Читать книгу Экспромт - Лидия Луковцева - Страница 2

Ночь у Зои Васильевны Коневой, пенсионерки шестидесяти трех лет, выдалась нескучная. Ежечасно она вскидывалась, как будто под бока кто толкал, и снились ей не то чтобы кошмары, но какие-то тревожные, невразумительные сны. Обычно они не запоминаются, разве что привидится сон под самое утро, перед пробуждением. Тогда, если снится что-то приятное, просыпаешься с досадой, что не досмотрела до конца. И днем пребываешь в хорошем настроении, не осознавая причины этого. Ну, а если среди ночи привидится какой-то кошмар, от которого просыпаешься в холодном поту, то пробуждение в радость. Слава богу, слава богу, это только сон! Но весь день – на душе непонятная смута и тревожное ожидание.

Два сна Зое Васильевне запомнились, такие были яркие и реалистичные.

Снился Михаил Боярский, в неизменной черной шляпе и с сине-белым «зенитовским» шарфом на груди. Он грозил пальцем и ругался: «Долго ты еще копаться будешь, курица? Поезд скорый, стоит всего две минуты»! А в черном небе над ним сверкали молнии, и грохотал гром.

Во втором сне она получила письмо от двоюродной тетки Евдокии Афанасьевны, Дуни по-домашнему. Тетя Дуня грамоту одолела самоучкой. То ли в селе, где она родилась, не было никакой школы, даже церковно-приходской, то ли в многодетной семье не было возможности послать Дуньку на учебу. Буквы она освоила самостоятельно, а слоги не осилила, и складывала слоги в слова как Бог на душу положит. Читать ее письма с непривычки было весьма затруднительно.

Начиналось послание традиционно, у тети Дуни выработался собственный эпистолярный шаблон. Вверху страницы был нарисован горизонтальный огурец – подобие туловища, на четырех коротких толстых огурцах-лапах и с длинным тонким огурцом-хвостом, загнутым крючком. Венчала туловище несоразмерно огромная башка с маленькими круглыми ушками и пышными, чапаевскими усами. Под монстром полукругом, обрамляя его, вилась подпись: «етополкан оннес еттебеписьмо». Далее шло само письмо с многочисленными приветами от родственников, описанием всех своих болячек в анамнезе и окончательным диагнозом: «етояскоро умрухоть быищохоть дваденька пожить чтоботтибя неграмотной писмадожд аться но такиумру недождусь внучечкалена говорит утибявышшее абразование аты видносовсем неграмот ная хужеминя ниразунинапишешь старойтетке а работаешьвби блиотеке навернатолько книжкивсе читаешь целыйдень былаб я грамотна ябминистром работала и каждый деньбы письмаписала».

Текст умещался на полутора страничках, а оставшиеся полстраницы были отданы с барского плеча еще одному рисунку – птице. Птичка, почти в натуральную величину, изображалась в профиль, и потому с одним крылом, а в клюве держала конверт. Обрамляла рисунок подпись – «ждуответа как соловейлета». Учитывая масштабы размеров Полкана-письмоноши и размеров соловья, можно было прикинуть, что соловей больше соответствовал какому-нибудь гигантскому кондору, поскольку в его туловище спокойно можно было разместить с пяток Полканов. Вероятно, птаха символизировала силу ожидания тетей Дуней ответа.

Обычное письмо. Странным было то, что обе странички Дюна заключила в черную траурную рамочку. Сама-то Евдокия Афанасьевна умерла уже много лет назад. Вспомнив об этом, Зоя Васильевна проснулась в холодном поту: траурное письмо с того света! Что бы это значило? Неужели уже пора готовиться ТУДА? Внучка ведь совсем еще маленькая!

Дочь Леночка поздно надумала обзавестись ребенком. Все-то она перебирала мужей, искала среди них подходящего кандидата на роль отца. В результате остановилась на кандидатуре Кирилла, а годков-то уже к тому времени немало набежало – и ей, и Зое Васильевне.

Утром Зоя полезла в сонник. Про письма там было довольно много толкований: и большие деньги, и предостережение, и опасность, если письмо заказное. А оно, Зоя Васильевна помнила отчетливо, было именно заказным! А черная обводка – так и вообще значила печаль!

