Читать книгу Салех - Лидия Евдокимова - Страница 8

Стоило признать, что идея с обыском, казавшаяся столь гениальной после исчезновения амулета Джейми, вылилась в нечто совершенно непонятное и не лезущее в голову. Рэнфри до сих пор не мог понять, как так получилось, что в итоге под ударом оказались и его авторитет как командира наёмников, и влияние Нима. Такая равновесная ситуация не походила на обычные схемы подстав. Те, кто хотел бы подсидеть его лично, подбросили бы амулет только ему. Но вот откуда взялось лишнее украшение в багаже Нима – этот вопрос не давал командиру покоя. Наравне с прочими.

«Я готов допустить: либо Нима имел при себе запасную побрякушку, – думал Рэнфри, методично переставляя ноги, и щурясь на серое небо. Он следовал в середине небольшой колонны, опережая своего нанимателя на пару шагов. Наёмники двумя плотными группами шли впереди и позади, ненавязчиво выделив в отдельную сущность Рэнфри, Нима и его телохранительниц, – либо среди нас два саботажника. Причём, они действуют независимо друг от друга, что приводит к таким вот накладкам. Или, что менее вероятно, у меня есть доброжелатель, который очень не любит Нима. Настолько, что готов попытаться поднять мятеж против заказчика. Хотя, вряд ли. Вряд ли Нима – заказчик. За ним стоит ещё кто-то. Веллкро? Хм. Вполне возможно. Но кто же эти засланцы-то?»

Улицы на их пути сильно изменились по сравнению с тем, что было до барьера. Сейчас Говард это понимал совершенно отчётливо, замечая, как сверкают белизной стены некоторых зданий. Тянущиеся вверх, или расползающиеся в стороны строения не походили одно на другое, как будто их строили всегда разные люди, или правители города ненавидели однообразие. Но все же общее в архитектуре было – все выделяющиеся сооружения объединял материал, напоминавший белый мрамор, но намного более плотный, немного светящийся изнутри, и лишённый каких-либо включений. Это наводило на мысли об искусственности этого камня, словно бы отлитого в формы. Но Рэнфри не мог себе представить, как именно и какими инструментами можно было добиться такого эффекта. В его мире предпочитали строить из кирпичей, каменных блоков и бетона, изредка применяя дерево или металлоконструкции. Впрочем, в это он уже не вникал – его родичи занимались в основном юриспруденцией, промышленностью и бизнесом, но не лезли в строительство, предпочитая более приземлённые отрасли вроде металлообработки и животноводства. Впрочем, Говард предпочитал не поддерживать особенно тёплых отношений с ними.

Остатки машин, встреченные экспедицией после барьера, тоже привлекали внимание. Первый механизм, превратившийся от неумолимого течения времени в невыразительную кучу ржавой пыли, с нелепо торчащими в стороны тусклыми деформированными стержнями, опознать было невозможно, и его просто обошли стороной. Дальше попадались уже более сохранные обломки. А спустя милю, или около того, наёмники остановились перед уткнувшимся в стену приземистого здания без окон снежно-белым монстром.

На деле, внешний вид этой машины оказался не таким уж и чудовищным. Из неё не торчали рога, копыта, зубы или когти, а обтекаемый корпус не был снабжён зловещими символами, как часто любят рисовать в развлекательных книжках. Простые формы перетекали одна в другую, и все это вместе приводило к тому, что взгляд начинал соскальзывать в сторону от механизма, не смея вернуться обратно. Выступавший вверх и немного вперёд над дисковидным основанием яйцевидный купол, несомненно, служил кабиной, но пребывал мутным и непрозрачным.

– Словно соплями залили, – шмыгнул носом Джейми. Рэнфри пробежался взглядом по лицам стоявших рядом с ним наёмников, отмечая схожие гримасы, выражавшие широкий спектр эмоций: от лёгкого отвращения, смешанного с интересом у Сигизмунда, до страха и тревоги у Стукача. Тукк, старавшийся показаться спокойным, на самом деле скрывал свои чувства, и Говард не мог точно сказать, что именно кроется за татуированной маской палача. Но явно что-то схожее с тем, что переживал он сам. – Пакость какая, тьфу.

«Именно. Пакость, – командир заставил себя не отводить взгляд от диска, из белого нутра которого свисали какие-то трубки, склизкие на вид и покрытые шерстью или мхом. А, может, это была изоляция, распушившаяся от времени? При внимательном изучении становились заметны метки распада и разрушения, хотя и не такие очевидные. Обычная человеческая машина, простояв несколько десятилетий под открытым небом, тоже выглядела бы не так уж импозантно. – Как будто смотришь на что-то, сделанное не нами и не для нас».

Кем были создатели этого города? Как они жили в таком странном месте, по улицам которого разъезжали подобные машины, похожие на пришельцев из другого мира? Отвлекаясь от насущных проблем, связанных с выламыванием собственных мозгов с целью разгадать, кто в команде «играет на дядю», не замешана ли тут Королевская Служба, зачем Ниму нужно в центр города, и что делать, если Сигизмунд даст деру вместе с их амулетами, Рэнфри произнес:

– Смотреть на то, что не нравится – дурная затея, – и кивнул на Нима, со скучающим выражением наблюдавшим за столпившимися на безопасном расстоянии от неизвестной машины наёмниками. – Нам ещё долго идти, так что взяли ноги в руки, и потопали дальше.

Ему не понравилось, как отреагировали его люди на команду – они оторвались от созерцания с неохотой и ворчанием. Даже Тэн что-то буркнул на своём родном языке, нелицеприятное и обидное. Но, отойдя на пару десятков ярдов от чуждого взгляду гибрида экскаватора и уборочной машины, бойцы незаметно приободрились, как будто механизм излучал вокруг себя некое поле, действовавшее на рассудок и восприятие. Джейми пошутил насчёт наличия у строителей этого «белого дерьма» щупалец вместо рук, и глаз вместо ушей, наёмники невесело рассмеялись немудрёной шутке, но это несколько разрядило обстановку.

– Возле следующего здания можно сделать передышку, – Нима произнес эти слова так, что они стали похожи на ругательство. Слова из-под черного платка-маски вылетали отрывисто, и казалось, что отдых больше необходим ему самому, нежели кому-то из наёмников. Но желание заказчика было законом, пока не шло вразрез со здравым смыслом или выживанием отряда.

На импровизированном привале Рэнфри проследил, чтобы никто не разбредался особенно далеко, и уселся на небольшой выступ стены, удобно опершись спиной на белый камень. Ему не терпелось раскрыть выуженный из объёмистого рюкзака номерных братьев журнал в коричневой мятой обложке, подобранный теми во время обыска лагеря погибшей экспедиции. По мнению самого Доусона-младшего, это было больше похоже на мародёрство, но, с другой стороны, владельцы этих разнородных и не всегда ценных вещей были неопровержимо мертвы, и вряд ли могли предъявить права на изъятое у них имущество. Книжица же, пусть и с вырванными местами страницами, сразу привлекла внимание Рэнфри во время общего обыска. Найти в ней записи учёных или отчёт о происшествии он не надеялся, но был приятно обрадован. Всё-таки в его руки попал личный дневник одного из участников погибшей экспедиции. Личность владельца, как и содержимое небрежно вырванных страниц, оставались тайной, но чтиво получилось увлекательным.

