Читать книгу Миссис По - Линн Каллен - Страница 8
Зима 1845
7
ОглавлениеЯ шла по Гринвич-стрит, обходя по широкой дуге свинью, пирующую гнилыми тыквенными корками. На противоположной стороне хорошо одетая дама из общества трезвости вручала брошюры мужчинам, выходящим из салунов, – окрестность изобиловала ими, как изобилует темными зернами кукурузный початок. Мимо брел уличный торговец, и за колесами его тележки по замусоренной мостовой тянулся след. Когда-то в простых, надежных домах этого квартала селились торговцы и банкиры, но сейчас он переживал плохие времена. Когда примерно двадцать лет назад в городе свирепствовала желтая лихорадка, многие достаточно состоятельные обитатели квартала предпочли перебраться в Гринвич-виллидж и окрестности и до сих пор продолжают там селиться; для них жизнь в центре стала прошлым. В оставленных ими жилищах теперь обитает по четыре семьи вместо одной. В основном это иностранцы, выходцы из Германии и Ирландии.
Я прошла мимо немца, который нес рулон белого сукна. За ним следовала его жена, которая потом на кухонном столе превратит эту ткань в воротнички или манжеты. На натянутой над переулком веревке развевалось поношенное белье, под ним орава ирландских ребятишек пинала пустую бутылку из-под какого-то лекарства, следом за старшими ковылял малыш в лохмотьях. В нескольких кварталах от меня, в конце улицы, за голыми верхушками деревьев Бэттери-парка,[34] там, где остров уступал место морю, маячили мачты парусных судов.
Наконец я добралась до дома 154. Именно этот адрес дал мне По, но, должно быть, это была какая-то ошибка.
Времена, когда этот дом был гордостью какого-нибудь торговца, остались далеко позади. Дыра размером с кулак в стекле ближайшего к входной двери окна была заткнута тряпьем. Покосившиеся жалюзи на окнах верхнего этажа лишились большинства пластинок, входная дверь мохнатилась облупившейся краской. Даже кое-как прибитая дверная ручка имела запущенный вид. Уж конечно, поэт, завладевший воображением целого города, живет в куда более комфортабельном месте, чем это.
Я неохотно поднялась по ступенькам и постучала в обшарпанную дверь, поеживаясь от мысли о какой-нибудь деревенщине, которую я сейчас по ошибке потревожу. На мой стук никто не ответил, и я с облегчением развернулась. В этот миг к расположенному неподалеку дому подкатил красивый экипаж, и из него вышла какая-то закутанная фигура. Прежде чем она успела добраться до здания, кучер хлестнул лошадей, и карета загромыхала прочь, не дожидаясь своей пассажирки.
За моей спиной дверь дома номер 154 открылась, и дверная ручка покатилась к моим ногам. Вскрикнув, я подняла ее и обернулась. На меня в упор, словно ожидая, что я сейчас заговорю, смотрел мистер По, одетый в безупречный черный сюртук и держащий на руках крупную черепаховую кошку.
– Здравствуйте, – тупо сказала я.
Он протянул ладонь, и я положила в нее дверную ручку.
Он посторонился, чтоб я могла войти в это унылое жилище.
Когда я это сделала, мой испуг превратился в гнев. Почему он ведет себя так холодно? Я не пришла бы, если бы он меня не пригласил.
Сразу у входа, возле печи, служившей одновременно для приготовления пищи и отопления, дрожала женщина. Если бы мистер По был женщиной и постоянно пребывал в состоянии тревоги, через несколько лет он стал бы выглядеть так же, как она. У женщины был высокий лоб мистера По и его глаза в обрамлении темных ресниц, но в них и на морщинистом лице с тяжелой челюстью читалось совершенно чуждое поэту беспокойство.
– Миссис Осгуд, – сказал По, поглаживая кошку, – это моя тетушка, миссис Клемм.
Та суетливо подалась вперед, чтоб пожать мне руку, и длинные ушки ее белого вдовьего капора колыхнулись. Интересно, это ее дочь замужем за По? Она переводила взгляд с него на меня, очевидно собираясь разразиться речью.
– Можете сообщить Виргинии, что у нее гостья, – мягко сказал мистер По.
Подобные подушкам груди тетушки колыхнул вздох, и она тяжело двинулась в заднюю комнату.
