Читать книгу Это офис, детка! - Лилия Куликова - Страница 7

– Что вы чувствуете?

Уже пятую встречу этот чертов психотерапевт мучает меня этим «что вы чувствуете». Целый час он задает мне только один вопрос, который стучит в моей голове, как монотонная долбежка дятла. Поначалу это было интересно, мне даже нравилось: наконец-то кто-то меня выслушает! Столько всего накопилось за последние годы, уже не было сил держать в себе. Чувствовала, что если не расскажу кому-нибудь, свихнусь. Но, с другой стороны, боялась, что засмеют. Как же, директор компании, мать двоих детей, жена серьезного бизнесмена – и на тебе, плачется в жилетку. Нет, поплакать-то можно, с подружками, например, во время банных посиделок, да что толку? Хватит с меня этих недоверчивых лиц: «Ка-а-ак, и богатые тоже плачут?!»

О чудо-докторе я узнала от своей подруги Лельки. А она познакомилась с ним на каком-то семинаре, после чего стала ярым его адептом. Все телефонные разговоры последних месяцев плавно сводились к Анатолию. С Лелькиной подачи я знала о нем все, прочитала все его книги, прослушала все диски. Ну и что? Мало ли сейчас кукукнутых мозгоправов? Вон сколько курсов: три месяца, максимум, полгода – и ты дипломированный психотерапевт. Лелька уверяла меня, что таких, как Анатолий, в Москве по пальцам одной руки можно пересчитать. К нему и на прием-то попасть – большая удача.

Последнее оказалось правдой – ждать пришлось почти полтора месяца. К моменту нашей встречи меня уже так распирало от любопытства, что я даже не среагировала на озвученный гонорар – весьма приличный. Ничего, за эксклюзив положено платить соответствующе. Пожертвую одним маникюром в «Мальдо Фопполо»…

Мой энтузиазм пропал после второго сеанса, когда Анатолий спросил меня, сделала ли я домашнее задание. Конечно, нет, это что, школа, что ли? Тем более, я не собиралась делать его с самого начала. Бред какой-то: написать сочинение о любимом животном. Ага, щас, сяду за свой директорский стол и начну писать сочинение, слюнявя карандаш.

Я забыла об этой ерунде на следующий же день. Наверное, я бы и про следующую встречу не вспомнила, но бдительная секретарша Анатолия позвонила мне накануне и вежливо поинтересовалась, собираюсь ли я завтра прийти на терапию. Черт, пришлось тащиться.

На третьей встрече Анатолий спросил, что меня останавливает от выполнения домашних заданий. Я мялась, что-то говорила о том, что мне сложно собраться с мыслями, трудно найти свободное время… В какой-то момент сдалась и клятвенно пообещала подготовиться к следующему разу. Я и вправду что-то нацарапала на половине листка А4, да и то только благодаря тому, что совет директоров затянулся. Мой зам по связям с общественностью сцепился с финансовым контролером, началась перепалка, а я, воспользовавшись моментом, достала листочек, написала первую фразу: «Мое любимое животное – пантера» и начала расписывать, какая она красивая, грациозная, быстрая, смелая… На полстранички как раз получилось. Даже самой понравилось. Хоть какое-то разнообразие, а то от этих договоров и финансовых отчетов уже тошнит, как во время первого триместра.

Я ехала на очередной сеанс, и мое веселое настроение уменьшалось, сжималось, съеживалось, а когда я, припарковавшись, вылезла из машины, исчезло вовсе. Может, ну его, домой поеду? Мне уже все понятно: надо быть в согласии со своим телом, чувствами и эмоциями, прислушиваться к внутреннему голосу, больше доверять себе, а не мнению окружающих. Все это я и без Анатолия знаю, тоже мне, Америку открыл! Но какая-то неизвестная мне ранее сила не давала повернуть назад, подпинывая в сторону третьего подъезда.

– Что вы сейчас чувствуете?

