Читать книгу Наследница морей. Принцесса и Страж. История начинается с мечты - Лина Понуровская - Страница 3

Любуясь большими жёлтыми облаками, я ощутила тоску. Они напоминали несуразные мыльные пузыри с пурпурными щелками, будто ночь собиралась прийти раньше срока. Опуская взор ниже, я видела, как облака становились белыми на фоне бесцветного диска с золотой каёмкой. Оно опускалось к горизонту, наполняя водную гладь играющей скатертью от лучей, похожее на серебро. Волны поднимались ближе к песчаному берегу, разматывая свои бирюзовые рукава в белоснежную прозрачную пену, сливаясь с песком. А на фоне всего этого, где-то вдалеке выплыл дельфин… брызги разлетелись, как морось и… зависли в воздухе.

Время будто остановилось, когда я закончила водить кистью по холсту. Поглядывая за мольберт, чтобы прислушаться к шагам тёти, не стала прятать свой шедевр и продолжила сидеть, как бы наводя последние штрихи. Слыша, что двери распахнулись, в моей груди образовалась пружина напряжения, когда взглянула на тётю. По её лицу было заметно, что поняла, чем я занята и совершенно обыденно махнула рукой, с которой скатились и поднялись золотые тонкие браслеты-кольца. Бледная и сморщенная от годов рука, уступала в красоте лицу, по которому можно было увидеть учительницу старших классов. Тётя встала в позу дознавателя и, вскинув подбородок, прищурилась. Уголки алых губ вытянулись в радушной улыбке. Моё напряжение спало, но рука сама по себе прикоснулась к груди, точно боясь, что сердце выпрыгнет наружу и убежит.

– К тебе пришли, – мягко сказала тётя, оставаясь с улыбкой на лице и настороженной во взгляде.

– Ты не выспалась что ли? – учтиво спросила я, медленно вставая.

Я так и хотела вернуться на место, волнуясь за картину. Не хотелось, чтобы кто-то ещё смотрел на неё, а особенно тот, который не разделяет со мной интересов, и всем видом показывает, что надо другим заниматься. Чтобы не так тревожно было, я отодвинула мольберт к углу, где ему место, между окнами, но там сижу сама, чтобы никому не мешать и не показывать свои картины, даже в своей комнате. Подходя ближе, я увидела, что тётя и слова не сказала, поднимая полы своего платья в горизонтальную желто-красную полоску, шлёпая босыми ногами по голому полу. Я же напротив шла в носочках, вместе с ней, мысленно желая себе терпения, посмотрев за плечо. Белая дверь в конце салатового коридора осталась приоткрытой.

Надеюсь, тётя не пойдёт туда и не проверит, что же я рисовала!

– А кроме моря больше нечего рисовать что ли?

– Ну, ты же хочешь отвести меня туда, вот я и рисую!

Закатывая про себя глаза, отгоняя две строки, засевшие в моей голове уже на целых шестнадцать лет. Я спускалась по лестнице, держа перилла. Пробегая глазами по пепельной дорожке на вишнёвых досках, я сразу встретилась с взглядом знакомых глаз. Улыбка не заставила себя долго ждать. Но при виде цветов, запах которых разлетелся по всему дому, я остановилась на полпути к гостю.

Точнее к другу.

– С чего это вдруг? – вместо приветствия ответила я, стараясь не стереть улыбку со своего лица и оставаться в голосе удивленной, нежели подозрительной.

– А что, я не могу подруге, подарит цветы что ли? – изумляясь в лице, ответил вопросом Михаил.

Я прикрыла ладошкой рот, чтобы задержать вырвавшиеся хохот, дабы немного скрыть смущение. Конечно же, я букет бело-розовых пионов не могла оставить в его руках. Вдыхая аромат, чувствовала, как волнение в преддверии разговора с тётей насчёт картины затухает, и мои лёгкие начинают свободно дышать. Миша провёл пятерней по макушке, заставляя короткие рыжие волосы заблестеть золотом. В эту секунду мне казалось, я встретила на пороге родного брата, глядя на свои оранжевые косы. Правда кончики немного другие с голубыми и синими прядками. Я этим хотела, прежде всего, доказать, что в моей душе ещё тот характер. Лучше не злить, а то обожжёшься!