Прежде, чем погрузиться в чтение, командир снял с крепления пояса фляжку, но потом повесил её обратно. Пить не хотелось. Да и потеть он перестал уже давно, просто не обращал на это внимания. Остальные, кстати, тоже не пили и не ели. И не тратили времени на отправление естественных надобностей, что, с одной стороны, было удобно, так как не приходилось рисковать, отходя в сторону, влипнуть в одну из временных ловушек, но, с другой стороны, вызывало неприятные предчувствия. Особенно после того, что Рэнфри вычитал в записях о Ральфе и в дневнике неведомого учёного.

Сам факт того, что уничтоженная экспедиция была не столь уж и древней, его удивил. За последние годы никто не слышал об исследовании затерянных городов силами университетов или спецслужб. Давным-давно те потеряли по несколько отрядов, исчезнувших в глубине Салеха и его братьев, рассеянных по всему миру, и предпочитали делать вид, что Города – это такая достопримечательность, которую все игнорируют. Последняя попытка случилась почти столетие назад, и в людском сознании крепко засела идея, что в затерянные зоны ходят только совсем уж оторванные авантюристы и самоубийцы. Но на заметно обветшавших страницах книжицы были даты, отстоявшие от настоящего момента всего на несколько лет. И это заставляло задуматься.

Например, кто уничтожил мирных учёных, копошившихся недалеко от барьера. И почему во всём их лагере не нашлось ни одного клочка бумаги с записями измерений, экспериментов, расчётов и всего того, чем обычно занимается научная группа под прикрытием нескольких наёмных солдат. Как не было ни карт местности, ни даже фото- или голографий. На страницах, которые осторожно переворачивал ставшими вдруг странно неловкими пальцами Рэнфри, можно было различить слабые вдавленные линии, которые остались от рисунков, сделанных на недостающих листах, но восстановить их содержимое он так и не смог. Только понял, что там были начерчены от руки схемы или наброски. В остальном книжица представляла сухой отчёт о прошедших днях какого-то скучного типа, страдавшего от мизантропии и чувства собственного величия. Уничижительные комментарии в адрес идиотов-коллег перемежались едкими характеристиками в адрес наёмников, имевших, согласно неизвестному автору этих строк, интеллект бактерий и внешность лабораторных обезьян. И ловкость стремительно крадущихся ленивцев.

Однако, перелистывавший без особой цели хрупкие листы Рэнфри наткнулся на пару фраз, привлёкших его внимание.

«На исходе второй недели стал заметен замедленный метаболизм некоторых участников, – писал учёный, вдавливая пишущий узел в бумагу, словно нож в тело врага. – Потребление продуктов сократилось втрое, а идиоты-охранники жалуются, что вечерняя порция вина на них не действует. Я всегда был против примитивных стимуляторов, но сейчас даже мне стало несколько некомфортно, едва я представил, как после пересечения второго барьера, отделяющего город от равнин, мы все испытаем его резкое ускорение. Но это сущая мелочь по сравнению с тем, что придётся пережить тем, кто совершил глупость, отказавшись от использования…»

Здесь запись обрывалась, а книжица лохматилась остатками вырванных страниц, после которых стояла только дата, и длинный росчерк пера, как будто пишущего резко толкнули, или он вскочил, отбрасывая в сторону дневник.

Рэнфри потёр бритый подбородок, отмечая, что щетина не выросла ни на миллиметр, и задумался. Кажется, теперь стало понятно, почему так скоропостижно умер сошедший с ума Ральф, единственный выживший из злополучной экспедиции. Говард был не силен в медицине, но представлял себе, что такое обмен веществ. И мог догадаться, что случается, если метаболизм, как двигатель машины, остановить, а потом запустить на повышенных оборотах. Истощение – самое малое, что могло произойти с человеком, испытавшим подобное. В худшем случае, как понял командир наёмников, можно было обнаружить обтянутый кожей скелет, высохший и лёгкий. «Дьявол, – похолодел он. – Если это случилось, э, за четыре недели, пока они торчали с той стороны барьера… то что будет, если мы проведём внутри барьера неделю? Смерть от истощения не входит в мои планы».

Но острое отравление обеднённым ураном из сердечников бронебойных пуль, которыми были снаряжены магазины пистолетов наёмников, или несварение стали боевого ножа тоже шли вразрез с тем, что хотел Рэнфри. Здесь, как он считал, их интересы совпадают с интересами Нима. Что делало их естественными союзниками, или хотя бы не врагами.

Но сидевший в отдалении ото всех Нима не выглядел готовым к сотрудничеству или настроенным на общение. Наоборот, он обхватил колени руками, и положил затянутый платком подбородок на них. Поза казалась закрытой и напряжённой, а расстёгнутая кобура с торчащей из неё фигурной рукояткой странной пушки выдавала готовность к неожиданным действиям.

Нима взяла карту и расстелила её на коленях, пытаясь отыскать что-то, чего и сама не понимала. Только сейчас, сидя на камешке и предаваясь отдыху, она поняла, что ей страшно вовсе не от того, что происходит вокруг. Не от того внешнего, что творится рядом, а от того внутреннего, чего она не замечала.

Столкновение с чудодейственными полями Салеха, ещё до барьера, настолько поразили её, что на какое-то время она забыла обо всем остальном. Отпустившая боль в шраме поразила в самую душу, и Нима потихоньку начала вспоминать, каково это – жить без боли. Жить и не чувствовать мерзкие тянущие толчки на шкуре, дёргающие и покалывающие каждую минуту. К боли она привыкла, почти перестав её замечать. Но ей только так казалось. Когда она пропала, Нима поняла, как разжимаются тиски. Ощущение свободы, полноценности и лёгкости переполняли её каждую минуту в Салехе. И если она хотела избавиться от клейма, то она нашла место, где его власть ослабла.

Вот только платить за это придётся дорого. Даже если Нима умрёт, она останется нетленной в этом месте. Плёнки флюктуационных квантовых полей затянут её в кокон безвременья, сохранив тело в целости. Но жить в Салехе можно было только несколько дней. Дальше ждала смерть. Мучительная для организма и совершенно незаметная для мозга. Человек начинал худо соображать, делал неосмысленные поступки, терялся на ровном месте и проявлял другие признаки снижения и деформации сознания, когнитивной деятельности и слаженной работы организма.