Соседка, постарше Зои на полтора десятка лет, успокоила: помин тетка просит. Собери чай, дескать, да позови бабушек. Все сны об усопших, которыми с ней делились знакомые женщины, баба Тося-Кравчучка толковала в одном ключе, поскольку имела невинную слабость – чаевничать с еще остававшимися в живых немногочисленными сверстницами. А где же сейчас с ними встретишься? В основном, на поминках. Она и по поминкам ходила не только за тем, чтоб вкусно поесть, но и за общением.

У бабы Тоси имелась записная книжка, изрядно потрепанная – ежедневник. Вела она его чрезвычайно тщательно и поначалу скрупулезно заносила в свой кондуит только всякую знакомую новопреставленную душу. Позже – и душу полу-знакомую, а с течением лет – и тех, про кого, будучи молодой и бескомпромиссной, говорила: «да я с ней на одном гектаре с…ть не сяду»!

Дело было не в том, что с возрастом она изменила своим моральным принципам. Скорее, сместились ориентиры. «Смерть всех равняет. Надо прощать!» – говорила, возведя очи горе и собрав губы в куриную гузку, Кравчучка.

Три года назад Зоя Васильевна и ее близкая подруга Людмила Петровна похоронили свою третью подругу – Людмилу Ивановну, Милу. Всю траурную церемонию погруженная в горе Зоя, бывший библиотекарь с филологическим образованием, повторяла про себя почему-то всплывшие в памяти слова Конфуция: если долго сидеть у реки, можно увидеть проплывающий мимо труп твоего врага. Тогда она написала стихи, реквием, так сказать, на смерть Милы.

Врагов у Милы не было, по крайней мере явных. Зоя Васильевна имела в виду, что дорогие нам люди, а следовательно – хорошие, почему-то рано умирают, а всякое человеческое барахло, от смерти которого никому не было бы ни жарко, ни холодно, живет и здравствует.

– Бог тебе не санитар леса, – сказала по этому поводу Кравчучка, – чтоб зачищать этот мир. Сами наплодили алкашей, наркоманов и убийц. И педофилов всяких. И разных других гадов.

Наверняка в телевизоре услышала, не сама же придумала? А она, вздохнув, добавила:

– Но все же надо их хоть после смерти прощать. При жизни-то терпения у нас не хватает.

Зоя видела в такой позиции скрытое лукавство. При всей незлобивости характера так далеко ее всепрощенчество к людям, с которыми она «с…ать бы на одном гектаре не села», не простиралось.

Каждому месяцу в блокноте бабы Тоси отводилось несколько листочков, большей частью уже заполненных. Странички были аккуратно разграфлены: ФИО, дата смерти, девять дней, сорок и год. Полгода Кравчучка не высчитывала, поскольку мало кто устраивает на полгода поминки. Как правило, разнесут родственники соседям пироги, фрукты и конфеты, а то и вообще – помянут узким семейным кругом.

Ну, помин, так помин! Не грех и помянуть. Как раз завтра и помянем узким кругом. С этим худо-бедно разобрались.

С Боярским же были непонятки. С поездом все, согласно соннику, более-менее ясно: пассажирский – большие перемены, скорый – твои желания исполнятся. Зоя Васильевна на следующий день ожидала приезда в гости любимой подруги, той самой Людмилы Петровны с мужем Толиком и молодой их общей приятельницей Василисой, и именно поездом. Естественно, она непрерывно об этом думала, вот мозг и сработал.

Молния и гром тоже были в тему: неожиданная радость и известие. Радость, конечно, была ожидаемой, а известие – ну, понятное дело, они при встрече будут даже во множественном числе! Но при чем здесь Михаил Боярский?! Про него, разумеется, в соннике не было никакого упоминания.

Весь день мысли Зои Васильевны плясали вокруг обещанных неожиданной радости и известий, связанных с поездом, громом и молнией. Ближе к вечеру она вдруг осознала, что, шинкуя капусту на борщ, тихонько мурлычет: «Сяду в скорый поезд, сяду в быстрый поезд», и стало понятным присутствие Михаила Боярского во сне. Потому как дальше в этой его песне были слова:

Однако, какая прихотливая цепь ассоциаций. Вот они, загадки психики!

А с письмом тети Дуни в траурной рамке даже к вечеру ничего не прояснилось. С чего это тетке пришла ТАМ в голову мысль окантовать свое послание живой племяннице в черную рамку? Никаких ассоциаций, ни единичных, ни, тем более, цепных, у Зои Васильевны не возникло, а осадочек остался. Ну, однозначно, нужен помин!

