Читать книгу По следам четырех сезонов. Крымский календарь природы для детей - Лидия Згуровская - Страница 6

Если случится вам быть в весеннем лесу, постойте тихонько на вечерней зорьке где-нибудь среди деревьев, в кусточках. Только тихо стойте, а то ничего не услышите, ничего не увидите. В лесу всегда так: если тебя все слышат, ты сам ничего не услышишь. Если ты ничего не увидишь, то тебя все видят. Видят и молчат и в спину лапами на тебя друг другу показывают. Только вот сорока-белобока ведет себя не по лесным правилам. Ей бы тоже притаиться при виде человека, а она на весь лес орать начинает. То ли возмущается, то ли предупреждает: «Гляди, лесной народ, кто препожаловал!» Люди давно за ней это приметили и даже поговорку сложили: «Если бы на сороку да не свой язычок, век бы жила». Это потому, что охотник иной раз терпит-терпит такое свое рассекречивание, а потом возьмет да и пальнет в сердцах по ябеде: «Не ори, не блажи, доносчица длиннохвостая».

Так вот о кулике вальдшнепе. Его тоже можно услышать, но по-другому. Весной он, принаряженный и несколько возбужденный свадебными хлопотами, летает, свесив длинный нос, по лесу и хоркает. Осенью замолчит, да и различить его и в полете, и на земле трудно в это время: перышки у него скромненькие, по цвету точь-в-точь листва осенняя, и летает он тихо, почти бесшумно, как все ночные птицы и летучие мыши. Зато уж весной куличок-мужичок душу отводит. Грудкой розоватой хвастает и старается, чтоб подружка его услышала и подумала: а вдруг это тот самый мой суженый-гаданый? А женишок вовсю выкладывается и подхоркивает, и подсвистывает, и даже букву «о» знает: «хру-хру-хру-фью-фью-фью», а потом «о-о-о». И еще танцует, выделывает в небе свои жениховские антраша и кульбиты. Где уж тут самочке устоять?

Гнезда у вальдшнепов потаенные, перешагнешь – не увидишь, а в гнезде четыре буроватых, тоже под цвет прошлогодней опавшей листвы, яйца. Самочка сидит на гнезде крепко, хоть рядом пройди – не вспорхнет, не выдаст гнезда, сбережет свою грядущую детвору. Бывали случаи, хряснет в лесу сухостоина, упадет дерево рядом с гнездом и даже ветками заденет самоотверженную мать, а она сидит, терпит. Хороший поэт Александр Яшин, проходя как-то по болоту, набрел на такую преданную мать, полюбовался ею, не тронул и впоследствии написал об этом так:

Надо сказать, что бережное отношение к самкам пернатых, к их гнездам, яйцам и птенцам – давняя традиция русичей, и у них существовали определенные охранительные заповеди, в одной из которых сказано: «Аще улучите гнездо птичие перед лицом твоим на пути или на древе некоем, или на земле и в нем птенцы и яйца и мати сидит на птенцах или яйцах, да не возьмеши матери и со птенцы». Птицам такого рода милосердные заповеди неведомы, потому, если крепко сидит на гнезде, подпускает – значит, самочка надеется на нашу человеческую совесть и порядочность, доверяет нам и себя, и детей своих. И это святое, а через святое не принято было раньше перешагивать. Такого рода поведение пернатых матерей в Природе все же исключение. В массе они очень боятся и хищников, и нас с вами, читатели, и потому как только самочка поймет, что гнездо с птенцами или яйцами обнаружено, тут же потаенно перенесет в клюве и то и другое в безопасное место.

Поберечь бы нам вальдшнепов. Обеднел ими наш полуостров.

Не надо бы весной бить этих умников. И танцующих в воздухе радостно оживленных самчиков, и самоотверженных на гнездах их подружек. А ведь били и бьют. Грешил этим в свое время и Александр Куприн, который написал для детей всем известный замечательный рассказ «Белый пудель». Очень любили весеннюю охоту Аксаков, Тургенев, Л. Толстой с сыновьями. Не будем задним числом осуждать наших знаменитых предков. Наверняка в их время дичи вообще и симпатичных куликов в частности было в полях и лесах необоримое множество, а вот крымским охотникам поберечь бы остатки своей охотничьей дичи. Совсем ее мало осталось на полуострове.

И хорошо, что «вне выстрела». Глядишь, на будущую весну вместо одного-двух прилетят по весне в Крым несколько лесных куличков.