, хотя Лан на восемь лет его старше, крупнее и носит больше нефрита. Лану не оставалось ничего другого, как избивать его до бесчувствия, и не раз.

– Как только наденешь нефрит, ты меня уложишь. Посмотри на себя. Я – Зеленая Кость. Штырь клана, мать твою. А ты украсил меня вот этим, – он ткнул в свою кровоточащую губу, – и этим, – он прикоснулся к шишке на голове, – и этим, – он поднял рубашку и показал синяк. – Хило опустил рубашку и улыбнулся так широко, что Анден вытаращил глаза. – Я всегда знал, что ты особенный. Ты чувствуешь мой нефрит, ведь так? И даже можешь его использовать. Знаешь, как редко это бывает? Да еще в твоем возрасте? Только подумай, каким ты станешь, когда начнешь носить собственный нефрит.

Анден оценил похвалу кузена, но и близко не был так же горд своими результатами. Все болело. Он чувствовал себя, как мышь, которую несколько часов от скуки гонял тигр. Интересно, он не находит в этом столько же удовольствия, как кузен, оттого, что не чистый кеконец? Согласно национальным стереотипам, кеконец никогда не откажется посостязаться в мастерстве. Практически ни одно крупное сборище людей не обходилось без поединков – начиная от плевков семечками в чашку и заканчивая ожесточенной игрой в рельбол, а то и настоящей дракой. После таких состязаний (обычно легких, но иногда и смертельно серьезных) правилом хорошего тона для победителя было высказаться о себе уничижительно («Мне помогал ветер», «Это я просто голодный») или похвалить оппонента, позволив ему сохранить лицо («Я бы тебя не одолел, будь у тебя обувь получше», «Мне повезло, что у тебя болели руки»), не имеет значения, насколько нелепо или несущественно это объяснение.

Так что, возможно, Хило хвалит его просто из вежливости. Но Анден все же не думал, что дело в этом. Нет, для Хило это способ понять, из какого теста он сделан, будет ли бороться из последних сил или сдастся, когда не имеет надежды победить.

Хило поднялся и отряхнул брюки.

– Пойдем прогуляемся.

Анден хотел объяснить, что ему нужно в лазарет. Но вместо этого с трудом встал, взял пыльный рюкзак и молча поковылял рядом с кузеном по дорожке сада камней. Теперь предстоит разговор.

Хило вытащил две сигареты и предложил одну Андену, дал ему прикурить, а потом прикурил сам.

– Тебе придется начать Пальцем, как и всем остальным, так положено. Но если все пойдет хорош о, через полгода ты станешь Кулаком. Я дам тебе собственную территорию и людей.

Зрители разошлись. Хило посмотрел на дальний край поля, где для тренировок выстроились студенты старшей ступени.

– А в этом году будь внимателен и прикинь, каких одноклассников ты хочешь получить в качестве Пальцев. Мастерство немаловажно, но его недостаточно. Тебе нужны верные и дисциплинированные. Те, кто не устроит какую-нибудь подставу, но справится с любой.

Из-за смеси адреналиновой ломки и слов Хило у Андена задрожали пальцы. Он затянулся сигаретой.

– Коул-цзен…

– Да чтоб тебя, Энди. Мне что, нужно было тебя посильнее отдубасить? Хватит меня так называть. – Хило положил руку ему на плечо. Анден дернулся, но Хило притянул его к себе и быстро поцеловал в щеку. – Ты мне такой же брат, как и Лан. Сам знаешь.

Анден ощутил прилив тепла и смущения. Он не удержался и огляделся – не видел ли кто порыв чувств Хило.

Хило это заметил и поддразнил его:

– Что, боишься, как бы они не истолковали это неправильно? Потому что они в курсе, что тебе нравятся мальчики? – Когда Анден ошеломленно уставился на него, он рассмеялся. – Я не дурак, кузен. Некоторые могущественные Зеленые Кости в истории были геями. Думаешь, это для меня важно? Только не забывай об одном: скоро тебе придется быть осторожным, выбирая знакомства, потому что люди могут интересоваться твоим нефритом.

Анден тяжело опустился на камень подпорной стенки. Он выудил из кармана сумки очки и попытался вытереть с лица потеки грязи и пота, прежде чем их надеть. Совет кузена звучал глупо, у Андена не было никаких романтических отношений, и временами он смирялся с тем, что никогда и не будет. Однако он не собирался делиться этими чувствами со Штырем, а кроме того, в год выпуска было полно куда более важных забот.