Я старалась смотреть прямо перед собой, делая вид, что не замечаю убожества помещения и обстановки. Тут стоял потертый диван, стол, покрытый полосатой скатертью, покоричневевшей по краям от бесчисленных глажек, три стула со спинками в форме лиры, печь. Вдоль стен без всяких полок выстроились книги. Если не считать чайного сервиза костяного фарфора на столе, единственной красивой вещью в комнате был маленький полированный письменный столик. Под заткнутым тряпьем окошком он выглядел каким-то потерянным.
– Надеюсь, вам несложно было найти дорогу сюда, – сказал мистер По.
Из задней комнаты до моих ушей доносились шепот и шарканье.
– Совершенно несложно.
Он спустил с рук кошку, которая вразвалочку пошла к дивану, вскочила на него и улеглась.
– Могу я взять ваше пальто?
Придумывая и отметая поводы, чтобы бежать отсюда, я позволила ему помочь мне снять верхнюю одежду. Его близость привела меня в замешательство. Я пыталась избавиться от неловкости, когда в комнате появилась миссис По в сером шерстяном платье, похожем на школьное. Ее личико сияло, как у ребенка в Рождество.
– Миссис Осгуд! Большое спасибо, что пришли! Я умирала от желания познакомиться с вами с тех самых пор, как прочла «Кота в сапогах»! – Она бросила взгляд на мужа. – И стихи о цветах мне тоже очень нравятся. – Прежде чем я успела поблагодарить, она воскликнула: – Пожалуйста, не судите строго наше временное пристанище! Эдди надо поселиться где-нибудь неподалеку от работы, и этот дом – единственное, что удалось найти за такое короткое время. Его, по крайне мере, не приходится делить с грязными иностранцами.
Миссис Клемм поморщилась. Мистер По, казалось, ничего не слышал.
– Вы уже знаете, что Эдди теперь совладелец «Бродвей Джорнал»?
– Мои поздравления! – сказала я мистеру По. – Теперь вам придется оставить «Миррор»?
– Мистер Моррис обманул его относительно оплаты за стихи! – объявила миссис По. – Неужели он на самом деле думает, что это сойдет ему с рук? – Ее ангельский голосок сочился жаждой мести. – Дайте только срок, и увидите… Эдди заставит его ужасно пожалеть.
Захваченная врасплох, я сказала:
– Талант вашего мужа будет куда больше к месту в «Джорнал», учитывая литературную направленность этого издания.
Лицо мистера По оставалось по-прежнему строгим.
– Боюсь, мое положение в «Джорнал» не так высоко, как это может показаться. В качестве одного из трех совладельцев я имею шестнадцатичасовой рабочий день. Кажется, я тот самый партнер, который предназначен для тяжелой работы.
– Тогда не буду отнимать ваше время, – сказала я и попыталась встать.
– О, пожалуйста, останьтесь! – воскликнула миссис По, вновь становясь воплощением нежности. – Вы же только что пришли.
Откуда-то возникшая на заднем плане миссис Клемм предложила:
– Может быть, выпьете кофе?
Лицо мистера По ничего не выражало.
– Матушка только что сварила, – добавила миссис По, продолжая соблазнять меня остаться. – Мы просто не сможем сами все выпить. Пожалуйста!
Чувствуя досаду, я снова уселась. Кажется, мне не оставили вежливого способа уйти.
– Разве что одну чашечку.
Вскоре я уже восседала на диване в компании миссис По и черепаховой кошки, держа поднос на коленях. Миссис Клемм разлила кофе, передала нам фарфоровые чашечки и теперь сидела возле кофейника на одном из хлипких стульчиков, готовая после каждого моего глотка подливать напиток мне в чашку. Мистер По, выпрямившись, как солдат на плацу, перелистывал книгу, стоя возле дивана.
Миссис По улыбалась мне над ободком своей чашки, ее глаза, опушенные фамильными темными ресницами, отличались необыкновенно чистым фиолетовым цветом. Я заметила, что кожа миссис По была почти такой же прозрачной и белой, как фарфоровая чашка, и под ней можно было разглядеть нити кровеносных сосудов. От этого возникало странное ощущение, будто в теле этой молодой женщины обитает какое-то совсем иное существо.
