Читать книгу Две могилы - Дуглас Престон, Линкольн Чайлд - Страница 18

С давних пор лейтенант Винсент д’Агоста взял себе за правило опаздывать на любой вызов в клинику судебной медицины на Восточной Двадцать шестой улице. Он нашел отличную дорогу, на которой постоянно попадались замечательные препятствия, но, несмотря на все задержки, лейтенант появлялся на месте, когда вскрытие еще не закончилось, и вынужден был присутствовать на его заключительном, наиболее неприятном этапе. Ему говорили, что он в конце концов привыкнет к этому.

Однако д’Агоста так и не привык.

Он знал, что на этот раз будет еще хуже, чем обычно. Молодую женщину, специалистку по информационным технологиям, приехавшую в командировку из Бостона, убили и расчленили в номере роскошного отеля. Камеры наблюдения зафиксировали убийцу, словно сошедшего с обложки модного журнала, и жертву не менее привлекательной внешности. Мотив преступления, имеющего все признаки убийства ради удовольствия, а также, возможно, и сексуальный подтекст, гарантировал повышенное внимание прессы к этому расследованию. Даже «Таймс» опубликовала сообщение.

В определенном смысле, хотя лейтенант и не желал в этом признаваться, он был доволен новым заданием. Капитан поручил расследование именно ему, назначил руководителем группы. Это было его преступление, можно сказать, его дитя.

Подходя к зданию с известным изречением над парадным входом: «Taceat colloquia. Effugiat risus. Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae»[24], д’Агоста подумал о том, какие позитивные изменения произошли в его жизни. Душевные раны полностью зажили, отношения с Лорой Хейворд постепенно налаживались, бывшая жена больше не мешала регулярно видеться с сыном, а дисциплинарные взыскания и неблагонадежный послужной список остались в далеком прошлом. Единственной нерешенной проблемой оставался Пендергаст и поиски человека, похитившего его супругу. Но уж кто-кто, а агент ФБР мог сам позаботиться о себе.

Мысли лейтенанта вернулись к предстоящему делу. Это был не просто шанс, а знаменательная веха в его карьере, начало нового этапа. Возможно, первый шаг к званию капитана.

Размышляя таким образом, он прошел по центральному коридору, показал дежурной медсестре свой жетон, зарегистрировался и направился в кабинет 113. Он набросил медицинский халат, затем открыл дверь и убедился, что, как всегда, превосходно рассчитал время появления.

Расчлененный труп лежал на каталке. На другой находились отделенные части тела, выложенные с военной точностью, а также пластиковые контейнеры с различными внутренними органами, удаленными при вскрытии.

Судмедэксперт подержала в руке последний из таких объектов – печень – и поместила ее в контейнер.

Рядом с трупом стояли двое других членов только что созданной следственной группы: Барбер, следователь из полицейского участка, в котором произошло преступление, и парень из отдела по выявлению скрытых отпечатков, со странной фамилией, которую лейтенант никак не мог запомнить. Барбер находился в обычном для себя хорошем настроении, наблюдая за происходящим с выражением детского удивления в карих глазах. У парня из отдела – черт возьми, как же все-таки его зовут? – был вид человека, знающего больше всех. Оба они ужасно раздражали д’Агосту, не выносящего этих тошнотворных подробностей. Как они умудряются сохранять спокойствие?

Лейтенант старался подолгу не задерживать взгляд на неприятных деталях и, пока это удавалось, чувствовал себя довольно сносно: утром, к неудовольствию своей подруги Лоры, он отказался от любимого завтрака – французских тостов, а также от апельсинового сока и даже кофе, ограничившись стаканом итальянской минеральной воды.

Д’Агоста кивнул коллегам, шепотом поздоровался. Судмедэксперта, диктовавшую в микрофон результаты вскрытия, он не узнал. Разглядеть ее как следует пока не получалось, но лейтенант не мог не признать, что она молода и красива, хотя держится слишком напряженно.

– Доктор? Я – лейтенант д’Агоста, руководитель следственной группы, – представился он.

– Доктор Пиццетти, – ответила она. – Ваш новый судмедэксперт.

Итальянка. Это доброе предзнаменование. А слово «новый» полностью объясняло ее нервозность.

– Когда у вас появится возможность, введите меня в курс дела, доктор Пиццетти, – попросил он.

