Читать книгу Встреча с тобой: Какая разница! - Лина Александровна Понуровская - Страница 3

Юля

Сладковатый горький привкус со смесью свежести появлялся в моем горле. Каждый вдох отдавался жаром в груди, будто каменные блоки исчезали. Слух притуплен был, напоминающие теплые ладони, и они тотчас пропали, холодя ухо. В темноте век начинала появляться белая полоса, ослепляя взор. В ушах резко и нудно зазвенело, что пришлось жмуриться…

Я распахнула веки, точно до этого плавала долго под водой и замерла от того, как начинаю приходить в себя. Где-то за головой работал мой монитор. Умеренное пиликанье действовало гипнотически, готовя меня вновь погрузить в сон, но было одно но…

Аж на голове волосы зашевелились!

Мои чувства никогда не подводили, и я доверяла им. Пытаться сглотнуть не получилось. Что-то было в моем рту. Такое непонятное и… Трубка? Нет, меня не тошнило, а скорее стало дискомфортно осознавать, что мне эту хрень засунули и благодаря ей я дышала. От своей сосредоточенности, я начала ощущать, каждую клеточку, своего тела и очень пожалела…

Раздражение в горле росло, как огромный колючий ком, образовываясь в тягучую жвачку, ставшую карамелью. И не туда, и сюда!.. Паника охватила, сковывая тело, в самую лютую вьюгу. Я принуждала себя успокоиться, но эта трубка нервировала! Не могла дышать с этой штуковиной! Понимала, что всё нормально после операции, так надо, а рефлексы сказывались. Тошнота подкрадывалась сначала к животу, потом к горлу и обратно.

Мне казалось, я задыхаюсь!

Как не пыталась успокоиться, а паника нарастала! Участился пульс!!! Об этом говорило пиликанье и наперекор поспешным шагам, переходящие на бег.

Ко мне подбежала фигура во всём белом и придержала за плечо, что немного успокоило мой бунт.

– Юлианна, ты меня слышишь?

Я часто мигала и сжимала правую руку в кулак. Левой ощутила повязку. Над головой ещё четче раздавались беспрерывные пиликанья. Да такие противные, что хотелось щуриться и скрутиться калачиком, чтобы только перестало трезвонить!

– Сейчас сниму трубку, задержи дыхание и ложись набок, если тошнить будет, плюй в судно. Договорились? – заботливо говорила мне.

Снова подавая сигналы глазами, женщина в белом что-то начала снимать с моего лица, и я сомкнула веки, слыша отдаленно мужской голос.

Вместо того, чтобы задержать дыхание, глубоко вдохнула и открыла глаза, переставая дышать. Легкость обуяла всё тело, после освобождения. Не мутило, слава богу, после того, как трубку убрали. Мужчина, пришедший после женщины в бело-голубом халате, смотрел на меня, явно поражаясь моей подвижности и стойкости.

– Дизендорф?

Надо же, фамилию правильно произнесли! Как только не говорили и Дизельдорв, и Дизеньдоф, а самое популярное и противное – это Дизендорфа, ё-моё! Наградили фамилией! Можно самого Люцифера вызвать, и он будет учить всех, чтобы запоминали в муках его пыток, как моя фамилия правильно звучит! Честное слово, одолели!!! Особенно Дизельдольф, я, что Адольф Гитлер какой-то или что?! Надо наверно по-немецки научиться ругаться, а то только и могу сказать «фэрштейн» и «шнеля».

Я посмотрела вправо, встречаясь с темными добрыми глазами, выглядывающие между голубой маской и шапочки.

– Юлианна, правильно?

– Да… – хрипло отозвалась я. – Пить хочу.

– Потерпи котёнок, через час можно будет.

– Можно губы намочить, – подсказал мужчина своей подопечной. – Не надо ей маску, она сама дышит.

Я уже готова была сама сказать это женщине, которая намеревалась нацепить зелёную маску с противным запахом, что был до этого в трубке. Кислород, вот что это. Нет, я хочу сама дышать.

– Как самочувствие? Подвигай пальчиками. Нога как?

Вместо этого, я показала большой палец правой руки вверх, а глянув на левую, увидела белый бинт. Намотан на запястье, перекинут через большой палец. От него шел какой-то проводок. Тонкий. Скользя по нему взглядом, я повернула голову влево, изучая монитор с красной, зелёной и серой полоской.