Держа букет одной рукой, я второй хотела взять и закрыть дверь, только Миша занимал половину дверного проёма. Он будто понял, что я хочу сделать и, извиняясь в улыбке, не глядя дотянулся до ручки и аккуратно закрыл вишнёвую дверь с ромбовым окошком.

– Я вообще-то за тобой пришел и отказов слышать не хочу, – требовал друг, с теплотой во взгляде. – Ты всё равно за мольбертом целыми днями сидишь.

Хотелось возразить, что не только рисую. Я тактично промолчала шумно выдыхая. Тётя, по мановению палочки явилась в дверном проёме слева, откуда пахло свежей выпечкой.

– Правильно говоришь, – согласно сказала она.

– Вы что сговорились? – недоверчиво спросила я, смотря по очереди на них. – Прекрасно же знаете, что когда на улице солнце, я ловлю вдохновение!

– Вдохновение, цветы в вазу поставь, – советовал Миша, имитируя мимикой моё лицо.

Я сдалась, уходя к себе в комнату. В поисках вазы, видела перед собой сочувственный взгляд голубых глаз. Моргая, они становились ярче, и я могла увидеть в них мысли: «Ты обязательно поедешь со мной». Смотря на мольберт, всё также стоящий в углу, я сделала пару глубоких вдохов и выдохов, прежде чем взять матовую синюю вазу. Наполнив водой, бережно поставила цветы, и последний раз вдохнув один из бутонов, задержала дыхание, выходя к Мише. Каждый шаг становился тяжелым. Моя грудная клетка припечатала лёгкие к спине, слыша, что тётя говорит моему другу и по тону ясно всё… Ничего слышать и отвечать не желает. Я расслабилась, когда оказалась рядом с ним, беря, как маленькая девочка его за руку. Поняла по взгляду, что ничего нового не узнаю.

Отмахивая с себя нарастающую грусть, я стиснула пальцы Миши, выходя с ним на улицу. Смотря себе под ноги, видела, как он пытается идти синхронно со мной, но я хотела не просто идти, а бежать и подальше от этого дома. Смотря за плечо и вперёд, я сильно прикусила нижнюю губу, и тут же мой всхлип очутился на груди Миши.

– Мы поедем, – утешающе молвил он, гладя по спине меня, не переставая идти.

– Она не отпустит меня, даже зная, что ты вожатым будешь! – расстроилась я, опуская глаза, стараясь шагать медленно.

– Пустит, никуда не денется. Ты же вечно не будешь сидеть дома?

– Мороженое хочу… – надув губы, сказала я, смахивая подступившие слёзы.

– Руки помыла бы. Не три! – осуждающе говорил Миша, давая мне платок. – Сколько раз говорил, забери у меня его или себе купи, нет же, не надо, твоё же. Зачем он мне, когда тебе нужнее?

– Мороженое. Хочу, – непринужденно повторила я, сдерживая хохот.

– Ты сама как мороженное то, таишь да таишь, никак морозильник найти не можешь, – вздыхал друг, усаживая меня на лавку. – Не реви только, пока меня нет, а то округу всю соберешь.

Я насупилась, сверля Мишу долгим взглядом. Он внимательно смотрел на меня, пока не улыбнулся. Провожая его мысленно в хорошем смысле проклятиями, я в тысячный раз убеждаюсь, что без него бы моя жизнь была не такой весёлой. Пусть и отчасти грустной. Хотелось, чтобы время остановилось в такие мгновения, как на моих картинах… Сердце трепетно забилось, вспомнив о своём последнем детище. «Трогать не будет. Знает же, что услышит от меня», – успокоила себя, замечая фигуру в джинсовых бриджах и чёрной рубашке поло. Миша сел рядом, отдавая рожок с тремя шариками синих оттенков, а себе взял фисташковые. Я сразу захотела пошутить над другом и специально, с самого края нацепила мороженное и оставила печать на его носу. Голубые очи округлились и раздраженно впечатались в меня, глядя сверху-вниз.

– Я тебе сейчас это мороженное, по всей моське намажу и заставлю заморозить!

– Зараза к заразе не прилипает, если ты об этом.

– Она ещё шутит! Вот бери и ешь сама его! – пригрозил Миша, отдавая своё мороженное. – А мне своё давай.