Осторожно, словно ребенок, играющий в званое чаепитие, она поставила свою чашечку и чрезмерно серьезно попросила:
– Расскажите, как вы написали «Кота в сапогах».
– Это было несколько лет назад, – сказала я. – Я читала моим детям сказки Шарля Перро…
– О, так у вас есть дети? Сколько им лет? Это мальчики или девочки? И сколько их?
– Девочки. Эллен скоро будет семь, а Мэй Винсент – мы зовем ее Винни – почти пять.
– О! Какая прелесть! Нам с Эдди до смерти хочется детей! Я хочу, чтоб ими наполнился весь дом.
– Для начала нам нужно обзавестись домом, – сказал мистер По, переворачивая страницы.
– Мне очень нравится сельская местность! – заявила миссис По. – Мы только что вернулись с прелестной фермы с видом на реку. Там были и сады, и коровы, и цыплятки, но, к сожалению, нам нужно жить неподалеку от редакции Эдди. Я так скучаю по прекрасному свежему воздуху! Вы не находите, что городской воздух вреден вашим дочерям?
Я едва успевала за ходом ее мысли.
– Воздух тут лучше, чем в Лондоне.
– Так вы жили в Лондоне?
– Мои девочки родились там.
– Я хочу жить в Лондоне! Я хочу жить в Париже! – Она выпятила нижнюю губку. – Но Эдди не позволяет. – Не дожидаясь ответа, она сменила тему: – Откуда вы родом?
– Из Бостона.
Мистер По поднял взгляд от книги, а взгляд его жены забегал с меня на него:
– Эдди, ты знал об этом? Эдди ведь тоже оттуда. Неудивительно, что вы ему нравитесь.
Значит, я «нравлюсь» мистеру По?
– Я только родился там, – холодно сказал он. – Я совсем не помню этого города.
– Еще кофе? – спросила миссис Клемм. Она устремилась вперед с кофейником, и я заметила на ее капоре следы от утюга, такие же, как на скатерти.
– Так замечательно, что вы пишете детские сказки, – сказала миссис По. – Я хочу, чтоб Эдди тоже начал, когда у нас появятся дети. Я не позволю читать им эти его страшные истории, они до смерти напугают бедных малюток. Вы, наверно, думаете, что Эдди просто ужасен, но это не так. Правда же, Эдди?
Он не ответил.
– Вы много читаете по-французски, миссис Осгуд? – спросила миссис По.
Я уцепилась за возможность связать этот вопрос с оборвавшейся нитью разговора о Перро.
– Иногда. Я перевела «Кота в сапогах», хотя, конечно, добавила многое от себя.
– Эдди поступает так же, – сказала миссис По с хвастливыми нотками в голосе. – Он берет немецкие и французские сюжеты и переделывает их на свой лад.
– На самом деле, – сказал мистер По, – они сильнее всего меня вдохновляют.
– Его рассказы – самые лучшие. Лучше, чем у всех остальных. – И миссис По с вызовом посмотрела на меня.
– Да, – сказала я, – уверена, так оно и есть.
Мистер По нахмурился.
– Еще немного кофе? – воскликнула миссис Клемм.
– Эдди учит меня французскому, – заявила миссис По. – Он сказал, что я говорю как парижанка. Может быть, у вас есть какие-то книги на этом языке, которые вы могли бы мне порекомендовать?
Она адресовала мне выжидательную улыбку и вдруг зашлась в кашле. Я откинулась на спинку дивана, воспитанно попивая кофе, а она кашляла вначале в ладошку, а потом в платок, который мистер По выудил из недр своего сюртука. Кошка спрыгнула с дивана. Миссис Клемм убеждала дочь выпить горячего кофе и, когда та не смогла этого сделать, вскочила, принесла из задней комнаты флакон и налила в ложку микстуру. Но миссис По не могла остановиться, даже чтобы принять лекарство. Мистер По растирал узкую спину жены, а та кашляла и кашляла, и каждый приступ все сильнее сжимал ее легкие, пока кожа вокруг губ и носа не посинела.
– Может, ее надо вывести на воздух? – беспомощно спросила я.
– Виргиния! – жалобно блеяла миссис Клемм, проливая лекарство из ложки. – Дыши! Дыши!
Миссис По еще некоторое время заходилась в беззвучных конвульсиях, пока, наконец, все не прекратилось. Мистер По поддерживал ее, и его лицо было искажено страхом.