– Да ничего я не чувствую, неужели вы не понимаете?! Я ничего не чувствую, ни-че-го! Ничего, ничего, ничего…

Я вскочила на ноги, стала лихорадочно запихивать в сумку свой листочек с домашним заданием, рванула в сторону двери, но, запутавшись в длинной юбке, свалилась на пол. На какое-то мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина. Анатолий смотрел чуть насмешливо, и тут у меня началась настоящая истерика. Я орала, что это бесчеловечно – ставить опыты на живом человеке, задавая ему один и тот же вопрос в течение пяти встреч, что это неприлично – смеяться, когда женщина спотыкается и падает на пол, что сыта по горло его дурацкими домашними заданиями. Я выкрикивала обвинения еще минут пять, не меньше, пока не устала и не плюхнулась на сиротливо стоящий в углу низенький табурет. И тут я начала… нет, не плакать, смеяться! Я смеялась так, что у меня слезы выступили на глазах; я заводилась все больше и больше. В какой-то момент смех перешел в неприличное ржание, всхлипывание, а потом, наконец, в слезы. Но плач этот был какой-то жалкий, детский. Я размазывала кулаками растекшуюся тушь, совершенно не обращая внимания на Анатолия, который сидел все это время на своем месте, как каменный истукан.

– Ольга, что вы сейчас чувствуете?

– Мне очень грустно, мне очень грустно и одиноко.

– А где вы это чувствуете в своем теле?

– Вот здесь, как будто у меня внутри пустота…

– А когда вы чувствовали такую же пустоту в последний раз? Это на что-то похоже? На что?

* * *

В родительский день мы вставали задолго до побудки. Спать было невозможно, все мысли были только об одном: скоро начнут приезжать взрослые. К десяти утра постели были заправлены «по-белому», полы в комнатах намыты до блеска, платьица выглажены (пришлось отдать заныканную шоколадку «Аленка» Ленке из второго отряда, чтобы пропустила меня в гладильную без очереди). Я даже зубы в честь такого случая чистила ровно три минуты, отсчитывая время по огромным настенным часам, висевшим в умывалке. Все, готова.

Первая партия родителей прибыла около одиннадцати. Часть ребят из отряда с визгом подбежала к автобусу, заметив в окошке своих. Я суетиться не стала, зная, что мама и папа приедут на своей машине, но все равно осталась караулить на воротах вместе со всеми – так все-таки веселее было.

К часу почти всех ребят разобрали родители, а моих все еще не было.

В половине второго Анна Васильевна повела меня и Андрюху из четвертого отряда на обед. В столовке, разукрашенной по случаю такого дня, яблоку негде было упасть – руководство лагеря распорядилось приготовить праздничный обед и пригласило всех детей вместе с родителями к столам.

Аппетита не было никакого, и я, воспользовавшись суетой, незаметно выскользнула на улицу. Странно, но плакать мне почему-то совсем не хотелось. Я пошаталась немного по территории, а потом направилась к секретному лазу в заборе, через который мы убегали в лес. Там было наше убежище, шалаш, который мы с мальчишками строили целую неделю, таская тяжелые ветки, собирая их по всему лесу, прилаживали как могли, чтобы получился настоящий шалаш, как у Тома Сойера и Гека Финна. Постепенно мы натаскали туда одежды, одеял, свистнутых в прачечной, печенюшек и свечей. При каждом удобном случае мы убегали туда днем, но остаться в шалаше надолго не получалось: бдительная Анна Васильевна чуть что, сразу поднимала шум: «Дети пропали!» Приходилось быть начеку. Но зато ночь была наша! Мы терпеливо лежали, дожидаясь, пока все заснут, а потом тихонько, на цыпочках, стараясь не издавать лишних звуков, выползали из корпуса. Самое страшное было идти по лесу на ощупь, почти в полной темноте, спотыкаясь о коряги и поскальзываясь на мокрой траве.