Азарт захватил меня, и я сделала такую же печать на своём носу, только из своего рожка. Друг пуще разозлился, но смех звучал громче. Так и ничего не меняя, мы приступили к трапезе, смотря друг на друга с улыбкой, не стирая мороженное с кончика носа. Я понимала, что надо бы это исправить. Миша опередил меня. Сначала стёр вторым платком с себя, а потом осторожно стёр с моего носика печать, смотря взглядом брата, который хочет отругать младшую сестру за неподобающий вид. Показывая язык, я откусила свой рожок, отворачиваясь.

Осматривая безграничный Дамрск, где даже не видно зелени, разве что вдоль фонарей росли кусты и всё, я вновь думала о море. Мне хотелось природы. Мысль о том, что это лето проведу опять дома в обнимку с мольбертом, воображая пейзажи, закаты и просто мечту свою, никак не радовало. Я доела рожок уже без аппетита и отдала половину, уже без шариков, Мише. Ничего не спрашивая, забрал у меня и отдал баночку газировки. Отпив пару глотков, я прижалась к спинке скамьи боком, смотря глазами на макушки зданий, закрывшие шариком. Воздушным. Мои глаза тотчас пробежались по ленточке к маленькой ручонке. Мимо нас прошла девочка в сизом платье, держа воздушный шарик. Жёлтая грушевая «лампочка» вдруг выскользнула из рук и маленькие худые ручки, не смогли достать ленту, пока её не перехватили мои руки. Сама не поняла, как очутилась так быстро и, улыбаясь, будто подвиг совершила, протянула красную ленточку девочке.

Глаза цвета шоколада заблестели, отдавая мне шарик.

Я опешила.

– Он твой, – звонким голосочком сказала она.

Не знаю, чему умилялась я! То ли белокурым косичкам с розовыми ленточками, то ли красным туфелькам. Напоминала Алису из страны чудес! Всё же, я вложила ленточку в худенькую ладошку, зажав пальчики, приговаривая:

– Забирай. Всё равно я отпущу его.

– Почему? Он же красивый!

– Я боюсь их, – изображая страх, призналась я, чувствуя как к горлу подкатил неприятный ком.

Бах… Бах… Бах… Слышала я за спиной, вздрагивая от каждого взрыва. Так громко бахнуло у самого уха, что перепонки заложило. Я поругалась на одноклассника, с которым предстоит учиться, но он вместо того, чтобы перестать дурачится, снова забирает у кого-то шар и лопает, причем демонстративно. Сегодня был мой первый звонок после первого класса, и начнутся каникулы. Учитель пытается что-то сказать, но тому любителю лопать шары в честь «праздника» всё равно. Я знала, что уже куда-то отойти уже не получится и вцепилась за руку, что находилась рядом. Зная, кто за моей спиной, я выдохнула в локоть второй такой же руки, обхватившую мои плечи. Потом, Миша отпускает меня, и я слышу переговоры между мальчиками. Один голос притих, второй говорил приглушенно, угрожающе. Я распознала в нём Мишу и, держа руку у сердца, чтобы не началась драка, посмотрела назад. Их не сложно было узнать. Одного роста, в школьной форме, только волосы отличались цветом.

– Да понял-понял, – сказал русоволосый, сжимая свое плечо от хватки руки друга. – Всё, больше не буду.

– Не будь мы родственниками, задушил бы, – сквозь зубы, прицелил Миша.

Этот же голос только взрослее, с той же заботливой в мою сторону вернул к реальности, и я коротко посмотрела в добрые голубые глаза. Они почему-то смеялись. Хохот друга очутился мурашками по рукам, а особенно на левой. Шарик с красной лентой остался в моей руке, а девочки рядом не оказалось.

Когда она успела отойти? Как я это не заметила?

Я осторожно завязала кончик ленты на палец, словно боясь, что шарик лопнет и медленно, озираясь на него, села рядом с Мишей. У того уже мороженного не было, а лишь скомканная и полетевшая в урну газировка. Потирая руки, он спросил:

– Чего застыла?

– Задумалась, – резко ответила я и тут же позлилась на себя, поворачиваясь вправо. – Что тётя сказала?