Миссис По, прислонившись к мужу, слабо улыбнулась.
– Извините меня, – шепнула она мне.
Взгляд мой метнулся к выпавшему из ее руки платку. В центре его было влажное малиновое пятно размером с монетку.
От страха по коже побежали мурашки.
– Я должна оставить вас, чтоб вы могли отдохнуть, – сказала я.
– Нет, – прошептала она, отстранившись от мистера По. Миссис Клемм тем временем закутывала дочь в свою собственную шаль. – Останьтесь. Пожалуйста.
Я коснулась ее руки.
– Я зайду в другой раз.
– Обещаете?
– Да. Конечно, обещаю.
Миссис Клемм неохотно освободила меня от подноса, чтоб я смогла встать с дивана. Миссис По распрощалась со мной, чуть не плача, и снова опустилась на диван.
Мистер По вышел со мной на крыльцо и прикрыл за нами входную дверь.
– Спасибо, что зашли к нам, – тихо сказал он.
– Мне это было в удовольствие, – ответила я.
– Вы не понимаете, как много ваш приход значит для моей жены.
Я вдруг посочувствовала этому человеку. Его хрупкая молодая жена казалась такой больной и беспомощной, и я вновь удивилась, почему он, человек со средствами, не отвезет супругу в более подходящий для ее больных легких климат, хотя явно не чает в ней души. Я начала понимать, что мистер По вовсе не так богат, как я думала.
– Я тоже была рада прийти. Надеюсь, вашей жене скоро станет лучше.
Он промолчал, и это молчание сказало мне о его тревоге больше, чем любые слова.
Ветер трепал его черные волосы, блестящие в свете бледного мартовского солнца. Я вдруг осознала, как он красив, как благороден в своей сдержанности. Его душа была застегнута на все пуговицы так же, как и его сюртук, казалось, он чувствовал: если хоть на миг расслабиться, все, кто от него зависит, пойдут ко дну.
– Еще раз спасибо за кофе.
– Могу я проследить, чтоб вы благополучно взяли кэб? – спросил он.
– Боюсь, для этого вы недостаточно тепло одеты. И в любом случае, я собиралась пройтись. Тут недалеко. – Я не стала упоминать, что у меня просто нет свободных денег, чтоб нанять экипаж.
– Я хотел бы немного подышать воздухом. Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию?
– А разве вы не нужны миссис По?
На его лице не отразилось никаких чувств.
– Вероятнее всего, она уже спит. Ее матушка о ней позаботится.
Мы в молчании шли по тротуару. Под ногами хлюпали отдельные островки подтаявшего снега. Я думала, как давно миссис По страдает бронхитом. Или, может быть, у нее чахотка, и поэтому она не может родить детей, о которых так страстно мечтает?
Из-за угла показалась женщина в шалях и в вуали и двинулась в нашу сторону. Когда она поравнялась с нами, я попыталась разглядеть ее лицо, но это оказалось совершенно невозможно. Обернувшись, я увидела, как она поспешно миновала дом мистера По и направилась к тому же зданию, куда на моих глазах зашла еще одна закутанная женщина.
– На вашей улице есть женский монастырь?
– Женский монастырь? – Он обернулся, чтоб увидеть, на что я смотрю. – Нет. Это не монастырь. – За всю нашу прогулку никаких дальнейших объяснений не последовало. – Над чем вы сейчас работаете? – спросил он.
– Я не слишком много работаю. – Если не считать попыток присосаться к его славе. Я почувствовала, как лицо вспыхнуло от стыда. – А как движется работа над вашей книгой о – как же у вас было? – о духовной вселенной?
Он уставился на меня.
– Вы запомнили.
– Конечно.
Он снова стал смотреть вперед.
– К несчастью, мне пришлось отложить ее ради того, что скорее удастся продать.
Я бросила на него полный сочувствия взгляд.
– Что-нибудь страшное?
– Нет ничего страшнее холодной реальности. Но читатели не хотят ее, так? – Он адресовал мне горькую улыбку. – Как вы считаете, о чем я должен писать?
– Мне нет нужды говорит вам об этом. Вы – самый популярный писатель Нью-Йорка.
– Вы так думаете? – Он впился взглядом в мое лицо, словно ища в нем подтверждение неискренности моих слов.
