Читать книгу Черными нитями - Лина Николаева - Страница 5

Все было по-прежнему: дом покрывала красная черепица, во дворе рос огромный дуб, а решетка на балконе комнаты Рейна переплеталась в знакомом узоре. Он вглядывался в родные стены как пьяница в вожделенную бутылку и все не мог уйти. Кому теперь принадлежал дом его детства?

Особняк Нола Я-Эльмона находился на знакомый улице, и, придя сюда, Рейн не мог не остановиться перед старым семейным домом. Воспоминания захватили с новой силой: он снова чувствовал себя мальчишкой, который бежит из школы, с кухни уже доносятся запахи приготовленного обеда, мать в гостиной играет на стареньком пианино, а верная Агна сидит рядом и вяжет.

Бросив последний взгляд, Рейн направился дальше по улице. Дом главы Церкви был похож одним: во дворе тоже рос дуб, но отличалось остальное, и сам он был не просто особняком, а настоящим дворцом в окружении огней.

Разница между Церковью и Инквизицией была видна уже на подступах к нему. По одну сторону встали паромобили – в новенькой технике инквизиторы не отказывали себе никогда, а по другую – запряженные лошадьми кареты. Это церковники держались старых традиций и никак не хотели поменять их на прогресс. Между людьми была такая же разница: заветы велели служителям одеваться скромно, но внешняя простота состояла из дорогих тканей и украшений, инквизиторы же носили одежду точно в соответствии со своими вкусами и представляли довольно пеструю толпу.

Прежде чем оказаться внутри, Рейн прошел ряд недоверчивых взглядов и рук охраны, но такое внимание уделяли всем инквизиторам. Он не был единственным практиком, и, по крайней мере, черная одежде и маска не так бросались в глаза.

Двери комнат стояли нараспашку, и сотни две гостей свободно перемещались между гостиной, танцевальным залом, курительной комнатой и игровой, оранжереей. Рейн остановился в коридоре перед рядом картин в золоченых рамках, давая себе время оценить гостей и наметить путь.

– Тебе нравится живопись? – послышался знакомый голос. Рейн обернулся.

Анрейк тоже был одет в черное, нижнюю часть лица скрывала маска, но даже так чувствовалось, что парень на своем месте. Штаны и рубашка из плотной ткани выглядели элегантно и дорого, но поверх он надел жилет с аккуратной линией вышивки по нижнему краю, что делало образ менее строгим и более подходящим вечеру. Ну да, что такое заплаты Анрейк не знал, как и про то, что дешевая черная ткань постоянно белеет, и ее приходится подкрашивать.

– Нравилась, когда я мог себе это позволить.

Аст оставался строг:

– Хватит смотреть на потертые ботинки, это неважно. И не умаляй свои интересы. Ты украл краски из лавки. Ты все тетради изрисовал. Тебе не просто нравилось.

Рейн раздраженно дернул плечом и сменил тему:

– Давно ты здесь? Видел что-нибудь интересное?

Анрейк пригладил рукой волосы, стянул маску, улыбнулся:

– Я пришел вместе с первыми гостями, – он зашептал. – Мне сложно что-то найти, многие знают меня с детства. Глава Церкви узнал даже с этим на лице, – парень махнул маской. – Они улыбнутся, спросят о здоровье отца и матери, но и рта не раскроют лишний раз.

Рейн мгновенно почувствовал себя охотничьим псом, напавшим на след. Анрейка он принял за конкурента, но тот мог стать его подспорьем.

– Ты многих знаешь? – ноториэс изобразил удивление. – Расскажи о них, пожалуйста.

Т-Энсом медлил, тогда Рейн приспустил маску и улыбнулся. Шагнув к нему, он сделал самый честный из возможных взглядов.

– Я знаю, что кир Д-Арвиль выбрал нескольких практиков и хочет приблизить их к себе. Ты заслуживаешь этого. Я оказался здесь по другой причине. Ноториэса никогда не заметят и не повысят, для меня это вопрос выживания. – Рейн горько усмехнулся. – Мне надо показать, что я тоже чего-то стою. Помоги, пожалуйста.

Его окутала легкая примесь стыда. Говорить так с Анрейком было, что обманывать младшего брата, чтобы выманить у него конфеты. Рейн потер клеймо и повыше натянул маску. Ничего. Быть обманутым – это тоже выбор.

– Идем, – парень махнул рукой.