– Ай, ничего нового, – усмехнулся Миша, положив одну руку за голову, почёсывая ею затылок. – Опять заладила свою шарманку, что, мол, переживать буду и тому подобное. Я говорю, что вожатым буду и готов даже договориться с матерью о том, чтобы мы с тобой в одной комнате были, только лишь бы твоей тёте угодить и с тем условием, что ты от меня никуда не уйдёшь. Но я ведь на цепь тебя не посажу? – возмутился друг, размахивая руками, перед собой, точно вырисовывая жесты заклинания. – В конце концов, тебе пора бы на море съездить. Ты когда последний раз там была? Перед седьмым классом? Я уже не помню.

– Ну да, четыре года назад… – вздохнула я, склонив голову.

Поглядывая на шарик и прижимаясь щекой к мужскому плечу, чувствовала, как опять собирается тревога в груди, смотря на голубой ремешок. Я боялась, что на часах станет восемь вечера. Циферблат показывал половину седьмого. Что же, ещё полтора часа можно погулять. Поправив ремешок на левом запястье, я при помощи руки Миши встала со скамейки и держа его под руку, следуя за ним.

Говорить о чём-то не нашлось сил. Я мысленно собирала свои остатки терпения на разговор с тётей. Свои шестнадцать хочу встретить на море, с другом и теми, кто, по крайней мере, разделяет мои взгляды на творческую деятельность, а не с той, которая даже не пытается сделать мою жизнь ярче. Интереснее…

Контроль и ещё раз контроль.

Какой дурак придумал, чтобы за тебя отвечали до восемнадцати лет? Как же повезло моим родителям! Они выросли в другое время. Мысль о них, заставила утихомирить нахлынувшие волной отрывки из того, как я смотрю фотоальбом, зная, что родители больше не вернутся ко мне. Ощущая, как Миша смотрит на меня, ожидая, что скажу или прервусь в размышлениях, я молчаливо подняла очи и мягко улыбнулась, интересуясь:

– Куда мы идём?

– Мороженное было. Теперь прогулка у фонтанов. Потом тебя надо будет вернуть домой и забрать с собой к нам. Мать уже звонила, не слышала, как с ней говорил?

– Она говорила с тётей? – любопытно спросила я.

– Нет. Сказала, что ждёт твоего приезда к нам, – улыбнулся Миша, шутливо добавляя: – А ещё, ты моё спасение, потому что без тебя, мать сказала не возвращаться.

– Обычно девушек спасают, а тут… – смеялась я, толкая друга свободной рукой в грудь. – Так и быть, попробую уговорить тётю.

– Эрика, я не шучу! – притворяясь раненым в сердце, возразил Миша.

– Ну, ладно-ладно, – утешающе говорила я, закатывая без намёка осуждения глаза. – Сделаю, что смогу, о, мой рыцарь. Но думаю, по ходу пьесы решим, что делать.

– Я тут могу, домой не вернутся, а ей всё шуточки!

– Ты первый начал! – передразнила я, нацеленные пальцы на рёбра его.

– Ладно-ладно, сдаюсь, – отпрыгивая от моих атак, хохотал друг. – Может, ну их эти фонтаны? Давай просто погуляем?

– Нет, раз уж ты сказал про них, то пошли.

– Тебе ничего нельзя говорить.

– Аналогично, – прыснула я, сдерживая смех.

Миша ничего не ответил и проигнорировал мою реакцию и после секунды бездействия широко улыбнулся, приобнимая, как обычно, за плечо.

Оказавшись на месте, я замедлилась. Здесь было довольно людно и все пытались поймать красивый кадр с каждого буквально фонтана. Держа руку на бедре Миши, я чувствовала, прибытие волнения, замечая… шарики! Они буквального у каждого ребёнка и взрослого были.

Что за день-то такой?

Присматриваясь, я вспоминала, кому эти шарики принадлежали. Открыли новый тир и многим детям просто так раздали их. Но мой отличался от всех. Он походил на солнышко, в окружении разноцветных шаров, как разбитая на части радуга. Обогнув столпотворение у тира, мы с Мишей остановились у самого большого фонтана, похожего на хвост павлина. Струи воды кружились водородом, лентами, фейерверками.

Завораживало!

– Сколько там?

– Семь ровно.

– Ты хоть обедала сегодня? – удрученно поинтересовался друг.

– Нет, – честно ответила я, сжимая руку с лентой шарика. – Вдохновение и всё такое.