Низкий мужской голос отвлек от изучений, и я повернулась вправо, давая женщине смочить мои губы влажной салфеткой. А на правую ногу отреагировала вопросительным вдохом. Совсем забыла повязку у бедра.

– Нормально. Не болит.

Боже, как я хочу пить! Надо потерпеть немного…

– Я думаю, завтра утром отвезём тебя в палату, и к вечеру начнешь ходить. А пока отдыхай.

– Хорошо, – осипшим голосом согласилась я и попросила: – Можно спинку опустить? Неудобно.

– Да, конечно.

Женщина явно медсестра здесь и скорее всего, наблюдает за мной. Кроме меня никого в палате нет. По крайней мере, никого построенного не слышала, а как оказалось на соседней кровати ещё кому-то сняли трубку. Я не вдавалась в подробности. Задавали те же вопросы, что и мне. В голове слышались одни и те же слова: «Зеркало. Мне надо зеркало». Что-то с моим правым глазом было не так… я не чувствовала, что двигаю им, а веки были закрыты…

…прошло не знаю, сколько времени, и я проснулась от знакомых голосов. С меня снимали все провода, которые мешали моему телу двигаться, а ещё обрадовало, что смогу сама сходить в туалет. Прилив сил дал возможность перебраться на кушетку и наблюдать за переменой света, стен. Меня будто по лабиринту возили! В основном это были приятные холодные цвета и чем дальше увозили, тем людней становилось. Слыша знакомые шаги, сердце подпрыгнула от радости.

– Мам!

– Моя ж девочка, как ты? – заботливо говорила она, держа за правую руку, идя рядом.

– Пить хочу, – как маленький ребёнок, жаловалась я.

Мне дали всего один стакан в реанимации, и то разрешали по три глотка! Этого было недостаточно, чтобы утолить жажду. А ещё я помнила должны прокапать. Видишь ли, в реанимации пузырей мало влили в меня, ещё надо!

Перво-наперво, как только меня привезли в палату, я не могла сходить по маленькому на гребаную утку! Ну, не могу и всё! Маме пришлось помогать мне сидеть, потому что ходить пока нельзя было. На правом бедре туго намотанная повязка мешала. Предупредили об этом в реанимации, что только после основных капельниц можно будет ходить.

Бесит…

Бесит меня всё!

Я хочу пить!

Нормально сходить в туалет!

Умыться!

Да, в конце концов, послушать музыку!

Всё это можно будет делать по мере поступления. А то, что правый глаз не поддавался на мои команды, тотчас забывала обо всём. Нужно срочно поговорить с врачом. Где Антон Викторович?

– О. Приехала. Как ты?

Этот мужчина вызывал у меня приятные ощущения. Не было настороженности, как с другими докторами. Как-то располагал к себе и взгляд добрый в отличие от заведующего отделением. Сразу видно, кто начальник!

– Здрасьте, – поздоровалась я без улыбки. – Как всё…

– Пройдёмте.

Он обращался не ко мне, а к маме. Она сжала мою руку, целуя в лоб, поспешно уходя за лечащим врачом. Как только двери палаты закрылись, я плюнула на то, что надо лежать на месте и привстала немного дотягиваясь до тумбочки слева от себя, она напоминала больше комод! Запомнила, где находилась моя сумочка. В верхнем отделе.

Каждое движение, проделанное моими руками, заставляло в груди ощущать жар, и он отдавался болью по рёбрам. Я буквально не дышала, в прямом смысле находя косметичку. Доставая круглое карманное зеркальце.

Открыв, я приблизила ту сторону, что увеличивает, на правый глаз.

Веки были закрыты.

Полностью.

Я даже бровь не чувствовала!

Левая ощутимо двигалась, а правая двигалась, но онемела.

Уже что-то…

…попыталась моргнуть одновременно с левым, получилось довольно необычно. Веки реагировали на мои попытки двигать ими, но не чувствовала. Закрыв зеркальце, спрятала его под подушку и расправила одеяло, ещё до того, как мама вернулась.

– Ну что? – нетерпеливо спросила я.

– Удалось закрыть сорок восемь процентов.

– Остальная часть сосудов вокруг глаза?.. – поняла я, с частым стуком сердца.