Они прошли по украшенному цветами и зеленью коридору до гостиной. Из танцевального зала доносилась наигрываемая оркестром веселая мелодия, но расстояние приглушило ее и сделало более спокойной и нежной. Это, пожалуй, была единственная приятная вещь в гостиной. Все остальное так и кричало о роскоши – от дорогой мебели до инкрустированных бриллиантами и золотом часов на каминной полке.

Гости разделились на группы, и отовсюду неслись голоса: они говорили про волнения на западном острове и про смену губернатора на северном, про успешную разведку газового месторождения, про испытания новых моделей паровозов – легко забыть, что это не дельцы и политики, а церковники и инквизиторы.

Анрейк огляделся с видом, словно все это принадлежало ему. От привычной робости осталось немногое – его место, и правда, было среди разодетой знати, а не практиков в черном. Рейн снова потер клеймо. Сложись иначе, он бы получил приглашение по праву, а не оказался на вечере путем интриг и честолюбивых замыслов.

– Смотри, – шепнул Анрейк, подходя ближе. – Это Нол Я-Эльмон, – он указал на статного мужчину с гривой длинных седых волос, который опирался на трость.

Рейн передернул плечами. Глава Церкви. Тот, кто вещал о смирении, а сам тонул в роскоши, интриган, лицемер и лгун.

Аст скрестил руки:

– Должно быть, у него и туалеты из золота. Не забудь проверить. Отцу расскажешь.

Анрейк продолжал:

– Его отец тоже был главой Церкви. Он готовил сына с детства, что бы тот занял его место. Кир Я-Эльмон ежегодно жертвует городу огромные суммы, ты знал это?

– Может, стоило не брать эти суммы и сразу раздавать беднякам? Кто ему назначил такое большое жалование?

Анрейк явно хотел поспорить, но промолчал.

– Кир Я-Эльмон – потомок самого Яра. Говорят, в их роду сохранилась магия.

– Магия превращать деньги горожан в свое золото?

– Рейн! – воскликнул Анрейк. – Не надо верить злым языкам, не узнав всей правды. Недостойный не мог стать главой Церкви. Послушай меня, я ведь хочу помочь тебе!

Рейн едва не заскрипел зубами от этого узколобия и усилием заставил себя сказать:

– Извини. Расскажи мне, пожалуйста.

– Кир Я-Эльмон всегда был добр ко мне. Я с детства знаю его и не раз играл с Эль, его дочерью, – Анрейк указал на группу женщин в дальнем углу гостиной.

А вот это уже интересно. Церковники считали, что женщины более склонны слушать демонов, и оттого ставили их на ступень ниже мужчин. Если подобраться к Эль, раззадорить – могут ли скопившиеся обиды оказаться столь сильны, что она выступит против отца?

– Которая?

– Слева, в золотом.

Рейн хмыкнул. Ну да, как же дочери главы Церкви быть не в золотом.

Анрейк указывал на худенькую девушку в светло-желтом платье, украшенном золотой нитью. Узкие рукава до локтя подчеркивали, какие маленькие и нежные у нее руки – такие никогда не знали труда. Кудрявые каштановые волосы были собраны в высокую прическу, выбившиеся передние пряди придавали девушке озорной вид.

Женщины вокруг нее были гораздо старше, и скучающее лицо Эль указывало на отсутствие интереса к их разговорам. Почему же она стояла не среди ровесников? Они не выдерживали ее капризного характера? Или сторонились из-за отца? Она сама не жаловала их? Правда могла оказаться прозаичнее: например, Эль была компаньонкой какой-нибудь стареющей дамы и сопровождала ее всюду.

– Она очень добрая и смелая. – Анрейк смущенно отвел взгляд. – Однажды в детстве, когда мы играли, я начал тонуть в Эсте, а она спасла меня, – он улыбнулся воспоминаниям.

Звучало приторно, но и это было на руку: вот бы ее доброту да смелость сопровождала дерзость, которая поможет вытащить из нее неприглядную правду об отце.

Анрейк снова указал на группу мужчин рядом с Я-Эльмоном:

– Это Ригард В-Бреймон. Его ты должен знать.