* * *

Южноуральский поезд опаздывал уже на полтора часа. Встречающие своих гостей извелись от нестерпимого артюховского августовского солнца, и уже не бродили по раскаленному перрону, разминаясь. Поскольку никто ничего не объяснял, предположения истомившимися встречающими высказывались одно тревожней другого, от преждевременных родов одной из пассажирок до теракта. Очумевшая от расспросов девушка в справочном захлопнула окошко и задернула шторку.

Зое Васильевне повезло. Дефилируя по перрону, она заприметила благословенный уголок. Два старых раскидистых тополя и торцевая стена двухэтажного здания вокзала образовали тенистый оазис. Посредине этого оазиса вместо полагавшегося всем нормальным оазисам колодца стоял каким-то чудом уцелевший памятник Ленину со вскинутой рукой – верной дорогой идете, товарищи! Вконец озверевшие ожидающие-встречающие, невзирая на возможный конфликт с изредка появлявшимися стражами порядка, перетащили в оазис с десяток лавочек с солнцепека, от фасада вокзала, где на них все равно никто не сидел.

Разумеется, свободных мест не было. Зоя Васильевна прибрела к решетчатому забору и прислонилась к решетке. И тут прозвучал голос! Даже не голос, скорее, ангельский глас:

– Женщина, идите к нам, мы потеснимся!

Ее гостеприимно манил к себе рукой ангел в образе молодой полноватой женщины в традиционной летней униформе артюховских женщин: белых полотняных бриджах и цветастой синтетической блузке навыпуск.

– Идите-идите! В тесноте, да не в обиде! Вы южноуральский встречаете? Мы тоже, племянница в гости приезжает. Муж пошел узнать насчет опоздания. Может, скажут уже чего? Присаживайтесь! Что за бардак! Никто ничего не объясняет! Задерживается – и все! Дескать, по техническим причинам!

Зое Васильевне не удавалось вставить и словечка.

– Меня Аня зовут. Дети уже извелись, – пышнотелый ангел кивнул на двух пацанов лет по восьми-десяти.

В то, что два ангелочка извелись, не слишком верилось: ангелочек постарше азартно спихивал младшего с лавки, младший не поддавался и, намертво вцепившись руками в деревянную спинку, ногами молотил брата по чему придется. Зоя Васильевна наконец втиснулась в словесный поток, поблагодарила Аню, присела и ощутила, что она в раю.

Вернулся муж.

– Сказали – по техническим причинам. Поломка устранена, поезд на какой-то промежуточной станции. Ждут окна, чтобы его вклинить. Ориентировочно, еще пару часов ждать. Может, меньше.

– Ну что, – сказала ангел-Аня, – раз так, поедем мы с мальчиками домой, пока они тут вокзал не разрушили. А ты оставайся, какой смысл тебе туда-сюда мотаться?

Мальчики заорали, что они не устали и хотят остаться с папой, а также – пить. Папа повел мальчиков на водопой.

– Просто наказание, – вздохнула мама. – Полдня коту под хвост. Могла бы дома что-нибудь полезное поделать. А вас как зовут?

Зоя Васильевна, спохватившись, представилась.

– Где-то я вас видела, – сказала Аня. – Вы не в Первомайском микрорайоне живете? Может, в супермаркете сталкивались? Вы в «Мальвину» ходите закупаться? У нас квартира как раз над «Мальвиной». Удобно, за покупками не надо далеко ходить. Хороший магазин!

– Нет, я – в Октябрьском! У нас «Мальвины» еще нет. Вроде, собираются открыть. Просто у меня лицо такое, на кого-нибудь да похожа. Мне часто это говорят. Типичная славянская внешность.

– Откроют, раз собираются, – утешила Аня. – «Мальвины» уже по всему городу пооткрывались. Ну, вот и мои орлы! Напились? Может, все-таки поедем домой? А папа Верочку сам встретит.

– Нет! – дружно заорали орлы. – Мы тоже хотим Верочку встретить!

Папа с надеждой взглянул на маму.

– Ну ладно,– обреченно вздохнула мама, – тогда и я останусь.

Поскольку свет в конце туннеля забрезжил, дальнейшее ожидание было уже не таким изматывающим. Два с половиной часа если и не пролетели незаметно, то за разговорами и не ползли бесконечно.