– Конечно.

Она начала собирать вместе части тела, диктуя последние выводы. Тело лежало на каталке, будто небрежно собранный пазл, и судмедэксперт выровняла плохо прилегающие фрагменты, перемешанные во время вскрытия, возвращая останкам человеческую форму. Закрепила крышки на еще открытых контейнерах. Затем ассистент что-то сказал ей низким голосом и передал длинный, зловеще выглядевший шприц.

Дагосте едва не сделалось дурно. Что это за штуковина? Он ненавидел иглы.

Пиццетти склонилась над головой трупа. Череп был уже вскрыт, мозг удален. Разве этого недостаточно? Что, черт возьми, она собирается делать?

Она протянула руку, открыла пальцами глаз убитой женщины и вставила в него иглу.

Д’Агосте нужно было поскорей отвернуться, но он не успел, и вид иглы, погружающейся в ярко-голубой немигающий глаз, подействовал на него самым неприятным образом. Обычно образцы глазной жидкости берут в начале вскрытия, а не в конце.

Он притворился, будто бы закашлялся, отводя глаза в сторону от неприятного зрелища.

– Мы почти закончили, лейтенант, – сообщила Пиццетти. – Просто нам понадобился еще один токсикологический анализ. Первого оказалось недостаточно.

– Хорошо. Никаких проблем.

Она выбросила иглу в мешок для мусора и передала заполненный желтовато-оранжевой жидкостью шприц ассистенту. Затем выпрямилась и оглянулась. Стянула с рук перчатки, выбросила их в тот же мешок, сняла маску и микрофон. Ассистент протянул ей планшет.

Она все еще была напряжена. Сердце д’Агосты смягчилось: молодой, начинающий врач, вероятно, первое самостоятельное вскрытие, волнуется, как бы не наделать ошибок. Но, судя по тому, что он видел перед собой, работа была выполнена отменно.

Пиццетти начала монотонно перечислять данные: рост, вес, возраст, причина смерти, особые приметы, старые травмы, состояние здоровья, перенесенные болезни, патологии. Голос у нее был приятный, хотя все еще несколько нервный. Парень, занимающийся отпечатками, делал пометки в блокноте. Д’Агоста просто слушал, полагаясь на память; при записи он порой пропускал важные подробности.

– Смертельной была только одна рана – в горло, – говорила Пиццетти. – Частичек ткани под ногтями не обнаружено. Токсикологический анализ дал отрицательный результат. Никаких признаков борьбы.

Она продолжала подробно описывать глубину и особенности структуры раны, угол удара. «Это был хорошо подготовленный, умный убийца», – думал д’Агоста, слушая рассказ о том, как эффективен был удар ножом с обоюдоострым лезвием длиной приблизительно в четыре дюйма, как быстро вытекла кровь.

– Смерть наступила не позднее тридцати секунд после удара, – закончила Пиццетти. – Остальные повреждения нанесены уже безжизненному телу.

Она на мгновение прервалась.

– Тело было расчленено при помощи пилы «Страйкер», возможно точно такой же. – Она указала на подставку с инструментами, стоявшую возле трупа. – Клиновидное лезвие пилы приводится в движение сжатым воздухом. Она специально предназначена для разрезания костей, но немедленно прекращает работу, соприкоснувшись с мягкой тканью. Такая конструкция инструмента необходима для того, чтобы не допустить распыления кости или жидкости. Тот, кто им воспользовался, должен быть специалистом. Очень опытным.

Она снова сделала паузу.

Д’Агоста откашлялся. Ком в горле не провалился ниже, но, по крайней мере, больше не грозил вырваться наружу.

– Значит, преступник мог быть патологоанатомом или хирургом? – спросил он.

Доктор Пиццетти ответила не сразу:

– Это не моя обязанность – делать предположения.

– Я просто хотел услышать непредвзятое мнение, доктор. Не научно обоснованный вывод. Я не настаиваю. Ну так как?

Он старался говорить мягко, спокойно, чтобы она не чувствовала никакой угрозы для себя.

Пиццетти все еще сомневалась, и д’Агоста начал понимать, почему она так напряжена: у нее у самой возникли подозрения, что убийца – ее коллега.

– Мне кажется, этот человек проходил профессиональную подготовку, – быстро проговорила она.

– Благодарю вас.