Нима знала, помнила, с каким трудом добыла себе разрешение присоединиться к команде. Выдумывала разные предлоги, убеждала и терпела все претензии Гувера, проводила с ним время в беседах, испытывая тошноту и омерзение от его мерзкого масленого взгляда, ощупывавшего её тело под одеждой. Будто холодные пальцы мертвеца трогали её кожу.

И только теперь, присев на камень, она взглянула на карту и безошибочно угадала место, где они находятся. Хотя расположение зданий Салеха не было нанесено точно. Даже самых сохранных. Даже самых изученных с высоты и первыми экспедициями столетия назад. Карта походила на детский рисунок гораздо больше, чем на схему строений.

Она просто знала, куда им идти дальше. Знала так чётко, будто ей когда-то говорили все это, только она забыла. Забыла, кто и когда. Забыла, при каких обстоятельствах был этот разговор. Остались только мутные воспоминания, как в раннем детстве.

Нима задумалась. Её детство проходило в хорошем доме, в окружении слуг, учителей и нянек. Её воспитывали приглашённые мастера наук, люди искусства и управленцы. Родители были холодны и неразговорчивы, а мать подолгу могла гулять в розовом саду, тщательно остригая сухие ветви на кустах, и не возвращаясь в дом до самого заката. Отец был высоким, крепким человеком с военной выправкой и развитым чувством собственного достоинства. Он смотрел на свою жену с любовью и жалостью, а на дочь бросал скользящие взгляды. будто она мешала чему-то. Мать носила темно-зелёные одежды, отец имел несколько таких же темных костюмов разных цветов. В доме царила мёртвая аура траура и молчания.

Ниму не обижали, но и не ласкали, не баловали и с ранних лет повторяли, что она – собственность дома Веллкро. И ей только сейчас пришла в голову странная и страшная мысль: родители похоронили её для себя ещё до рождения. Или другого ребёнка? Она же никогда даже не спрашивала, почему у неё нет ни братьев, ни сестёр. Старые и верные дому Веллкро рода и семейства обычно отдавали дому старших детей, продолжая род для себя. Не все отпрыски поступали в распоряжение хозяев. Не всех учили, и далеко не всем преподавали то, что дали Ниме.

Она была одна. И её мать, всегда смотрящая куда-то в сторону, когда дочь с ней говорила, словно бы смотрела на второе дитя, видимое только ей.

Возможно, ребёнок умер во младенчестве. Возможно, её мать, умершая через несколько лет от удачного суицида, уже тогда видела то, чего никогда не было. Возможно, Ниме это показалось. И возможно, тут, в Салехе, её страхи и детское, искажённое и исковерканное восприятие просто дорисовало события, никогда не происходившие и не имеющие таких печальных тонов.

Но то самое чувство, как в детстве, когда кто-то неразборчиво шепчет ответ на ухо, а преподаватель упрекает за рассеянность и несобранность при этом, вернулось. Только голос стал не просто звучать, он превратился в острую интуицию. Нима знала, где можно отдохнуть. Она знала, куда идти и знала, что из её сознания что-то ускользает. Словно она смотрит на предмет и не видит его. Может ощутить, потрогать, если случайно натолкнётся на него пальцами, но не видит. Как будто ещё секунда, и он проявится, но она всегда касается его раньше, чем это происходит. Всегда торопится, никогда не может дождаться. И сколько бы она не ждала, этого все равно мало. Секунда или годы, не важно. Сначала она может тронуть, а только потом оно проявится. Только Нима уже отвернётся и не увидит этого.

Она сделала на карте несколько отметок. Они должны были означать те места, где стоило в принудительном порядке заставить всех позаботиться о своём теле. Поесть, поспать, если получится, то и справить нужду. Сколько времени займёт обратный путь, никто не знал. Да и сколько весит то, за чем они пришли, тоже. Может, его придётся тащить с перерывами на отдых и ночлег. А может, Салех не даст им возможности этого сделать. Сейчас никто не чувствовал усталости и голода, но если им суждено таскаться с огромными предметами или хрупкими артефактами, то пополнять силы они вынуждены будут принудительно.

Одна из её охранниц подошла и указала рукой в толстой перчатке в сторону, в самый центр развалин большого дома, отвлекая свою подопечную от тяжёлых размышлений. Нима поднялась на ноги и пошла за амазонкой. Та держала в руках короткий меч, осторожно ступая по осколкам битого цветного камня и оплывшим стеклянным частям. Было похоже, будто строение разрушилось от прямого удара в самый центр. Словно сила взрыва разметала по окрестностям большие камни, оплавив стекло и даже часть каменной кладки. Однако соседние дома и строения выглядели не так удручающе. У одного просто провалилась крыша, второе частично обрушилось и было теперь похоже на открытую коробку из трёх стен и частей облицовочного материала.

Амазонка качнула кончиком клинка, указывая в темноту провала впереди. Груды камней тут сложились одна на другую, образуя довольно широкий проход. Потолком служила плоская плита из серо-бурого материала, прикрывшая нагромождения сверху, как крышка.

Нима остановилась перед входом в этот лаз, вопросительно взглянув на спутницу. Та приложила палец к губам, и тогда Нима услышала музыку, лившуюся из темной дыры. Звуки пропадали и снова появлялись, как будто кто-то ходил из стороны в сторону в застенках, таская с собой проигрывающее устройство.

– Где твоя подруга? – одними губами спросила Нима. Амазонка нахмурилась и снова указала в темноту. Нима поняла, что вторая женщина уже ушла проверять это место, но так и не вернулась. Амазонка покрепче перехватила оружие и сделала шаг в проход. Под ногами неожиданно громко захрустели мелкие камни и мусор. Нима вытащила своё оружие. Револьвер с заурядными патронами она оставила в рюкзаке, предпочитая более тяжёлое и неудобное для её руки приспособление. Широкий ствол, ребристая рукоять и пузатый нарост с едва видимыми камерами накопителей по бокам. Нима сдвинула предохранитель большим пальцем и до щелчка потянула на себя. Он смачно щёлкнул, и внутри ствола что-то начало едва уловимо вибрировать. Амазонка уже шагнула дальше, снова подняв вокруг облачко мутной пыли, замершее в воздухе и лениво оседающее вниз. Опять захрустели до зубовного скрежета камешки под подошвой. Нима удивлялась этому, потому как привыкла к почти полной тишине Салеха, но если появились звуки, да ещё и такие громкие…

– Назад! – крикнула она, и её голос с той же ужасающей пронзительностью разнёсся по коридору из наваленных глыб. Впрочем, судя по всему, за пределы обвала он не выскользнул. Никто не поспешил им на помощь, даже тогда, когда в полумраке коридорчика сверкнула сталь клинка амазонки. Звон и скрежет столкнувшихся лезвий, резанув слух, разлились вокруг, проникая под кожу и отдаваясь вибрацией в костях. Амазонка успела ещё несколько раз блокировать удар, а потом выкатилась обратно, сбив Ниму с ног и повалив на землю. На секунду их взгляды встретились, и амазонка открыла рот в ужасе, пытаясь что-то сказать. Нима поняла, что она немая, заметив отсутствующий язык. Значит, говорить может только одна из них.