Аня рассказывала про своих орлов. Орлы между тем демонстрировали друг на друге приемы самообороны, причем далеко не отходили и иногда в пылу борьбы задевали руками и ногами маму с чужой бабулей. Им требовались зрители и судьи. Папа периодически уходил за новостями, но Зоя Васильевна не без оснований подозревала, что просто передохнуть от неиссякаемой энергии отпрысков, на которую не действовала даже жара.

– Младший, Сема, представляете, уже сам может суп сварить! – хвасталась Аня.

– Какой молодец! А сколько ему?

– Девять, десятый. А Дане – десять, через два месяца одиннадцать. Они у нас погодки. Не стали откладывать, решили, раз уж так получилось, лучше сразу переживем самое трудное время.

– И правильно! А Даня тоже умеет суп сварить?

– Нет, Даня у нас лодырь, хоть и старший.

– Я не лодырь, – обиделся Даня, – просто мне не интересно! У меня другое призвание. Но я же картошку чищу!

– А какое у тебя призвание?

– Робототехника! Я – технарь, у меня мозги устроены как у папы. Хотя я похож на маму. А Данька – наоборот, похож на папу, а мозги у него мамины!

– А с мамиными мозгами что не так?

– Ну, там, супчики варить, в магазин ходить. По женской части.

– В таком случае, тебе обязательно придется жениться пораньше, с техническими-то мозгами, – пошутила Зоя Васильевна. – Да еще и жену искать, чтоб умела готовить, а в наше время это не такая уж легкая задача. У многих девочек тоже мозги технические. Или у их мам… гм… технические.

– Зачем это жениться? – возмутился Даня. – Я не хочу! Я вообще не собираюсь жениться!

– Ну а кто же тебе готовить будет?

– Ну… я, может, еще научусь… Или просто можно пиццу заказывать!

– Даня у нас женоненавистник, – засмеялась мама. – Он с девчонками дерется. И даже имен их не запоминает. Он их называет – толстая девочка, лысая девочка, злая девочка… А вот Семе и жениться необязательно, он уже решил, что будет поваром. Но как раз он у нас – дамский угодник. Дружит только с девочками.

– Одно другому не мешает, – резонно заметила Зоя Васильевна.

…Наконец объявили прибытие южноуральского, и нумерацию вагонов – с головы поезда. Народ, прикинув, где остановится нужный вагон, рванул встречать своих прибывающих гостей. Освободившиеся было лавочки тут же заполнились изнывающими неподалеку в терпеливом ожидании новыми страдальцами.

Аня с Севой и мальчиками значительно обогнали замешкавшуюся Зою Васильевну. Поспешавшей к нужному вагону, ей вскоре снова попалось навстречу семейство ее недавних соседей уже с племянницей Верочкой – дочерью покойной Севиной старшей сестры, как сказала Аня.

Вера – высокая стройная девушка с рассыпавшейся по плечам гривой русых волос, в черных очках, скрывающих половину лица (что было очень кстати, учитывая жестокий нрав артюховского солнышка), что-то оживленно рассказывала. Аня и Сева несли по сумке в руках – Верочкин багаж, а их орлы висли у девушки на руках, и она их почти тащила волоком.

Аня что-то спросила у девушки. Шагавшая в быстром темпе Зоя Васильевна услышала краем уха Верин голосок:

– Пока не знаю, тетя Аня, но очень может быть!

Что-то молнией промелькнуло в мозгу Зои, какое-то далекое воспоминание-картинка, что-то из детства, но тут впереди она увидела своих дорогих гостей: Анатолий Михайлович помогал спуститься со ступенек жене, а Василиса уже стояла на перроне возле горы сумок. И воспоминание растаяло, не зацепившись в памяти. Но что-то очень симпатичное, обдавшее сердце теплой волной!

Странные шутки шутит в последнее время моя память, мимолетно подумала Зоя. Пожалуй, самое время уже и на танцы записаться. Кроссворды Зоя Васильевна разгадывала систематически, и довольно лихо с ними разделывалась. А еще – каждую свободную минутку раскладывала в компьютере пасьянсы (такая, надо признать, зараза – хуже семечек!) и тоже достигла в этом деле определенных успехов. И где-то она прочитала, что для укрепления памяти нужно больше танцевать. Казалось бы, какая связь? Но умные люди ведь зря не скажут!

