Читать книгу Вакцинация - Лидия Дмитриевна Перепелица, Лидия Перепелица - Страница 6

В столовой, как обычно, было шумно. Девяносто восемь детей разного возраста каждое утро завтракали группами по двадцать пять человек с разницей в пятнадцать минут. Все строго по графику. Один из поваров – их было всего четыре на весь Дом, и работали они посменно по двое в смену – уже был на выдаче завтрака, а второй приступил к приготовлению обеда.

Первая группа детей закидывает остатки деревянной манки в рот. Несъедобную кашу они запивают чаем, в который высыпали весь сахар, что был на кухне к завтраку, за исключением пары пакетов отсыпанного поварами сахара, которые уже уложены в их личные сумки. Повара Дома считают так: «Зачем сластить кашу, если можно как следует пересластить чай? Запьют, а в животе все перемешается».

Далее, печеньку и яблоко – в карман, ведь вторая группа уже подходит за грязной посудой, чтобы на выдаче еды сдать ее и получить свою порцию еды в чистой. Распорядок питания, мягко говоря, похож на армейский, а точнее – на тюремный. В Доме, если не считать переслащенный чай, все сладости достают только на проверках.

Уже на входе в столовую Юльку замутило.

– Что за тошнотворный запах? – спросила она подруг.

Миронова выпучила глаза и низким, вороватым тоном спросила:

– Какой запах? Савинова, эй, ты в норме? Ты и так всегда белая, а сейчас чет совсем бледная, как дохлая. Кэти Макграт1 теперь вообще отдыхает со своей белой кожей, – девочки часто сравнивали Юлю с красавицей Кэти за схожесть сочетания белой кожи и жгуче черных волос.

Пока все усаживались за стол, мимо прошёл Лешка Кондаков и успел стащить у девчонок два куска хлеба.

– Ну, ты и скотина, Кондаков, – гаркнула ему в спину Светка Ларионова.

– Скотина – твоя мать, а ты и без хлеба свинота, – ответил Кондаков и кинул Светке средний палец свободной руки.

За Кондаковым шел Андрей Симонов, который все видел, но на вопросительный взгляд Светки лишь развел руками. В этом Доме такие порядки: держи свое при себе так, чтоб не уперли, иначе сам виноват.

– Тварь! – шепотом, почти беззвучно произнесла Светка и пошла красными пятнами от ярости. Кожа на ее скулах начала подергиваться, что было знаком сильного раздражения.

Многие в Доме все еще ждут своих матерей, но точно не Светка. Ее мать сменила нескольких сожителей и нарожала себе еще четверых детей. А старшая дочь для нее осталась в далеком прошлом. И Кондакову, как и многим другим жителям Дома, это известно. В Доме сложно скрывать обиды на родителей. Эти обиды как сближают жителей Дома, так и делают их врагами, если служат в качестве оружия в бою.

– Ларионова, забей. Я, похоже, вообще есть не буду. Все воняет дерьмом, тухлятиной, вы не чувствуете? – Юлька действительно сидела бледная и вспотевшая.

– Юль, так ты вчера выблевала все, что съела, – забеспокоилась Маша Миронова. – Если и сейчас не пожрать, с голоду свалишься, и таскай потом тебя. На, попробуй ложечку? Манка вроде бы сегодня ничего. Ну, хоть чаю с хлебом? Чай сегодня тоже с каким-то вкусом, может, ромашковый или мятный, не пойму, с какой-то травой. Вчера перед сном тоже чет такое давали.

Юлька сделала выдох и глотнула чай. Но надолго он в ней не задержался – девушку вывернуло в собственную тарелку с кашей. Конечно, помимо глотка чая, в Юльке ничего не было, поэтому ее рвоту никто не заметил, кроме соседок по комнате.

– Блин. Как мне теперь есть? – с отвращением спросила Светка. – Савинова, ну ты даешь! Теперь все воняет твоей блевотиной. Иди в медпункт, может, у тебя отравление или грипп какой.

Юлька поспешно встала из-за стола и вышла из столовой.

– Панфилова, твой че, не может этому идиотине Кондакову объяснить, что у своих не воруют?!

– Свет, ну они что, должны подраться? Андрей уже объяснял Лешке. Тот или совсем тупой, что скорее всего так и есть, или привычка все всегда тырить пропитала его до костей и работает без исключений, – ответила Лена разочарованной Светке.

– Зато как Симонов на тебя смотрит, Лен, – на выдохе проговорила Маша, – ну, как в фильмах про влюбленных, поняла? Такой томный взгляд. Мне кажется, что у него даже кадык дергается при виде тебя!

Девчонки захихикали.

Пока Юлька шла по коридорам, она сумрачно пыталась понять вкус этого странного чая. Привкус рвоты сбивал ее.

– Ты пришла, – спокойно произнес ее внутренний голос.

Действительно, Юлька стояла у медкабинета, дверь которого была приоткрыта, и надо было ее немного толкнуть, чтобы хватило места пройти. Но что-то случилось с этой дверью – она переливалась в мутной темной радуге. Юлька никогда ранее ничего подобного не видела. Точнее, не видела такого сочетания цветов. Вся дверная коробка словно качалась в излучениях оттенков зеленого и синего. Дурной знак, там что-то происходит. Что-то плохое.

Юлька не знала, по какой причине она видела гамму из сотен и тысяч оттенков цветов. Радуга, которую рисуют в раскрасках, учебниках и рекламных роликах, для нее всегда была примитивной и даже ущербной. Как-то она пыталась подсчитать оттенки, которые могла различить, но постоянно сбивалась, даже если пыталась придумать им названия и записать.