Раздумывать дальше не получилось. Амазонка перекатилась в сторону, и на том месте, где она только что была, упал, рассыпая сотни искр, светящийся шар. Нима тоже перекатилась, чудом успев перепрыгнуть в последний момент валявшийся у входа камень стены с оплавленными краями. Когда свечение угасло, вокруг разлилась та же музыка, теперь казавшаяся чем-то резким и неприятным. Наёмники неподалёку начали поворачивать головы, но почему-то так медленно, будто увязли во временной петле. Но это не они попали в ловушку, а Нима и её телохранительница. В том месте, куда они шагнули, время текло куда быстрее, и окружающая реальность казалась замедленной. Амазонка уже стояла на ногах, изготовившись к драке. Нима тоже поднялась и навела оружие на тёмный зев провала впереди.

Снова стало тихо и страшно. Дыхание женщины рядом вырывалось с хрипами, будто она пробежала сотню метров в полном боевом костюме. Нима напряжённо держала в руках тяжёлый пистолет, для верности прицела поддерживая правую руку левой у запястья. Позади них все так же медленно, чудовищно медленно вставали со своих мест Рэнфри и Тэн. Снайпер уже даже поднял руку и начал выставлять палец в сторону Нимы, когда из провала впереди выскочило нечто такое, что долго потом преследовало её во снах.

Плывущее по воздуху, состоящее из серых лент с острыми краями и зубцами разных размеров, оно с неимоверной скоростью двигалось сразу во всех направлениях. Нима не могла объяснить этого, не могла даже толком уследить за этим чудовищем, но оно было сразу везде и нигде одновременно. Ленты складывались, распускаясь в стороны. Лезвия горели голубоватым огнём атомарной заточки, угасая одновременно с этим, воздух вокруг загустел, как смола, зацепив кончик лезвия амазонки границей своего поля. Лезвие тут же рассыпалось в труху, ржавой окалиной оседая под ноги полоской из бесполезного мусора.

Выползшее на свет существо на миг развернулось, выбрасывая вокруг себя сотни разномастных лент и лезвий, потом, словно спрут, дёрнуло ими в сторону Нимы и её спутницы. Через половину секунды амазонка пропала. От неё осталось только кровавое пятно на серых камнях развалин и бесполезный амулет, сломанный и искорёженный. Цепочка рассыпалась, спираль распрямилась в две золотые полоски, а прозрачный шарик треснул и потемнел, развалившись мелкими осколками в мусор под ногами.

Страж – а это был именно он – снова распустил вокруг сферу из лезвий и тонких полупрозрачных детекторов, нацеливаясь на Ниму. Лезвия запели, испуская тошнотворную мелодию, и рядом с Нимой ударила искрящаяся вспышка. Время снова замедлилось, Нима почувствовала, как поле подбирается к ней с такой стремительностью, что может не хватить времени даже на один удар сердца.

И вот тогда она нажала на спуск. Широкое дуло выпустило округлую, совершенно несерьёзную по сравнению с размерами зависшего в воздухе стража, пулю, пропавшую где-то среди размытых в движении лезвий и детекторов. Внутри медной оболочки, выстланной метаматериалом, полностью отрезающим содержимое от окружающей реальности, находилось несколько миллиграммов сверхпроводимой плазмы. Эта невероятно дорогая и редкая субстанция, синтезировавшаяся на немногочисленных заводах, и обладавшая среди прочих таким свойством как сверхтекучесть, в мгновения растеклась по всей поверхности стража. Но поддержание эффекта сверхпроводимости в условиях, отличных от космического холода и отсутствия материи, не могло происходить слишком долго, и сверкающая плёнка, расплывающаяся по застывшему скопищу лезвий, детекторов и угловатых металлических выступов, утратила стабильность. Яркость свечения постепенно нарастала, и это свидетельствовало о синтезе многочисленных виртуальных частиц, мгновенно зарождавшихся и гибнувших в недружелюбном обилии вещества и тяготения. Наконец, квантовая нестабильность стала настолько сильна, что существование плазмы стало невозможным в этой реальности, и во вспышке яркого света она испарилась, с хлопком сминая стража внутрь него самого. Все частицы, которые попали под воздействие сверхтекучей плазмы, которая на самом деле имела скорее квантово-неопределённое происхождение, исчезли вместе с ней, породив разноцветные вспышки и высветы, разряды энергии и нереально-синее свечение в эпицентре. Воздух, устремившийся занять место образовавшегося на месте схлопывания материи вакуума, ударил по ушам оглушительной волной, отбросив Ниму назад. Она больно ударилась спиной о куски камней, выронив оружие и задыхаясь от нехватки воздуха. Страж пропал окончательно, не оставив после себя даже пятнышка. Только в воздухе мерцали, исчезая, призрачные полосы и прямые линии, оставленные совсем уж экзотическими частицами, рождёнными этим микроколлапсом.

Ленты времени судорожно дёрнулись, добирая упущенное, и наёмники невероятными рывками, то замедляясь, то ускоряясь, добрались до Нимы.

– Что это за адова херня? – странно высоким голосом спросил Джейми, выпучив глаза и глядя в то место, где пропало чудовище.

– Страж Салеха, – ответила Нима, поднимаясь на ноги. Рядом появилась вторая амазонка. Она, судя по всему, уходила проверить местность совсем в другую сторону. Не туда, куда указала её товарка. Женщина замерла на одном месте, опустившись на колени там, где осталась кровь её подруги. Она запрокинула голову вверх, открыла рот и стояла так, беззвучно выкрикивая проклятия мрачному небу. После этого она поднялась, неловко замела кровавое пятно землёй и камешками, словно кинула горсть земли на крышку гроба усопшей, и с мрачным лицом подошла к Ниме. Какое-то время амазонка смотрела на нанимателя, словно решая, стоит ли сейчас расквасить ей нос или подождать до окончания задания. Решив всё же обождать, она отошла в сторону, желая побыть в одиночестве.

– Какой еще, моп твою ять, страж? – смачно сплюнул Тэн. – Мы видели только цветные облака, летающие в воздухе ножи, части тел и фонтаны пыли.

– Помнишь, как достали из ловушки Джейми? – повернулась к снайперу Нима. – Для этих целей сгодился мой таймер. Плётка с лезвиями, отсекающими лишние линии вероятности. Лишние сущности, так сказать. Физическое воплощение бритвы какого-то там умного человека, решившего не усложнять жизнь их выдумыванием.

– Ну? – холодно произнес подошедший Рэнфри. Взгляд у него был ледяным, на лице даже дёргался мускул, что в Салехе было большой заслугой.