– Ваш «Ворон» у всех на устах. Моя подруга Элиза слышала «Никогда» со сцены в парке. Неподалеку от моего дома это слово скандировали маленькие девочки, прыгавшие через веревочку. Каково это, когда тысячи читателей вдруг начинают вас обожать?
Он скривился.
– По правде говоря, миссис Осгуд, я всю свою жизнь стремился стать знаменитым. Но, как ни странно, сейчас, достигнув определенного успеха, я не чувствую себя лучше, чем прежде. На самом деле, я даже чувствую себя хуже. Это словно стоять на краю пропасти, глядя в бездну.
Увидев, что он абсолютно серьезен, я сказала:
– Может быть, вам нужно время, чтобы начать наслаждаться своей славой. Вы сказали, что работаете по шестнадцать часов в день. Вы наверняка просто вымотались.
– Журналы сами по себе не издаются, и книги тоже сами не пишутся.
– Может, вам нанять кого-нибудь, чтоб он взял на себя часть вашей издательской работы?
– Если я хочу когда-нибудь начать издавать собственный журнал, я должен знать эту работу изнутри.
– Так вот для чего вы стараетесь? Чтоб издавать свой журнал?
– Да. Это одна из моих целей. – Он слегка улыбнулся. – Вы меня поймали.
Я подумала, что моя цель – создать себе литературную репутацию и, что ничуть не менее важно, быть хорошей матерью.
– Есть так много способов занять каждый час каждого дня! Такой позор, что мы живем только одну жизнь.
– Так ли это, миссис Осгуд?
Я видела, что он серьезен.
– Думаете, у нас есть второй шанс?
– С этими бесконечными горестными воспоминаниями? Нет. Наш Создатель не настолько жесток.
– Тогда чего же нам ждать впереди, как вы полагаете?
– Мы с вами, миссис Осгуд, поэты. Наше дело – задавать вопросы, а не отвечать на них.
Я поблагодарила его про себя за то, что он думает обо мне как о равной.
И в тот же миг он стиснул мою руку. Из открытых дверей салуна, шатаясь, вывалился человек с упавшими на лицо сальными волосами, следом за ним неслись обрывки разговоров и смех. Пока мы ждали, когда он, выписывая кренделя, уберется с нашего пути, я смотрела вниз, на руку мистера По. Он перехватил мой взгляд.
Время вдруг странно и резко замедлило свой бег. Мы настороженно смотрели друг на друга, будто что-то изнутри связало нас между собой, а сами мы страшились этой связи и сожалели о ней. По тротуару к нам спешила миссис Клемм, ее капор съехал набок, шаль почти соскользнула с плеч.
– Эдди! Эдди! Скорее! Там Виргиния…
Его рука соскользнула с моей.
Я смотрела им вслед. Даже на бегу он оставался таким же прямым и лощеным, а она шаркала и спотыкалась. Они уже скрылись, а я еще долго ощущала его прикосновение. Я надеялась, что его хрупкая молодая жена поправится, хотя мягкий голос внутри меня шептал: «Я хочу, чтоб он был моим».
* * *
По дороге домой я зашла в Историческое общество на Вашингтон-сквер. Общение с мистером По возымело волнующее действие: мне захотелось писать. Может, если я как следует возьмусь за дело, то смогу содержать себя и свою семью. С такими мыслями я брела по галерее, ища вдохновения в портретах, а вокруг меня негромко беседовали какие-то люди. В голове у меня бродило стихотворение о Времени, но, как и множество стихов и рассказов, которые частенько сверкали в моем воображении, будто драгоценные камни, оно рассыпалось в прах, стоило мне найти карандаш и бумагу и усесться.
Разочарованная, я зачеркнула глупые строчки, которыми успела заполнить лист, и принялась склонять свою фантазию к написанию мрачной истории для мистера Морриса. Как ни странно, в мозгу у меня сидел неведомо как проскользнувший туда образ миссис По. Уставившись на свой рабочий стол, я представляла ее темным ангелом, который явился на землю в облике прекрасной молодой женщины. Своей нежностью и невинностью она очаровывает обожателей, убаюкивает их бдительность лишь для того, чтоб внезапно напасть и…
…И что? Свернуть им шеи? Я положила карандаш. Даже мистер Моррис не захочет печатать такую чепуху. Как мне только пришла в голову подобная идея? Содрогаясь от собственной испорченности, я убрала все в ридикюль и сразу же ушла.