Главу Инквизиции Рейн не раз видел в коридорах Черного дома, но никогда не говорил с ним. Среди дородных церковников сухая, подтянутая фигура В-Бреймона резко выделялась, он казался твердой единицей в окружении мягких нулей. Коротко стриженные темные волосы и бородка придавали сходство с наемником. Среди инквизиторов ходил слушок, что в прошлом Ригард действительно зарабатывал убийствами. Это подходило его истории: он стал самым молодым главой Инквизиции. Однако недооценивать молодость не стоило: шептали, что коварность Ригарда уступает только Ашу, разве что.

– Это Нелан Э-Стерм, – Анрейк указал на невысокого, худощавого мужчину с курчавыми волосами и пышными пшеничными усами. Какая-то неизгладимая печаль чувствовалась в его облике. – Советник кира В-Бреймона. Говорят, он не может простить, что сын из рода В обошел его и возглавил Инквизицию, хотя мне всегда казалось, что это только болтовня, киру Э-Стерму не нужно место.

Главные фигуры на доске были обозначены, и Анрейк перешел к пешкам. Рейн слушал его вполуха, обдумывая еще робкий замысел действовать через Эль. Клеймо ноториэса не позволяло ему стать знатоком женщин, однако что чувствовала богатенькая, но запертая в клетке девочка, он мог представить. Темная сторона мира должна была заинтересовать такую, она полетит на нее, как глупый мотылек на огонь, ей захочется видеть, знать.

– Кир Д-Арвиль! – воскликнул Анрейк и поклонился. Повернувшись, Рейн последовал его примеру.

– Кир Т-Энсом, кир Л-Арджан. – Энтон кивнул им. Блеск в глазах и витающий вокруг аромат виски указывал, что глава отделения появился на вечере не сейчас и проводил время с удовольствием. – Я рад, что вы воспользовались моим приглашением. Надеюсь, я не ошибся, и завтра вы меня порадуете. Жду вас к двенадцати. Если информации не будет, не приходите. – Подмигнув, Энтон вышел из гостиной.

Рейн и Анрейк переглянулись. Оба поняли, что «не приходите» означало прощание.

– Пора работать, – Рейн размял руки.

Первым делом он поднялся по лестнице. Второй этаж встретил тишиной и приятным полумраком. По обе стороны коридора тянулись двери с изящной резьбой и ручками в виде птичьей головы – символа Кирии. «Какая верность», – фыркнул Рейн.

Уверенно, точно так все и должно быть, он дошел до первой двери, дернул ручку. Заперто. Замок был весьма простым, взломать несложно – хватит пары крючков, но это того не стоило и могло разом перечеркнуть все задумки.

– Может, там комната наказаний? – ухмыльнулся Аст.

В народе поговаривали, что у любого церковника в доме есть пустая комната, где он раздевается догола и бьет себя плетью за каждое услышанное от демона слово. Или напоминает о смирении жене, служанкам – тоже плетьми. О том, что церковники наслаждаются болью, а еще больше – видом боли на лицах других, говорили постоянно, но это не мешало горожанам верно служить. Так или иначе, подобной комнаты Рейн не видел ни разу. Хотя отец в ней не нуждался: защитить сыновей от демонов он хотел так сильно, что не боялся отстегать их или ударить, где бы они ни находились.

Все двери оказались заперты, тогда Рейн поднялся на третий этаж. Дорогу преградил страж в алой форме. Он казался совсем тощим, над губой еще пробивался пушок, но если Я-Эльмон доверил ему защиту, значит, было в нем что-то.

– Где здесь отлить? – грубовато спросил Рейн.

– Иди вниз, практик, – рявкнул парень на удивление сильным и звучным голосом.

Ноториэс бросил на темнеющий коридор быстрый взгляд и вернулся на первый этаж. Он прошел сквозную комнату с зажженным камином, перед которым дремала собака. Хотелось сесть у огня, растормошить пса, погладить ему шерсть, почесать пузо. Поставить рядом кресло, в одну руку взять стакан с виски, в другую – книгу. И чтобы все это в своем – своем! – доме под крышей из красной черепицы.

Не успев выйти, Рейн услышал две пары шагов в коридоре.

– …Неспокойно, – донеслось окончание предложения.

Он осторожно выглянул: напротив ряда картин замерли В-Бреймон и Э-Стерм.

Нелан вздохнул:

– Да, но когда в Кирии было спокойно? Только в прошлом году случилось три восстания, и каждое из них оказывалось крупнее предыдущего.

