Читать книгу Экспромт - Лидия Луковцева - Страница 3

Семь лет назад Лидия Федоровна Херсонская и Людмила Петровна Комарова были соседками. Жили они в одном дворе, и дом у них был один на двоих, разделяла их только стенка. Лида тогда была мужней женой, Люся – разведенкой. Потом муж Лиды, Гарик, трагически погиб – был убит. Убийство расследовал капитан Бурлаков, а параллельно – Лида с Люсей. Люся мало того, что поддержала соседку и в ее горе, и в расследовании смерти мужа, позже приложила немало стараний, чтобы обратить Лидин затуманенный горем взор на влюбившегося в нее в процессе расследования капитана.

Люся, мягко говоря, не слишком симпатизировала своему бывшему соседу с говорящим прозвищем Гарик-алкоголик, от которого претерпела немало неприятностей. Положительный капитан, наоборот, завоевал ее сердце почти сразу. К тому же на тот момент от Вадима Сергеевича ушла жена – бери голыми руками! К Лиде же она испытывала горячую симпатию с самого появления ее в захламленной берлоге вконец опустившегося экс-фельдшера – Игоря Юрьевича Херсонского. Логично было бы соединить двух хороших, уже немолодых людей с непростой судьбой, которым в перспективе светила одинокая старость. Лидии Федоровне светила, конечно, с большей долей вероятности, чем бравому капитану в самом мужском соку с благородными седеющими висками.

И у Люси это отлично получилось (см. Лидия Луковцева, «Кто в тереме?»)

Позже Вадима Сергеевича повысили в должности и забрали работать в областной центр. Проводив Бурлаковых на новое место жительства, Людмила Петровна недолго оставалась одна. Неожиданно под родной кров возвратился ее блудный муж Толик, и она, сама не ведая, как это случилось, простила его и приняла обратно.

Точнее, все происходило в обратной последовательности: сначала приняла, а потом простила, из-за чего между нею и их единственным сыном Виталием пробежал ощутимый холодок. Виталик простить отца не смог. Пока, во всяком случае. Люся не теряла надежды на благоприятное разрешение этой ситуации. Виталий – взрослый мужик, у него своя семья, двое детей, достаточно своих проблем, чтобы вмешиваться в родительские (см. Лидия Луковцева, «Не от стыда краснеет золото»).

Возвратился Анатолий Михайлович с букетом болячек и, выхаживая его, Люсе пришлось принять решение поистине героическое. Коренные волжане не в одном поколении, супруги тоже продали свою половину дома и переехали на жительство в Ильменск, такой же маленький, как и их Артюховск, городок на Южном Урале, к хвойным лесам и чистым озерам. Тамошний климат больше подходил мужу с его начинающейся астмой (см. Лидия Луковцева, «Посланница вечности»).

По странному совпадению, а скорее, в силу их финансовых возможностей, жилье они себе в Ильменске приобрели тоже в доме на два хозяина. За стеной у них жила старенькая женщина, тетя Маруся, а квартировала у нее молодая женщина Василиса с дочкой Юлей. Отношения с соседями у Комаровых сразу сложились неплохие, а уж когда год назад их навестила Зоя Васильевна, Василиса просто прилипла к гостье. Она стала пропадать у Комаровых все свободное время.

И вот что интересно: к Комаровым Вася обращалась «тетя» и «дядя», а подругу называла по имени-отчеству. Как-то это сразу так повелось.

– Я уж как начала к человеку обращаться, – объясняла Вася, потом не могу исправиться. Язык привыкает, и по-другому не поворачивается!

Разве же могла она теперь отказаться от возможности побывать на Волге и встретиться со старшей подругой? Которая, между прочим, ей в матери годилась, но тем не менее. Вместе столько пережито, включая шокирующую историю тройного убийства, в расследовании которого довелось принять участие (см. Лидия Луковцева, «Шелковый тревожный шорох»).

