Читать книгу Размах крыльев ангела - Лидия Ульянова - Страница 1

«Фольксваген Пассат», старенький, изрядно потрепанный и тщетно молодящийся, воровато остановился в неположенном месте. В возмутительно неположенном месте – при въезде на мост, на самом повороте, – внес на время сумятицу в медленно движущуюся плотную вереницу машин, притулился на несколько секунд к поребрику и выпустил на тротуар пассажирку. Она бросила несколько слов водителю и с силой захлопнула разболтанную дверцу. Автомобиль мгновенно тронулся с места, снова слился с вялым горячим потоком.

Очутившись на продуваемом всеми ветрами мосту, она расправила плечи, выпрямила спину, глубоко вдохнула полной грудью и не торопясь пошла вперед, через мост. Медленно и аккуратно переставляла ноги, обутые в лодочки на тонких каблуках, смотрела по сторонам так, словно впервые оказалась в этом месте, и на лице ее блуждала блаженная улыбка.

На середине моста она подошла вплотную к ограждению, облокотилась на затейливую витую решетку и с удовольствием поглядела вниз. Темная вода Невы мелко серебрилась на солнце. По воде, закручивая позади себя белые бурунчики, медленно переваливался прогулочный теплоходик с цветником пассажиров на верхней палубе, желтел сухой песок пляжа у Петропавловки, тоже расцвеченный полуголой загорающей братией, шпиль собора резал глаза блеском позолоты, за ним виднелись знакомые с детства очертания мечети. По другую сторону воды, по набережной тягучим упорным потоком вилась другая река – сплошная череда автомобилей.

И кругом, куда ни глянь, огромные, монстроподобные буквы. Мобильные операторы, производители бытовой техники, продавцы бензина и прохладительных напитков наперебой рекламировали свои товары и услуги. Куда ни глянь. Она усмехнулась. Эти стены и крыши в разное время несли на себе такие разные надписи! «Зингер», «Товарищество „Треугольник“» с калошей, «Летайте самолетами Аэрофлота», «Отдыхайте на курортах Крыма». Многое из этого осталось только в непрочной памяти стариков да в исторических архивах, а стены, как стояли, так и стоят. Лет через двадцать их будут украшать другие надписи, уйдут в прошлое нынешние бренды, а ангел на шпиле и дальше будет осенять город крылами. И экскурсоводы, как и многие годы до, будут снова и снова повторять: «Обратите внимание!.. Высота шпиля… Высота ангела… Размах крыльев ангела…»

Краем глаза она ловила на себе взгляды немногочисленных прогуливающихся прохожих, в большинстве своем гостей города. Оно и понятно: кто ж еще может посередине рабочего дня бесцельно брести, обвешанный камерами, пешком через длинный мост, да вдобавок с торчащими из-под шортов голыми ногами? Почему-то навстречу попадались в основном мужчины, они и бросали одобрительные взгляды. Это было ей приятно, тем более что она сознавала: восторги заслужены ею на все сто.

Волосы свежевыкрашены и отливают на солнце, костюм отличный, благородного серо-голубого цвета, почти как на обложке последнего «Космо», ветер бесстыдно подлезает под высокие шлицы юбки, обнажая выше колен загорелые стройные ноги, а каблуки делают эти ноги еще привлекательнее. И вообще, она молода, вполне хороша и чувствует себя просто превосходно. В конце концов, никто же не догадывается, что загар у нее сельскохозяйственный, с четкими следами от майки и велосипедок, а руки вблизи с обломанными короткими ногтями и въевшимися намертво следами работы на земле. Им невдомек, что в сумочке ее лежат ключи от шикарной квартиры с видом на Неву, а денег – кот наплакал. И королевский ее выход из машины прямо на мосту вызван не щедрой доплатой водителю, а сообщением, что ее прямо сейчас вырвет на сиденье и коврики. Водитель недоверчиво усмехнулся, потом, подумав и оценив реальность угрозы, хмыкнул, выругался сквозь зубы и притормозил.

Она снова втянула воздух глубоко в легкие. Конечно, после душного нутра автомобиля, пропитанного запахами бензина, перегревшегося винила, бумаги старых, пропылившихся газет, машинного масла из валяющейся в салоне канистрочки этот невский ветер центра города казался просто живительным глотком. Но ее легкие были привычны к иному, истинно свежему и чистому воздуху, пропитанному кедром, сосной, полынью, молоком и сеном.

Надо двигаться, подстегнула она себя. Хотелось думать, что водитель оказался парнем честным и терпеливо ожидает ее за мостом направо – она хорошо помнила, там можно остановиться. А нет, то и невелика потеря: среди ее барахла ему мало чем удастся поживиться. И вообще, новую жизнь нужно начинать со всего нового.