– Мы это обсуждали, – В-Бреймон явно был раздражен. Голос у него оказался суровым, жестким – таким и должен обладать глава Инквизиции. – Надо правильно решить вопрос с королем, и все стихнет. Смотри за собравшимися, один из них… Ты сам знаешь.

Голоса затихали. Рейн вынырнул из-за поворота и прошел мимо В-Бреймона и Э-Стерма, поклонившись им. Он уже сделал шаг в сторону, как в коридор кубарем влетело два сцепившихся парня. Один был в форме послушника, телосложение второго выдавало в нем инквизитора.

Они поднялись, инквизитор схватил церковника за грудки и с такой силой приложил к стене, что зашатались картины. Рейн подскочил к инквизитору, хлопнул его по ушам, и парень осел, схватившись за голову. Дотянувшись до замершего служителя, практик сжал пальцами тонкую жилку на шее. Раз, два, три. Церковник сполз по стене.

Драка между представителями двух фракций могла стоить скандала, и тело решило действовать быстрее, чем мысли поспели за ним. Рейн не сразу понял, что поднял руку на старшего по должности, и это могло стоить жалования или даже места. Повернувшись к главе Инквизиции и его помощнику, он склонил перед ними голову.

На несколько секунд воцарилась тишина, затем Ригард рассмеялся:

– Из какого ты отделения, парень?

– Из Третьего, – незамедлительно ответил Рейн.

– Давно служишь?

– Четыре года.

В-Бреймон удивился:

– За четыре года практик умирает или поднимается выше. Что с тобой не так?

Рейн стянул маску. Глава и советник переглянулись. В-Бреймон шагнул к ноториэсу:

– Точишь на Церковь зуб, парень?

– Да, – подсказал Аст.

– Скорее, всю челюсть, – Рейн криво усмехнулся. – Меня отправил на перевоспитание собственный отец

– Из рода церковников, но на службе Инквизиции – это интересно, – задумчиво протянул Ригард. – Из какой ты семьи, парень?

Нелан наклонился к главе и шепнул на ухо:

– Он может подойти. – Рейн прочел по губам.

– Я из рода Л.

– Хорошо. Теперь иди.

Голос В-Бреймона прозвучал холодно. Рейн снова поклонился и направился дальше по коридору, будто знал, куда шел. Хотелось переглянуться с Астом, поговорить, но он держал себя в руках, уверенный, что и Ригард, и Нелан смотрят ему вслед.

Рейн вернулся в гостиную. Нол Я-Эльмон сидел в окружении церковников подобно царю, слушал, как они что-то яростно нашептывали ему, лениво кивал. Темные ткани, строгие линии, прямые силуэты – их одежда была простой и скромной, как полагалось, но от взгляда не укрылись ни массивные перстни с камнями, ни цепи из золота и серебра, поблескивающие за воротом рубашек.

Рейн посмотрел на Аста. И это еще кто здесь слушал своего демона! Да они бы и дня не прожили в той скромности, которую проповедовали, роскошь для них стала необходимее воздуха.

Увидев, что дочери Нола нет, Рейн вышел.

– Не надо, – предостерег Аст. – Это того не стоит.

Дети Аша твердили, что демон становится тем, кто необходим: голосом сердца или разума, двигателем, опорой. Если Аст решил примерить на себя роль совести, сейчас это было некстати. Рейн дернул плечом, будто мог отогнать демона, и прошел открытые комнаты. Дочь Я-Эльмона нашлась в саду.

Там Рейн приспустил маску и сделал глубокий вдох. Пахло влажной землей и сладкими цветами, и после сотен ароматов разных парфюмов, перебиваемых вином, шампанским и табаком, казалось, нет ничего свежее их. Сад потихоньку укрывали сумерки, воздух уже холодил кожу. Небо заволокли грозовые облака, и только на горизонте алела нить. Ни приближение ночи, ни предвестье дождя не пугали гуляющие по саду пары и разгоряченную после танцев молодежь.

То ли Эль получила свободу, то ли ее позвали, но она, наконец, присоединилась к ровесникам, хотя интереса к их разговорам на ее лице по-прежнему не было.

Пробравшись по краю сада, Рейн затерялся среди деревьев и разглядел сидящую в беседке компанию. Включая Эль, пятеро были церковниками, двое – инквизиторами. Формы они не надели, но рукава пиджаков украшал символ организации: сокол, сжимающий в когтях змею – хороший ход, чтобы притвориться на вечере гуляками и в то же время показать вышестоящим, что о работе они не забывают.