– Стражи целиком состоят из этих лезвий, – уныло произнесла Нима. – Они воплощают этот принцип в его совершенной форме. У меня на таймере всего восемь лезвий, и восемь линий я могу отсечь за один удар. А стражи – квинтэссенция возможных вариантов событий. Ты себе хоть представляешь, сколько можно сделать выборов в параллельных линиях времени, даже если ты вообще ничего не выбираешь в этой?

Рэнфри отошёл на десяток шагов, смачно ругнулся, добавил к своему мнению описание того места, где бы он хотел видеть Ниму и её стражей, и куда бы им всем вставить таймер. Причём, наёмник явно имел в виду тот таймер, который обычно ставил Джейми, а не тот, что болтался на поясе у нанимателя.

Когда объявили привал, Тэн не почувствовал ничего. То есть, вообще никаких шевелений внутри себя – ни радости от того, что можно прекратить куда-то идти, внимательно вглядываться в изгибы улиц и выступы стен зданий, ни предвкушения отдыха, которое возникает после долгого или опасного перехода, ни желания расслабить шнуровку обуви и дать передохнуть уставшим ногам. Рождённый под крылом Империи Великого Дракона, Тэнг Сян Бу, получивший своё имя «Три Шага» в храме Бледного Лучника, как и большая часть его единокровцев, находился в постоянной внутренней борьбе за равновесие. В душе каждого сына Дракона бушевали страсти, бурлили горячие потоки желаний, обжигающих и тягучих, как расплавленная лава вулканов Юга. Это не прекращалось ни на миг, и было правильным. «Без движения нет жизни, без чувств нет движения, без жизни нет кармы, а от кармы не скрыться», как писал древний Учитель Лао Дзынь.

Только вот, что бы там не говорил Дзынь и тысяча поколений мудрых старцев, вечное бурление сильно мешало, в том числе и жить. Каждый южанин с малых лет проходил обучение и подготовку, позволявшие уравновесить бушующую внутри них тысячу демонов страстей, и жить так, как учит Великое Дао. Потому-то белые варвары и считали всех «жёлтых» бесчувственными статуями и ожившими автоматами, которые знают только долг, работу, службу и ритуалы.

Недалёким умом северянам, как бы они не старались, не удавалось понять одного. Все эти кружева словес и навороты смыслов, традиций, обрядов служили только для единственной цели – успокоить внутренних демонов, унять всплески эмоций и перевести их в пусть и избыточные, но действия. Направить на созидание, или хотя бы не на разрушение.

Те, кто превосходил контроль равновесия, и мог управлять своими чувствами так же, как и каждой мышцей тела, становились либо величайшими героями, либо величайшими злодеями. Хотя, если разобраться, то на самом деле разницы между ними не было, а все зависело от того, как потомки воспринимали их деяния.

«Почему меня не радует это проклятое небожителями спокойствие? – Тэн, усевшийся так, чтобы видеть большую часть импровизированного лагеря, покрепче сжал цевье своего оружия. Оно прошло две войны до того, как он стал наёмником, и кучу заварушек после. – Я стремился к нему всю свою жизнь. Ел, ходил и дышал по освящённым тысячелетиями традициям, но никогда не мог приблизиться к идеалу, воплощением которого были мои отец и братья. И вот сейчас, в этом обиталище демонов, я, наконец, смог ощутить, что же это такое».

Снайпер почувствовал слабую боль в пальцах, и с удивлением понял, что на крепком дереве, отполированном годами использования, остались вмятины. Расслабив мышцы, Тэн немного обрадовался. Все-таки, не все чувства поглотила бездна, колыхавшаяся вокруг него и сотоварищей по походу. Гнев, страх и боль пока оставались в его распоряжении. «Пока оставались, – грустно подумал он, поглаживая оружие, пострадавшее от его рук. Вмятины потом нужно было сгладить шлифовкой и полировкой. Или приделать накладку, которая давно просилась на цевье, но не было повода вторгаться в равновесие конструкции винтовки. – Девяносто дьяволов горы Кун Жут, я не испытывал такого стыда и страха уже лет десять. Или пятнадцать?»

Тэн вспомнил про своё изгнание, и покрепче сжал зубы, чтобы не вырвалось ни звука. Он и так слишком много позволял себе в этом странном месте, словно самоконтроль уже исчез и испарился. Как тогда, в усадьбе Тэнгов, когда на семейном совете, где присутствовали четыре поколения живущих и пятьдесят поколений ушедших на пятое Небо представителей семьи Тэнг. Когда вернувшемуся с проигранной Тайным Императором войны против северных варваров стрелку Три Шага сказали: «Ты недостоин быть Тэнгом. Ты утратил лицо. Ты дрогнул и отступил». Его отец, осунувшийся и поседевший за прошедшие годы, лично переломил рисовые стебли над синеватым пламенем родового алтаря, горящего с момента постройки усадьбы. Пламени исполнилось почти половина тысячелетия.

Он хорошо запомнил этот момент. И лица старших братьев, лоснящиеся от достатка и обильной пищи – на их губах играли тщательно скрываемые улыбки, ведь любое наследство делить лучше на пятерых, чем на шестерых. И ненависть, пылавшую во взгляде Деда Тэнгу, патриарха семьи, который глядел, как его недостойный потомок неловкими пальцами сдирает с рукавов повязки с родовыми символами, и бросает грязные тряпки в огонь. И затаённую боль, таящуюся за неподвижной маской лица его родного отца, который всё-таки любил своего младшего сына. Как ни скрывал это неподобающее чувство. Тем паче, что именно Три Шага взял на себя тяжёлое бремя семейного долга перед Императором, согласно которому хотя бы один из сыновей в каждом поколении обязан был отдать свою жизнь службе в армии. Традиции, что поделать.

Впервые Тэн взял в руки оружие в три года. Научился стрелять из лука в пять. В семь метко поражал мишени на стрельбище из мелкокалиберной винтовки. В восемь его отдали в школу при Храме Бледного Лучника, когда семейный учитель фехтования признал, что из стрелка мечника не сделаешь. В двенадцать лет Тэн взял свою первую жизнь, участвуя в усмирении мятежа северных провинций, пока регулярные войска топтались перед разбухшей от весеннего паводка Хуанхэ. Жёлтая река тогда разлилась почти на сотню ли, затопив поля, и принеся на них плодородный ил. Но грядущий урожай не радовал военачальников – отложись северные провинции, и собирать его будет уже некому. Послушников боевых монастырей, учеников храмовых школ, и легковооружённые отряды охранников почтенных Семей тогда наскоро согнали в огромные отряды, и бросили на мятежников.

Тэн почти не помнил этого марша, потрясённый тем, как легко обрывается лента жизни человека, и как далеко разбрызгивается содержимое черепа, когда небольшая пуля входит точно в глаз, разворачиваясь внутри десятком лепестков. Но и это забылось, стёртое напрочь голодом, холодом от постоянно льющих дождей, и грязью разбитых дорог.