* * *

Зоя Васильевна успела показать Василисе за неделю почти все артюховские достопримечательности. Людмила Петровна с Анатолием Михайловичем уехали в областной центр – повидаться с сыном, невесткой и внучками, с которыми не виделись три года. И, разумеется, встретиться с Бурлаковыми. Достопримечательности Артюховска они знали, как свои пять пальцев.

Зоя Васильевна сводила Василису в краеведческий музей и в кинотеатр «Факел», славящийся зимним садом с огромными пальмами и бассейном, в котором с недавних пор обитал юный крокодильчик Гриша. Какой-то местный богатей подарил, которому прискучила экзотическая животинка.

Посетили они и еще один музей. Зоя Васильевна с гордостью продемонстрировала девушке архитектурную жемчужину старого города – резной деревянный теремок с полуторавековой историей, в данный момент музей купеческого быта. Еще несколько лет назад это был просто жилой дом, медленно разрушающийся особняк. Не совсем простой, конечно, и почти совсем не жилой в то время. Его нынешний статус музея и чудом уцелевшего образчика поволжской деревянной резьбы был следствием бурной розыскной деятельности Зои Васильевны с подругами. Совсем недавно она там работала в должности экскурсовода, но с этой историей Вася уже была знакома.

Женщины также прогулялись в сквер Дружбы народов и, следуя народившейся в Артюховске, да и повсеместно по городам и весям моде, потерли носы двум осетрятам. Переехавший не так давно с Кавказа на жительство в Артюховск предприниматель Руслан задался целью не только развивать здешний торговый бизнес, но и облагородить старую часть города. Честь ему за это и хвала!

В центре обустроенного им скверика с детской игровой площадкой была воздвигнута еще и скульптурная группа. Сейчас во многих городах ставят памятники литературным и кино- героям. Артюховск не мог похвастаться тем, что кто-то из деятелей искусства его прославил. А вот рыбалкой во времена оны городок славился, в том числе и знатными уловами осетровых. Слава, как и знатные уловы, остались в далеком прошлом, но Руслан, до которого долетели отголоски этой славы, решил увековечить не литературного героя, а непосредственно рыбу. И не одного осетра, а с потомством.

На высоком постаменте возлежал (возлежала?) глава семейства, а на постаменте пониже расположилась пара бронзовых осетрят с симпатичными улыбающимися мордахами. Жители и гости города усиленно терли носы рыбам, на счастье. Носы горели на солнце, словно отлитые из золота. Родительский нос был значительно бледнее, поскольку находился на высоте, не всякому доступной. Только молодые или спортивного склада граждане в прыжке, либо дотянувшись до постамента с отпрысками и закрепившись на нем коленями, могли осуществить операцию. Это был акт своего рода доблести – потереть нос рыбячьему папане (или мамане?)

На Центральный рынок Вася съездить не пожелала – рынок он и есть рынок. А зря. Но другой рынок, в старой части города, значительно меньше размерами, пару раз посетили.

Даже сейчас, в эпоху супермаркетов, южный летний рынок впечатлял. Василиса только восхищенно цокала языком, любуясь ломящимися от овощей и фруктов прилавками, причем не какими-нибудь привозными заморскими, а своими, доморощенными. А еще – ванной, в которой плавала рыба в ассортименте, и можно было сказать:

– Вот эту взвесьте мне! Нет-нет, вон ту, что к другому бортику поплыла!

– Теперь уже давно не то, – вздохнула Зоя Васильевна. – И мало рыбы стало, да все больше прудовая, и дорогая, прямо как мясо, а то и дороже.

– Да ладно!

– Правду говорю! Раньше как говорили продавцы в садке с живой рыбой? Зайдешь ближе к вечеру, а тебе – рыбы уже нет, одна щука осталась! А сейчас и щука – за деликатес. Гибнет Волга… Или людей слишком много расплодилось?

– Ага, и все враз перешли с мяса на рыбу!

…Возвратились Комаровы, даже недели не погостевали у детей.

– Плохо принимали? – поинтересовалась Зоя, строгая салат к ужину. Она была прекрасно осведомлена о натянутых отношениях между отцом и сыном, и невесткой и свекровью.