– Кто бы говорил! – воскликнул рыжеволосый инквизитор. – Кажется, Яр не одобряет ни этого, – послышался звон бутылок, – ни этого. – Одна из девушек игриво хихикнула.

– А ты что, стал знатоком заветов?

– Хватит, от ваших споров сбежать хочется, – в тоне слышался и каприз, и скука одновременно. Выглянув, Рейн увидел, что говорит Эль.

– Ой, а ты что же, опять продолжить свою песню, что мы все одинаковые? – ей ответил женский голос, который картавил.

Рейн сделал для себя первую отметку: между Эль и ровесниками-церковниками действительно не сложилось дружбы. Если она не поддерживала давние споры с инквизиторами, это было, по крайней мере, интересно. И на руку ему – может быть, если поддержать ее или, наоборот, поспорить, чтобы она начала доказывать…

– Конечно, – девушка ответила с легким смешком. – Все мы одинаково… – Она замолчала. Хорошие, плохие, грешные – одинаково что?

– Как это одинаковые? – рассмеялся рыжий инквизитор. – Мы все разные, и в этом наша сила. Инквизиторов называют жесточайшими из ублюдков. Торговцев – жадными обманщиками. Ученых – бессердечными тварями. Судей – продажными шлюхами. Гвардейцев – пьяницами и развратниками. Церковников – лицемерами и тиранами. Вон же сколько различий!

– Заткнись, Миран, – подал голос служитель в строгой черно-белой форме. – Это не смешно.

Звякнули бутылки. Картавая опять подала голос.

– Ты что, считаешь отца лицемером и тираном? Не будешь спорить?

Видимо, пререкания между ней и Эль были делом привычным. Рейн вспомнил Дерита, и это, отозвавшись глухой болью в кулаках, потянул за собой цепочку воспоминаний: упавший Оксандр, мальчик на коленях перед Черным домом, плети и боль, одиночество…

– Спорить – от демона, – голос дочери Нола не подразумевал сомнений, но практик уже был готов поставить, что это только отговорка.

– Именем Яра прошу, хватит! – воскликнула третья девушка. – Хотя бы сейчас не спорьте. И нам лучше пойти в зал. Становится холодно.

– Тогда скажи это прямо: ты считаешь инквизиторов и церковников равными друг другу? – Униматься картавая не хотела, и воспоминания о детстве стали еще сильнее.

– Мы все равны. Но кого-то считают равнее других, это верно.

Второй церковник, который все время сидел со скрещенными руками и постным лицом, хмыкнул:

– Что, и практики?

Рыжий инквизитор засмеялся:

– Так бы даже я не сказал.

Кулаки зачесались. Аст бросил на Рейна предостерегающий взгляд, но тот не собирался покидать укрытия: по-настоящему его сейчас волновали слова только одного человека.

– А они относятся к инквизиции? Отец говорил, что это наемники, которые выполняют грязные поручения.

Церковник в форме поправил Эль с видом знатока:

– Относятся. Их действительно набирают для грязных поручений, но они приносят присягу. Я видел статистику: семьдесят процентов умирают во время выполнения заданий. Но выжившие могут стать старшими инквизиторами.

– Миран, а ты ведь тоже из практиков, верно? – ехидным тоном постнолицый вторил картавой.

Стало мерзко от всего этого. Да, неприязнь друг к другу была воспитана в них с детства, но вот что, неужели им становилось легче от мелких склок?

– Змеям надо выпускать яд, иначе они отравятся сами, – сказал Аст, взирая на компанию с видом неумолимого судьи.

– Нет, – отрезал Миран, рыжий инквизитор.

– Эль, – картавая не сдавалась, – значит, ты можешь поговорить с практиком?

– Что? – удивилась девушка.

– Твои слова, что все мы равны. Ты говоришь с нами – поговори и с практиком. Или кто-то для тебя равнее?

Эль повернулась так, что ее лицо перестало быть видным, а видеть его хотелось: Рейн так и представлял, как она растерянно хлопает глазенками и не знает, что ответить. Девушка, наконец, выдавила, но уже без всякой уверенности:

– Хорошо, я поговорю.

– Пригласи на прогулку, – картавая рассмеялась.

– Хорошо, – Эль вернула в голос решительность, приосанилась – ну точно нахохлившийся воробей.