Ко Дню Предков, который празднуется на шестнадцатом году жизни любого мальчика в Империи Великого Дракона, Тэн пришёл с несколькими шрамами, браслетом из серебра, на котором было выбито двадцать восемь звёздочек, по одной за каждую взятую им жизнь врага, и осознанием того, что ему, пожалуй, нравится тот жизненный путь, который ему определила карма.

Потом была Война Жёлтых Листьев, когда северян оттеснили почти на берега Пинджанг-Хэ, откуда рукой было подать до Мелкого Моря и торговых путей варваров. Выжив в ковровых бомбардировках и рейдах варварских рейнджеров, высаживавшихся в тылах Армии Дракона со своих бесшумных дирижаблей, и вырезавших за ночь по целому полку огнём многоствольных пулемётов, лазерных винтовок и взрывами вакуумных бомб, снайпер, на руке которого болталось уже три браслета, понял, что его карма, и лично Небожитель Вэнь, который считался её распределителем, немного ошиблись. И он задумался.

Так бы и думал, наверное, если бы не Война Красной Травы, когда драконорожденных загнали обратно в душные тропические джунгли их центральных провинций, а от трёх армий осталось едва пятьдесят тысяч раненых, истощённых и деморализованных солдат. А потом было изгнание, долгие скитания по окрестностям Мелкого Моря, когда Тэну приходилось добывать пропитание охотой и мелкими кражами, а иногда и заказными убийствами, о чем он предпочитал не распространяться. Но в один момент Си Вань-Му, владычица Запада, наконец, повернулась к нему не божественной, но неотвратимой задницей, а сияющим небесной белизной лицом, и Тэн столкнулся с наёмниками Рэнфри. Первое знакомство было несколько смазано тем, что охотника наняли местные жители трёх деревень, чтобы он пристрелил заносчивого чужака, прибывшего с солдатами для раскопок в заброшенном урочище. Дескать, от того, что богатый горожанин там копошится, у местных скотина дохнет, и девки портятся. Скотина действительно умирала, но Тэн, понимавший, что животных нужно кормить получше и не доить так часто, промолчал. Ему были нужны деньги, чтобы отправиться дальше на север. Слишком уж часто в небольшом городишке, куда стрелок наведывался за боеприпасами, стали мелькать лица его соотечественников. Тайный Император мог и простить сбежавшего за пределы страны подданного, но вот семья Тэнг, обесчещенная тем, что её недостойный сын отказался совершать ритуальное самоубийство, плюнув в семейный алтарный огонь, и оскорбив действием патриарха семейства, могла и должна была найти и покарать отступника.

В итоге он тогда взял патроны, бережно хранимые в подсумке со времён войны, с теми самыми лепестковыми пулями, снарядил свою верную винтовку, проверил прицел, и отправился к руинам. Где его, прямо на снайперской позиции, и взяли.

Это он понял позже, когда очнулся в лагере археологов, которых охраняли северяне-наёмники. Главный из них, разбитной малый с располагающим к себе лицом, обнаруживший снайперскую лёжку во время обхода периметра лагеря, произвёл на Тэна неизгладимое впечатление. Почему-то этот человек вызывал стойкое желание подчиняться. Может, из-за его располагающей улыбки, или из-за уверенности в себе. А, возможно, потому что его люди выглядели довольными и спокойными хищниками, а не задёрганными и загнанными жертвами.

«В любом случае, это было… и хорошо, что было, – Тэн отвлёкся от своих воспоминаний, и снова оглядел окрестности. Мысли – мыслями, а долг платежом красен. Или как там северяне говорят. – Я пообещал командиру свою верность, и он принял меня в семью. Я удивлялся, откуда он так хорошо знает наши обычаи, пока Рэн сам не рассказал о том, что почти пять лет провёл в северных провинциях, как солдат, но тем не менее. Даже пантеон Небожителей выучил. Только вот с этими амулетами он прогадал. Или это был не командир? Да, скорее всего, не он. Не верю, что он мог бы так глупо поступить. Эх, выжить бы…»

«Мясо» копошилось в своих баулах, деля добычу. Командир уткнулся в отнятый у них чуть ранее потёртый журнал, и, судя по движению губ на загорелом лице, матерился, читая текст. Или размышляя над содержимым записей. Джейми просто сидел, откинувшись назад, и смотрел невидящими глазами в то, что заменяло здесь небо. Палач правил свой нож на небольшом оселке, поглядывая по сторонам, незаметно, конечно. Но от драконорожденного, воспитанного в строгом соблюдении внешней беспристрастности, все эти попытки варваров скрыть какие-либо эмоции были как открытая книга. Сиг… А вот аристократичный гадёныш, которого снайпер очень не любил, хотя врагом и не считал, выглядел отвратительно. Тэн испытал некоторое удовлетворение от того, что на покрасневшем лице Сига с опухшими глазами было написано страдание. И не устыдился этого, потому что знал о пристрастии «северного северянина» к разнообразным средствам, за которые в Империи Дракона подвергали многоступенчатой казни, причём как продавца, так и покупателя. Или покупателей. И это было правильно.

То, что с людьми творила даже относительно безобидная «пыль» спустя пять-семь лет постоянного приёма, лучше было не видеть. Это постоянное выражение алчного поиска, когда человек все время роется в карманах, проверяя, не потерял ли пакетик со следующей дозой, или безучастно лежит, дожидаясь момента, когда можно будет снова занюхать своей мечты. Это трясущиеся руки, слезящиеся глаза, недержание мочи, непрекращающееся несварение желудка – и полное отсутствие разума. То есть, сознание присутствует, но достучаться до него невозможно, в голове у «пыльного» только мысли о наркотике и способах его добычи. Или самые простые желания, когда алчность отступает.

«Мерзко и неподобающе». Тэн прикинул, что и как, и понял, что аристократ уже перевалил за тот момент, когда ещё можно было относительно безболезненно отказаться от своей привычки. Теперь, если он выживет, ему либо предстоят несколько лет достаточно неприятного лечения, либо медленное падение на дно жизни. Или, что более вероятно, быстрая гибель в подворотне от ножа, дубинки или кастета. Снайпер подумал, что пулю на этого мудака он лично бы пожалел.

Нима, поднявшийся и направившийся вслед за одной из своих неразговорчивых охранниц, показался Тэну заслуживавшим внимания. Если уж их наниматель решил куда-то отлучиться, разумно было бы проследить, зачем он это делает. Даже если дело касалось естественных отправлений. Никогда не знаешь, чем может закончиться в этом страшном месте даже простой поход в кустики.