– Хило, – медленно произнес он, – а вдруг я не смогу носить нефрит? Я только наполовину кеконец.

– И этой половины в избытке, – заверил Хило. – Немного иностранной крови даже улучшит твои способности.

Чувствительность к нефриту – странная штука. Только кеконцы имеют нужную ее долю, чтобы стать Зелеными Костями. Смешанная кровь Андена делала его пограничным случаем. Без сомнения, более чувствительным, что при соответствующей тренировке могло означать более сильные способности – или смертельную предрасположенность к Зуду.

– Ты знаешь историю моей семьи, – тихо сказал Анден.

Наставник вел через поле группу детей с ведрами и лопатами. Под палящим солнцем они еле шевелили ногами от усталости, но не жаловались. Первые два года в Академии состояли из непрерывной учебы и тяжелых физических нагрузок, а также постепенно увеличивающихся контактов с нефритом. До третьей ступени эти дети даже не начнут изучать шесть способностей. Привычка к нефриту вырабатывалась суровыми упражнениями для ума и тела, как накачивание мышц, только помимо этого играли роль генетика и просто везение. Невозможно понять, почему одни Зеленые Кости способны носить больше нефрита без каких-либо побочных эффектов, а другие нет.

Хило почесал большим пальцем бровь, не снимая другой руки с плеча Андена.

– Историю твоей семьи? Твой дедушка был легендой, а дяди – известными Кулаками. Говорят, Чутье твоей матери могло обнаружить летящую над головой птицу и даже на таком расстоянии сконцентрироваться так, что у птицы останавливалось сердце.

Анден уставился на кончик горящей сигареты. Он думал совсем не об этом.

– Ее называли Безумной Ведьмой.

* * *

Однажды ночью, когда ему было семь, Анден обнаружил мать голой в ванной. Это случилось после жаркого летнего дня, он хорошо помнил – один из тех знойных дней, когда люди охлаждают простыни и вешают на вентиляторы мокрые полотенца. Он встал пописать. В ванной комнате горел свет, и когда Анден вошел, то увидел ее сидящей там. Ее волосы налипли мокрыми прядями на лицо, плечи и щеки сверкали в желтом свете. На ней были только три нитки нефрита под горлом, которые она никогда не снимала. Ванна была наполовину полной, вода порозовела от крови. Мать посмотрела на него пустым и смущенным взглядом, и он заметил в ее руке терку для сыра. Кожа на предплечье была ободрана и выглядела как перемолотое мясо.

Через нескончаемое мгновение она слабо и испуганно улыбнулась.

– Я не могла заснуть, все зудело. Иди спать, малыш.

Анден выбежал из ванной комнаты и позвал единственного человека, который пришел ему в голову – Коула Ланшинвана, молодого человека, часто бывавшего в их доме, одноклассника и лучшего друга его дяди, до того как тот спрыгнул с Выездного моста как-то утром за год до этих событий. Лан и его дед увезли мать Андена в больницу.

Но слишком поздно. После того как ей дали успокоительное и удалили весь нефрит как из ее тела, так и поблизости, ее все равно уже нельзя было спасти. Когда она очнулась, то начала биться в держащих ее ремнях, ругалась и кричала, называла всех собаками и ворами, требовала вернуть нефрит. Анден сидел в коридоре рядом с палатой, заткнув уши руками, по его лицу лились слезы.

Она умерла через несколько дней, не прекращая кричать.

Одиннадцать лет спустя воспоминания еще прокрадывались в кошмарные сны Андена. Когда он был встревожен или в сомнениях, они всплывали на поверхность. Пробуждаясь от неспокойного сна в комнате общежития, он не мог заставить себя встать и пойти в ванную. В такие минуты он лежал, уставившись в темноту, мочевой пузырь разрывался, глотка пересыхала, кожу щекотал смутный страх, что в его крови то же проклятие и он обречен умереть молодым и сойти с ума. Кровь его семьи несла могущество, но также и безумие. Вот почему, несмотря на уговоры Коулов, он так и не сменил фамилию, предпочитая зваться как иностранец – Эмери, это имя ни для кого ничего не значило, в отличие от фамилии по материнской линии, Аун, вбирающей в себя как ожидания величия, так и сумасшествия, Анден не желал ни того, ни другого.