Церковник в форме строго начал:

– Эль, твой отец не одобрит. Не надо таких глупых споров. Это… – он замолчал, едва картавая посмотрела на него, поджав губы, и продолжил совсем уж робко: – Это опасно. Инквизиторы приводят их, чтобы подразнить нас. Все практики со дна, они могут… Опорочить девушку.

Рейн поднял средний палец. И плевать, что не видят. Услышанное подтверждало единственную мысль, которая крепла год от году: лучше одному, чем с такими.

Эль ответила тоном, не терпящим возражения.

– Если вы не верите, что я действительно так думаю, я докажу. – Повернувшись к картавой, она упрямо задрала подбородок. – Я поговорю и приглашу. Что-нибудь еще?

Та покачала головой. Эль попятилась, затем направилась к дому, странно держась боком.

– Вот дура, – бросила картавая.

Поправив маску, Рейн кинулся в особняк Я-Эльмона. Он должен стать первым практиком на пути спорщицы.

– А ты умеешь разговаривать с такими девушками? – Аст добродушно рассмеялся над ним.

Эль осмотрелась в гостиной: сплошь главы Инквизиции и Церкви – и направилась в танцевальный зал, практик скользнул за ней следом.

Только отзвучал мотив, и пары разбрелись по сторонам. Рейн проследил за взглядом Эль и увидел Анрейка, который проводил свою партнершу до скамьи для отдыха и, галантно поклонившись, оставил ее. Парень говорил, что они знакомы с детства. Нет уж, такого шанса ему не достанется.

Едва Эль шагнула вперед, Рейн скользнул между парами и подскочил к девушке.

– Ой! – воскликнула она, отшатнувшись от него.

– Кира, извините мою неловкость, – ноториэс поклонился.

– Каков угодник! – Аст снова рассмеялся, Рейн дернул плечом. Он знал, что этот смех от смущения, которое чувствовал он сам.

– Что вы, это я торопилась и разучилась смотреть по сторонам. – Эль очаровательно улыбнулась.

Рейн заметил, что ее волосы отдают в рыжину, а вокруг зрачков мелькают золотые искры. Она была красивой и ухоженной, как полагалось дочери главы церкви, но от Нола Я-Эльмона в ней не было ничего, не походила она и на мать, портрет которой Рейн приметил в гостиной.

– Куда вы торопились, кира? Могу я проводить вас? – он галантно подал руку.

Эль потянулась в ответ, но пальцы у нее дрожали. Попалась, птичка. Рейн сжал мягкую ладошку и почувствовал отвращение. На словах каждый говорил о равенстве. Могла ли она заговорить с ним без всякого спора? Едва ли.

Девушка посмотрела куда-то за спину Рейна. Он обернулся. В зале появились картавая и постнолицый. Практик повторил:

– Могу я проводить вас?

– Здесь так душно, проводите меня до сада, кир, пожалуйста.

Они миновали гостиную, вышли. Эль странно держалась и все время поворачивалась боком. На улице Рейн поклонился еще раз:

– Я оставлю вас, кира. Хорошего вечера.

– Подождите, кир! – взмолилась Эль, протянула руку и тут же отдернула ее.

Рейн улыбнулся, словно сытый кот. Люди всегда делали шаг навстречу, стоило самому отступить. Аст вздохнул и медленно провел рукой по волосам.

– Осторожнее. Ты совсем не знаешь ее.

Рейн скосил глаза на демона. А что тут знать? Отец явно воспитывал Эль в строгости. Она пыталась следовать заветам Церкви, может быть, даже всерьез верила некоторым из них, но что-то – вернее кто-то, демоненок рядом, все-таки подталкивал ее думать своей головой хоть иногда. Хотя получалось это еще по-детски.

Клетку для такой построить несложно. Чуть-чуть благородства – пусть увидит, что практики на самом деле не те, какими их представляют. Чуть-чуть правды, надавить на жалость – все девчонки любят жалеть. Добавить каплю ярости и злобы – каждая втайне мечтает наставить на путь света. И показать свободу, конечно – это привяжет ее сильнее всех заветов Церкви. Тогда она расскажет все, что знает об отце и его приспешниках.

– Может быть, вы хотите потанцевать, кира? Давайте вернемся?

Эль с тоской посмотрела на дом.

– Я не могу.

– Почему же?

Девушка помедлила с ответом:

– Я задела свечу, и у меня на подоле дыра. Я не могу переодеться, у меня больше нет подходящих платьев.