– Я с тебя поражаюсь… Что, твоё вдохновение не подождало бы полчаса или минут двадцать?

– А ты будто со мной первый день знаком.

– В том то и дело, что знаю как облупленную, – устало улыбнулся Миша. – Но чай-то хоть пила?

– Два раза.

– Как за тобой тётя смотрит?! Тебя надо как маленького ребёнка кормить!

– Если я не хочу кушать, значит, не хочу и вообще, мы с тобой гулять пошли или нотации читать друг другу? – теряя контроль над собой, спрашивала я. – Можешь хотя бы с минуту помолчать?

– Я волнуюсь за тебя… – заботливо отзывался друг, смотря в глаза. – Поэтому и интересуюсь, что да как у тебя.

– Мне тёти хватает, которая не пускает на море… Сама, видишь ли, не может поехать и меня не пускает, нормально? Знает же прекрасно, что кроме тебя и твоих родителей ни с кем общаться не буду, потому что чуть, что сразу допросы, контроль. Уже шагу ступить не могу… – тихо ругалась я, мысленно осуждая себя. – И ты это знаешь. Слава богу, хоть с тобой пускает гулять.

– Эрика, ты меня вообще слушаешь? – повысив голос, ответил вопросом Миша, держа за плечи меня. – Я же ведь сказал тебе, что мы поедем на море. В лагерь. Значит поедем. Перестань нервничать.

– А как тут не нервничать, когда я дома даже в своей комнате быть спокойной не могу… Тётя Римма как придёт в комнату и начинает, если увидит картину о море, мол, я не хочу чтобы ты уплывала в Заор к родственникам, также как и твои родители. То я не в курсе… – другие несказанные слова не были услышаны никем, а в своей голове я слышала вакуум и огорченно добавила: – Как будто специально это делает!

– Ну, маленькая моя, успокойся…

Слушаясь Мишу, я взяла себя в руки, доставая из кармана на всякий случай платок. Уголки глаз защипало, но слёзы не побежали. Одно уже хорошо. Стараясь не дать волю эмоциям, я услышала сквозь шум фонтанов и гам прохожих необычную мелодию…

Тот кто играл, чувствовал душой, что не находит себе места, и не желает мириться со своей судьбой. Флейта звучала всё медленней, плавней, подобно волнам и чем выше была нота, тем протяжней звучала. Я повернулась на звук. Казалось, что незнакомая мелодия разносилась везде и всюду! Фокусируя слух, я так и не поняла, где находится музыкант. Чистые чарующие ноты гипнотизировали меня. Как только стало не слышно его, я чётко слышала мелодию… Она эхом разлеталась в моей душе, позволяя сердцу биться в унисон нотам.

Кто-то трогал меня за правое плечо, и я обернулась. Голубые очи любопытно сузились, а улыбка на добром лице растянулась.

– Вдохновение поймала?

– Нет… я… Ты не слышал? – удивленно спросила я.

– А что именно?

– Флейту.

– Флейту? – переспросил Миша, задумчиво озираясь. – Мм, вроде нет. Тут ведь многие музыканты собрались. Хочешь, поищем того, кого ты услышала?

– Пойдём, – решительно кивнула я, беря друга за руку.

Мелодия снова зазвучала в моей голове, и я вертела из стороны в сторону, но она снова слышалась всюду. Я уже потеряла надежду, как вдруг увидела человека в чёрной кожаной жилетке и чёрной рубашке поло. По изгибу рук я поняла, что он держит музыкальный инструмент… флейту. Поднимаясь на носочки, я пыталась рассмотреть мужчину. Получалось тщетно. Чувствовала себя маленькой среди всех, даже опираясь на руку Миши, чтобы подняться на большие пальцы ног, не получалось рассмотреть. Как только мы с ним прошли сквозь толпу, то я разочарованно вздохнула видя на месте того музыканта спуск в подземку.

– Ушел.

– Кто?

– Тот самый, который играл на флейте.

– Хм-м… Не хочу тебя пугать, но я никакой флейты не слышал… – печально говорил Миша, смотря в мои глаза с ноткой извинений. – Мож, у меня не такой слух, как у тебя? Я помню, что, по словам твоей тёти, твоя мама пела и писала музыку.