– Преступник также использовал скальпель, чтобы разрезать плоть до костей, и ранорасширители – мы нашли отметины от крючков. И как я уже сказала, «Страйкер», чтобы распилить саму кость. Все разрезы проведены очень точно, ни одного лишнего движения, ни одной ошибки. Словно хирург, делающий ампутацию. За исключением того, разумеется, что он не пережал сосуды и не прижег их.

Пиццетти откашлялась и продолжила:

– Тело расчленено симметрично: один разрез на три дюйма ниже колена, другой – на три дюйма выше; один разрез на два дюйма выше локтя, другой – на два дюйма ниже. Затем были удалены уши, нос, губы, подбородок и язык. С той же хирургической точностью.

Она указала на части тела, размещенные на второй каталке. Чисто вымытые органы казались восковыми слепками или элементами клоунского наряда.

Д’Агоста почувствовал, что комок в горле начинает подниматься. Боже, кажется, и этот стакан минеральной воды был ошибкой.

– А потом он сделал вот это.

Она указала на фотографию размером восемь на десять дюймов, прикрепленную к стенду вместе с другими сделанными на месте преступления. Д’Агоста уже видел это в отеле, но и сейчас непроизвольно напрягся.

На животе жертвы было написано кровью:

Гордишься мной?

Д’Агоста оглянулся на специалиста по отпечаткам – как же его зовут? Сейчас его время выйти на арену, и по блеску в глазах лейтенант догадался, что парню есть о чем рассказать.

– Так… э-э… мистер…

– Кугельмейер, – поспешно ответил тот. – Спасибо. Итак, мы получили практически полный набор отпечатков. Правый и левый большие пальцы, правый и левый указательные, правый безымянный, отдельные участки ладони. И два превосходных отпечатка прямо на надписи, которая, несомненно, была сделана левым указательным пальцем.

– Очень хорошо, – признал д’Агоста.

Даже лучше, чем он предполагал. Убийца действовал с ужасающей небрежностью. Позволил своему лицу попасть в объективы десятка камер наблюдения, оставил повсюду отпечатки. С другой стороны, на месте преступления не нашлось ни единой капельки его слюны, спермы, пота, крови или какой-нибудь другой жидкости. Естественно, на ковре обнаружили множество волосков – это ведь номер отеля, – но на них большой надежды не было. Никаких следов укуса на теле жертвы, никаких царапин – ничего, что позволило бы определить ДНК преступника. Однако эксперты взяли мазки отовсюду, откуда только смогли, и надеялись, что лабораторный анализ даст положительный результат.

Пиццетти рассказывала дальше:

– Не выявлено никаких следов сексуального насилия или домогательств. Жертва только-только приняла душ, что упростило бы нам задачу их нахождения.

Д’Агоста уже открыл рот, собираясь задать вопрос, как вдруг позади раздался знакомый голос:

– Так-так, а это уж не лейтенант ли д’Агоста к нам пожаловал? Как жизнь, Винни?

Он повернулся и увидел внушительную, как у игрока в американский футбол, фигуру доктора Матильды Зивич, главного судебно-медицинского эксперта Нью-Йорка.

Растянутые в циничной усмешке ярко накрашенные губы, пышные светлые волосы, скрытые под огромным медицинским беретом, сшитый на заказ, но все равно тесноватый операционный костюм. Она была малопривлекательна, саркастична, вызывала благоговейный ужас у подчиненных, но при этом оставалась лучшим специалистом и прирожденным руководителем. Нью-Йоркской клинике судебной медицины никогда прежде так не везло с главным врачом.

Доктор Пиццетти напряглась еще сильнее.

Зивич махнула рукой:

– Продолжайте-продолжайте, не обращайте на меня внимания.

На нее невозможно было не обращать внимания, но Пиццетти, сделав над собой усилие, возобновила доклад о предварительных результатах вскрытия, существенных и не очень. Зивич слушала с большим интересом, а затем, заложив руки за спину, начала мучительно медленно обходить вокруг каталок, сначала одной – с трупом, потом другой – с вырезанными частями тела, внимательно изучая их и кривя губы.

Несколько минут спустя она хмыкнула низким голосом, в котором одновременно слышалось и одобрение, и недовольное ворчание.

Пиццетти замолчала.