Девушка повернулась, и Рейн увидел прожженную дыру на подоле. Так вот почему она так двигалась! Значит, у дочери главы Церкви было всего одно парадное платье? Вот же жадный старик!

– Я думаю, это поправимо. В саду никого не осталось. Подарите мне танец? – ноториэс поклонился, протягивая руку.

– Идиот, ты не танцевал уже восемь лет! – воскликнул Аст. Рейн старательно прятал смущение. В школе ежегодно устраивали бал, он знал несколько танцев, но школьные времена закончились давно, а мода с тех пор изменилась.

Смеясь, Эль вложила свои ладони в его. Она шагнула навстречу, и Рейн почувствовал запах сладостей: выпечки, корицы, карамели. Практик не сдержал улыбки: в детстве дома по праздникам пахло так же.

Музыка доносилась едва-едва, но это не мешало им. Девушка легко подпрыгнула, тряхнула головой и закружилась в быстром танце. Рейн едва поспевал, он наступил ей на ногу, неловко ударил локтем. Эль, улыбаясь, понеслась по саду в одну сторону, затем в другую. Они бегали и прыгали как дети, едва слушая музыку, смеясь и крепко держась за руки.

С тяжелым дыханием Рейн и Эль опустились на скамейку. Совсем стемнело. Ветер пронес грозовые облака, на небе появились тонкий полумесяц и россыпь звезд. Они казались такими близкими – руки протяни, хватай. Рейн широко улыбнулся и посмотрел в глаза Эль.

– Так, – сурово произнес Аст. – Держись, парень, не тем ты местом думаешь.

– Кира, как я могу вас называть?

– Эль, Эль Я-Нол.

Практик приподнял брови, изображая удивление, и ответил:

– Меня зовут Рейн Л-Арджан.

– О, Рейн, ты из благородного рода! – вздохнув с явным облегчением, Эль быстро опомнилась: – Кир Л-Арджан, я рада знакомству с вами, но простите меня, я ничего не слышала о вашем роде. Он давно служит Инквизиции? Как вы оказались среди практиков?

– Кира Я-Нол, давайте будем обращаться друг к другу по-дружески, – Рейн легко сжал руку Эль и тут же выпустил.

– Да, Рейн.

– Мой род всегда служил Церкви.

Девушка уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но он опередил ее:

– Эль, в честь чего твой отец устроил прием? – он спрашивал будто бы в шутку. – Меня пригласил глава моего отделения, но забыл назвать причину, по которой здесь собралось столько церковников и инквизиторов.

Эль пожала плечами и ответила свободно, без всех своих манерных слов:

– Отец часто устраивает приемы. Он говорит, настоящая политика в Кирии ведется не в зале Совета, а за званым ужином. Глава торговой гильдий посещает нас каждую неделю, они старые друзья с отцом, а вот инквизиторов мы видим редко.

Рейн сделал себе первую отметку: слова Эль ставили под сомнение силу союза Церкви и Инквизиции.

– Представляю, какую оскомину набили их разговоры, – Рейн лукаво улыбнулся.

– Это точно! Тяжело, когда можно слушать но, не говорить.

– А если бы могла, что бы ты сказала?

Эль пожала плечами:

– Мне интересна работа ученых, я бы хотела расспросить, над чем сейчас работает гильдия. В университеты стали принимать девушек, я хотела бы поступить, но отец запрещает.

Вот уж важные сведения! Практик изобразил сочувственный вздох:

– Это несправедливо. Каждый имеет право на выбор. – Рейн сделал паузу. – Посмотрел бы я на эту встречу: должно быть, кир Я-Эльмон только и знает, чтобы отчитывать торговцев за отхождение от заповедей.

– На это бы и я посмотрела! Но ничего, кроме других членов совета и вездесущих Детей Аша, они обсуждать не имеют.

– Эль, может быть, я хоть раз освобожу тебя от этого? Могу я пригласить тебя в театр?

Сдерживать нетерпение стоило труда. Если узнать дату встречи заранее, Д-Арвиль успеет подкупить слуг или внедрить своего человека. Доказательство, что Церковь готовит новый союз, многого стоило.

– Глава торговой гильдии придет со своей семьей, я должна быть рядом, но я с удовольствием приму твое приглашение на другой день.