После смерти матери Андена Лан поговорил со своим дедом. Без лишних слов Коулы взяли Андена к себе, сделав его частью семьи, кормили и опекали до десяти лет, когда отправили в Академию Коула Душурона с благословения и на деньги Коула Сена. Вот так и вышло, что семья, управляющая Равнинным кланом, стала единственной семьей Андена. Все родные с материнской стороны трагично сгорели. Отец был не более чем далеким воспоминанием: голубоглазый мужчина в военной форме, сбежавший обратно в свою страну, к светловолосым женщинам и быстрым машинам.

* * *

– У твоей мамы была дрянная жизнь – и началась плохо, и закончилась плохо, – сказал Хило. – Ты не будешь таким же. Ты лучше натренирован. И все мы за тобой присматриваем. – Он выкинул окурок. – И если тебе понадобится, то есть СН-1.

– «Сияние», – произнес Анден название, использующееся на улицах. – Наркотик.

Хило презрительно поморщился.

– Я говорю не о том вареве, которое торчки с нефритовой лихорадкой стряпают в грязных лабораториях, чтобы продавать на улицах слабакам и иностранцам. СН-1 для военных, который эспенцы производят для спецназа. Он притупляет чувствительность и дает защиту, если тебе понадобится.

– Говорят, он ядовит и легко передознуться, что он укорачивает жизнь на много лет.

– Если ты не тренирован, иностранец с жидкой кровью и колешь его постоянно, как торчок, – резко отозвался Хило. – А ты не такой. Все люди разные, заранее не узнать, сможешь ты носить нефрит или нет. Я не говорю, что тебе будет нужна помощь, просто напоминаю, что она всегда наготове. Если тебе понадобится, мы достанем лекарство. Ты особый случай. Тут нечего стыдиться, Энди.

Только Хило всегда называл его этим звучащим по-иностранному именем. Поначалу Андена это раздражало, но теперь он не возражал, научился ценить то, что для Хило это подчеркивает их особые отношения. Анден заметил, что его сигарета сгорела. Он затушил ее и сунул окурок в карман, чтобы не мусорить в саду камней, заслужив упреки.

– Интересно, спасло бы «сияние» маму.

Хило пожал плечами.

– Возможно, если бы тогда лекарство уже существовало. Но у твоей мамы было много других проблем – уход твоего отца, самоубийство твоего дяди – это само по себе могло подтолкнуть ее на грань. – Он озабоченно посмотрел на Андена. – Эй, чего это ты вдруг разволновался? Скоро ты станешь Зеленой Костью, так что не смотри так хмуро. Я никогда не позволю, чтобы с моим кузеном что-нибудь случилось.

Анден обхватил руками свое побитое тело.

– Я знаю.

– И никогда об этом не забывай, – сказал Хило, прислоняясь к стене. – Кстати, Шаэ передает тебе привет.

– Ты с ней говорил? – удивился Анден. – Она вернулась?

Но Хило больше не улыбался и как будто не расслышал вопрос. Вместо ответа он пробормотал:

– Скоро ты нам понадобишься, Энди.

Он внимательно осмотрелся, словно подсчитывая учеников. Многие уже в той или иной степени были связаны с кланом – дети Зеленых Костей или Фонарщиков. Академия была главным поставщиком новых членов Равнинного клана, а Школа Ви Лон – членов Горного клана.

– Скоро нам понадобится каждый преданный новичок, – продолжил Хило. – Лан не хотел бы, чтобы я тебе рассказывал, но ты должен знать. Правда в том, что дедушка слегка не в себе и одной ногой в могиле. Айт Ю мертв, и эта упрямая сучка Мада скоро начнет с нами войну. Грядут неприятности с Горными.

Анден с тревогой посмотрел на кузена, но не знал, что сказать. Все лето в общежитии ходили слухи, что между кланами растет напряжение. Чьего-то старшего брата, Пальца, оскорбил кто-то из Горных, и они собирались устроить поединок. У другого тетю выкинули из дома, после того как здание отобрал застройщик, связанный с кланом конкурентов. И так далее. Но Анден и прежде слышал подобное, много раз за эти годы. Всегда происходили мелкие разборки между кланами. Запертому в стенах Академии Андену надвигающиеся проблемы, о которых говорил Хило, казались далекими, тревожными для кузенов, но никак не затрагивающими его самого, пока он не выпустится следующей весной.

Он ошибался. Проблемы настигли его на следующей неделе.