Потому снайпер оказался едва ли не единственным из всей команды, который сумел разглядеть в случившемся хаосе и вспышках хоть что-то. Когда охранница взорвалась, расплескавшись по окрестностям мелкими кусочками, стрелок понял, что дело плохо, но не успел даже поднять руку, привлекая внимание остальных, как все кончилось. Но стрелок ещё какое-то время, секунду или две, видел словно выжженную на внутренней стороне век картину, состоящую из вспышек и темноты. Она вырисовывала из тонкого сплетения ниточек света Нима, стреляющего из своего странного пистолета в нечто совершенно непонятное, но вызывающее дикое, на грани инстинкта, отвращение.

Когда они добежали, рванув каждый со своего места, до нанимателя, тот выглядел не очень хорошо. По выступившему на лбу поту и лёгкой дрожи рук было понятно – что бы там не случилось, это далось Ниму очень тяжело. Почти смертельно тяжело.

А объяснение по поводу природы этого сраного стража создало гораздо больше вопросов, чем ответов. По крайней мере, у самого стрелка. Судя по задумчивому взгляду командира, словно целившегося в Нима из револьвера, Рэнфри тоже сопоставил сказанное с тем, что было известно ему, и остался недоволен получившимся итогом. В следствии чего, ругань от него лилась потоком.

С прошлой стоянки ушли, не задерживаясь. Никому не хотелось лишний раз оставаться рядом с местом, откуда выползла неизвестная и никому, кроме Нимы, не видимая херня. Она, как могла, объяснила, что случилось, но это вызвало ещё больше вопросов, чем дало ответов. Командир наёмников уже откровенно буравил её взглядом, пытаясь разгадать выражение лица под платком. Рано или поздно кому-то из них захочется стянуть с нее черную маску. Всем хочется, и каждый раз они пытаются. Ничего страшного в этом нет, но светить таким уродством лишний раз не захочет никто. Тем более, Нима. Ей было настолько унизительно вообще знать о наличии клейма на лице, что показывать его всем подряд она уж точно не испытывала никакого желания.

Но желание заглянуть в тёмную подозрительную нору у человека в крови. И его не остановят ни предупреждения, ни агрессия, ни протесты. Ещё одна капля, чаша терпения переполнится, и кто-то обязательно попытается врезать Ниме по лицу, а заодно и сорвать мозолившую взгляд чёрную тряпку.

Пока что все молча двигались дальше, уделив некоторое время для справления нужды и поедания рационов в том месте, что указала Нима. Сиг отошёл за обвалившиеся стены одного из домов, и всем были слышны звуки неукротимой рвоты оттуда в течение пары минут. Северянин вернулся бледным, измученным и с лихорадочным блеском в глазах. Он обнимал своё оружие, до белизны пальцев прижимая его к груди, и что-то шептал ему на незнакомом языке. Интеллектуальная штуковина не работала в привычном хозяину режиме, но Нима подозревала, что она прекрасно будет действовать, переключи её Сиг на обычную стрельбу. Отдыхать никому не хотелось. Хоть организм почистили, и то ладно. Двинулись дальше, совершенно не понимая, сколько времени уже идут по проклятому городищу и который теперь час. Серое небо над головами не менялось, вокруг не становилось темнее или светлее, звезды и солнце отсутствовали, ветра не было, а тишина давила на плечи с такой силой, что выжимала все соки.

Широкая дорога начала сужаться, изгибаясь спиралью, подводя группу оставшихся в живых все ближе к центру. Нанятые Рэнфри боевики кое-как перебрасывались вялыми репликами, и только их басовитое гудение позади хоть немного разбавляло монотонность похода. За очередным плавным изгибом они увидели прекрасно сохранившееся здание. Отлитое, если можно так сказать, из белого камня и подсвеченное изнутри, оно ничуть не пострадало от времени и непогоды. Оставаясь все таким же чистым и белоснежным, строение было обращено на улицу роскошным фасадом. Высокие витые колонны поддерживали трёхскатную крышу над огромным крыльцом с исполинскими ступенями. Вырезанные на колоннах фигуры женщин и цветов выпирали из витых опор разными прелестями, призывно подманивая себя потрогать. Пустые белые глаза фигур смотрели сквозь путников, и тонкие пальцы на изящных руках, стыдливо прикрывающие грудь и живот, казались тёплыми на ощупь.

– Обалденно… – выдал Джейми, как истинный ценитель подобных заведений.

– Думаешь, Салеху нужен был такого размера бордель? – спросил Рэнфри, тоже останавливаясь и рассматривая здание. Его взгляд был скептическим и не выразительным, а вот Стукач пялился во все глаза, едва ли не роняя слюну.

– Это здание суда, – сказала Нима глухо, подойдя поближе. Она тоже рассматривала широкие белые ступени и темноту в зеве открытых дверей. Сами створки были плотно распахнуты до упора, но на вид ничуть не одряхлели. Серебряная оковка толстых деревянных панелей до сих пор блестела, словно не было всех этих сотен лет, погрузивших Салех в пустоту.

– А если мы… – Джейми вопросительно взглянул на Ниму. Та равнодушно пожала плечами.

– Тебе амулет тут не потребуется, – сказала она уверенно, сама до конца не понимая, почему знает это наверняка. – Сходи потрогай девушек хотя бы из камня. Только не потеряйся снова, – сказала она. Рэнфри нахмурился. Видимо, его задело, что один из его людей спрашивает разрешения не у командира, а у какого-то чужого человека. Но что поделать, если Нима знала о Салехе больше остальных.

– Не верится просто, что это здание суда, – вставил своё мнение Тукк. Он забросил на плечи свой пехотный карабин, вещи Сигизмунда и, поправив оба ножа на поясе, первым шагнул к ступеням впереди. Джейми побрёл за ним, чуть отставая и пуская друга вперёд, проверять ловушки. Нима тихо хмыкнула, но решила тоже пройтись.

Их шаги отдавались в широком пустом проходе едва слышным эхом. Все вокруг выглядело так, будто никаких квантовых искажений тут отродясь не было. Просто покинутое здание. Возможно, все его сотрудники вышли на обед или у них сегодня случился выходной. Впрочем, они могли находиться наверху и заниматься своими прямыми обязанностями. Под сапогами не хрустели камешки и мелкий сор, всюду царила невообразимая тишина, что только укрепляло уверенность в том, что тут кто-то есть. Не могло же за сотни лет сюда не прилететь ни пылинки!

Пыль действительно нашлась. По обеим сторонам дорожки, протоптанной кем-то в прошлом. Никто, казалось, не обратил на это внимания, и Нима шагнула вбок, пока Тукк и Джейми с опаской заглядывали в темноту открытых дверей, стараясь там что-то рассмотреть. Высокие узкие створки недвижно хранили покой широкого холла за ними. Нима прошлась рядом с тем местом, где только что проходили её спутники.

– Что-то интересное? – тихо спросил Рэнфри, испугав Ниму тем, что подкрался со спины.

– Ничего странного не замечаешь? – указала она пальцем вниз. Наёмник какое-то время рассматривал белый пол, на котором не так хорошо были видны следы, сделал пару шагов и сказал:

– Кроме того, что в пыли не остаются наши следы?