– Нет… Это папа писал музыку, а мама пела… – уточнила я, робко улыбаясь. – Пойдём. Уже почти восемь. Ёж…

– Что такое?

– Я шарик потеряла!

– И это ты говоришь? – изумился Миша, по-доброму ухмыляясь.

– Мне подарили его, – напомнила я, сжимая левую руку, где была лента от него.

– Ну, хочешь, я тебе подарю? – сдаваясь в шутках, предложил друг. – Тебя это успокоить?

– Ты уже сделал мне подарок, хватит.

На это Миша ответил закатывая глаза к небу и опуская удрученно плечи со вздохом, растягивая губы в улыбке. Я снова взял его под руку, смотря под ноги, изредка по сторонам. Скользя взглядом по фонтанам, увидела знакомый блеск, сквозь струи фонтанов. Прищуриваясь, у меня в груди защемило от радости и я побежала за шариком. То ли я завязала ленту на подлокотнике, то ли Миша? Не стала думать. Забрала свой подарок и пошагала довольная к другу, прямиком домой.

С каждым заборчиком, я чувствовала моё настроение меняется с весёлого, на печальное скрытое за тщательным радушным лицом. Главное тёте Римме в глаза не смотреть… душу наизнанку вывернет. Я увидела двухэтажный деревянный салатовый домик, окруженный в зелёную доску забором. Отворяя калитку, я развернулась к Мише, чтобы убедиться, что он не передумал, и уверенно шла по кирпичной дорожке к бардовому крыльцу. Половицы скрипнули, когда я отворила дверь. Света нигде не было, за исключением кухни.

– Тётя, ты дома? – позвала я.

– Заходите, чего у порога стоите? – раздался слева недоуменный, тонкий голос, выражающий заботу. – Я уже всё ставлю на стол.

– Ладно, тогда поужинаем и поедем… – прошептал Миша, закрывая за нами дверь. – Невежливо отказываться.

– Пошли руки мыть.

– Только после вас.

Театрально поклонившись, я шутливо толкнула друга в грудь, уходя в соседнюю дверь. Не включая свет, увидела поблёскивающую кафельную в мелкую черно-белую клетку плитку с однотонной белой раковиной. Вымыв руки, я посмотрела на себя в зеркало и снова услышала ту мелодию с парка…

Ну, надо же так понравилась мне, что забыть не могу! Фыркая про себя, я тут же ощутила негодование, что так и не увидела того самого, кто играл на флейте.

Осмотрев спокойные голубые стены кухни и синий гарнитур, я села за круглый деревянный стол, пододвигая синий стул со спинкой ближе к столешнице. Миша, сидевший слева от меня, тут же спружинил и подмигивая, скрылся в коридоре. Поглядывая на тетю, что ставила пюре с овощами, я почувствовала, как проголодалась… Мороженное, что съела час назад или когда? Испарилось давно. А чай утрешний и подавно. Беря вилку, я разделила ужин на две части, на одной половине прозрачной плоской тарелки картофельное пюре, а на второй овощи с грибами и рисом. Поклевав немного кукурузы и гороха, я отложила вилку, ожидая Мишу. Не могла без него начать разговор. Можешь.

– А ты с шариком кушать собралась?

– А?

– Я говорю, шарик твой взлетел.

Поднимая голову, я увидела, что по-прежнему держу красную ленту, но она зафиксирована на безымянном пальце правой руки. Хихикая, я перевязала её на спинку стула и без шума выдохнув, спросила:

– Как работа?

– Да никак. Всё то же… – вздохнула тётя Римма, поднимая полы своего платья, присаживаясь, справа от меня. – Видела твою картину. Ты, правда, хочешь поехать?

Вопрос звучал ни твёрдо, а скорее осторожно, словно боялась пробудить во мне вспышки гнева. Краем глаза увидела, слева от меня сел Миша и, желая приятного аппетита, взял кусочек белого хлеба, положив передо мной ломтик тёмного. Мы с тётей кивнули, не отводя друг от друга взгляда. Я знала, что она знает ответ, просто тянет с решением.

Почему-то захотелось снова услышать ту мелодию, которая вмиг отгоняла от меня обрушенную тревогу. Она зазвучала… снова, только тихо, почти без звука. Ловя вибрации её, где-то вдалеке своего сознания, я ухватилась точно за канат и ждала, когда поднимусь или спущусь.