Еще раз пришлось увидеть Зое дружное семейство соседей по лавочке на привокзальной площади, когда они рассаживались в свою «тойоту», а Зоя с Люсей, Толиком и Василисой – в такси. Аня уже сидела с мальчиками на заднем сиденье, Сева за рулем, а Вера замешкалась у открытой передней дверцы. Прежде чем сесть в машину, она, покрутив головой, окинула взглядом площадь и группки пассажиров, ручейками растекавшихся в разные стороны.

Классический сюжет, невольно усмехнулась про себя Зоя Васильевна: наверняка какой-нибудь симпатичный попутчик пудрил девушке мозги всю дорогу, а подойти попрощаться и не подумал, мерзавец. Или постеснялся. Некоторым доверчивым девушкам свойственно верить в счастливое продолжение дорожного знакомства.

Но Зоя была слишком занята собственными приятными хлопотами, чтобы зацикливаться на проблемах чужих простодушных девушек. Простились они с новыми знакомыми впопыхах, на бегу, торопясь навстречу своим гостям. Совсем ведь не обязательно каждое новое знакомство перерастает во что-то большее.

А вечером, за праздничным ужином, гости, наконец, поведали в подробностях и о причине задержки поезда, и о своих злоключениях.

* * *

Супруги Комаровы, посовещавшись, решили покупать билеты в купейный вагон. Подороже, конечно, но зато спокойнее. Их трое, значит, в купе будет только один чужой человек, а с этим уже можно мириться. Вполне возможно, судьба пошлет приличного человека, а не афериста какого-нибудь или любителя крепких спиртных напитков. Да и спокойней: не будет той толкотни, что в плацкартном вагоне, вечно занятых туалетов, детского плача.

Едва они успели загрузиться, поезд тронулся, на их станции он стоял всего две минуты. В купе на верхней полке уже расположился пассажир – молодой человек весьма живописной наружности. «Какой…волосатик!» – охарактеризовала его про себя Людмила Петровна. Как выяснилось позже, точно такую же характеристику, и даже теми же словами, дала ему и Василиса, тоже про себя, разумеется. Еще Людмила Петровна подумала: «На кавказца не похож, но восточная кровь в нем, несомненно, имеется. Может, еврей?»

Молодой человек был высок и строен, но не субтилен (это стало видно, когда он решил выйти из купе и спустился с верхней полки). Смуглый, темноглазый, с курчавой черной бородкой и бакенбардами, а-ля Михаил Козаков в «Человеке-амфибии». На голове у парня было нечто неописуемое: не то бандана, не то шапочка без верха, экзотически расписанная, иероглифами ли, веточками ли, палочками. С макушки на эту броскую расписную повязку в живописном беспорядке свешивалось множество черных косичек. Возможно, что и все двадцать пять, как у узбечек. «Нет, это не узбекские косички, – поправила Вася, когда попутчик вышел, – а дреды, африканская прическа. Сейчас многие с ними ходят».

– Не приходилось видеть, – сказала Люся с осуждением. – Во всяком случае, у нас, в старом Ильменске. Совсем с ума молодежь посходила.

Но ладно бы только косички. Когда трое новоприбывших пассажиров вошли в купе, то, согласно правилам приличия, сердечно поздоровались. Молодой человек оторвал взгляд от смартфона, буркнул что-то неразборчиво и опять в него уткнулся. Анатолий Михайлович слегка стушевался, но по инерции спроста продолжил, в тех же рамках дорожного приличия:

– Далеко едете? Мы вот – в Артюховск! Долго будем вместе путь делить?

Волосатик ловко выудил из-под черных косичек наушники и демонстративно вставил их в уши, тем самым изолировавшись от попутчиков. Не произнеся ни слова, он дал понять, что к дальнейшим расспросам не расположен. Шокированные Комаровы и Василиса переглянулись. Поезд тронулся.

Так и ехали. Люся в душе уже начала задним числом колебаться: не лучше ли было перетерпеть толчею и неудобства плацкартного вагона, чем эту гнетущую демонстративную молчанку? «Тетя Люся, не обращайте внимания», – шепнула ей Василиса.

Легко сказать! Прямо психологический дискомфорт. Но хоть грязными носками не воняло. Постепенно все же притерпелись и приспособились. Вели себе тихий разговор между собой.