Только вот с чего же ее начинать?

Хозяин «Пассата» припарковался не доезжая до ресторана-поплавка, ждал. Правда, счел своим долгом побурчать, что за простой неплохо бы и накинуть. Только не на ту напал, той глупо щедрой, восторженно наивной девочки, что покидала город несколько лет назад, больше не существовало на белом свете. Не накинула. Да и с какой стати?

Адрес у нее был записан. Но зачем нужна бумажка, если этот адрес известен с детства? И дом она узнала сразу же. И двор. Сколько же лет прошло с тех пор, как была она в этом дворе последний раз?

Не изменился город – что такое какие-то несколько лет для города, неизменно стоящего на одном месте более трех веков, – не изменилась открывающаяся с моста величественная, никогда не забываемая ею панорама – разве могут испортить вид какие-то там бестолковые рекламные буквы, – не изменился запах – что можно добавить в пряную смесь балтийского ветра, речной воды, нагретого асфальта и автомобильных выхлопов с ноткой аромата пионов, цветущих на Стрелке, – но напрочь изменился знакомый до боли двор. Вход под арку преграждала массивная кованая витая решетка, новодел под старину с кодовым замком и блестящим пятачком для ключа-таблетки. Она достала из сумки связку ключей и, воровато оглядевшись по сторонам, приложила к пятачку забранную черной пластмассой «монетку». С удивлением пожала плечами, когда операция прошла успешно и калитка, украшенная витыми металлическими листьями, услужливо подалась внутрь, давая проход, подхватила свой нетяжелый чемодан и, осматриваясь, пошла через двор к знакомому подъезду. Когда она была здесь в последний раз, грязные серо-желтые стены арки встречали входящего призывными надписями «Туалета нет!», «Виктор Цой», «Зенит чемпион», и помельче – сплошные неприличности, бабушка запрещала читать и вникать, а на самом углу полустертое «Бомбоубежище» со стрелкой. Лампочка в арке раньше всегда отсутствовала по каким-то принципиальным соображениям, а на самой середине пути, возле выступающей словно грибная шляпка крышки люка, традиционно утюжила носки ног выбоина в асфальте. Надписи – ни одной из них не осталось и в помине, и стены были нынче выкрашены в цвет подвявшего салата, – лампочка – почетно угнездилась на положенном ей по штату месте, – крышка люка – словно вросла внутрь, сровнялась заподлицо с землей, – хорошо знакомая выбоина, при мысли о которой привычно заныли пальцы ног, напрягся в предчувствии падения вестибулярный аппарат, – может быть, она взяла отпуск и улетела отдыхать в Турцию? И только старая липа, ныне заботливо окруженная кованым заборчиком, шевелила листвой как и прежде. Где-то на ее коре было вырезано ножом «М+М=Д», но она не решилась пойти посмотреть, больше она не чувствовала себя в этом дворе как дома.

В подъезде, в бывшей выгородке для детских колясок, пристроилась будка консьержки, в ней хозяйничал нездорово рыхлый, пожилой мужчина, пил чай с бутербродом. Он выжидательно смотрел, тщательно пережевывая свой сыр с булкой, ничего не дождался и бесстрастно спросил первым:

– В какую?

– В девятую, – ответила она и испугалась: вдруг и номер квартиры за эти годы тоже сменился?

– Проходите, предупреждали, – удовлетворенно ответил консьерж, возвращаясь к бутерброду.

Вопреки опасениям два ключа из связки легко подошли к замкам новой, обшитой деревом металлической двери. Но квартира эта больше не походила на ту, прежнюю квартиру, знакомую до самых мелочей с раннего детства. Новыми были мебель, обои на стенах, паркет на полу, новой была восстановленная лепнина под потолком, даже окна были новыми, металлопластиковыми, а не теми, деревянными, с широкими промежутками между стекол, куда на зиму кидали засохшие кисточки рябины и ставили рюмку с крупной солью, и где в уголке прямо на стекле было накарябано стеклорезом, позаимствованным у соседа безо всякого спроса, привычное «М+М=Д».

Она устало опустилась на край незнакомой, широченной и мягкой кровати и горько заплакала.

Она плакала, лежа на самом краю, и ей не нужно было до времени знать, что новая жизнь, к которой она стремилась последние пять трудных и удивительных лет, о которой мечтала, несет ей с собой еще большие трудности и разочарования, напрямую связанные со всем тем, от чего она так старательно бежала.