Что там, что там конца края не видно… но я оставалась при своём мнении:

– Мы уже с тобой говорили на эту тему. Свои шестнадцать лет, я хочу встретить на море.

– Я буду присматривать за ней, – подал голос Миша, смотря с лёгкой улыбкой на губах, но серьёзными глазами глядел на тётю мою. – Можете не волноваться. Глаз не спущу.

– Обещаешь? – любопытно спросила она, оставаясь при этом проницательной во взгляде.

– Что? – напряженно спросила я, понимая её вопрос. – Не идти в море?

– Без Миши.

– Хорошо, тёть… Обещаю, – мягко сказала я, а потом ошарашенно спросила: – Ты пускаешь меня?!

– Прости дуру старую… Я совсем со своими нервами забыла, что ты у меня выросла… – каялась она, целуя заботливо меня в лоб. – Кушайте дети. Посуду оставьте.

– Тё-о-оть? – подозрительно спросила я?

– Кушайте. Я сейчас приду.

Мы с Мишей переглянулись, точно хотели убедиться, не показалось ли, что моя тётя сдерживалась от потока слёз. Я отложила вилку, но сильная рука не дала подняться. Голубые очи просили остаться, а у меня снизошло сердце и одновременно сжалось, осознавая, что тётя Римма дала согласие на мой отъезд.

Все три месяца я буду в лагере.

У моря.

Как и мечтала…

Поедая медленно ужин, я прислушалась к шагам. Они отдалялись и приближались. Наконец шлёпанье голых ступней зазвучали ближе, и в дверном проёме появилась фигура в вертикальную широкую полоску желто-оранжевого платья в пол. Тётя по-деловому указала на соседний стул, и я на него тут же села. Перед моим носом оказалась лазурная фарфоровая шкатулочка. Края украшены золотой каёмкой. Я осторожно открыла и взглянула в неё. Миша тоже присоединился, выглядывая из-под моего плеча, прижимаясь подбородком к нему. Тонкие пальцы с прозрачными аккуратными ноготками, достали из шкатулочки бархатный мешочек. Тётя Римма отдала его мне. Смотря то на красный мешочек, то на воодушевленные и умиротворённые карие глаза, я развязал шнурок. Внутри оказались браслеты аналогичный формой тем, что блистали у тёти на руке, правда эти кольца были шире и всего три пары, а выглядели как цельные три кольца. Надевая из чёрного серебра браслеты, я переворачивала их так и сяк, они звякали, переливаясь от света лампы радугой.

Смуглая мужская кисть, перехватила мою правую, и потянула на себя. Миша рассмотрел подарок, и задумчиво протянул:

– Мне кажется или это парные браслеты?

– Да, это браслеты дружбы, – улыбнулась тётя, продолжая говорить мягким голосом: – Один, как правило, себе или же дарят в том случае, когда человек становиться близок к тебе, и ты знаешь, что он не оставит тебя. Остальные на своё усмотрение. Кому-то дарят в знак дружбы и не только. Кому-то чтобы не забывали о тебе. Там даже надписи соответствующие есть, на обратной стороне, но в инструкции написано, что когда будешь дарить, не подглядывай. Какой браслет подаришь, так человек себя вести с тобой будет, ну поняла, короче, – хихикнула она. – Я шла мимо магазина и увидела их. Думаю, почему бы и не купить? Вдруг пригодиться.

– На, держи, – сказала я, протягивая не думая браслет Мише. – И тебе, тётя.

– У меня напи-и-исано… – щурясь, говорил друг, расплываясь в улыбке, читая: – Я буду… Хм-м, интересно.

– Что там? – полюбопытствовала я.

– Написано что, я буду рядом с тобой. В принципе, ничего нового я не прочитал! – улыбнулся он, толкая в плечо меня локтём.

– Главное забывать не будешь, – уточнила тётя, читая свой браслет: – У то же самое.

– Вот уж точно про вас обоих, – поддержала я, обнимая тётю за плечи. – Спасибо, родная. Я постараюсь найти себе друзей и подарить эти самые браслеты.

– Да не за что, солнце моё, – ободряюще потирая меня за лопатки, говорила она. – А теперь доедайте, пейте чай и я помогу тебе собраться. Вы же сегодня поедете?