Зивич выпрямилась и подошла к д’Агосте:

– Лейтенант, вы помните то давнее убийство в музее?

– Разве можно забыть такое?

Тогда он в первый раз имел дело с этой великаншей, задолго до того, как ее назначили главным судмедэкспертом.

– Никогда бы не подумала, что снова столкнусь с таким же необычным случаем. Но сегодня… – Она обернулась к Пиццетти: – Вы кое-что пропустили.

Молодая женщина замерла:

– Пропустила? Что?

Зивич кивнула:

– Что-то важное, решающее. Одну деталь, которая возносит интерес к этому случаю… – она протянула вверх пухлую руку, – к небесам.

Последовала долгая мучительная пауза. Затем Зивич повернулась к д’Агосте:

– Лейтенант, вы меня удивили.

Д’Агоста почувствовал, что не расстроен этим заявлением, а скорее заинтригован:

– Вы нашли там следы когтей?

Зивич покачала головой и мелодично рассмеялась:

– А вы забавный. – Пока все обменивались озадаченными взглядами, она обернулась к Пиццетти: – Хороший судмедэксперт не делает никаких предварительных заключений до начала вскрытия.

– Да, – согласилась Пиццетти.

– Но вы сегодня поступили именно так.

По лицу молодой женщины стало заметно, что она близка к панике.

– Мне кажется, это не так. Я оценивала лишь то, что видела.

– Вы попытались, но не сумели. Видите ли, доктор, вы полагали, что имеете дело… с одним трупом.

– При всем уважении к вам, доктор Зивич, вы ошибаетесь. Я обследовала каждый разрез и проверяла, не произошло ли подмены. Все части тела идеально подходят друг к другу. Все они принадлежат этому трупу, а не взяты от другого.

– Или такими выглядят. Но вы не провели полную инвентаризацию.

– Инвентаризацию?

Тяжелая туша Зивич переместилась ко второй каталке, где были выложены промытые части тела. Она указала на один небольшой фрагмент:

– Что это, по-вашему?

Пиццетти наклонилась и присмотрелась:

– Часть… губы, я думаю.

– Думаете.

Зивич выбрала из набора пинцетов на столе самый длинный и осторожно подцепила им фрагмент. Поместила на предметный столик стереомикроскопа, включила подсветку и подозвала Пиццетти.

– Что вы видите? – спросила она.

Пиццетти посмотрела на стереоизображение:

– Это все еще выглядит как часть губы.

– А хрящ вы заметили?

Младший медэксперт долго возилась с пинцетом.

– Да, совсем крошечный.

– А теперь повторяю вопрос: что это, по-вашему?

– Раз это не губа, значит… ухо. Это мочка уха.

– Очень хорошо.

Пиццетти выпрямилась, лицо ее превратилось в неподвижную маску. От нее явно ожидали чего-то большего, и через мгновение она подошла к каталке и уставилась на два уха, лежавшие, словно морские раковины, на столе из нержавеющей стали.

– Мм, оба уха на месте, и оба целые, без каких-либо повреждений. – Она умолкла, вернулась к стереомикроскопу и еще раз посмотрела в окуляры, поправляя фрагмент кончиками пинцета. – Не уверена, что это ухо преступника.

– Точно?

– Мочка не оторвана и не срезана в результате борьбы, – тщательно выговаривая слова, ответила Пиццетти. – Скорее всего, она удалена хирургическим путем, при помощи скальпеля.

Д’Агоста вспомнил один непонятный момент, который заинтересовал его в записях камер наблюдения. Он покашлял, привлекая внимание:

– Позвольте заметить, что у преступника был небольшой пластырь на мочке левого уха.

– Боже мой, – вырвалось у Пиццетти после ошеломленного молчания, вызванного его словами. – Вы хотите сказать, что он сам отрезал себе ухо и подложил на место преступления?

– Превосходный вопрос, доктор, – усмехнулась Зивич.

Снова надолго наступила тишина, и наконец Пиццетти произнесла:

– Я распоряжусь, чтобы провели полный анализ: микроскопический, токсикологический, ДНК и прочее.

Доктор Зивич, удовлетворенно улыбаясь, сняла перчатки и маску и бросила их в мешок для мусора.

– Очень хорошо, доктор Пиццетти. Вы реабилитировали себя. Удачного вам дня, леди и джентльмены.

И она вышла из комнаты.