– Большая часть, – без колебаний поправила мама.

А по взгляду видела нарастающую тревогу и злость, что ничего сделать не может, но остаеться со мной честной.

Она взяла меня за руку, а я сидела и понимала, насколько всё сложно… Так хотелось взять снова зеркало, посмотреть в последний раз на свой глаз, пока он ещё остался. Потому что потом его удалят, иначе я снова буду ждать деньги, чтобы поехать в больницу. Это снова упущенное время будет… и не факт, что смогу выдержать операцию, если не закроют сосуды. Замкнутый круг.

– А по-другому никак?.. – отчаянно молвила я, сдерживая слёзы.

Всё рухнуло, когда я представила, как осторожно приподняла верхнее веко.

Я застала свой правый глаз, как в фильме ужасов. Не подавал признаков жизни. Белок покрылся желтизной и пеленой, а радужка закатилась, скрываясь под верхним веком.

Вот оно счастье? Так что ли!?

От увиденной картины в голове, забыла, как меня зовут. В какой школе учусь. Какой класс закончу. Что люблю. Что не нравится. О чём мечтала. Всё это превратилось в снежок, что обычно лепили зимой, и разлетелся от удара о мою закрытую дверь того, чему не быть. Тело сковало холодом. Руки перестали слушаться, и пальцы задрожали, давая другим сжать их.

– Юлечка, не плач… – утешающе требовательно велела мама, целуя меня в макушку. – Мне предстоит согласие дать на дальнейшее оперирование…

Я скорее хотела укрыться одеялом и не показывать своих слёз. Так отвратительно на душе стало, что слёз вообще не было. Смотрела в одну точку, мигая левым глазом, не чувствуя правый.

Вот тебе выпускной.

Сдать на права.

Покупка байка.

Стрельба из лука.

З а ш и б и с ь.

Одинокая слеза скатилась по подбородку, когда я закрыла здоровый глаз. Потом побежала ещё одна… Ещё… Взяв себя в руки, я дала маме стереть слёзы платком и взяла из её руки кружку горячего чая. Я слышала, как явился Антон Викторович и попросил маму выйти с ней в коридор, их слова стали неважны для меня.

Ничего важным не стало.

Ничего.

– Привет.

– Привет, мышонок… Как ты?

Я оцепенела. Вокруг шеи образовались тиски, не давая дышать. Вновь появилась карамель, похожая на ту, что в реанимации, однако – это стало последней каплей моего самообладания. Брешь моей защиты рушилась, не в силах противостоять усталости и отчаяния. Готова была волком выть! Так больно ещё никогда не было! Леденящие душу сомнения нового будущего, ставшие иглами вонзились в плотные двери тому чему не сбыться, чтобы лишний раз сломить мой дух. Хотелось рассказать Игорю всё, что произошло и чему предстоит случиться, а самое важное я начинаю терять над собой контроль. Мне впервые стало страшно, думая, что уготовила судьба очередное испытание… сколько можно!

Я что, робот что ли?!

Под стуком тревожного сердца, я сделала пару глубоких вдохов и выдохов, прежде чем начать говорить.

– Мысик?.. – ласкового позвал меня низкий баритон, полностью отогнавший тревогу, ставшую туманом на моём теле. – Ты тут?

Я всхлипнула ещё до того, как заговорила. Старалась очень тихо себя вести и, услышав, как мама подходит к дверям палаты, смахнула резко влажные дорожки, обещая:

– Да, только… В себя прийти не могу. Давай как успокоюсь, напишу тебе?

– Хорошо. Юляш…

– М?

– Я всё правильно понял?

Одного вопроса хватило, чтобы ответить молчанием. По ту сторону я услышал протяжный выдох, такой же как мой, когда узнала о предстоящей операции. Свободной рукой я хотела взять кулон, но он находился в косметичке. Тем не менее, ниже ключиц стало приятно, как от шелка, вырисовывая круглый щит, будто не снимала вовсе. Это доказывало, что Игорь на расстоянии мысли со мной.

– Я с тобой.