Слава Богу, частенько нелюдимый Волосатик, пресытившись смартфоном, выходил в коридор и подолгу стоял у окна, глядя на проносящиеся пейзажи. Когда, наконец, он прибыл на свою станцию назначения и их покинул, всем даже дышать стало легче, честное слово! Зато потом его место заняла милая девушка, которая, во-первых, едва войдя и поздоровавшись, представилась. Во-вторых, выяснилось, что она тоже едет в Артюховск – они с онлайн-друзьями надумали устроить встречу в реале на базе отдыха. Людмила Петровна с Анатолием Михайловичем переглянулись и понимающе покивали: уроженцы Артюховска, они были в курсе, что вокруг их города по живописным волжским берегам было разбросано немало баз отдыха. В-третьих, девушка часами пропадала в тамбуре и трещала там по телефону, так что от нее никакого напряга не было.

Но это все были только семечки-цветочки, как вскоре выяснилось. Подумаешь, нелюдимый сосед! Родители плохо воспитывали, вот и вырос молодой хам. Все познается в сравнении, как обычно.

Вскоре после того, как отъехали от очередной станции, началась какая-то суета в коридоре. Сначала проводница Надя довольно настойчиво стучала в соседнее купе и взывала: Владимир Алексеевич! Потом умолкла, видимо, достучалась. Но спустя какое-то время возле соседнего купе опять началась суета. Любопытная Люся сунулась, было, разузнать, что там происходит. Но успела она только увидеть двух полицейских, входящих в купе. Тот, что входил последним, – здоровый краснорожий амбал с расходящимися на пузе полами форменной рубашки – повернулся на звуки открываемых дверей и гаркнул в пространство:

– Граждане, будьте добры, зайдите в свои купе! Не беспокойтесь, все в порядке! С вами поговорят, если будет необходимость!

Он сам себе противоречил, и Людмила Петровна это мигом уловила. С одной стороны – «не беспокойтесь, все в порядке», с другой – «поговорят, если будет необходимость»! Значит, такая необходимость может возникнуть? Тогда Люся неплотно прикрыла дверь, чтобы хоть в щелку была возможность следить за развитием событий.

В соседнем купе было тихо: ни звуков ссоры, ни возмущенных восклицаний. Впрочем, там и всю дорогу было тихо, не доносилось ни скрипа полок, ни смеха и бубнежа, свидетельствующих о том, что пассажиры общаются. Люся даже предположила, что пассажирам соседнего купе так же не повезло, как и им, и что там едет парочка таких же экземпляров, как их попутчик-бирюк.

Минут через десять полицейские в полном молчании проследовали мимо их купе обратно, а за ними, след в след, встрепанная проводница. Тут же в сторону служебного купе потянулась цепочка изнывающих от любопытства пассажиров, в надежде свое любопытство удовлетворить. Увы, возвращались они весьма разочарованными, поскольку громко возмущались неразговорчивостью проводницы, ранее весьма общительной.

– Вася, ты бы тоже сходила? – полувопросительно предложила Люся.

– А смысл? Рано. Надя еще не созрела. Пойду через полчасика.

– Почему – через полчасика, а не через часик?

– Потому что через часик Надя будет будить свою напарницу. Она же дежурила ночью, значит, на сегодняшнюю ночь заступит Гуля. Когда Гуля проснется, Надя ей все и расскажет. А пока Гуля спит, Надя будет дозревать, и я предполагаю, что ей станет невмоготу терпеть лишних полчаса.

– Ну, ты стратег! – восхитилась Людмила Петровна.

Через полчасика Василиса взяла кошелек и отправилась за информацией.

– А кошелек зачем? – поинтересовался Анатолий Михайлович.

– Ну что вы, ей богу, дядя Толя, – вздохнула Вася, – кто ж за просто так добывает разведданные?! Я куплю чего-нибудь к чаю, а может, даже и на сувенир замахнусь с железнодорожной символикой – подстаканник там какой! Нынешний пассажир, в основном, небогат и экономен, как и мы, бич-пакетами из дому запасается. А план-то проводникам выполнять надо?! А в процессе купли-продажи, глядишь, чего-нибудь да и узнаю.

– Ну, Василиса, – покрутил головой Толик Комаров, – не знал за тобой таких способностей!

– Ой, да я и сама себе частенько поражаюсь! – засмеялась польщенная девушка. – Откуда что берется!

Что правда, то правда – Василиса обладала редким даром располагать к себе людей. При этом, однако, она была человеком не слишком общительным и даже, пожалуй, несколько замкнутым. Как-то в ней мирно уживались эти два качества.