– Давай я тебе отвечу народной мудростью, – чуть помедлив произнесла Люся. – «И у золотой невестки свекровь всегда из глины». И еще: «Кому свекровь – свекровушка, а кому – свекровища». И тут уж ничего не поделаешь. Но Саша старалась, надо отдать ей должное. Приличия блюлись. Только я все время ежилась, как будто у меня под лопатками крылья пробивались. Да и внучки уже выросли: порылись в сумках – что им в подарок привезли, чмокнули в щечку и – к своим планшетам! А может, уже отвыкли от нас.

– Ну, если тебя это хоть в какой-то мере утешит, я тебе скажу, что наши внуки отомстят за нас нашим детям. Бумеранг вернется.

– Да печаль-то в том, что моей невестке не придется побывать в шкуре свекрови, вот тещей – аж два раза. Но это, сама понимаешь, две больших разницы.

– Может, еще родят третьего, и будет мальчик, – не потеряла оптимизма Зоя Васильевна. – И тогда, может, она вспомнит пословицу «Свекровь и невестка из одного кривого ребра сделаны»!

– Будем надеяться, – промолвила Люся мечтательно, – но Вася заметила кровожадный блеск в ее глазах.

– Ну, а у Толика с сыном как складывалось?..

Люся опять немного помолчала.

– Да, в общем, так же. Тоже по поговорке: «Сын-то он мой, да ум-то у него свой»! Приличия, одни приличия… в какой-то степени испытывал чувство сыновнего долга, наверно. Все-таки, считаю, я его неплохо воспитала.

– Игорь Губерман по этому поводу знаешь, что сказал?

– И что же?

– Ну да… Короче, решили мы в гостях не задерживаться.

– У Бурлаковых-то как?

– Да у них все хорошо! Ажур, идиллия и гармония.

– Как это ты их удачно сосватала! Они так друг другу подходят!

– Ты знаешь, я порой думаю, что это не моя заслуга, что мной в тот момент небеса руководили.

– Может, ты и права, – задумчиво промолвила Зоя. – Кощунство так говорить, но если бы Гарика тогда не убили, они могли бы так и не совпасть в этой жизни. Жила бы Лида с этим алкашком, постепенно в нем разочаровываясь и угасая, со своим гипертрофированным чувством долга. А поскольку бывших алкоголиков почти не бывает, терпела бы.

– Вот и пойми ты эти повороты судьбы. Что хорошо, что плохо, какое горе обернется благом, – мимоходом пофилософствовала Люся.

– Тетя Люся, если у вас такая рука легкая, может, вы и мне бы поспособствовали, жениха нашли? – подала голос Василиса, вытирая слезы – шинковала лук.

– Здрас-с-сьте! Прямо тут? Вокруг тебя в Ильменске столько мужиков крутится, а тебе все не такие. Думаешь, здешние лучше?

– Ну да, как Лидии Федоровне – так небеса на помощь призвали, а как мне, так – где ж я его возьму! – закапризничала Вася.

– Правда, Люся, займись этим вопросом! Что ж Вася лучшие свои годы бобылкой проводит?

– Какая ж ты, однако, непоследовательная девушка! То «я принца на белом коне жду», а то найди ей!

– Ивана-царевича на сером волке, – подкорректировала Зоя Васильевна с учетом национальных традиций.

– Пусть будет Иван-царевич на белом коне, – согласилась на компромисс заплаканная Вася и добавила с печалью: – Только я уже не знаю, что и думать. Не то конь пал, не то черные вороны глаза Ивану-моему-царевичу выклевали. Сильно задерживается.

– Да-а-а, – подвела неутешительный итог Людмила Петровна, – принцев нет, а кони сдохли. Тебе, наверное, загорелось после нашего путешествия. Я ведь заметила, как ты на Волосатика поглядывала

– Да прямо-таки! Как уж я там поглядывала?

– Поглядывала-поглядывала! Понравился, что ли? С такими косами!