Голос моего друга напоминал ветер при рассвете, согревая своим теплом, готовясь обнять. Я уже видела перед собой те руки, рассечённые в кровь на костяшка, после они стали белее от шрамов с легкими рубцами. Такие же теперь у меня, ставшие несказанными словами… не знала, что ответить. Слёзы так и хотели прорваться наружу, всё сильней представляя, что Игорь сейчас не у себя дома, а здесь. Со мной. Будь моя воля, отдалась бы эмоциям, но нельзя было. Если даже поддамся, то этого не хватит, чтобы успокоиться. Самое главное сейчас выдержать всё, что меня ожидает, а потом… что? Ничего. Ничего не хочу…

Не урони. Пальцы не слушались, и от этого не сразу сообразила, как телефон выскользнул, и пришлось придержать второй рукой. Оставаясь спокойной, под нарастающими ударами сердца, я опечаленно попрощалась:

– Спасибо, родной… я перезвоню. Или напишу.

– Конечно. Буду ждать. Обнимаю.

Я физически чувствовала его руки вокруг плеч, оберегающие от всех тревог. Как же хотелось пожаловаться на всё. Хорошо, что выдержки у меня хоть отбавляй, но для Игоря я перестала строить стены. Загораживаться от него. С ним я не хотела быть замкнутой.

Возникало ощущение, что ещё немного и сломаюсь, если начну ярче представлять своего друга рядом. Буквально через не могу, хотела прервать разговор…

– Дай я с мамой твоей поговорю.

– Ма. Тебя.

Отдавая ей трубку, я легла на подушку, закрыв глаза, вернее левый глаз – правый не поддавался. В голове происходил сплошной круговорот событий, и каждое забирало меня в сон. Очень надеялась, что сплю и когда услышу будильник, всё закончиться. Это только начало. Знать бы только чего именно… Ты так ещё ничего не поняла? Игорь любит тебя. По-настоящему и готов разделять с тобой не только беды. От этих рассуждений, меня охватило… спокойствие. Ничего не хотелось, кроме того, как достать щит из косметички и прижать к груди, думая об Игоре, сомкнув веки… стоило отдаться усталости, я начала засыпать.

Игорь

Как я и предполагал, всему хорошему приходит конец. После разговора с тётей Мариной, я не мог встать с кровати, умыться, позавтракать, собраться в школу… Смотрел в потолок, пока не прозвенел будильник. У меня такой шок последний раз был, когда находился на похоронах своего деда и когда отец устроил кордебалет со своими выкрутасами, а теперь… я забыл про всё. Казалось, что случилось с Юлей, происходило со мной.

Бабушка звала меня, стоя у дверей, так и не открыв полностью, напоминая, что через час выходить. Я кое-как поднялся и собрался в школу, забирая у тётки пару купюр на столовку. Не стал завтракать дома. Утренний ветер, ещё не согрелся от восходящих лучей солнца, кусал лицо и шею. Накинув капюшон, я застегнул косуху выше, как и ворот толстовки пряча нос за ним. А сам думал, как бы скорее прийти на уроки и вернуться домой. Звук входящего сообщения заставил остановиться, беря телефон из кармана куртки.

Я прочитала сообщения Вк :)

Ничего себе новости!

Хотя бы что-то хорошее ;)

Да уж :)

Ты как у меня, нормально?

Скоро на квартиру пойдём,

а потом через две недели

опять на операцию :(

Не хочу!

Сколько можно меня тыкать!

Ну-ну :)

Потом отдыхать будешь!

Вместе со мной ;)

Ты, кстати, можешь у тёти

найти мой альбом :)

Да? Где? ;)

Насколько я помню,

обычно хранила в комоде.

Самый нижний отдел постоянно

в бумагах и книгах был!

Хорошо, я посмотрю :)

Ты уже в школу пошел?

Хоть поспал сегодня? :(

Нормально :)

Да, уже подхожу!

У нас сегодня физра первым -.-

Оо, чую там будет весело :)

Особенно с моим братом!

О да, он постоянно спорит ;)

Ладно, мышинок, я пойду!

Целую!

И я тебя!

Улыбаясь, я спрятал телефон в карман и уверенным шагом направился в сторону школы. Через пять минут должен был прозвучать звонок. Я особо торопиться не хотел, потому что с физруком постоянно какие-то терки случались. Видать хотел из меня волейболиста или баскетболиста сделать, а не получалось влиять на моё восприятие к спорту.