Круг людей, близких ей, был не слишком широк. Однако две пожилые дамы, задушевные подруги Зоя Васильевна и Людмила Петровна, сумели попасть в этот узкий круг. Василиса пребывала в возрасте тридцати, скажем так, с хвостиком. Тем не менее, это не помешало ей найти общие темы и точки соприкосновения с двумя очень немолодыми тетками.

Возвратилась она с пачкой шоколадного печенья и симпатичным керамическим мужичком, толстеньким и румяным. Толстячок был в форме железнодорожника, но почему-то китель его был надет поверх тельняшки, да и моржовые усы больше подходили боцману. Возможно, этот диссонанс вызывал сомнения в потенциальных покупателях, или же отпугивала цена, но до сих пор на симпатичный сувенир никто не позарился. Анатолий Михайлович, вертя железнодорожного боцмана в руках, тоже рассматривал его критически.

– Морские пехотинцы есть, знаю. Про морских железнодорожников не слыхал. Новый род войск, что ли?

– Не заморачивайтесь, дядя Толя! Может, он просто мерзляк и для тепла поддел тельняшку. Побегай-ка между вагонами да постой на перроне в любую погоду! Специфика профессии!

– Логично, – согласился Анатолий Михайлович, все же с некоторой долей сомнения.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула как раз в этот момент заскочившая в купе, в промежутке между двумя звонками, новая попутчица Соня. – Где вы его купили? Я тоже хочу такого!

– К сожалению, он пребывал в гордом и тоскливом одиночестве, – пояснила Василиса. – Но я могу вам его уступить!

– Серьезно?! Ой, спасибо!

Таким образом, экспедиция Васи хоть и имела минимальные результаты, но обошлась без финансовых потерь. При этом главную роль в добывании у проводницы сведений сыграл именно «морской железнодорожник», стоивший прилично. Но Надя много не рассказала.

В соседнем купе умер пассажир. Билет у него был до Артюховска. Странность была в том, что в Артюховск следовали и остальные три пассажира этого купе, вернее, пассажирки. Билеты всеми четырьмя тоже были приобретены в одном месте – маленьком городке Усть-Качинске, и даже в один день. Но они к отправлению поезда дружно не явились.

Когда будущий покойник занял купе и узнал об отсутствии попутчиц, сразу предупредил проводников, чтобы не вздумали к нему кого-нибудь подселять, и оплатил все три пустующие места. Сказал, «уладьте там этот вопрос» и добавил еще купюру, чтоб уладили. Еще сказал, что специально поехал поездом, чтобы отдохнуть за дорогу, и что такое совпадение ему сам Бог послал. Но Наде почему-то показалось, что он все же нервничал. Впрочем, тому могли быть разные причины.

Пассажир просил, чтобы его не беспокоили, он хочет отоспаться. Только чтобы приносили чай.

– Наверно, работа собачья, – предположила Надя. – Какой-нибудь большой начальник. Вальяжный такой, барин. А в ваш Артюховск, скорее всего, на рыбалку ехал. К вам все начальство на рыбалку ездит, даже московское.

– А как же он умер? Сердце?

– Скорее всего. На инсульт непохоже. Инсультники, когда умирают, – фиолетового цвета становятся, приходилось видеть! И колбочка с рассыпавшимися таблетками от сердца на постели лежала, не успел, видно принять.

– Бр-р-рр! Ну и работка у вас!

– Нормальная работа! Всякое, конечно, бывает. И заболевают, и рожают. Случается, и умирают, вот как сегодня.

– Старый?

– Не-е-ет! Полтинник с хвостиком.

– И что ж, вы его так и не беспокоили?

– Ну, чай носили, как просил. Припасы у него свои. Постучим – обязательно спросит «кто?», только потом откроет. И, кстати… Как же это я сразу не сообразила… Впопыхах да в расстройстве…

– Чего не сообразила?

– Да чай-то я ему еще утром отнесла, а он к нему даже не притронулся…

– Ну и что? Он же умер!

– Да дело в том… Стакана-то два стояло… Один пустой, второй полный.

– Ну, может, с вечера стакан остался, забыли забрать?

– Может.. Но я руку протянула – стаканы забрать, пока подстаканники не сперли, нам платить потом… а Костик, ну, полицейский наш, рыкнул: «Ничего не трогай пока»!

– И что?

– Чай еще горячий был… Это что же, он за полдня не остыл?

– Так жара-то какая!

– Да хоть какая жара, а он должен был остыть за полдня!

– Ну да, вообще-то правильно, – признала Василиса.