Палитра цветов, которую видела Савинова – не единственное, что отличало ее от других детей, с которыми она когда-либо пересекалась. Зрение, вкусовые рецепторы, обоняние были не как у всех. А надо быть как все. Юлька это знала с шести лет, когда заявила матери, что у ее нового «папы» лицо вымазано землей, и пахнет он речкой.

– Ты че несешь, дрянь, рот закрой и марш в комнату! – взрываясь, приказала ей мать.

Она считала, что не так-то просто найти мужика, когда у тебя свисает жирок на животе, да еще маленькая дочь в доме, в коммуналке-то. Дети в таких вопросах – чемодан без ручки: нести тяжело и бросить вроде как жалко, и отдать некому. Да и что люди скажут?

– Мам, я боюсь папу, он странный, – запротестовала в тихих рыданиях Юлька, прижимаясь к ногам матери и видя, что новый «папа» как раз находится в комнате.

Тогда мать старательно выпорола Юльку, приговаривая, что научит эту мелкую паршивку уважать старших. Для матери это был единственно верный способ воспитания, других она не знала, поскольку ее детство мало отличалось от Юлькиного.

С тех пор Савинова усвоила главный урок – держи язык за зубами. Лишь спустя годы Юлька узнала, что того самого нового папу нашли мертвым у берега реки года через три после того, как ее определили в интернат. Напился на рыбалке и утонул. Или убили и бросили в реку. Неспроста девочка предвидела именно такой конец его жизни. Она имела врожденный дар, уникальный редкий дар, непонятный другим людям.

Большинство людей имеет три типа колбочек – чувствительных рецепторов сетчатки глаза, что позволяет им различать спектр из семи миллионов цветов. Другие миллионы цветов, представленные во вселенной, являются недоступными почти никому, кроме животных и некоторых женщин. Эта аномалия дает таким исключениям возможность распознавать огромный спектр, состоящий из ста миллионов цветов. По сути, Юлька способна видеть полный спектр радуги цветов, включая те миллионы цветов, которые остаются недоступными даже нашему воображению. Аналогично Юлька воспринимает вкусы и запахи.

И даже если бы мать столь жестоким методом не научила ее помалкивать, Савинова бы все равно не смогла описать другим людям, что она видит и чувствует. Но и это еще далеко не все.

Юльке, различающей сложные оттенки, в значительной степени было тяжело представить себе те цвета, которые видят другие люди. По этой причине при прохождении стандартных тестов в школе она не могла объяснить учителям и медикам, какие цвета перед ней. В результате Юльку просто записали дальтоником в ее медицинской карте.

Стройная, белокожая с черными роскошными волосами до пояса Юлька разительно отличалась от других подростков. Но никому не было дела до того, дальтоник она или одаренная.

Девушка стояла у двери в медкабинет в полном ступоре, не чувствуя собственного тела. Впервые в жизни Юльке стало настолько страшно, панически, что она еле сдержала крик: «Кто-нибудь, заберите меня отсюда!»

Она услышала голос – в голове мелькнул чей-то ответ. Кто-то ее услышал. Кто-то, кто одновременно был здесь с ней и очень далеко от этого места. Внимание Юли снова переключилось с мимолетного ощущения некоего диалога на то, что было прямо перед ней.

«Что за хрень!? Что тут творится? Запах из столовки здесь в сто раз сильнее и противнее!»

Юлька с трудом подавила рвотный рефлекс. Пересилила себя, шагнула в кабинет и в этот момент отчетливо услышала в голове знакомый мужской голос: «Я найду тебя, но, пожалуйста, продержись еще немного».

Юлька подвисла, не понимая, что происходит. Либо у нее сильнейшие галлюцинации, либо она действительно слышала эти слова. Что-то екнуло в груди. Она знала, чей это голос! В своих фантазиях она говорила с ним.

– Эй, что стоишь, как вкопанная? Ты ко мне, нет? – фельдшер рукой поманила Юльку в кабинет, – Что-то выглядишь ты плоховато.

Людмила Агаповна, для коллег просто Люся, положила одну аккуратную ножку в чулках и лаковых туфлях на высоченной шпильке на другую, поправила высветленное каре и строго взглянула на Юльку.

Кабинет был завален папками с документами, на обложках которых были какие-то надписи. Буквы и цифры расплывались в глазах, но Савинова смогла различить, что на папках были указаны знакомые имена детей, живущих в Доме, по всей видимости, их даты рождения и какие-то непонятные формулы.

– Да, Людмила Агаповна, у меня, наверное, отравление или грипп, меня подташнивает.

– Ну, отравиться ты тут точно ничем не могла. Садись, температуру измерим. Еще есть жалобы? – фельдшер уже стряхивала ртутный градусник, взглядом изучая Юльку.

– Да вроде бы нет.

– Спишь как? Кошмары снятся или просыпаешься среди ночи? Голова, может, болит или кружится, тело ломит?

«Девчонки по дороге в столовку жаловались на кошмары, все как одна. Почему она спрашивает про мой сон в первую очередь, если у меня грипп?»

– Нет, нормально сплю, спасибо, – Юлька сделала вид, что ее заинтересовал календарь на стене, – какие красивые бабочки на этом календаре. Надеюсь, скоро похожие бабочки начнут летать в нашем дворе. Я соскучилась по лету, а вы, Людмила Агаповна?

– Так, не болтай. Засеки время и через пять минут дай градусник. Ты мешаешь мне работать, – заворчала фельдшер.

«Да уж, люди не меняются. С ними всегда надо держать язык за зубами, окей!» – Юлька смиренно выждала пять минут и протянула фельдшеру градусник.

– Тридцать шесть и четыре. Нормально все, гриппа нет. Кушай хорошо, пройдет твоя тошнота. Что сидишь? Иди уже.

– Спасибо, Людмила Агаповна, вы меня успокоили, – выдавила Савинова и просочилась вон из медкабинета.