В моём понятие спорт не заканчивается на одном волейболе или баскетболе, к примеру. Это целый мир, где себя можно реализовать. Знал бы он, куда я только не ходил, а так и не нашел себя нигде, кроме стрельбы, заткнулся бы. Я готов был на спор взять «воздушку» и снести из его руки бутылку, к примеру, чтобы отстал. Ну, правда, сколько можно! Мало ли, что я высокий! Мало ли, что прыгать умею лучше других! Не ему решать, кем я буду дальше.

Оставляя косуху в раздевалке, я закатал рукава ветровки расстегнув замок. В школе утром было теплее обычного, а в спортзале так и норовил пот скатиться со лба на пол. Я поздоровался с Максом и Андреем, уходя с ними за сменкой. И тут меня накрыло… стоило увидеть Ангелину Львовну, захотелось рассказать всё, но что-то было такое, что не заставляло находиться в стороне и поймать её взгляд, с улыбкой приветствуя:

– Утро доброе! Вы как всегда за пять минут до звонка пришли, – и ухмыльнулся, помогая ей придержать дверь.

– Доброе утро… А ты чего, Красов, такой галантный? – подозрительно обратилась женщина ко мне, так и не шагнув в учительскую. – Выспался?

Так хотелось ответить «я поговорил с папой». Воздержался. Не стоило рабочее утро моего классного руководителя начинать с таких разговоров.

– Выспишься тут с вами… За сценку переживаю! – как можно убедительней вредничал я, скрестив руки, держа дверь носком кроссовка. – Где вы такое видели, чтобы я играл семерых женихов? Тогда, семь невест надо!

– Тогда, ты будешь султаном, – пошутила в голосе Ангелина Львовна. – Тебе пора на урок. Постарайся сегодня без разбирательств обойтись. Понял?

– Так точно, – и улыбнулся от уха до уха, убегая в спортзал.

– Красов, на построение! – донёсся голос физрука эхом по коридору.

Началось. Видимо физичка не дала. Я, перед тем как войти за калитку школы, видел, как эти двое переговаривались под козырьком входных дверей. Судя по тому, что ни у того, ни у другого кольца нет, просто встречаются. Хотя моё ли это дело? Ещё как моё! Потому что у меня подобная ситуация с Юлей! А после рассказа отца на тему моей родной мамы, я ещё больше убедился, насколько мы с ним похожи… Очень надеялся, что не случится подобного в плане отношений, как у них с Ангелиной Львовной. Ладно, всему своё время.

Заняв место перед Андреем, я только после этого понял, что мы с ним практически одного роста, как и с Максом. Мы кстати трое самые высокие в классе. И приходилось опускать глаза, пока находился в строю, чтобы следить и слушать указания преподавателя. Если честно, у меня возникало столько негатива, находясь на его уроках, что хотелось уйти. Перекличка закончилась и мы трое – я, Макс и Андрей – побежали легким бегом вокруг зала.

– Ну что, репетировал уже? – язвил Андрей. – Мне Макс рассказывал, как ты одно время шкаф перебирал…

Это было так двусмысленно сказано, что я зыркнул на брата своей подруги, готовясь выматериться. Но Лебедев говорил дружелюбно, обещая, что об этом никто больше не узнает. Поскольку он находился между мной и Дизендорф, я приостановился и замахнулся по русой голове, оставляя пальцами легкое касание пальцев. Андрей засмеялся в голос, а Макс поморщился, хихикая:

– А ты не говорил, что это секрет!

– Да ну тебя… – обиделся я.

– Разговорчики! Не хватало, чтобы вы подрались! – командовал физрук.

– Ленка!

– А?

– Может кому-то из девчонок стоит спеть песню? – предложил Андрей.

Одноклассница поравнялась с нами и бежала слева от меня, отвечая Лебедеву, при этом смотрела глазами на меня:

– Думаю, у моего жениха, есть такой друг, – и подмигнула Максиму.

– Очень смешно, – осклабился тот без юмора, ускоряясь. – Я только ещё песни от женского лица не пел!

Хотелось поскорее закончить урок, прийти на английский и поговорить с Ангелиной Львовной. Не знаю, получиться ли, напроситься в гости, но она ведь приглашала меня, так? Так. Ну и пойду.