– Когда же мне не стоит тебя ждать? – Рейн снова улыбнулся.

– В следующий четверг у нас состоится ужин. Мы можем увидеться в пятницу.

Аст победно рассмеялся, и Рейну хотелось смеяться вместе с ним. Ха, у Анрейка явно меньше шансов! Еще бы найти слова, чтобы вынудить Эль слушать внимательнее, передать суть разговора…

– Рейн, я хочу увидеть твое лицо, – внезапно сказала она. В голосе слышался каприз.

– Практики не снимают черное и не снимают маску, – ответил Рейн, уже не чувствуя привычной твердости.

– Не снимают во время, работы, я знаю, но разве ты на работе сейчас?

Девушка придвинулась настолько близко, что Рейн почувствовал ее дыхание. Она подняла руки, осторожно потянула за веревки на затылке.

– Ой, и кто же кого садит в клетку? – спросил Аст так громко, так отчетливо, что казалось, его могли услышать все, а не только Рейн.

Маска упала на скамейку, Эль уставилась на клеймо. Рейн все ждал: ну вот сейчас она отшатнется, крикнет что-нибудь, а может, сдавленно охнет или округлит глаза от ужаса. Ну, где же хоть что-нибудь?

– Так вот почему… – начала она и не закончила.

Рейн не сдержал ухмылки. Так вот почему он попал в Инквизицию? Стал практиком?

– Да, я ноториэс. И что?

Эль вздрогнула, но не отвела взгляда.

– Ничего. Как это случилось?

Рейн на секунду опешил. Ну да, ничего… Она же не могла забыть, как становятся ноториэсами?

– Я убил другого ученика. Взял его за волосы и ударил виском об стол. Знаешь ли, это самый простой способ убить человека, если нет оружия. Мне было тринадцать.

Эль обхватила себя руками.

– Как ты пережил воспитание? Ты перестал слушать своего демона? Извини, что спрашиваю. О… – Эль сбилась: – О таких, как ты, говорят разное.

Рейн пренебрежительно улыбнулся.

– Я исправился тогда, да. Голод, порка и регулярные проповеди легко сломают тринадцатилетнего мальчишку. Я был готов отказаться от чего угодно, лишь бы съесть кусок свежего хлеба и перестать чувствовать боль. Когда я вышел из Черного дома, я знал, что заслужил все, что со мной сделали. Скромно держался в стороне, говорил, только когда ко мне обращались, покорно выполнял все, что велели старшие. Но кому это было нужно? Как бы я ни старался, вслед всегда неслось злое «ноториэс». И я сломался еще раз. Тот я, каким меня пытались сделать – все, что успело сформироваться. Ноториэс? Хорошо. Если я не могу стать своим, нет смысла надевать маску этой лживой добродетели. Остается быть собой, уж как умею, и, может, кто-нибудь примет меня таким.

Рейн опустил взгляд, но в груди разливалось приятное тепло. Всего в ответе было в меру: надлома и боли, сомнений, одиночества, надежды. Слышал бы это Энтон – сразу бы повысил жалование!

– Но это же правда без капли преувеличения, – заметил Аст с долей тоски.

Эль взяла паузу. Она тоже опустила взгляд:

– Как же ты оказался в Инквизиции?

– А разве у меня был большой выбор? Я думал, это поможет мне исправиться в глазах других – как же, я служу правому делу, убиваю врагов веры и государства. Не помогло.

После еще одной паузы Эль заговорила тише прежнего:

– Я сама ноториэс в каком-то роде. Каждый боялся, что, если я обижусь, отец натравит инквизиторов. Мне поддавались в играх. Уступали все самое лучшее. Ставили хорошие оценки, даже если я не сдавала работу. А когда поняли, что я ничего не скажу отцу, сделали пустым местом, будто отыгрывались за то услужение, которое должны оказывать ему.

– А твои друзья? – осторожно спросил Рейн. – Я видел, что ты сидела не одна.

– Им нужен мой отец, а не я.

«Это спор», – напомнил себе Рейн. Она сама поспорила на практика, жалость не к месту.

– Только сейчас я нашла друга под стать мне. – Эль смущенно отвела взгляд. – Рейн, погуляем завтра в парке?

– Да, кира. – Практик с улыбкой склонил голову, затем завязал маску и протянул девушке руку, приглашая вернуться в дом. Выгода была для обоих, хотя хитрый прищур Астра намекал на что-то другое.