Наградой за все эти страхи был наш шалаш, который постепенно превратился в уютный домик для маленьких сорванцов. Мы вытаскивали из карманов съестные припасы – яблоки, конфеты, кусочки черного хлеба с солью, ломтики сыра, не съеденного за ужином, и начинали свою веселую трапезу. Какое же это было блаженство! Мы играли в карты, рассказывали страшилки, дурачились и смеялись, как сумасшедшие, над каждой глупой шуткой.

А сейчас в шалаше было пусто и темно. И хотя на полу были расстелены мягкие одеяла, валялись карты и комиксы, а на ящике из-под болгарских яблок – нашем импровизированном столике – даже осталась какая-то еда и полбутылки тархуна, мне было очень-очень печально и одиноко. Внутри, где-то глубоко в груди, стала расти-подрастать противная пустота. Холодная, металлическая, гулкая, как пустое цинковое ведро. Мне стало холодно. Я надела оставленную накануне шерстяную кофту, закуталась в одно из одеял, но теплее не становилось. Мне казалось, что я становлюсь меньше, меньше, съеживаюсь, постепенно превращаясь в маленькую металлическую сферу с гулкой пустотой внутри…

– Олька, ты здесь? Тебя уже весь лагерь ищет! Беги быстрее, к тебе бабушка приехала!

Наверное, я заснула, потому что Сашкин голос раздался откуда-то издалека, с той стороны сознания. Я слышала, как он меня зовет, но открывать глаза не хотелось: там, внутри сферы, было так хорошо… Немного зябко, но я постепенно привыкла, мне даже понравилась эта металлическая прохлада.

– Олька, ты чего, спишь? Просыпайся, беги в лагерь, тебя бабушка ждет!

Бабушка приехала только под вечер, с сумками, полными гостинцев, с пакетом чистого белья. Родителей срочно вызвали на объект, там случилось какое-то ЧП, рабочий-высотник сорвался с крыши. Понаехала милиция, проверяющий из главка примчался, в общем, сыр-бор. Мама только и успела предупредить бабушку, что на родительский день они не попадают, попросила съездить вместо них. «Пока на базар, пока блинчик жарила, курочку в духовке запекала, вот только сейчас и смогла приехать», – оправдывалась бабушка.

Грусть постепенно отступила, бабушку я обожала. Она была такая мягкая, уютная, пышная, как подушка. Как я любила прижаться к ней всем тельцем и замереть, ощущая биение своего маленького сердца! А немного погодя, прислушавшись, и еще одного – побольше, такого родного и заботливого… Бабушка обнимала меня своими пухленькими руками, еще ближе прижимала к себе, и наступало такое блаженство, что мне казалось, что ничего более приятного нет на всем белом свете.

– Зайчонок ты мой пушистый! Сердечко-то как стучит, того гляди выскочит. Тш-ш, все хорошо, я с тобой, все хорошо…

На какое-то время грусть ушла, я принялась с аппетитом поедать все, что наготовила и привезла в своих огромных сумках бабушка. Немного насытившись, я вдруг снова ощутила внутри металлическую прохладу той противной, пугающей пустоты.

– Мне возвращаться надо, внученька. Поздно уже, пока доберусь до дому, темно будет.

– Конечно, бабуля, ты поезжай, спасибо тебе, родная!

– А ты не скучай, мама с папой приедут сразу же, как только разберутся с этим ЧП, будь оно неладно. Они же тебя очень любят, гордятся тобой, ты вон какая умница и красавица выросла!

– Да-да, бабуля, я тоже их очень люблю! Ты передавай им привет.

Мы обнялись на прощанье, я проводила бабушку до ворот, а потом пошла к себе в отряд. Мне уже не было ни грустно, ни одиноко, внутри меня поселилась пустота – с надежными металлическими стенками, с холодным блеском и гулким звуком помпы, перекачивающей красную жидкость. А значит, все хорошо, прекрасная маркиза!..

* * *

– Спасибо, Анатолий! Вы мне очень помогли. Я в полном порядке. Немного расклеилась, нервы, наверное. Но я же пантера, а значит, встала, отряхнулась – и вперед! Гонорар за остальные пять встреч можете оставить себе, Лелька была права, вы – суперпрофессионал.