– Мама уже ждёт, с красной дорожкой, – пошутил Миша, смотря на свой браслет. – Красивый. Никогда браслеты не носил! Выглядит банально.

– А почему читать нельзя?

– Чтобы не сглазить, – подмигнула тётя, убирая со стола тарелки. – Добавки?

– Нет, спасибо, я уже налопалась.

– Да, тёть Римм, спасибо. Можно теперь чаю.

– Сейчас чайник нагреется.

Осматривая своё правое запястье, я увидела, что на каждом браслете высечены символы. Приглядываясь, я распознала ромбы, идущие по всему браслету, а по центру сквозной ромб поменьше. Только сейчас это увидела! А где надпись находиться? «Не буду смотреть», – отдернула себе, пряча руки под стол, улыбаясь тёте. По взгляду заметила, как она просияла и перестала строить из себя строгую тётушку, от которой любой командир сбежит! Я уже мысленно считала минуты, когда окажусь у моря и побегу, даже в ночь к волнам и нырну в них! Только… чувствуя, что я таким образом обману тётю заставляло не мыслить об этом. Ножки наверно помочить смогу… но! Уже радовало одобрение на поездку к Мише. Интересно, он всерьёз поселит меня в своей комнате? Хотя, какая разница? Можно подумать первый раз ночуем в одной комнате, в одной кровати.

– Эрика, ты опять читаешь? – возмутился друг.

Я сидела под одеялом, с маленьким фонариком и замерла, видя справа сонное лицо, с надутыми щеками. Выпрыгнув из-под одеяла, Миша включил свет и укутался в одеяло, приговаривая:

– Читай вслух, чтоб я быстрее заснул.

Точно прочитав мои мысли, я легла затылком к плечу его, поднимая глаза. Осклабившись, мой друг по-дружески обнял за плечи, прижимая к себе. Я ощутила, как мои лопатки прижались к сильной, подтянутой руке, будущего спасателя. Никогда такой мыслью не задавалась, как Миша будет выглядеть в форме и на вышке, наблюдая за отдыхающими через бинокль. В одном я уверенна, он правильно идёт к своей цели, помогая другим и получая вместо денег от них, благодарность. Немного завидовала ему, в хорошем смысле и искренне рада, что родители не давили на него в плане карьеры. Верю, что когда-нибудь и мою красоту созданную руками оценят. Надо будет работы с собой взять.

Не забыть только!

Помогая тёте вымыть посуду, мы втроём пошли в мою комнату. Я первый раз оставила дверь распахнутой, находясь в ней помимо Миши с тётей Риммой. Руки покалывало от каждого движения, складывая одёжку в спортивную сумку. Особо брать нечего. На море же буду. А вообще, планировала посетить местные магазины. Купальник обязательно надо купить! Единственное, что надо было взять это холсты в тубах и краски. Собирая кисточки в чехол, я пересмотрела снова их и облегченно выдохнув, положила в чемодан с картинами. Миша укатил мой пластиковый розовый багаж, накидывая на плечо бирюзовую сумку. Я лишь с собой ещё взяла дамскую сумочку со своими принадлежностями и присела, как говорится на дорожку. Тётя приобняла меня за плечо, улыбаясь Мише, что сел напротив нас на стул.

– Поехали?

– Да, поехали, – кивнула я, с чувством говоря: – И без слёз. Я всего на три месяца уеду.

– Позвони, как освоишься на новом месте.

Так странно, я не узнавала тётю. Обычно слышала, чтобы перезвонила сразу и докладывала о каждом шаге, а тут… Видимо точно из-за нервов не понимала и не видела, что я давно выросла.

Что же, не буду задерживаться. Нужно отправляться в путь. Прощаясь с тётей, не нужны были слова, всё было написано на лице: «Береги себя». Целуя друг друга в щеку, я дала ей обнять напоследок Мишу по-матерински, точно сына отпускала надолго, а меня как свою дочь. Забывая, что у друга всё это время был «седан», я прошла мимо металлик «пикапа» и… развернулась на пятках, запрыгивая в него.

Помахав тёте на прощание, чувствовала, она переполняется радостью и лёгкой ноткой грусти, что отпускает надолго меня.

Свою единственную племянницу.