– Мне просто любопытно было. Странный какой-то…

– Будешь странным, если к убийству готовишься!

– Ну, это еще факт недоказанный! Лидия Федоровна же вам сказала, что он – лишь один из подозреваемых. Чего ж сразу на человека ярлык вешать? Просто взял да и попал в ненужное время в ненужное место.

– А что все-таки с этим убийством? – спросила Зоя. – Бурлаковы хоть что-нибудь рассказали?

– Ну, к Вадиму я даже и не подступалась. Сама знаешь! Весь из себя загадочный. Лида немножко раскололась, шепотком. Хотя покочевряжилась вначале, конечно. Да Вадикова серьезная работа, да тайна следствия, да то, да се, да он мне толком ничего и не рассказывает… Можно подумать! Будто не знает, что мы – могила!

– Тьфу, типун тебе на язык!

* * *

Если бы не бдительность проводницы Нади, все могло обернуться по-другому. Как обычно, в обед она понесла Владимиру Алексеевичу стакан с чаем. Постучала – тот не откликнулся. Постучала еще, потом уже тарабанить начала, в ответ – ни звука.

Возможно, случился сердечный приступ у человека, всякое в дороге случается, тем более, он обмолвился, что неважно себя чувствует. Может, все бы благополучно обошлось, если бы в купе были еще пассажиры, помогли бы ему во время приступа или проводников позвали. Но ехавший барином Ковбан Владимир Алексеевич просил его не беспокоить и никого к нему не подселять.

Надя попробовала открыть дверь купе – та подалась. Возле нижней полки, занимаемой Ковбаном, валялась колбочка с рассыпавшимся по полу лекарством. Крышку-то он открыл, а таблетку, видимо, уже не смог проглотить. Надя побежала за полицейской поездной бригадой. И осмотрела бы бегло место происшествия бригада полицейских-линейщиков, что поезд сопровождали, вызвали бы скорую на ближайшей станции, увезли бы тело. И помчался бы поезд по пути привычному.

Но Надя, во-первых, обратила внимание на отсутствие сотового телефона, который пассажир из рук не выпускал. А во-вторых – стакан с не выпитым чаем. Горячим! Кто же принес чай этому Владимиру Алексеевичу, если ее напарница спала? Сам выходил, а она не заметила? Да вряд ли!

Свои соображения Надя высказала ребятам-полицейским. Те плечами пожали, однако среагировали, сообщили, куда следует. Ну, и все завертелось!

Приехавшей группе оперов Надя рассказала, что активная ходьба пассажиров к титану начинается ближе к обеду. Хотя она, в общем-то, и не отслеживает, кто, когда и как часто ходит за кипятком, ей других забот хватает, но дверь в их служебное купе практически всегда открыта, да и сами пассажиры заглядывают с каким-нибудь вопросом.

Стопроцентной гарантии она, конечно, дать не может, но вряд ли Ковбан сам пожелал сходить за кипяточком, тем более, если он плохо себя чувствовал. Только одного пассажира Надя вспомнила: парень из девятого купе. Вообще-то билет у него был до Артюховска, но вышел он раньше. Пояснил – друг у него в этих местах живет, узнал, что он проезжает мимо. Сказал – не выйдешь на моей станции, обижусь на всю оставшуюся жизнь. Поживешь несколько дней у меня, никуда твой Артюховск не денется, ведь столько лет не виделись!

Сдал белье заранее, попросил на прощанье стаканчик – кипятку налить, купил пакетик заварки и ушел к себе в купе. Но когда позже Надя пришла в девятое купе забрать стакан с подстаканником, ничего там не обнаружила. Пожилые супруги и их молодая спутница смотрели с недоумением: да, их сосед молча собрал вещи и вышел, не попрощавшись. Но никакого чаю здесь не пил, даже не заходил со стаканом.

– Мы вообще предположили, что он немой, – сказала тогда Василиса Наде. – Молчал все время.