Зарядка взбодрила меня и после прыжков, отжиманий на турнике, я в сто тысячный раз убедился, что больше ничего от физры не хочу, а нашему многоуважаемому… как-его-там? Георгию Егоровичу надумалось до конца урока снова играть в пионербол. Господи, кто придумал эту идиотскую игру? Я хотел было вновь отказаться, но если бы не Максим и Андрей вряд ли бы воздержался от упрямства. А ещё, что любопытно, Ленка вдруг стала судьёй, пока физрук ушел, и будто специально болела больше за другую команду, а не за нас. Впрочем, почему бы не выиграть?

Игорь

Как я и думал, что все начнут с круглыми глазами просить меня снова играть! Да, я одно время играл в волейбол во дворе и то, потому что Катька приходила… и вообще чего она постоянно уже в моих мыслях? Видимо потому что тётя Рита напоминает о ней. Сегодня у этой мадоси день рождения… рад за неё. Номер не запоминал и попросил тётю передать поздравления.

Переодевшись, я первым из всех явился в кабинет английского, замирая в дверях, точно любой шум мог выдать моё присутствие. Ангелина Львовна с кем-то говорила по телефону.

Я не застал саму суть разговора, а последствия после него. Она сняла очки, одновременно положив белый смартфон на стол, шумно выдохнув, сплетая пальцы. Смотря в окно, её лицо отражало прежнее бесстрастие, но стоило глазам привыкнуть к лучам солнца, разгладились первые признаки усталости и, надев очки, любопытно спросила меня:

– Ну и чего стоишь у дверей? Входи.

Я неосознанно дёрнулся, проходя ко второму рядом на первую парту. Ангелина Львовна открыла журнал и, сощуриваясь, уточнила:

– Ты с Леной хочешь сидеть?

– Нет. На задних рядах вас плохо слышно, – в полуулыбке ответил я, готовясь к уроку. – У вас как всегда, до трёх сегодня?

– Красов, не тяни кота за все подробности… – тихо сказала мне, улыбаясь в голос. – Ты если что-то спросить хочешь, спрашивай прямо, – более громче, и в прежней манере строго учителя, добавила, листая журнал.

– Вы что-то про одежду говорили… насчёт сценки… я подумал…

– Хорошо. Приходи. Юбилейная семь, квартира третья, – говорила женщина, отдавая записку с адресом. – После пяти. А лучше шести, я как раз заканчиваю к этому времени проверку в тетрадях и потом до восьми буду свободна.

– Спасибо… я приду тогда завтра к пяти. У вас выходной ведь?

– Да. Приходи. Но не забудь, что репетиция сегодня и завтра после уроков.

– Так точно, – и осклабился.

Как только одноклассники расселись по местам, я отодвинулся к окну ближе, чтобы не занимать полпарты. Ленка удивленно посмотрела на меня, словно думая я ли сел рядом с ней и улыбаясь от уха до уха, приготовилась к уроку за минуту до звонка. За спиной слышал, что шушукаются девчонки и передают друг другу записки. Я почувствовал на себя взгляд, и мог узнать его, не поворачиваясь, чтобы убедиться в своей догадке.

Максим смотрел на меня до тех пор, пока я не глянул за плечо. Он на пальцах показал, что нужно сделать. Поглядывая на Ангелину Львовну, я взял телефон и проверил сообщение.

Давай после уроков на стрельбы съездим?

Давай :)

Тебе Юлька звонила? Не отвечает мне :(

Я уже и сообщения Вк писал, не читает…

Тебе мама звонила?

Да, я… знаю про дальнейшее оперирование…

У меня в голове не укладывается, чтобы

написать и сказать!

Мама сказала, скорее всего, НГ

в Новосибирске встретят :(

Будут удалять?

Я не отважился добавить ещё одно слово, которое и так понятно было. Прошло не больше полминуты, как я прочёл ответ:

Да… если даже оставят,

то глаз перестанет

быть жизнеспособным.

Совсем?

Совсем.

В горле образовался ком горечи, приближаясь жгучей болью к глазам. Я отложил телефон в сторону, так и не прочитав входящее сообщение. Какой-то сплошной круговорот событий происходит… только к одному привыкнешь, опять что-то свалиться и ты хоть что делай, а никак на это не повлияешь. Даже если Юле предстоит потерять один орган зрения, я не перестану быть с ней.