Теперь удивилась Нима. Она думала, что Рэнфри обратит внимание на те места, где пыль почти отсутствовала, но он заметил другое. И это ещё сильнее настораживало.

– Здесь кто-то проходил до нас, – пояснила Нима. Наёмник пожал плечами.

– Неудивительно. Их лагерь мы уже встречали. Думаю, встретим ещё парочку таких же братских могил в Салехе, если поищем. Но это не отвечает на вопрос, почему мы следов не оставляем. А те, другие, приходившие до нас, оставляли, если тропинку расчистили.

– Потому что мы ходим не здесь, – сказала Нима, ткнув пальцем себя в грудь. Рэнфри понял, что она говорит про амулеты.

– Мы ходим не здесь. А где? – зачем-то спросил он. Нима пожала плечами.

– Не знаю. Но если бы мы находились в реальном времени постоянно, то не смогли бы квантоваться в другие линии течений, где могли пройти барьер или выскользнуть из временных ловушек.

– А эти, – он ткнул в чистое место под ногами, – значит, без амулетов были? И как тогда они сюда попали?

Нима не успела ответить, перед ними застыл Джейми с искажённым от ужаса лицом. Он тыкал пальцем куда-то в темноту, пытаясь выдавить хоть слово, но получалась одна несуразица.

– Там! Командир, там… это! Там!

Рэнфри достал пистолеты и быстро пошёл к проёму дверей, где его ждал на пороге странно задумчивый Тукк.

– Что? – спросил Рэнфри, как-то разом утратив простецкое выражение лица. Палач посторонился, впуская в темноту скудный свет серого неба и шагнувшего следом командира.

Внутри оказалось не так уж и темно. Когда глаза немного привыкли к полумраку, наёмник остановился, и за его плечом возникла Нима. Она тоже подошла посмотреть, что обнаружил Джейми. Скоро и остальные собрались, не решаясь переступить порог и начав тихо переговариваться за спиной.

Большой зал с богатым убранством казался унылым из-за отсутствия солнечного света, должного литься сквозь узкие стрельчатые окна. Сейчас проёмы были частично заслонены разной мебелью, шкафами и креслами с высокими спинками, поставленными друг на друга. Кое-где эти баррикады оказались задрапированными толстыми шторами и накидками на мебель, растянутыми, как перегородки чуть дальше. В середине, прямо на полу из голубого мрамора, в котором до сих пор угадывались золотистые вкрапления частиц, отличавших этот материал от остальных, был разбит самый настоящий лагерь. Две палатки, вокруг лежат вещи, рюкзаки стоят в беспорядке, кое-где валяются обрывки бумаг, клочками выстилающие пол повсюду. Среди всего этого видны поблёскивающие тёмные пятна крови, разбросаны гильзы и в паре мест даже имеются остатки сажи. Видимо, некто, напавший на стоянку, разворошил костерок, зачем-то собранный в этом месте. Присмотревшись, Нима поняла, что костёр жгли позже. В нем пытались сжечь те самые листы бумаги, исчерченные мелким почерком. То, что не успело сгореть, было безжалостно разорвано и разбросано вокруг.

Но наибольшей странностью оказались тела. В отличие от предыдущих, они не находились во временных коконах, мумифицировавшись от постоянной сухой и прохладной температуры вокруг. Полуистлевшие обрывки одежды и обуви до сих пор обтягивали хрупкие жёлтые кости. В телах можно было различить места, куда угодили пули. Стреляли профессионалы, все выстрелы ложились очень кучно. Грудь у одного из особенно широкоплечих людей была буквально истыкана следами выстрелов, раздробивших кости и разорвавших одежду в клочья. Никакого оружия рядом с телами не обнаружилось.

– Еще один лагерь? – глухо спросила Нима. Рэнфри медленно, будто через силу, покачал головой. Он вытянул вперёд руку и указал стволом на ближайшее тело. Оно как раз лежало лицом вниз и было совершенно лишено одежды. Даже белья не осталось. Но что-то все же привлекло внимание наёмника, если он указал именно на эту мумию. Говард подошёл, осторожно перевернул скелет и присел рядом, не зная, что и сказать. На шее мумии, едва держась на последних нитках, болтался обрывок черного шёлкового платка. Рэнфри посмотрел на Ниму. Та выглядела так, словно до сих пор вообще не сталкивалась со смертью. Даже в условиях Салеха её лицо стало таким белым, что чернота маски казалась отпечатком тьмы. Первозданной и перворождённой, какую никто и никогда не видел в этом мире.

– Это… – хрипло выдавила она, и голос пропал окончательно. Ниме пришлось откашляться, но Рэнфри продолжил за неё, не собираясь щадить чувства нанимателя.

– Это наш лагерь. И вот это, – он ткнул оружием в скелет, – ваш… – он замешкался, не зная, стоит ли произносить то, что хотел.

– Это мой труп, – прошептала Нима, привалившись плечом к косяку рядом. Ей было дурно, её вдруг начало мутить и выворачивать, а в голове странно шумело, будто после хорошей пьянки накануне.

– Четыре тела, – посчитал Рэнфри, быстро обыскав лагерь. – Остальных нет.

– Но почему? Почему мы тут? Почему не ушли? – забормотал Джейми. На его глазах появились слезы, которые Стукач старался утирать рукавом. Он хлюпал носом и старался не смотреть на свою могилу без необходимости.

– Мне больше интересно, где остальные.

В этот момент Тукк повернулся, осматриваясь. Палача, без сомнений, сильно проняло зрелище собственного изуродованного тела, которое безошибочно можно было узнать среди остальных по комплекции и частично сохранившимся на коже татуировкам, но полного шока он не испытал. Профессия обязывала оставаться стойким даже в такие моменты.

– Где Сиг? – спросил он. Остальные начали озираться по сторонам, бросив разглядывать мертвецов. Рэнфри и Нима выскочили из здания одновременно, разбежавшись в стороны. Последняя выжившая амазонка, все это время старательно охраняющая вход в это место, указала рукой в сторону, откуда они пришли.

– Ах ты, черт тебя дери, мелкий ублюдок! – выразил общую мысль Тэн. За последние пару часов он сильно изменился, выражая свои эмоции к случаю и без надобности. Перебросив свою снайперку через плечо, он готов был уже рвануть за северянином, когда его остановил Тукк.

– Я сам, – сказал он, и побежал прочь.

– Чего встали? Рассредоточиться, в говно не наступать, следовать к барьеру! – отдал приказ Рэнфри. Остальные рысцой ринулись догонять пропавшего Сигизмунда.

– Если он уйдёт, мы тут застрянем! – крикнула Нима наёмникам. Остальные уже и сами поняли, что именно заставило их, неизвестно как оказавшихся у своих же могил, остаться здесь. Сигизмунд решил, что с него хватит, и удрал вместе со всеми амулетами.