Когда я вернулась домой, Элиза шила в цокольной гостиной. Она встретила меня вопросительной улыбкой. Посторонний ни за что бы не догадался, что в глубине ее веселых голубых глаз притаилась грусть, потому что Элиза все еще оплакивает двухлетнего сынишку, умершего от скарлатины почти три года назад, и семилетнюю дочь, которую унесла дифтерия.
– Мэри повела детей в парк. – Она вытянула нитку. – Надеюсь, ты не возражаешь.
Я сняла шляпу.
– Спасибо тебе. Честно сказать, я не знаю, что бы я без тебя делала.
– Не бери это в голову. Как тебе показался мистер По?
– Говоря по правде, он был очень мил.
Она рассмеялась:
– По?
– Как ни удивительно, да.
– Мы сейчас говорим о человеке, который регулярно разносит в пух и прах Лонгфелло?
– Именно о нем. Но сегодня он ни на кого не нападал. Он на самом деле был почти учив. – Я на миг задумалась. – Особенно когда мы вышли из дому.
Она подняла брови. Я положила шляпку на стол и уселась.
– Все не так, как ты подумала. Он очень предан жене. Я думаю, из-за нее у него много треволнений. Она на самом деле очень больна.
– Он был бы не первым человеком, который не выполняет свои обязательства.
Я печально усмехнулась.
– Да, Сэмюэл уже освоил эту территорию.
Она перестала шить.
– Я прошу прощения, Фанни. Я не это имела в виду.
– Ничего страшного. Мы обе знаем, что представляет собой Сэмюэл.
Она вздохнула. Из-за закрытой двери кухни донесся звон фарфора: это Бриджит, кухарка, готовила обед.
– Как тебе показалась миссис По? – спросила Элиза. – Если не считать ее болезни.
Я тоже взяла свою корзинку с шитьем.
– Я не смогла ее раскусить.
Элиза воткнула иглу в ткань.
– И все же. Она милая? Или злючка?
– Как ни странно, и то и то. Но, скорее, все-таки милая. Думаю, намерения у нее благие.
Элиза вытащила иглу с другой стороны.
– Это странно звучит.
Я рассеянно взялась за подол своего короткого плаща.
– Хоть она и много говорила, понять ее было трудно. Сказать по правде, она скорее привела меня в замешательство.
– Значит, она тебе не понравилась…
– Это не так.
– …но тебе понравился ее муж, а ты, очевидно, понравилась ему.
– Я этого не говорила!
– Он пригласил тебя к себе в дом.
– По просьбе жены.
– И вы с ним беседовали наедине.
Я выловила из корзины одинокий чулок Винни и просунула палец в дыру на пятке:
– Совсем недолго. Он немного проводил меня.
Я почувствовала на себе ласковый, заботливый взгляд Элизы. Потом она вернулась к шитью.
Словно сокровище из тайника, я извлекла из памяти воспоминание о разговоре с мистером По. Я искала в его словах крупицы тепла – и, к собственному удивлению, находила их во множестве, – когда Элиза вновь заговорила:
– Фанни, будь осторожна. Сейчас, когда нанесенная Сэмюэлем рана еще так свежа, ты очень уязвима.
Я рассмеялась:
– Мистер По влюблен в свою жену. Ты делаешь из мухи слона.
– Может быть, так и есть. – И она замолчала над своим шитьем, но уже в следующее мгновение сказала: – Знаешь, кто оставил мне сегодня визитную карточку? Преподобный мистер Гризвольд.
– Я рада, что меня не было.
– Фанни! – засмеялась она.
– Прости. Это прозвучало грубо. Но он просто… ты не находишь, что в нем есть что-то отталкивающее?
– Я его не знаю. Но, вероятно, ты должна с ним встретиться. Он может очень тебе пригодиться. Рассел говорит, что у него свои люди во всех издательствах. – Она вытянула иголку. – Может быть, он приходил к Расселу.
– Пожалуйста, пусть так и будет.
Она усмехнулась и перекусила нитку – починка была закончена. Разговор на тему мистера По тоже был закончен, по крайней мере, на сегодня.
34
Бэттери-парк – общественный парк на южной оконечности Манхэттена.