Что-то мне подсказывало, что как только всё закончиться, моя подруга потеряет не только мечты, но и себя… я мысленно готовился к встречи с ней. И пусть не верил в бога, обращался к своему дедушке… пусть Юля скорее поправиться, вернётся домой и тогда точно, будет спокойно на душе её, а тревоги я пройду вместе с ней. Даже на расстоянии.

В груди вновь нарастала знакомая боль, несказанных слов. А они были не мои…

Юля

Я расчёсывала сама волосы, не подходя к зеркалу. Мама находилась на кухне. Сегодня мой первый завтрак за столом, а не в кровати. Со вчерашнего вечера, как мне разрешили вернуться с мамой на квартиру тёти Риты, я то и дело сидела, смотрела телевизор, и не вникая суть передач. Будто смотрела сквозь… Если бы не присутствие мамы, вряд ли помнила, что не одна.

После того, как мама поговорила с Антоном Викторовичем, я узнала, что мой глаз будет удален из-за сосудов, которые слились с другими и если бы их не закупоривали, то пятно стало бы опухолью и вновь начались кровотечения. Я не была уверенна, что до конца можно спокойно ложиться на правую сторону лица. Вдруг опять подушка прилипнет к щеке…

Заплетая шишку на затылке, я укуталась в халат, достигающего пола, тепло которого на ногах не ощущала. Стены квартиры слишком тесными стали и воздуха катастрофически было мало. Я просила маму открыть окно всякий раз, когда возникало это чувство, и она приоткрывала чуть-чуть, и после моих глубоких вдохов, закрывала.

Хотелось убежать отсюда.

Скрыться.

В душе такая пустота была, что ощущала себя зомби. Моё лицо напоминало маску отреченности, опустошения и безразличия. Аппетита пропал. Ничего не радовало. Н и ч е г о.

– Может чай?

Я не могла злиться на маму. Она не заслуживала слышать моих слов, что рвались наружу. Молчание стало лекарем.

Каждый миллиметр бреши моей души наполнялось им. Желания разговаривать пропадало. Пусть пройдёт время, я вновь захочу что-то в своей жизни делать. Например, пойти в школу. Или послушать музыку. Но эта пропасть…

…она преследует меня ровно с того момента, как я узнала что буду находиться в больнице. А точнее в больницах.

Тринадцать лет мне только исполнилось. Я чувствую себя не ребёнком, а вот стойкий оловянный солдатик с меня что надо, вот кто я! За что такое наказание…

….зачем…

– Юль?

…для чего…

– Да. Давай, – ровным голосом согласилась я.

Заботливые руки отпустили мои плечи, оставляя после себя след. Мама переживала так же, как и я. Я помнила сообщения, которые присылал Игорь. Их было столько, что стало стыдно отвечать одним сообщением. Хотелось ответить на каждое. Четырнадцать штук. Четырнадцать, за один день! Именно в тот, когда узнала о последствиях операции. Я не читала ещё…

Пока мама возилась с чайником, взяла свой смартфон и открыла переписку с Игорем. Первые сообщения были с фотографиями, а особенно Симба постоянно утыкался носом в камеру, пока его хозяин пытался сфотографировать себя, вызывая тем самым у меня улыбку, что так прорывалась на ощутимой застывшей маске, как воск.

В левом глазу защипало, а в правом ничего не ощутила, продолжая читать сообщения. Лишь фантомная боль появилась. Не знаю…

Мышонок, ты в курсе,

что у меня бессонница

и благодаря тебе открываю

свои творческие способности?

Я сегодня вместо того,

чтобы спать, написал

для тебя стих :)

Я улыбалась в душе, оставаясь непроницаемой в лице. Хотелось прочесть вслух, но я слышала в голове тот самый голос, действующий бальзамом на душу.

Помнишь нашу встречу?

На перекрестке в осеннее утро

Перед тем, как перейти дорогу,

Ты посмотрела на меня,

Точно зная, что я твой друг.

Друг, который пишет эти строки.

Тот, который засыпает думая о тебе,

А просыпаясь, не замечает время,

Ведь оно стало против нас с тобой.

Стоило коснуться твоей руки, я понял,

Что не смогу отпустить тебя и знаю,

Нам нужно пройти множество путей,

Чтобы мы смогли быть вместе.