– И всегда телефон у него был в руках, даже когда чай ему приносили, все пальцами по нему шарился. Только кивнет – спасибо мол, поставьте на столик, – задумчиво продолжила Надя и вдруг замолчала.

– Что-то еще вспомнила? – деликатно подтолкнула Василиса.

– Д-д-да, – с запинкой ответила проводница. И тут же заторопилась: – Ты иди! Мне тут надо… Надо же ребятам об этом сказать… Полицейской бригаде, что нас сопровождает.

– Да о чем?!

– Так телефона-то у него не было, когда купе осматривали! Не выбросил же он его в окно, перед тем как умереть.

– Может, уронил куда, а вы не заметили?

– Это вряд ли…Ты иди, иди!

И вот на ближайшей станции в вагон вошли несколько человек в штатском и, предводительствуемые Надей и краснорожим Костиком, сразу направились в купе, где умер пассажир. Хотя поезд по расписанию должен был стоять сорок минут, из вагонов на перрон никого не выпускали, невзирая на бурные протесты не только тех пассажиров, что прибыли к месту назначения, но и желающих размяться, покурить и прикупить продуктов.

Отправление не было объявлено ни через сорок минут, ни через час, а потом поезд и вообще загнали в тупик. Накрытое простыней тело вынесли из вагона на носилках два дюжих санитара и увезли. Пассажиры злополучного вагона вздохнули было с облегчением, но несколько поторопились перевести дух. Далее прибывшие люди в штатском начали методично всех опрашивать и проверять документы.

– Так что мы сразу попали под колпак родной полиции, – вздохнула Людмила Петровна.

– И почему-то особенно интересовались нашим молчаливым попутчиком – Волосатиком, – вставил Анатолий Михайлович.

– Да потому, что билет у него тоже был до Артюховска, а вышел он на три станции раньше, – пояснила Василиса. – Вроде бы у него здесь друг живет, и когда узнал, что Волосатик будет проездом, велел ему сойти на их станции, иначе – дружбе конец! Волосатик и поменял планы.

– А ты откуда знаешь?

– Надя сказала, когда я белье носила сдавать.

Тут «Нокия» Зои заиграла мелодию из «Крестного отца».

– О, Лидия Федоровна! – оживленно воскликнула Зоя, подмигнув Комаровым, – привет-привет! А мы тут с …

Но Лида Бурлакова даже договорить ей не дала, а сразу начала гневаться:

– Да знаю я прекрасно, с кем! Гостей, значит, принимаешь?! «Мы тут…», – передразнила с сарказмом. – А мне, значит, знать о том не положено? Я уже как бы и не при делах?

– Как не при делах? – залепетала Зоя Васильевна. – Ты же была в курсе, что они должны приехать!

– В курсе, конечно, была, а когда приедут – ты меня известить забыла!

– Мы хотели сюрприз сделать! Поезд сильно опоздал, все устали, как приехали – так надо же помыться-отдохнуть! Хотели вот завтра с утра и ехать к вам. Чего ж на ночь глядя-то? А ты откуда узнала? – продолжала оправдываться без вины виноватая Зоя Васильевна.

– У меня муж кто? – отмахнулась Лида высокомерно.

– Ну, подполковник, следователь.

– Не следователь! Он в угрозыске работает!

– Да какая разница?

– Пора бы уже уяснить разницу!

– Ты-то сама давно уяснила? – осмелилась вставить уязвленная Зоя. – А он-то как узнал?

– В ШахОвке поезд задержали? Так ведь это уже наш регион!

– И что?

– А то! Не надо было ТВОИМ гостям в криминальные сводки попадать!

– В какие такие сводки?!

– В такие сякие! Не надо было покупать билеты в вагон, в котором убийства происходят! Да еще и в соседнее купе! Да еще и ехать полдороги с предполагаемым убийцей! И, соответственно, попадать в свидетели!

– Постой-постой! С каким убийцей? Ты что плетешь?!

– Дай-ка мне трубочку, – решительно сказала Людмила Петровна. – Так что там с убийцей, моя дорогая? Мы все тебя приветствуем и тоже ужасно соскучились! И сгораем от нетерпения – хотим встретиться!

– Ну вот, – растерянно сказала Зоя Васильевна, опускаясь на стул, – с возвращением на Родину!

Вот оно к чему оказалось – письмо в черной рамке. Вот какой знак тетя Дуня подавала!