– Да нет, просто у него жуткая ангина, голос сел, и он температурил. Просил у меня жаропонижающее. И то шепчет, то сипит, когда голос ненадолго прорежется. В основном, жестами изъяснялся. Говорил, перед самой поездкой попил чего-то из холодильника.

– Вот почему он потел! Мы думали, от жары, так тепло укутался – не по сезону. Оказывается, от температуры! А переодеться, видимо, не во что, вещей-то при нем почти и не было – на юг ведь ехал, теплых вещей не взял. Сумка полупустая висела через плечо, – пособолезновала Вася.

– Да, так и ехал в джинсах и рубашке с длинным рукавом, а на шее – шарф, в такую-то жарищу! Горло, значит, у него болело. И понятно, почему не хотел разговаривать: раз ответишь – потом надо будет сто раз отвечать! – добавила Людмила Петровна. Всем дамам враз стало Волосатика жалко, и стыдно за свою черствость.

– Так в чем, все-таки, дело? При чем тут Волосатик? – спросила Зоя Васильевна.

– Ну Ковбана же этого отравили!

– Чаем?

– Нет, яда в чае не было. На предплечье обнаружили след от укола. А на лице и на майке – остатки перцового спрея. Его сначала ослепили, потом укололи.

– А при чем тут чай?

– То-то и оно-то! Выходит, вообще ни при чем. Просто с чая все закрутилось.

– Ну, как ни при чем? Это же элементарно, если подумать, – важно встряла Василиса. – Надя говорила, что Ковбан всегда запирался. Они стучали и говорили: «Чай!» – и он открывал.

– Да ей-то откуда знать? Она ж не следила за ним постоянно?

– Нет, конечно. Но необъяснимое появление стакана с горячим чаем? Чай – сигнал! Ковбан слышит «чай», открывает и видит стакан с чаем.

– Но ведь видит в руках у чужого человека?

– Да, но удивиться он уже не успевает. А может, и успевает, но тут ему брызгают в лицо. Пока он очухивается, ему вводят яд. Может, даже, убийц было двое: один брызгал, другой колол. Коридор часто бывает пустой, пассажиры в своих купе, никто никого не видел.

– Но разве нельзя было в этом случае обойтись без чая?

– Ну, представьте себя на его месте. Вам говорят «чай», вы на автомате открываете дверь, возможно, даже, не вставая с постели, просто дотянувшись до ручки двери. Ваш взгляд так же чисто автоматически фиксируется примерно на том уровне, где должна находиться рука с подносом. Только потом взгляд поднимается выше, к лицу, но на это нужны секунды. Убийца наверняка мысленно все отрепетировал! Секунды у Ковбана ушли на обработку мозгом информации о несостыковках. Поднять тревогу он уже не успевает.

– Мудрено что-то очень, – недоверчиво протянула Люся.

– Но логично! – не согласилась Зоя. – Психологически очень даже убедительно!

– Я, конечно, ничего не могу утверждать… – скромно добавила раскрасневшаяся Вася.

– Значит, подозревается Волосатик?

– Ну, не знаю… – задумалась Вася. – Я бы не спешила с выводами. В конце концов, он мог принести этот чай по просьбе самого Ковбана. Допустим, Волосатик, как обычно, стоял в коридоре у окна, Ковбан выглянул, увидел человека в пустом коридоре. Поскольку он плохо себя чувствовал, попросил того принести чаю. Волосатик выполнил просьбу, отдал чай и спокойно вышел себе на своей станции.

– Но в таком случае как же убийца попал в закрытое купе, если Волосатик отдал чай и ушел? – не сдавалась Люся.

– Ковбан мог потом и не закрыться! Если ему совсем поплохело! Вон, даже таблетки свои рассыпал. И убийца или убийцы, сделав свое дело, спокойно ушли себе в другой вагон.

– Но, по-моему, двери между вагонами в пути следования запирают? – продолжала сомневаться Люся.

– Может, у них были отмычки? – предположила Зоя, проникшись доверием к версии Василисы.

– Может! Но вполне вероятно, что они в нашем же вагоне и ехали.