Я знаю, что мой стих мог быть лучше,

Но какой прок от слов, которые лишь

Для рифмы нужны?

Ведь сердцу не прикажешь.

После этих строк, я не смогла написать ответ и, улыбаясь, пусть слабо, набрала его номер. Ждала ответ, уходя в ванную. Я помнила, что у него урок, вспомнила тогда, когда услышала ответ на вызов. Ещё до того, как услышала, что Игорь ответил, я позволила холодной дорожке – меня предупреждали, что слёзный канал правого глаза и не хотела смотреть на себя в зеркало, поджав губы. Хотела ведь сказать, что тронута стихом, а вместо слов восхищения, я беззвучно давала слезам бежать по щеке. Откуда во мне столько слёз было, понятия не имею! Хорошо, что сил никаких не осталось на то, чтобы успокоиться и дать волю какому-то умиротворению. Лучше молча рыдать буду, чем крушить всё вокруг.

– Юль… Юля?.. – обеспокоенно позвал меня. – Мышонок… – отчаянно проронил Игорь, протяжно выдохнув немного выждав паузу. – … я опять расстроил тебя?

– Нет. Всё хорошо. Просто… навалилось всего… А твой стих прекрасен. Нет… волшебный. Да, точно. Именно такой… – честно говорила я, умываясь одной рукой. – У-уф, аж легче стало…

– Ты хоть поспала сегодня?

– Да так… Пойдёт. Сейчас кушать буду, а ты на урок иди, – и попыталась улыбнуться хотя бы в голосе, не оставаясь равнодушной. – Спасибо за стихотворение. Будь ты рядом, обняла бы тебя… может не только обняла, – тихо пыталась я шутить, добавляя ответу своему загадочности. – Ладно. Пойду. Мама зовёт.

– Я после уроков позвоню тебе, – обещал Игорь с теплом в голосе. – Обнимаю.

– И я тебя…

Не хотелось прощаться, сердце приятно наливалось легкостью и уверенностью в том, что не потеряю своего друга, и он поможет мне ставиться сильней со всем, чему предстоит случиться.

– Мам!

– Что, мышонок?

– Помнишь, ты говорила, где-то рядом книжный был? – любопытно спросила я, усаживаясь за стол и отпив чай, уточнила: – Давай после обеда сходим? Блин…

– Что такое?

А правая нога напомнила, что пока лучше воздержаться от дальних походов и я выругалась себе в нос, пока мама резала хлеб с сыром. Совсем забыла, что сутки прошли, как сняли повязку на бедре. Хотя, Антон Викторович говорил вчера, как только восемь часов вечера наступит, можно ходить, поэтому мы с мамой пришли на квартиру.

Сегодня, тем более можно ходить… но поскольку я переживала больше за правую сторону лица, нежели за ногу, поэтому тщательно подбирала слова, делая себе бутерброд:

– Людей пугать буду… – призналась я, опустив подбородок.

– Ну-ка даже не думай об этом, – требовательно велела мне, ругая пальцем и с улыбкой добавила: – Помни, что я тебе говорила, ты у нас самая красивая, – и чмокнула в щеку. – А теперь кушай, потом сходим в книжный. Думаю, там можно что-то интересное найти.

– Муля! Я же тебе самого главного не рассказала! У Игоря есть брат!

– А именно?

– Андрей. Лебедев… Бляха муха, это же так очевидно было! – рассуждала я, будто решила задачу вышей математики. – Почему я сразу не догадалась!

– Дочь? – переставая хихикать, настойчиво обратилась ко мне. – Объясни. По порядку.

– Ангелина Львовна. По фамилии Лебедева!

– Та-ак, – заинтересованно произнесла мама, отодвигая кружку от себя. – А теперь всё рассказывай, что узнала от Игоря.

Я последний раз с таким рвением делилась о просмотренных сезонах мультсериала Человек-паук! Хотелось не упустить детали и говорить, говорить пока лёгкие не сдавит от недостатка воздуха и потом вновь слышался восторг, шок, изредка испуг!

Думаю, у Игоря сейчас аналогичное ощущение при встречи с матерью своего брата! Ну, надо же… это я ещё не рассказывала маме, что он собирается пойти к ней, а точнее к ним в гости.

Чтоб не сглазить.